«...Кто?!»испуганным взглядом спросил я.
Каккто? Ты же, дурачок?ласковой улыбкой ответила она.
Вам бы, Ирина Евгеньевна, на рабочем месте давно пора быть!прохрипел Фил.
Алкаш ты чумовой!Она, как на пружине, оскорбленно вскочила, мгновенно оделась, подошла к двери, вернее, к месту отсутствия ее.Ну, ты об этом пожалеешь!мстительно проговорила она.
Так и ходи!рубанув ладошкой, произнес Фил.
Ирина выскочила. Для чего же я тратился, покупал коньяк, отравлял себяесли все кончилось еще хуже, чем начиналось?! Фил даже не глянул в сторону выхода, сидел абсолютно неподвижно, потом медленной, шаркающей походкой подошел к телефону, набрал номер.
Здравствуйте...отрывисто произнес он, потом долго слушал какой-то крикливый голос, не умещающийся в трубке.Какие-то хадости вы ховорите...брезгливо произнес он, двумя пальцами положил трубку. Уже фактически забыв обо мне, он хмуро наматывал шарф.
Ты в контору сейчас?поинтересовался я.
Он долго мрачно смотрел на меня.
Пойдем, если не противно,усмехнулся он, пожав плечом.
Как это мне может быть противно?!
Мы пешком двинулись к его управлению... словно полководцам, приближающимся к линии фронта, нам все чаще попадались следы сражения: разбитые дома, костры, перевернутые фуры. Какие-то люди подбегали к нам и что-то кричали. Фил шел медленно, опустив свой наполеоновский профиль, не реагируя.
По мосткам над канавой мы вошли в сырой колодец-двор разрушенного домабез стекол, дверей и перекрытий. Откуда-то издалека шли звонкие удары. Во втором дворе, возле маленького двухэтажного флигелька, где пахло гнилью из оставленного без крыши помещения, из разрытой канализационной канавы, я увидел зрелище, поразившее меня в самое сердце. Небритый человек в берете и землистой робе огромной кувалдой разбивал белые фаянсовые раковины. Он ставил раковину вверх дном и звонким ударом разносил ее на крупные куски. Рядом была уже высокая груда черепков. Молотобоец швырнул туда вновь полученные осколки, подтянул к себе новую раковину в упаковке, ломиком оторвал доски, поставил раковину в позицию и нанес зверский удар. Это совершенно необъяснимое, на мой взгляд, занятие, Фила, наоборот, совершенно не удивило. Он сухо кивнул молотобойцу и, пружиня мостками над канавой, вошел во флигель.
Детсадик тут делаем!счел нужным объяснить он.
Молотобоец шел за нами, скребя молотом по земле.
На каком-то сооружении, похожем на покосившуюся столовскую раздачу, стоял черный мутный телефон.
Завтра пойдешь к нему!Прижав трубку ухом к плечу, Фил кивнул на меня и стал щелкать диском, набирая цифры. Молотобоец не среагировал. И Фил, что характерно, моего адреса не назвал. Может, он считает, что я так популярен, что адрес не нужен?
Аппликациями все обклеить хотим,обводя рукой голые стены, произнес молотобоец.
Лучшеоблигациями,продолжая накручивать диск, усмехнулся Фил.
Молотобоец побрел обратно, и скоро опять послышались зверские удары. Фил снова накручивал диск. Я вдруг почувствовал, что причина всех наших блужданий в том, что Филу просто неохота появляться у себя на рабочем месте, где уже ждут, свернувшись, как змеи, груды надоевших проблем, а также несколько новых, заботливо приготовленных Иришкой.
Брякнув трубкой, Фил двинулся прочь. Я, как верный секундант, следовал за ним. Фил все больше мрачнелвидно, какие-то мысли все крепче одолевали его.
Тысячу рам привезли, и все кривые!с каким-то торжеством прокаркал бросившийся к Филу тип в плетеном строительном шлеме.
Так и ходите!прохрипел Фил.
Вестник, явно ликуя, удалился. Удивительное это свойство, которое, наверное, можно встретить только у нас: упоение масштабами разрухи. Поразительное злорадство, обращенное на себяпусть нам хуже, а все равно приятно! «...Что твои пятьсот миллионов! Тьфу! Вот у нас строили комбинатдевятьсот миллионов коту под хвост!» Рассказчик застывает в мрачном упоении, а собеседник буквально дрожит от нетерпения, чтоб выпалить данные об убытках гораздо более мощных! Да, трудно при таких настроениях быть созидателем.
Мы вошли в контору.
Филиппа Клементьича нет!.. Понятия не имею!звонко-торжествующе отчеканила Ирина, и торжество ее было понятно: да, мол, нет уважаемого начальника на рабочем месте, и где он находится, неизвестно, вряд ли по делу!
Когда мы приблизились, Ирина вскрывала почту и, нетерпеливо вспоров большой конверт с каким-то официальным грифом, быстро прочла бумагу, мстительно-удовлетворенно произнесла «мгм» и тут увидела нас. Фил молча и неподвижно смотрел на нее, она же поднимала голову все более независимо и надменно. Господи, на что уходят силы!
Повернувшись, мы пошли по коридорукак сквозь строй: вдоль стен почему-то стояли женщины, причем исключительно с детьми, и ели нас глазами, как врагов.
Дружок его,услышал я сзади зловещий шепот,С ним все средства и просаживают!
Я невольно дернулся. Мое какое-то слишком стремительное восхождение до ближайших друзей Фила несколько смущало меня. Сам шел молча, не реагируя. Ира с полученным письмом в руке скромно шла сзади. У самых дверей кабинета, положив руки на папку из кожзаменителя, сидел милиционерсудя по очкам с выпуклыми стеклами, из ОБХСС. С ним Фил поздоровался, но крайне сухо и зайти не пригласил.
Еще в апреле должен был детсадик сдать, а у него там конь не валялся, знай только керосинит со своими дружками!Видимо, не в первый уже раз, но сейчас специально для нас прокричала здоровенная бабища с усами.
Отрубив гвалт тяжелой обитой дверью, мы вошли в кабинет.
Фил медленно прошаркал к своему столу, мрачно сел. Ирина торжествующей, почти танцующей походкой подошла к столу и пришлепнула свежеполученную депешу прямо перед носом шефавидно, в ней содержалась какая-то крепкая плюха моему другу! Да, видно, он немного пережал, и победительная его наглость, всегда приносившая ему успех, наконец вызвала бунт особенно страшныйженский: когда дело касается детишек, детсадика, тут тигрицы обретают невиданную отвагу!
Дверь со скрипом отворилась, а за ней показалась группа, опять же состоящая, в основном, из женщин, но с агрессивным старичком во главе.
Комиссию вы вызывали?обратился старичок к Ирине.
Ирина с некоторой опаской глянула на Фила, но потом надменно проговорила:
Я!
Фил с ослепительной улыбкой поднялся из-за стола, и направился к ним, как бы желая прямо на пороге обнять долгожданных гостей. Дойдя до двери, он взялся за ручку и яростно захлопнул дверь прямо перед носом комиссии. Комиссия, что интересно, больше не возникалавидно, с ходу направилась в вышестоящие инстанции.
Спасибо, Ирина Евгеньевна!усмехнулся Фил,За мной не пропадет!
Ириша, оставшись без поддержки, чуть дрогнула, но заговорила еще более надменно:
Скажите, Филипп Клементьич, а когда будут материалы для детского садика?
...Сегодня,безжизненно обронил Фил.
Вы уже полгода говоритесегодня!
Я сказал. Сегодня,еще более безжизненно произнес он.
Он медленно застегнулсяплаща он так и не сняли уверенно двинулся к двери. Я неуверенно двинулся за ним... Видно, наступит когда-то этап, когда он займется и моими делами?
Баб в коридоре уже не было: видимо, вслед за комиссией умчались в верха. Остался только недвижный милиционер.
До свидания,сказал ему Фил.
Не оборачиваясь, Фил (и я за ним), вышел прочь. У подъезда стоял синенький пикапчик. Из задней дверцы высунулся молотобоец.
Я нужен, Филипп Клементьич?
Кому ты нужен?мрачно пошутил Фил.
Молотобоец оскалился. Фил, сгорбившись, полез внутрь. Я тоже забрался... Наверное, на этом пути мне не светит ничего, но на других-тотем более!!
Куда, Филипп Клементьич?оборачиваясь с переднего сиденья, спросил шофер.
На склад,веско обронил Фил.
М-м-м!радостно-удивленно произнес шофер и захрустел рычагами. Видно, эта поездка была радостной неожиданностью, я смутно чувствовал, что происходящее как-то связано со мной, но как именноне мог сообразить.
Филипп Клементьич!вежливо обратился к шефу молотобоец.Японец звонил, завтра бой заберет, но ему нужно целых восемьдесят тонн!
Так делай!яростно рявкнул Фил.
Я вроде бы разгадал эту хитрую шараду: какой-то японец, как это теперь модно, скупает у нас всяческий бой и строймусори Фил со своими помощничками усердно поставляет его. Я только испугался, что Фил с его неукротимым упорством превратит в строймусор все окружающее!
Примерно так оно и выходило. По обеим сторонам дороги шла абсолютно разоренная жизнь: разрушенные дома, какие-то задранные кверху ржавые конструкциину просто мечта японца, любителя утиля!
Вот мелькнул красивый, отдельно стоящий домможет быть, в прошлом даже вилла. Сейчас у нее не было стекол и крыши, а на крыльце красовался транспарант: «Опасная зона». Что значитопасная? Кто сделал бывшую зону комфорта и отдыха опасной? Для чего? Для того, может, чтобы скрыть от глаз все, что там происходит?
Да... надеюсь... с японцем этим... официально все сделано?выйдя из задумчивости, проговорил я.
А наш шеф не любит официально!проговорил молотобоец и гулко захохотал.
Сниму с пробега!сурово оборвал его Фил.
Мы зарулили в какой-то глухой двор. Спустились по лесенке под ржавым навесом к двери, обитой светлой жестью. Фил морзянкой застучал по звонку. Дверь тяжело отъехала, и мы вошли в подземелье. Тут было все: импортные цветные газовые плиты, во тьме маняще белела сантехника, на грубо сколоченных стеллажах сверкали целлофановой оберткой невиданные обои. Был ли у этого подземелья другой вход, официальный? Очень сомневаюсь. Нас встретила тучная женщина в халате.
Ну, что, все худеешь?дружески прохрипел Фил.
Они похохотали, потом скрылись в конторке, пошуршали какими-то бумагами, потом вышли, и Фил сказал:
Грузите!
Сам он, что характерно, не грузил, дружески зубоскалил с хозяйкойно и это, наверное, тоже важная деятельность, может быть, даже самая важная?
Мы погрузили восемь раковин, четыре унитаза, шесть рулонов линолеума, двадцать рулонов обоев, десять пачек дефицитного клея. Тут было много такого, что бы нужно было мне, но никакого обнадеживающего намека я не получил. Более того (и это очень встревожило меня), во время прощания хозяйка подошла ко мне и сказала с признательностью:
Ну, спасибо вам, хоть детишкам садик будет теперь!
Странно!.. При чем здесь я? Что она хочет этим сказать? Ведь, надеюсь, все это сделано по безналичному или как это там? А вдруг, черт возьми, по безналичному для нихпо наличному для меняза мои денюжки? Я яростно глядел на Фила, но он сидел абсолютно непроницаемый.
Неужто я кроме других глупостей в жизни сделался еще и спонсоромчем-то это слово было мне неприятно.
Раковины ездили по кузову, били по ногамя принципиально убирал ноги: не такой уж я друг детей, чтоб ради них еще и ноги ломать!
С какой-то незнакомой стороны мы неожиданно въехали в знакомый двор и остановились у флигелька, в котором, надо понимать, скоро зазвенят звонкие детские голоса. Я вылез из кузова и увидел, что засада переместилась сюда: тут были и исстрадавшиеся женщины с детьми, и члены комиссии во главе со старичком, и с виду неподвижный обэхээсэсник, который, однако, как в известной сказке про ежика, оказался тут раньше нас.
Фил молча, не реагируя, вылез из пикапчика, потом мы стали вытаскивать наши богатства и, пружиня мостками над канавой, как волжские грузчики, понесли груз в помещение.
Гвалт, поднявшийся в толпе, по мере все новых и новых наших ходок менялся со злобно-презрительного на восторженный. Первым ко мне (когда я стоял, тяжело отдыхиваясь) подошел обэхээсэсник:
Спасибо вам! Вы настоящий друг!Он стиснул мою руку, сел в свой зеленый, как кузнечик, «москвич» и с облегчением умчался.
Я был в растерянности... Чей я друг?.. Детей?
И тут нахлынули женщины.
Ну, спасибо вам... хоть один хороший человек!
Может, я и хороший человек, но как они-то об этом догадались?
Федя! Дай дяденьке конфетку!
Федя, поколебавшись, залез в ротик и протянул мне обсосанный леденец. Я, растрогавшись, взял, положил в карман. Радостно гомоня, женщины со старичком во главе покинули двор. Было ясно, что в их жизни произошло нечто радостное и неожиданное, во что они уже не верили и устали ждать.
Фил деловито ходил над привезенным и записывал в блокнот.
За что это... все меня благодарят?спросил я его.
Да это все лабуда! Мы тебе все финское зарядим!Уходя от прямого ответа, Фил презрительно махнул на привезенные изделия рукой.
А разве это... не по безналичному куплено?все яснее понимая горемычную свою судьбину, поинтересовался я.
По безналичному ты себе... и гроба не купишь!уже победно усмехнулся Фил.Тут нужен счет по капстроительству, а зверюги эти открыли по капремонтуприходится кроить!Он слегка виновато взял меня за рукав.
А это все... разве нельзя было... за валюту купить... которую вам японец дает?
Валюта наверх вся уходит!прохрипел Фил.Зверюги эти уважают валютку!
А зачем... им давать?
Фил, чувствуя уже полную моральную победу, улыбнулся совсем широко.
Ты говоришьзачем? А ты думаешь, они хоть одну бумажку тебе подпишут просто так?
Ну, неужели ничего на свете нельзя уже по-честному сделать?!
По-честному?Фил оскалился, чувствовалось, я его своими наивными вопросами довел наконец.По-честному хочешь? Тогда бери! На твои деньги все куплено!Он, тяжело дыша, стал вдруг швырять прямо в грязную лужу передо мной рулоны сверкающих обоев, раковины, унитазы, один раскололся.Бери!.. Детишки обождут!
...Да ладно уж...вздохнул я.
Валерки-ин!..Он радостно сделал «козу».Да не дергайся ты, как вор на ярмарке!Он перешел на суровый дружеский тон.Все финское поставим тебе, сделаем в один удар!
...Да, здорово они раскалывают меня, как говорится, «в один удар»! Моментально, главное, вычисляют, на лету! Порой даже на огромном расстоянии! Помню, прошлой весной мне позвонил режиссер аж из Ташкента и с комплиментами и уверениями пригласил приехать для совершения, как он сказал, «одной деликатной миссии». Наслышанный о восточном гостеприимстве и к тому же находясь на нуле, я тут же приехал. Миссия действительно оказалась весьма деликатнаяя должен был написать сценарий уже снятого фильма! То есть они снимали три года трехсерийный фильмне имея сценария, рассчитывая, что «сообразят на ходу», и так досоображались, что в конце концов сами перестали понимать, что сняли! Кроме того, все эти годы они, видимо, очень неплохо жилифильм без всякой на то суровой необходимости снимался на Черном море, в кадре было бешеное количество красивых баб, никоим образом не связанных с сюжетом, которого, кстати, и не было... Теперь на этом режиссере висело несколько миллионов, а предъявить что-нибудь связное худсовету он не мог. Неприятности светили ему крупныеи спасти его мог только я! И тут он абсолютно был правни в одном из городов нашей необъятной страны такого идиота не нашлось, пришлось выписывать из далекого Питера! Я в ужасе просмотрел показанный мне материал... Кто-тоабсолютно неизвестно ктовходил в какие-то роскошные комнаты, выходил, танцевали какие-то пары... причем ничего нельзя было ни доснимать, ни выкидыватьделать надо было из этого, разве что меняя порядок эпизодов и придумывая слова под снятую мимику. Не скрою, такая сверхсуровая проверка моего воображения возбудила меня. Два месяца я сидел в плохоньком номере, оскорбляемый горничными, абсолютно, кстати, не сталкиваясь ни с каким восточным гостеприимством, и в конце концов сложил из этой мозаики довольно складную картину. Я был доволен и горд. В день моего отлета растроганный режиссер сообщил мне, что, к сожалению, сберкасса в этот день закрыта, поэтому он, увы, не может дать мне обещанных денег. «Так, может быть, мне остаться?»уже обреченно, все уже поняв, пробормотал я. «Зачем?!возмущенно закричал он.Ты прилетишьденьги будут уже лежать! Телеграфом пошлю!» Думаю, не надо объяснять, что деньги еще идут. Нонадо отдать должное ташкентцуон хоть моих денег не отбирал, как Фил! А в принципе, все удивительно повторяетсякакой характер, такая и жизнь! И если мир делится на две частина обманщиков и обманутых, то мне все равно как-то приятней быть среди вторых!
...таварищ таракой,вывел меня из прострации говорок Фила.Фсе рапотаете, рапотаете, нато и от-тыхать!Он пихал меня в пикап.