Пожалуйте!изящным жестом мастер сдернул салфетку (часть их взаиморасположения досталась и мне).В кассу, пожалуйста!с достоинством он отстранил мятый мой рубль.
И кассирша, седая интеллигентка, отсчитала мне сдачу до копейкиздесь царили сейчас порядочность и корректность, отвергающие всякие новые, мутные и неясные течения... и все это возродилось мгновенно, с появлением великолепного старца.
Нужно было уходить, но ноги не шли, я понимал, что в таком заколдованном царстве могу уже не оказаться больше никогда. Я медлил, как бы потрясенно разглядывая какой-то старый журнал на столике.
Крупняк,так я назвал про себя величественного посетителя,выпрямив плечи и голову, легким шагом прошел по паркету и опустился в кресло, над которым мастер, без всякого притом подобострастия, успел два раза взмахнуть салфеткой. Я понимал, что дальнейшее в их встрече будет носить слишком личный характерприсутствие соглядатая здесь по меньшей мере неуместнооднако ноги мои не шли.
Как обычно?спросил мастер, слегка склоняя голову набок.
Да уж поздно мне моду менять!величественно-добродушно пророкотал крупняк.Да и волос мало уж, для новых-то мод!
Да и я, надо признаться, им не обучен!с гордостью проговорил мастер. Великолепный дуэт!
Как Анна Тимофеевна?донеслось оттуда.
Да ползает понемножку по даче!
«Кто же он?»я кинул вороватый взгляд в зеркало... Ну, ясно! Один из корифеев заповедного МХАТаведь МХАТ же рядом, через два домакак же я сразу не сообразил! Только там остались такие величественные старики, холеные вплоть до мешочков под глазами, осыпанные всеми возможными званиями и наградами, но, к сожалению надо признать, слегка недобравшие, в наш век «трамвайного кино», широкой популярности у публики, не достигшие мгновенного всеобщего узнавания в общественных местах, и тайком, с надменной горечью, переживающие это, и все-таки страстно надеющиеся на узнавание.
Тем более я должен исчезнуть, раз не узнаю! Я вышел на улицуно азарт мой почему-то не исчез. Я нырнул в будку чистильщика: все-таки дождусь выхода крупнякауж больно сильно он чем-то меня разбередил!
Он вышелзамечательно постриженный, освеженный, нарядный, наверняка мастер почистил ему обшлага щеточкойтакой обычай, ныне забытый, я тоже откуда-то помнил. Он повернулсяв сторону от МХАТаи неторопливо, но горделиво двинулся по пустому широкому тротуару. Шаг его был пружинист и легок, движения отточены и сильны.
Нет, лицо его безусловно знакомоно скорее как тип, конкретные его черты все-таки незнакомы... артиста маститого, пусть даже не очень популярного, я бы все же узнала не маститым, с его повадками, он быть просто не может... Значит... Кто же он? Известный дирижер, объехавший со своим прославленным оркестром весь мир? Нет... Чего-то в нем не хватает... а, понял: иностранных вещей! В последние годы ведь именно они обозначают жизненный успех. А старик этот был одет зажиточно, но отечественноя бы сказал, он олицетворял собой тип фаворита пятидесятых годов. Дирижер, вернувшийся из турне, наверняка не удержался бы и наделнесмотря на всю свою маститостькакую-нибудь зарубежную молодежную курточку, оправдываясь жарой... нет, этот старик был одет не так! В курточке представить его я бы просто не рискнулда этак он сразу бы потерял всякое уважение мастера и прочих людей, а это дороже какой-то курточки!
Он завернул в прохладную молочную закусочную, долго и слегка капризно разговаривал с продавщицейно и здесь, видимо, его знали и любили именно таким. Из мраморных глубин вышел к прилавку сам заведующий, величественно отстранив практикантку, крашеную девчонку с хриплым голосом, и стал обслуживать сам... и снова произошло тайное общение членов ордена («...Мы-то с вами понимаем друг друга, но вовсе не обязательно объяснять всем...»). Это было не просто поедание творога, то было действо... и все вокруг бессознательно подтянулись... что не исключало вовсе внезапного срыва, скандала, криковвсе это вспыхивает неожиданно и бурно,поэтому я поспешил выйти вслед за ним.
Он прошел под цветущими липами (стволы росли из отверстий в середине круглых узорчатых решеток) и остановился под вывеской «Такси». Невозможно было представить его в хвосте длинной безнадежной очереди, да еще под дождем (такое подворачивалось, в основном, мне), как и невозможно было представить его с тычками и криками лезущего без очередипоэтому и очереди, естественно, не оказалось вовсе.
Он не простоял и минуты: такси, проехавшее по той стороне, в тени тополей, плавно развернулось и подкатило к нему. Ясно, что мимо такого клиента проехать невозможно!
Он опустился на сиденье, через секундуне раньшепотянулся захлопнуть дверцу, но тут шофер, губастый, в натянутой кепке, что-то пробурчал, он недоуменно посмотрел на шофера, потом, радушно улыбаясь, посмотрел на меня:
Вы не к Таганке едете?
К Таганке!
Присаживайтесь! В приятном обществе и дорога короче!Он проговорил «в обшшестве», но эта некоторая подчеркнутая простонародность лишь усиливала ощущение величия.
В его «обшшестве» я готов был ехать куда угодно!
Приятно после долгого перерыва снова мчаться по Москве, перекатывая по нёбу вкусные названия московских улиц: Остоженка, Пречистенка, Волхонка! У широких белых ступенек, поднимающихся к высотному дому, он повернулся к водителю:
Остановите, пожалуйста! Задержу вас на минутузапамятовал купить сыр!с извинением за задержку он обращался ко мне, что, кстати, правильно.
Сыр понадобился ему!громко проговорил водитель, когда тот еще и не отошел и вполне мог услышать (на что, видимо, водитель и рассчитывал). Апеллировал водитель ко мне, с присущей ему, как видно, злобной нахрапистостью, без сомнений зачисляя меня в свои единомышленники.
Я тоже выйду!пробормотал я.
Тот с немой яростью уставился на меня. Слегка помедлив, я все же вышел. Старик не спеша поднимался по ступенькам (величественный, надо признать, вход в магазин!). Я вошел следом за ним. Так. И этот магазин я вспомнил! Тогда я часто заходил сюда, хоть ничего и не покупал, просто блаженствовал в его мраморной прохладе, наслаждался комфортом, духом взаимной любезности, цветными пирамидами вин и фруктов (каждый фрукт в специальной гофрированной бумажке!). Тогда у меня не вызывали удивления эти магазины, с огромными цветными панно под потолком, изображающими «Праздник урожая» или «Вытаскивание невода», где каждый рыбак был как Аполлон!
Крупняк неторопливо шел через зал, шаги его гулко отдавались под высоким потолком... Зачем такие потолки? Достаточно и таких, как в теперешних магазинах: снял шапкуи спокойно пройдешь!
Я шел на приличном расстоянии за ним. Теперь я разглядел, что он был удивительно крепок: широчайшие плечи, мощные, чуть кривоватые ноги... Навряд ли он деятель искусств. Быть можетполярный летчик? Ведь именно они были «небожителями» своего времени, затмевая кинозвезд. И лица у них были как на подбормужественные, открытые, красивыелучше, чем у кинозвезд, которые их играли.
Он подошел к отделу, и пожилая полная продавщица встрепенулась, поправила кокошник... Состоялся короткий любезный разговори он отошел от прилавка со свертком, завязанным ленточкой. Я совершенно оторопел: видел ли я вообще хоть когда-нибудь такую упаковку?! И куда делись толпы, осаждающие этот магазин?! Исчезли!
Нет, ясновсе совершается именно так, а не иначе исключительно благодаря ему, без него все распадетсябольшую московскую квартиру разделят враждующие дети, или в нее въедет кто-то совсем иной... На просторной даче будет жить одна Анна Тимофеевна, разошедшись со всеми... а какая семья была при нем! Хорошо, я успел это изловить, хотя бы на излете! Как бы мне этого не забыть!.. Может, мне сделаться таким?..
Да нетдля этого явно требуется положение и деньги!.. Да нет, дело не в этом. Вряд ли у него такое уж поднебесное положение, если он сам ходит по магазинам. Деньги? Вряд ли наш шофер более любезен с теми, с кого он дерет три шкуры! Дело не в деньгах! И костюм у негодобротный, но изрядно поношенныйтеперь я разглядел...
Генерал? Может быть... Хотя тон и жесты его немного слишком любезны для генерала, те разговаривают короче и резчея работал в их санатории и сразу узнаю их... Так кто же он? Мы снова уселись в такси.
...Еще я любил тогда стоящие в стороне от главных линий тихие, асфальтовые, всегда освещенные солнцем боковые аллеи Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки... Из зарослей экзотического кустарника выглядывали ажурные восточные павильоны«Павильон вин», «Павильон цветоводства». Дни напролет бродил я тогда по этой уютной и как бы слегка зачарованной территории (в тогдашнем счастливом состоянии ничуть не удивляясь полному отсутствию вокруг людей, и в частностисобственно работников сельского хозяйства). Сколько я провел там часов! Теперь не поверить!
...Между тем водитель давно уже упорно что-то говорил, обращаясь в основном ко мне, как к более близкому:
...Андрюха и женился на ней, дурак! Вернее, как: сходил пару раз к ней в общежитие, онахоп!вещички собрала и явилась. Сперва так телепались, потом добила она егозаписались! Теперь как к ним ни придешьсразу: «По рублю, по рублю!» Андрей выпьет, брыки лежит. А Любка орет: «Еще! Еще!» Толстая стала, растрепанная... То ли с Тульской, то ли с Ярославской области она.
А вы сами откуда?спросил я водителя (чувствуя почему-то вину перед демонстративно молчащим «гигантом»).
Почему я не могу быть таким? В чем разница? Рост приблизительно тот же, мешочки под глазами тоже имеются...
Я?удивленно проговорил водитель.Сроду москвич! Еще предки мои извозчики тут были!
Мы ехали по какой-то странной местности, заросшей чертополохом, среди старых, уже покинутых жителями домов. Потом пошли кладбища, и снова оставленные дома, и снова кладбища...
Тупик знаешь этот?спросил водитель.Жена тут в сумдоме у меня!он вдруг громко захохотал.
Я вопросительно глянул на старика: безопасно ли с таким водителем ехать дальше? Но тот застыл, как мраморное изваяние.
Ну ничего!продолжил водитель.Тут ко мне шастает одна. Шастает и шастает. Общаемся с ней.
Ну и где же вы... общаетесь с ней?не в силах остановить этот чудовищный разговор, спросил я.
А где ты сидишь!он обернулся ко мне и громко захохотал.
Остановите,вдруг проговорил старик.
Сколько можно-то?обозлился водитель.Останавливались уже!
Поездка закончена. Сколько с меня?старик с отвращением протянул деньги.
Вотразница! Я так никогда не смогу! И довольно стыдно мне как бы азартно доискиваться до его профессиия ведь прекрасно понимаю, что не в профессии дело!
Тут же кладбища одни!удивленно проговорил водитель.
Старик молча отдал деньги и вышел. Мы сидели молча и неподвижно.
В монастырь подался!кивнув на поднимающийся за склепами купол, несколько смущенно проговорил водитель.
Я тоже выхожу.
Ты-то куда?
Прощай!я вышел.
Э, э!высунулся он.А деньги?
Деньги ты уже получил!
Я разыскал среди склепов телефон-автомат, набрал номер опального Кузи. Какого черта?!
...А он в мастерской у себя!сказала его мать.Сообщаю телефон...
Спасибо!повесил трубку, торопливо набрал.
...Здорово!радостный голос Кузи.Ты где?
На кладбище.
На каком?
Я выглянул к проходившей мимо женщине:
Скажите, на каком я кладбище?.. Спасибо. На Калитниковском!сказал я в трубку.
Отлично!вскричал он.
Почему это?
Потому что рядом совсем! Крутицкое подворье! Бери тачку! Плачу!
Тот водитель еще ждал, понимая, что сам я отсюда не выберусь, но я подождал другое такситак оно будет дешевле!
Крутицкое подворье. Кирпичные монастырские строения, двор за глухими стенами. По крыльцу с тяжелым навесомв глухую темную башню, по темной лестнице (ни звука не доносится!) взбежал наверх, и сразусвет и простор!
Понял, какой вид?сказал довольный Кузя.И телефон!
Вид был, действительно, обширный, хотя и несколько запущенный: старые облезлые строения с окнами-бойницами, какие-то грязные полувысохшие рвы, засохшие деревья.
Ну как?горделиво проговорил Кузя.
Да-а-а... Ну а как ты, вообще, живешь? Со Стасом рассорился...
Я с ним? Это он! Сначала пилил сколько лет, что как-то не так я живу, а в заключение даже избил!
Как?!
Да довольно хитро. Пришел в гости со мной к одной девице, которая настолько якобы тонкая, что все ей пошлостью кажется. Скажешь фразу какую-нибудьбац по уху! Следующую более осторожно уже говоришь, снова: бац!.. «Знаешь,Стасу говорю,я, пожалуй, пойду!» ...Ну и бог с ним!Кузя надулся.
Но ты, говорят, талант свой продал?
Кто это говорит?! ...Ну ясно. Нет! Продал я, образно говоря... левую руку... а талантну никак не могу продать, как ни пытаюсь! Нынче что котируется? Разный там романтизм, кубизм. А я суперреалист: что вижуто и рисую. И все. Никаких таких выводов: мол, это надо прекратить, а другое начать!.. За это Стас и презирает меня, что я не прогрессивный! Так что с талантом моим я могу в наше время только ненависть у всех вызвать!
Ну, вызови у меня!
Хочешь?
...Он открыл два огромных полотна: «Внучок капает бабушке в глаз» и «Оставление большинства вещей лучшему другу». Во внучке он с пугающей точностью изобразил себя, а «другом», которому оставляется большинство вещей, оказался я.
...Сип ты белоголовый!проговорил я.
Вот так! ...А левую руку, признаюсь, продал. И, должен заметить, исключительно удачно: и кормит она меня, и поит, и одевает! Вот за этот костюм чуть не сотню отдал!
И что за последнее время сделала левая твоя?
Показать? Вот!он достал кефир в бумажной упаковке, поставил на стол.
Так она же... пустая?удивился я.
Ну!гордо проговорил Кузя.
Так ты хочешь сказать... что ты оформил ее?
Ну!
Так это же знаменитая вещь!
А ты думал?!Кузя горделиво оглянулся по сторонам со своей башни.
Изящная вощеная пирамидка, окаймленная двумя зелеными гирляндами клеверных листиков.
А почему ты тут клевер изобразил?
Так корова же клевер ест!
Глубоко копнул! Жаль только, что без подписи!я повертел упаковку....А ты подписывай!
А чтоэто идея,скромно откликнулся он.Пойдем тут... в одну молочную закусочную. Уж там-то знают меня! Уж настолько я знаменит!
И действительнотолько мы с ним пришли в ближайшую молочную закусочную, как сразу же нас провели к директору, и тут же были вынуты из холодильного шкафа свежайшие кисломолочные продукты.
Кузя чуть пригублял, кочевряжился:
Ряженка сегодня не того...
Потом мы спустились в зал, как объяснил Кузяузнать мнение народа.
Товарищи!гулко заговорил я среди кафельных стен.Среди нас присутствует автор оформления кефира в бумажной упаковке! Поприветствуем его!
Кончай, слышишь? Кончай!еле шевеля губами, шипел Кузя.
Действительно, народ тут был самый разнообразныйот академиков до... был даже один тип, смутно знакомый, в разных ботинках: один ботинокбрезент, другойчистая кожа, хоть и грязная... Откуда-то я его зналхотя откуда я мог знать такого типа?
Хвощ!закричал я.
Сегодня утром я нес его на носилках! Какой длинный день!
Хвощ испуганно повернулся ко мне, потом все-таки взял со стола стакан, подошел.
Давно оттуда?видимо, все-таки принимая меня за кого-то другого, поинтересовался он.
Да как сказать...проговорил я.
Повисла пауза. Хвощ задумчиво смотрел на свои ноги.
А ботинки-то не мои...Не сводя глаз с ботинок, он протянул руку, налил кефиру из нашей пирамидки, выпил одним глотком....Точноне мои!Уже совсем уверенно он вылил остатки, выпил.Погоди!он деловито отошел за другой столик.
Во тип!восхищенно проговорил Кузя.Ботинки, видишь ли, не его! На самом делекефиру дико захотел, и все дела!
Здесь было его царство, все нравилось ему.
Извини!проговорил я, вышел на улицу к автомату.
...Говорите!раздался в трубке требовательный голос Стаса.
Это снова я. Тут бывший клиент твой, Хвощ!
Уже?!закричал Стас.Ведь сбежал, сволочь! Из реанимации сбежал!
...А сильно, вообще, задело его?
Да нет, не очень. Лезвие наполовину было изоляционной лентой обмотано, чтобы не глубоко... Так сказатьвариант «для своих». Ну и как он там?
Да нормально, по-моему... Говорит, что ботинки не его.