...Именно это я почему-то вспомнил, преследуемый по пыльной пустой улице пьяным рыбаком. Воспоминания распалили меня, нервы разыгрались.
Эй! Профсоюсс!
...Ну, все! Я развернулся и пошел к нему. Мы сходились все ближе, вплотную остановились. Смотрели друг на друга. Вдруг, безжизненно повесив татуированные мощные руки вдоль тела, он стал бить чечетку о дощатый тротуар. Я посмотрел на него, повернулся и пошел. Шагов за спиной не былотолько чечетка. Но вот и она затихла. Я шел и думал: как сложится, интересно, жизнь этого человека? Победит ли в нем разумили ярость затопит все?
Я свернул, вышел на шоссе, подошел к остановке. В этот момент как раз с шоссе на ухабистую улицу съезжала, раскачиваясь, желтая, огромная «хмелеуборочная» машина. Я поглядел ей вслед... не за ним ли едут? Наверное, кто-то уже вызвал? Или просто так?
Я простоял на остановке не больше, наверное, десяти минут«хмелеуборочная», переваливаясь, уже выезжала обратно. Ну, яснопрофилактический заезд, просто на всякий случай, с облегчением подумал я.
И тут же в закрытом кузове ударила гулкая чечетка.
Эй! Профсоюсс!послышался крик.
...Как он увидел меня?
ЛЮБОВЬ ТИГРА
Я выскочил из лифта с ключом наперевес и в ужасе застыл: двери не было! Вернееона была мощным ударом вбита внутрь и безвольно висела, припав к двери ванной. Я бросился ее поднимать, как человека, потерявшего сознание. Она прогнулась в моих руках, как женщина: чей-то молодецкий удар сделал ее гибкой.
Так... видать, грабанули! Хорошо хоть, не гробанули!
Пол в прихожей был усыпан известкой, влетевшей вместе с дверью. Оставляя белые следы, я быстро вошел в кабинет, со скрипом вытянул ящик стола... Бумажник лежал наверху, распластав крылья, как раненая птица... Так ли я его оставлял? Дрожащей рукой я распахнул его... Деньги на месте. Ф-фу!
Я медленно опустился на стул, утер запястьем лоб, потом слегка уже насмешливо оглянулся на выбитую дверь: что ж это за гости меня посетили, не сообразившие, где деньги лежат?
Я, уже не спеша, пошел на кухню. Фанерная дверка возле умывальника была зверски выдрана, в полутьме маячили ржавые трубы и вентили, вокруг валялись клочья пеньки. Ну, ясно: опять прорвало этот проклятый вентиль, хлынула вода, и водопроводчики, ненавидящие воду больше всего на свете, таким вот образом выразили свою ярость: надо было перекрыть воду, а они заодно еще и разгромили квартиру. Я открыл кранвода булькнула перекрученной струйкой и иссякла. Все ясно! И ничего не докажешь и не объяснишь: можно только, если есть желание, обменяться несколькими ударами по лицу, но такого желания у меня не было.
Вздыхая, я собрал с пола мусор и отнес его в мусоропроводдоступ к нему теперь был свободен, дверь не мешала. Потом я сел к телефонублаго, он остался цел и невредим, и позвонил своему деловому другу.
Ясно... тут тебе нужен Фил!проговорил мой друг.
Фил?.. Что-то такое помню...
Ну... тогда еще... вместе с Крохой ходил!
Но они вроде... тогда же еще... вместе и загремели?
Ну да, и он все Крохины дела на себя взялу Крохи уже сын тогда был!
Мгм...
Да сейчас он уже крепко стоитзам по капстроительству одного крупного объединения!.. Да он отлично помнит тебя: недавно керосинили с нимон все расспрашивал! Все тебе сделает.
Заманчиво, конечно, сделать всено какою ценой?
А больше никого у тебя нет?поинтересовался я.
У меня есть кто угодно,усмехнулся друг.И скрипачи, и оперативники, и даже могильщики... но сейчас тебе нужен именно Фил!
Ладно... диктуй координаты,сломался я.
...В приемной стоял стол с машинкой, за ним сидела роскошная блондинка с горделивой прической... такая могла сидеть в приемной любой конторы... впрочем, без удивления я встречал теперь таких и среди учителей, и в учреждениях, управляющих искусством... названия места в наши дни не имеют решающего значения; дело в возможностяхне так существенно, в какой сфере.
Простите, нельзя ли вас попросить...начал я.
Нельзя,мгновенно отрезала она.
Но... будьте все же так любезны...настаивал я.
Я буду к вам любезна в другом месте!произнесла она грубую, но довольно таинственную фразу и, резко встав, с треском вывинтила из машинки лист и, покачивая бедрами, пошла к главной двери.
Я втиснулся вслед за ней. В большой пустоватой комнате в конце длинного стола под портретом сидел человек с бледным покатым лбом, заканчивающимся на затылке седым пушком. Вдруг на лице его, сильно выдвинутом вперед, появилась улыбкаполумесяц из железных зубов.
Ну что, зверюга, и ты, наконец, обо мне вспомнил?ласково-сипло проговорил он.
Я решительно не помнил егосколько всего за последние годы произошло!но он, видно, все помнил ясно... говорят, что у людей, находящихся там, память консервируетсяим все ярче и милее представляются все подробности жизни их дотюремного существования. Такой же дорогой подробностью оказался, видно, и я.
Ну, здорово...не совсем уверенно поприветствовал я его.
Помнишь, как у Боба ураганили с тобою?Улыбка его стала еще шире.Да-а... нехорош ты стал... но джазмен джазмена через полвека узнает!
Ну!воскликнул я.
Его я, честно, не помнил, но «ураганы» у Бобакак можно их забыть? Отличное было времечкоуже лет тридцать тому назад, когда мы все вместе играли джаз и называли друг друга сокращенно на заграничный манер: Ник, Фред, Боб. Все исчезло, развеялось, в хозяева жизни вышли совсем другие люди... но что делать? Хотя бы ностальгия теперь связывает нас!
Ну, ты знаешь, конечно,доверительно тихо проговорил он,Вэл снова сел, Джага уехал...
Я почувствовал ностальгическую связь и с севшим Взлом, и уехавшим Джагой, хотя конкретно не помнил их.
А за тобой я давно слежу,имея в виду, очевидно, мои литературные опыты, произнес Фил, растроганно глядя мне в глаза.
Да ну... ерунда!Я смущенно отмахнулся.
Спрашивать, как он, я пока что стеснялся: во-первых, при его трудной жизни вопрос может быть неприятным, во-вторых, он может тут усечь намек на дела, с которыми я к нему пришел.
Мы, не отрываясь, смотрели друг на друганаверное, от долгого напряжения глаза наши стали слезиться.
Может, Филипп Клементьич, вы все же взглянете на бумаги?ревниво произнесла секретарша.
Да не тренди тывидишь, друг пришел!отмахнулся он.
Он явно досадовал на присутствие здесь человека из чуждого нам поколения и дажечуждого пола. Но она решила, видно, что если друг, так и не стоит с ним церемониться!
Слушай, Фил, ты совсем, что ли, озверел?Она глянула на часики.Нам полчаса уже у Зойки надо быть!
...Тафайте, тафайте!Фил холодно, даже несколько враждебно помахал ей ручкой.
Разорвать бы тебя на части и выбросить!резко проговорила она и, повернувшись, направилась к выходу.
Такой накал чувствтем более из-за менянесколько смущал.
Ко мне можно пойти,неожиданно для себя пробормотал я.
Она, повернувшись, застыла у двери, но не глядела ни на меня, ни на него, а в сторону окна.
Фил, словно не слыша моей последней реплики, продолжал с застывшей улыбкой глядеть на меня. Немая эта сцена тянулась довольно долго, потом он вдруг медленно пошел к вешалке в углу, надел плоскую клетчатую кепочку, которая как бы еще крепче вдавила его огромную птичью голову в грудь, потом он надел длинный черный плащ и направился к выходу. Мы в некоторой растерянности следили за ним... Видимо, следовало считать, что мое приглашение принято: объяснять что-то дополнительно он считал явно излишним.
На улице я сделал движение к винному магазину.
Взять что-нибудь?
Ну, возьми конины, что ли?небрежно проговорил он.
...«Конины»? Это значитконьяка... Дакруто начинается это дело, но хорошо, что хоть как-то начинается!
От моей выбитой двери он почему-то пришел в полное восхищение.
Вот так вот, Ирина Евгеньевна, настоящие люди живут!поучающе обратился он к подруге.Не то что вы, нынешние жлобы, понаставили дверей!
Она презрительно дернула плечом... черт! Вряд ли после этого она особенно будет меня любить, а от женщин на практике зависит очень много.
Фил вошел в мою пустую, слегка ободранную квартиру (давно я собирался сделать ремонт!) и то ли изумленно, то ли восхищенно покачал головой.
Вот так вот!снова обратился он к Ирише.Никаких тебе стенок-гарнитуров, ковров и прочей лабуды! У людей все дела здесь!Он шлепнул себя по бледному покатому лбу.
Мне как раз не очень нравится моя квартира,слегка смущенный таким успехом, проговорил я.Она такая не специально у меня! А дверь вообщетолько сегодня, наверное, выбита или вчера...
Ясно?Он снова строго обратился к ней.Человек даже не знает, сколько дней без двери живет!Для него я был дорогим воспоминанием о давних, святых временах бескорыстной дружбы. В глазах Ирины я явно становился все большим идиотом, но в оценке Фила все поднималсяво всяком случае, на этот вечер.
Он взялся за ручку ванной, но я с испугом удержал его:
Постой... там, понимаешь... раковина разбита!
Дело в том, что мне на день рождения один приятель подарил пузатый пузырек английского одеколона, и это проклятое орудие империализма, выскользнув у меня из рук, стукнулось о раковину. С ужасом я сожмурился... услышал треск... все, накрылся подарочек! Когда я наконец решился разожмуриться, изумлению моему не было пределапузырек лежал целый и невредимый, раковина же была расколота на крупные куски!
Я рассказал это Филуон посмотрел на меня со снисходительной усмешкой.
Ну, ладноты лучше историю эту в какой-нибудь рассказ свой вставь, а мне мозги не пудрия все же инженер!
Я давно уже замечал, что люди, сами живущие по фантастическим законам, от искусства требуют строгости и поучительноститак же и мой друг.
Ну, хорошо!Я вытащил на середину комнаты мой «журнальный столик»старый испорченный приемник, расставил рюмочки.
Ну, у тебя кайф,усмехнулся Фил.Как в монгольской юрте.
Ну, прям уж!непонятно обидевшись, сказала Ирина, словно она всю жизнь провела в монгольской юрте и знает ее.
К ним входишь,не реагируя на ее реплику, продолжил Фил,на стенах юрты полки, и на каждой стоит наш старый ламповый приемник «Рекорд»! Батарейки кончаютсямонгол едет в улус, везет новый приемник!
Он явно предпочитал, чтобы истории звучали его, а не чьи-то другие.
Ну, прям уж!проговорила Ирина.
На кухню!приказал ей Фил.
Ирина, взмахнув хвостом, ушла, куда ее послали...
А когда ж ты... в Монголии был?пытаясь нащупать основные вехи бурной его жизни, вскользь спросил я.
Ну, как...спокойно ответил Фил.Оттрубил, потом в Сибири работаля же строитель!а потом в Монголии прорабом уже.
Да... неслабо!восхищенно произнес я.Так сколько же тебе?Я пригляделся к его выдвинутому вперед, словно обсыпанному мукой лицу.
А сколько дадите?Он гордо-шутливо задрал над плечом свой наполеоновский профиль, застыл с дурашливой важностью, как мраморный бюст.
Ну... давай!
Мы торжественно выпили.
Мне про тебя первая еще Полинка сказалапомнишь Полинку?мол, есть такой замечательный человек!расвспоминался он.
Полинка! Ну, как же можно не помнить Полинкумою первую, самую отчаянную любовь!
А ты... откуда с ней?!ревниво воскликнул я.
Сахадка!Он пошевелил в воздухе пальцами.Так мы же с ней до второго курса вместе учились!
С Полинкой?воскликнул я.
Тут я вдруг увидал, что он склонился к моему столику-приемнику и, покряхтывая, снял заднюю картонную стенку.
Да не надо!со страстью, совершенно не соответствующей предмету, воскликнул я.Не надо!Я отодвинул приемник.Давно уже не работаетБог с ним!
Ладно... так и ходи!сурово произнес Фил свою любимую, видно, присказку, властно отстранил меня, засунул свою маленькую белую ручку внутрь, по очереди покачал лампы в гнездах, потом воткнул вилку в сеть, нажал клавишу... Сочный, ритмичный джаз потряс мою душу, и стекла, и стены!
Потрясающе! Как это ты?
...Сахадка!усмехнулся он.
Единственное, что смущало меня, что он по-прежнему игнорировал свою дамувидно, вымещал ей за какой-то прокол, но сколько же можно?! Вот она гордо появилась с кухни с подносом, холодно расставила чашки, разлила чай.
Смотрите, пар танцует под музыку!воскликнул я, но они продолжали держаться отчужденно.Ребята!обнимая их за шеи, воскликнул я (в одной руке плескалась рюмка с коньяком).Ну, не ссорьтесья вас прошу! Так хорошо все, ей-Богу!Я стал сдвигать их головы, они с натугой сдвинулись...
Проснулся я почему-то в кабинете, на диване, абсолютно одетый. Окно было настежь распахнуто, и высоко-высоко в небе параллельно шли два невидимых самолетика, оставляя белую пушистую «лыжню».
Потом вдругявно у меня в квартире!бухнула дверь. Прошел холодный сквознячок, осушая мгновенно выступивший едкий пот на лбу. Вдруг стали приближаться быстрые дребезжащие шаги. Сердце испуганно отступилось. Я попытался подняться, но почувствовал такую слабость и тошноту, что снова сполз.
Кто ж это ходит по моей квартире?.. Так у меня и двери же нет, с ужасом вспомнил я. Сколько же там человек?Я напряженно прислушался... Один? Шаги продребезжали на кухню, послышалось сипенье крана. Странный грабительрешил побаловаться чайком!? Я усмехнулся, и сразу же голову стянула боль. Потом вдруг шаги стремительно приблизились. Сердце остановилось.
Дверь кабинета со скрипом поехала... Я героически поднялся навстречу опасности. В щель просунулся серебристо-грязный надувной сапог, потом колено в изжелтевших джинсах, потом поднос с чашками и, наконец, сияя железом зубов и лучась глазками, знакомая голова. Со стоном я рухнул обратно.
Ну, ты, зверюга беспартийная!ласково просипел он.Жив еще? Сейчас врежем чайку!
Чайку?пробулькал я....А кофе нельзя? Там... кофе с молоком в банке было.
А кофе с молотком ты не хочешь?оскалился он.Ты вчера так тут ураганил! Удивительно, что стены стоят!
...Я?
Ну, а ктоя, что ли?.. Всем девчонкам по четвертаку!
Какдевчонкам? Я снова упал.
Не помнишь?Он усмехнулся.Ну, так и ходи!.. Ничегоя в свое время тоже ураганил как зверь! Всю Сибирь заблевал, пока пить выучился. Но нам, строителям, без этого дела ни шагу!
На кухне засвистел чайник, и он, развернувшись, ушел туда. С колотящимся сердцем я кинулся к столу, выдвинул ящикбумажник лежал сверху, вывернутый, пустой... Снова нашла слабость. Услышав приближающиеся шаги, я торопливо задвинул ящик.
Ну, ты, зверюга,появляясь с чайником, произнес Фил.Подниматься собираешься, нет?
Придерживаясь за стенку, я сел.
Скажи,сделав мизерный хлебок чая, решился я.А ты, случайно, деньги мои из ящика не брал?
Некоторое время он неподвижно смотрел на меня.
Взял!сурово сказал он.Ты так ураганил вчера, что все бы приговорил!
Да понимаешь вот... на ремонт копил.Я обвел рукой обшарпанные стены.
Ладно, сделаю я тебе ремонт!хмуро произнес он.Что я могу ужто могу. Что не могуговорю сразу! Сделаем в один удар. Я так хочу тебе сделать, как недавно в Москве у одного видал.
А во что... это встанет?Хоть таким хитрым образом я попытался выведать, сколько моих денег у моего сурового друга.
Что ты дергаешься, как вор на ярмарке?!рявкнул он.Не бойсяна тебе не поднимусь! Без тебя есть на чем подняться, а уж на друзьяхпоследнее дело!презрительно проговорил он.
Пот тек с меня ручьем. Получилось, я допускал мысль о такой гнусной возможностиподниматься на своих друзьях!
С тревогой я чувствовал: он почему-то усиленно внушает идею о старинной нашей дружбе, о неразлучной компании, все входящие в которую до сих пор связаны святыми узами... Зачем-то это нужно ему... или просто для самоподъема?
...Даи раковину бы, раковину!вскричал я.
...Ты как японецвсе кроишь!презрительно произнес Фил.
Действительно, стыдно: человек с дружбой, а я с сантехникой! Позор!
А скажи... очень плохо я вчера себя вел?От весьма мучительной темы я перешел к другой, менее мучительной.
Что значитплохо?сурово сказал Фил.Как хотел, так себя и вел! Ты ж дома у себя, а не у тещи в гостях!
Правильно!воскликнул я, резко поднимаясь.
Тут стукнула дверьиз ванной в моем халате выплыла королева, роскошным движением закинула влажные волосы за плечо, уселась с нами.
У Фила что нехорошо?Уже доверительно, как к своему, обратилась она ко мне.Друзей никого нетвсех презирает! Теперь хоть, слава Богу...