Кстати, о премиях
Скрипачки в строгих вечерних платьях сыграли увертюру. Литературная публика, собравшаяся в зале, вежливо похлопала. Началась церемония вручения ежегодной петербургской литературной премии «Северная Пальмира».
Похоже, это надолго рассчитано!нетерпеливо скрипя стулом рядом со мной, проговорил московский гость Владимир Новиков, один из влиятельнейших литературных критиков, на этот раз представленный здесь в роли автора романа «Сентиментальный дискурс», вышедшего в финал.Скажите, чтобы не мучиться, кто победил? Ведь наверняка уже известно!
Да нет же,ответил я.Сейчас только конверты с бюллетенями начнут вскрывать.
Во, провинция!весело удивился он.У нас в Москве еще до голосования известно, кто победил. А уж как проголосуют, весь город в курсе. Во всяком случаеумело организуют утечку информации, чтобы знали, кому приезжать, кому не приезжать. А тутприперся яи зачем?
Нет... у нас все честно!уныло ответил я.
Да, в Москве больше чудес. И премий больше. Причем, что интересно, большинство из них, называющиеся литературными, покончили с литературой уже давно и играют в совсем другие игры, где утечка информацииотнюдь не самый страшный грех. Беда в том, что многие из них «заигрались» так, что стали антилитературными.
Пока со сцены члены жюри рассказывали о финалистах, я вспоминал историю литературных премий у нас. Сколько эпох, а стало быть тенденций, сменилось в нашей динамичной стране за последнее время!
Помню еще Государственные премии, которые, кстати, дают и сейчаси несмотря на «государственность», их получает много вполне достойных и даже независимых литераторов. У нас в городе своя «государственная» премияадминистрации Петербурга. Ее тоже получило немало почтенных людей. Другое дело, что «государственная»она государственная и есть. Организаторам ее важней всего «крупнота темы», «социальная значимость», «поднимание проблем»художественная яркость не так важна, чаще даже пугает. Но государство в этом плане можно понять: не фиг раскачивать устои, надо их крепить.
И вот государство наше слегка отодвинулось от культурыдругих хватает забот, и наступила пора «вольных премий», и... насколько же узким оказался выбор новых организаторовдаже гораздо уже, чем у государства.
Первойесли идти по хронологиизамелькала премия Букера. Понятен ее успех. Мы были уверены, что свет идет с Запада, только оттуда нас видят правильно, отделяя прогрессивное, новое от отжившего. Блистательный московский бомонд покрасовался тогда вволю. Но время шло, и с огорчением мы видели«нет в жизни счастья». Очень быстро проступила тенденцияне следовать литературе, а делать свое. Что? Поначалуне украшать премией достойных, а наоборотукрашать премию достойными людьми, уже популярными и так. При всей нашей любви к Маканину, Окуджаве, Пелевину, что эта премия могла добавить им, и так уже сверхпопулярным? Премия, на мой взгляд, должна находить обойденных гениев и им помогать. А тут?
Уже было такое: вручали четвертую Звезду Героя все тому жене награждать же безвестных? Видимо, поняв это, инициаторы Букера «ушли в партизаны» и там находили лауреатов. Запад понимает свою литературную миссию в России однозначно: поднять тех, кого прижимал тоталитарный режим, кто из-за него не мог расправить крылья. Но, увы, найденные и награжденные не расправили своих крыльев и потом, после того как их нашли и встряхнули. Оказалось, что крыльев у них вовсе нет, а тоталитарный режим им был даже чем-то удобен.
Недавно шикарно закончившаяся в «Астории» литературная премия «Национальный бестселлер» пошла вроде бы другим путем. Азарт организатора премии Виктора Топорова можно было вполне понять и одобрить: хватит дутых и уже надоевших авторитетов, «надуваемых» в основном либеральной интеллигенцией! Долой выдохшихся «шестидесятников»сколько они могут застить путь? Пусть победит литература настоящая, любимая читателями! Хватит этих «поцмодернистов», как остроумно назвал их Топоров,активно хвалящих и протаскивающих друг друга и больше не интересных никому...
В результате эта премия, так благородно задуманная, оказалась самой «тусовочной» и далекой от народа. И главное, несмотря на питерскую прописку, насквозь московской.
Опытнейшие московские пиарщики и политики обыграли местных, победили наса заодно и литературу. Но ни о чем, кроме умения москвичей «крутиться», эта победа не говорит. То, как они отбросили Питер, говорит лишь о том, что реальной жизни и литературы они давно не видят в упор. Если надоели тусовочные формалисты, хочется «пишущих о настоящей жизни»то почему в финале Проханов, а, скажем, не замечательные питерские реалисты, которые дадут москвичам сто очков вперед,Шадрунов, Скоков? Эти действительно знают жизнь и пишут о ней проникновенно и глубоко. А политикиПроханов, напримерна все смотрят одним глазом. Если выделять действительно «любимца народа»то почему это не питерец Кивинов, победивший всех популярностью и тиражами? ...Не те фигуры! А которыете? Удивительно, что крайние демократы, состоящие в жюри, пришли в результате к респектабельному коммунисту Проханову и парижско-нью-йоркскому большевику Лимонову. Так хотелось организаторам: еще круче, еще! А кручеуже только большевики! Круче Ленина никого нет!
Так почему не питерцы, а москвичи? Да потому что умеютодеться в дорогую рвань, вовремя поскандалить. А мыпровинция. Правда, на мой взгляд, гораздо более литературная, чем Москва. «Излишняя виртуозность» губит их. И по-прежнемунет такой премии, которая находила бы достойных и обойденных. Такую премию я пытался создать при петербургском Пен-клубе. Из достойных, но обойденных хищным пиаром мы успели наградить Гампер, Мелихова, Шадрунова. Конечно, онине Прохановы. Они лучше и тоньше, а грубой машине пиара нужны яркие муляжи.
И вотназывают победителей премии «Северная Пальмира». В залегул. Но не топот, не свист. Премия этауже несколько лет подрядприличная. Как пошутил организатор ееБорис Леонидович (!!!) Березовский: «Приличная по форме, но скудноватая «по содержанию»увы. Денег-то маловато!» Но именно это, на мой взгляд, и помогает сохранить достоинство. «Скандальная окупаемость» вложенных больших денег толкает литературу в пропасть, излишняя раскрутка приводит к головокружению и тошноте. И в «Пальмире» я не со всем согласен: рука организаторов видна всегда... вопроскакая она?
На мой взгляд, например, премию по прозе должен был получитьнаконец-толегендарный Шинкарев, выдумавший Митьков, с его смешной и трагической книгой. Получила Елена Чижова, тоже дерзкая и одаренная, хотя и не такая заслуженная. Ну что ж. Всев духе игривой музы, в рамках литературы, в рамках интеллигентного существования. Питер есть Питер. Пока.
Ленин в тумане
То, что Сокуровмастер режиссуры, он дал понять всем собравшимся в Доме кино еще до начала фильма. То естьфильм должен бы начаться уже давно, но чисто сокуровская атмосфера мучительного, напряженного ожидания царила в зале очень долго, а фильм все не начинался.
Продолжалось это столько, сколько хотел режиссер: умеет себя подать. И наконец, минут через сорок эта томительная атмосфера слегка разрядиласьно ненадолго. В нужный (для него) момент режиссер с труппой все же появился. Первое испытание фильмом Сокурова, состоявшееся еще до фильма, было позади.
Группа, снявшая фильм, в полном составе поднялась на сцену. Потом один известный общественный деятель с волнением, несколько неожиданным при его партийном прошлом, сообщил нам, что сокуровский фильмэто предупреждение всем тиранам. Все захлопали, и наконец-то в зале стемнело. Нона экране как-то не рассвело. Туман (видимо, утренний) был непроницаем. Все застыли в привычном уже ожидании, надеясь что-то разглядеть и услышать, и при максимальном старании это удавалось. Да, умеет этот режиссер создать атмосферу, подчинить себе, добиться напряжения всех чувств! Этим и гипнотизирует.
В зале никто не шевелился: вдруг прослушаешь или проглядишь что-то важноено вроде бы долгое время ничего важного в тумане не происходило. Но вот кто-то, почти неразличимый, прошел через луг, попыхивая трубкой. «Сталин!»сказал кто-то знающий. Правильно говорят, что режиссер этот работает для избранной аудитории, для самых эрудированных и догадливых.
Томительное ожидание тянулось. Обещанный Сталин, с которым связывались какие-то надежды на начало действия, все не появлялся. А пока мы в густом полумраке с трудом следили за физиологически весьма неприятной сценой пробуждения и умывания полупарализованного старика с бородкой. «Ленин!»удивленно сказал кто-то. Ленин, как и Гитлер в предыдущем фильме того же мастера, и так же, как не менее знаменитый кинематографический ежик, пребывал в глухом тумане очень долго. Все понимали, что это режиссерский методпублика тут собралась подкованнаяи все терпеливо ждали. «Что он сказал?»спросил кто-то. На дурака зашикали: неважно, что сказал. Главноеметод. Томление нарастало. В прежнем фильме можно было еще понять, зачем он так долго держит в тумане Гитлера (кто хочет Гитлера видеть?), но здесь... Мучительно хотелось увидеть родные ленинские черты как-то почетче.
Что они делают?спросил теперь какой-то мальчик, так и не разглядевший, как в сказке Андерсена, «нового наряда короля», то есть глубокого содержания, скрывающегося за пеленой... Но не для мальчиков снимаются такие шедевры. Хотя и у других малообразованных людей вроде меня вкралось нелепое подозрение, что Сокуров потому так долго держит туман, что нечего показывать.
Потом слегка рассвело, но пристальное наблюдение за несчастным, полупарализованным стариком было все так же мучительно. Проступили наконец из тумана и знакомые сценарные ходы: фильм про Ленина делался по той же схеме, как предыдущийпро Гитлера: долгий туман, медленное его рассеивание, потом полумаразматический выезд на пикник, потом дикий истерический срыв во время обеда. Видимо, эта параллель была специальной. Она показалась бы даже смелойлет двадцать назад. Наконец, появился Сталинвсе поняли, что появление Сталинаэто единственное событие в фильме, и его ждали. Хотя и эта ключевая сцена была сделана так, чтобы пройти мимо наших глаз и ушей. Ни о какой подлинности, разумеется, речи не шло.
С тоской вспоминалась та атмосфера удивительной реальности, которая удавалась режиссеру в прошлых фильмах. А здесьо какой реальности могла идти речь: все из музея! Сталин, продемонстрировав свою власть, посмеялся над выжившим из ума стариком, сказав несколько грубых шуток (типа «Архимед был грузин»), и пригласил нас посмеяться и поиздеваться вместе с ним, и многие его поддержали. Вот он, конец тирана! Дело лишь в том, что никаким тираном Ленин не выглядел. Боюсь, что молодежь, слабо знающая историю ВКП(б), вообще слабо понимала, за что мучают старикашку, но здоровый смех был. Молодым и красивыма таких в зале было большинствопоиздеваться над старческой немощью всегда приятно.
Другие, более опытные, конечно, понимали, за что страдает вождь, но о том больше говорилось в других фильмах«Ленин в Октябре», «Человек с ружьем», «Ленин в Польше», а в этом фильме веских причин для издевательств над стариком как-то не хватало.
Напрашивались лишь самые примитивные объяснения: политически-конъюнктурные. Есть анекдот про дебила, который не знает, как его зовут, но на вопрос: «Какой сейчас год?»правильно отвечает: «Юбилейный».
«А каким будут показывать Ленина в 2001 году?»«Убогим!»«Правильно, мальчик!» Если уж у тебя так чешутся руки на Ленина и ты не видишь более актуальных тем, то, если ты такой смелый, возьми тирана тогда, когда он в силе, и победи его, хотя бы на экране. А плющить парализованного старикашку, да еще в 2001 году, на это много гражданской смелости не надо.
Единственное, на мой взгляд, что мог сделать гуманный режиссер, показывая умирающего, это вызвать к нему жалость. Но о жалости тут нет речи. Вспомним умирающего Ивана Ильича, которому слуга Степан целыми днями напролет держал ноги поднятыми, потому что в этой позе хозяину было не так больно. И вряд ли слуге было за что любить хозяинано он держал. На этом и стоит жизнь. Здесь таким Степаном и не пахнет, хотя обслуги вокруг довольно, и даже любимая жена вроде бы рядом, и даже, кажется, сестра. Но здесь умирающий, загибая себе ноги, крючится сам, и никто не приходит ему на помощь.
Так надо? Таков замысел? Больше всего это напоминает знаменитое: «Собакесобачья смерть!» А что же нами к тиранам по-человечески? Видимо, даесли сами мы не тираны. А может, да? Кто сказал, что эта порода людей исчезла? Так что сразу и не поймешь, после того, как фильм этот закончился: шаг ли это впередили два шага назад?
Понимаю, что ответ на все этопростой: фильм снят совсем не о том, о чем вы тут говорите! А о чем же? О чем-то своем? Совсем не уверен. Что-то слишком часто в последнее время Сокуров приникает к великим. Хочет позаимствовать у них величия для себя? Или, наоборот, унижая великих, поднимается сам как бы выше их? Больно уж несимпатичных великих берет он для последних своих лент, но, ей-богу, унижая их, сам ничуть не поднимается.
В конце фильма Ильич долго глядит в пустое небо, осознавая, видимо, что главноеэто Бог. Впрочем, и общественный деятель, выступавший перед началом, откровенно признался, что длинный план неба в конце фильма его потряс. Нас тоже.
Литературные шампиньоны
На премьеру фильма по роману Владимира Сорокина «Москва» было не пробиться. Примерно через полчаса после начала фильма не пробиться было уже в буфете.
Еще раньше собирался я написать статью «Литературные шампиньоны»и тут понял: пора! Давно уже начал я замечать, что писатели нынче вырастают не на полянках и тропках, как раньше, а изготовляются в подвалах с искусственным освещением по специальной западной технологии. Требования простые, но жесткие: «литературные шампиньоны» должны быть строго калиброваны, одного размера, цвета и вкусалюбое отклонение бракуется.
Все это было ярко продемонстрировано в этот вечер, на премьере фильма по роману Владимира Сорокина, несомненно, «первого шампиньона» нашей страны, а может, и мира. Да. И мира, пожалуй, тоже. Литература, которая всегда была царством нового, неожиданного, своевольного, все больше превращается в тусклый фабричный подвал с ровными рядами блеклых шляпок, никогда не видевших жизни и солнца.
И вот аккуратными рядами «шампиньоны», и желающие ими стать, и просто любопытствующие заполнили зал Дома кино. И дальшевсе как по нотам. Ропот восхищения вызвало в зале сообщение о том, что на премьеру сам Сорокин прибыть не смог, поскольку в последнее время в основном пребывает в Японии. Это ли не предел успеха современного русского писателяпоселиться в Японии, в стране мягкого климата и твердой валюты? Меня, однако, не оставляла мысль: а может, специально для Японии наши шампиньоны и выращиваются? Может, «быстрорастворимый русский писатель»это и есть главное культурное достижение нашего сотрудничества с Западом (и Востоком)?
И вот погас свет, и Сорокин вполне простодушно продемонстрировал своим ученикам и завистникам, как легко, в сущности, все это сделать.
Немножко соцреализмачтобы на мировом экране не перепутали с Африкой... если Сорокина ставить в ряд открывателей этого жанра, то лишь где-нибудь за Бубенновым и Авдеенко... немного китча (герой фильмабандит), пару реминисценций из классики (потребитель должен ощущать себя знатоком культуры), сюда же пару цитат из модных философов и чуть-чуть извращенной эротики (за что с помощью Запада боролись?)но лишь чуть-чуть, дабы не нарушить, не дай бог, хваленой западной «политкорректности». И все. Супчик готов. Мозги бандита на белой «пачке» балерины (о, рашн балет!)пожалуй, самый лучший торговый «бренд» русского искусстваи в этом фильме он найден! Неплохо бы эти составляющие «залить кипятком» какой-нибудь страсти или идеино на это сил уже не хватает. Жуй всухомятку!
Я понимаю, почему последователи и любители этого жанра так быстро оказались в буфете: надо чем-то запить. Секрет приготовления «супчика» улавливается сразу, а какие-либо мысли и переживания запрещены самим жанромтак чего ж там высиживать? «Простота приготовления» такой литературы и стала, я думаю, причиной необыкновенной ее популярности у нас и на Западе. Ею очень легко управлять: чуть убавить освещения, чуть добавить навоза, иновая разновидность. Такую литературу очень легко анализировать, просто сочинять о ней диссертации и находить на почве ее единомышленников в любой стране, словно языкового барьера не существует. С настоящим-то искусством намаешься, а шампиньоны конвертируемы легколитературные подвалы во всех странах одинаковы, и шампиньоны одинаковы тоже.