И главноедолжен был Ефименко сообразить: у нас в России он эту борьбу проиграет стопроцентно! Директором, может, и останется (и остался!), но борец с ним все равно выше его взлетит, у нас в России иначе не бывает, так зачем надо было свое высокое плечо ему подставлять?! И вот результатприезжает закрывать нашу контору, с директорской плеши взлетев!
Вся беда нашей жизни в том, что не хватает в России умных консерваторов. Не модно это. Борцоммоднее. Демократам легчеони вестники будущего, они обещают только «завтра» (а «завтра», как известно, не существуеттолько «сегодня»). А умному человеку, да еще о своей репутации заботящемуся,вдруг консерватором стать, говорить, что «сегодня» можно что-то сделать? Зачем? Позорно даже. Ясное делокому может нынешняя реальная жизнь понравиться? Фи! Лучше немедленно отмежеваться от нее! В «завтра» звать!
...Вы когда уезжаете?
Сегодня на «стреле»!
Сегодня? Странно! А я почему-то думалзавтpa.Вы думаете... с Кошкиным... самое плохое?наконец выговорил он.
Да!
...Больше всего в этой истории мне не понравилось то, что Кошкин, падая, ударился о бакен головой. Случайностьсамое опасное, что есть. Именно через случайности и прокрадывается все чуждое тебе, именно через случайности и смерть прокладывает свой путь, презрительно отвергая и как бы даже не замечая пути нашего. Плевать ей на наши сюжеты. Она самасюжет!
Наивно думать, что можно использовать ее в своих целях, командовать ею и даже сказать с ее помощью что-то свое! Никогда! Игратьсяможно, пока ее нет, но, когда она есть, тыв ее сценарии, как правило, никому не понятном! И все непонятные, неожиданные случайности на самом делеее твердая поступь!
Все телефоны Кошкина, включая самые конспиративные, не отвечали. В связи с этим все больше как-то меня настораживало, что Гурьич на яхте до рассвета искал. Если бы думал, что Кошкин выплыл,поиск только бы изобразил.
Вообще не так давно было делоКошкин из-за одной несусветной красавицы стрелял в себя. Работала она в какой-то иностранной конторе... Керолайн! Трудно тут не потерять голову, вот Кошкин и потерял. И однажды, уходя от нее, забыл у нее кейс с тактико-техническими данными! Прибегает через час. Керолайн, нагло покуривая, говорит, что все листы уже по факсу передала куда надо. Кошкин тут же вышел в сквер под ее окнами и застрелился! И надо сказать, что наша «Пиранья» здорово после этого на международном рынке пошла. Из-за ерунды человек стреляться не станет! Потом, к сожалению, «Пиранья» не такая уж мощная оказалась, как написано было в тех бумагах. В каких, впрочем, тех?
Через месяц мы с Керолайн случайно в «Клуб-дипломатик» зашли и буквально обомлели: Кошкин с какими-то мулатками отплясывает! Элементарная операция, называется «Ванька-встанька»,обычно все четко по плану шло. А сейчас?
Неужели вопреки известной пословице сначала было фарсом, а повторилосьтрагедией?
Уж сколько раз доказывали ему: все кончено! Послушно ложится, а через секундустоит, покачиваясь: «Забылчто кончено-то?»
Не бегите по эскалатору, не задерживайте отправления поезда!
Выскочил на метро «Пионерская». Где-то тут чугунные пионеры стояли. Убрали?
Если кто и мог его по-настоящему погубитьто только ОНА, чугунная пионерка!
Помню период страстной его любви: мы стояли на базе Гаджиево, а она в Североморске библиотекаршей была. Отсюда и не понять вам, как это далеко. Но это и разжигало. Нашему человеку только и подай что-нибудь недоступное. Тут рядомнормальные были. Так нет: «Иду к ней!»«Как?»«Вот так!» Надевает обычный армейский полушубок. «Первый же патруль заберет!»«Мне сказаливездеходный!»Кошкин с гонором говорит... И потом рассказывал, как шел. Полярная ночь. Северное сияние. Вдругпатруль, озверевший от мороза. «С-стой!» Кошкин протягивает им свое скромное удостоверение. Те даже повеселели от такой наглости: «И все?» Вдруг начальник патруля лезет в карман кошкинского полушубка, выворачивает еготам какой-то черный штемпель. Цифры какие-то, буквы, к тому же размазанные. Начальник патруля вгляделсяи буквально оцепенел. Потом откозырял. «Ради Бога, простите!» И так Кошкин и шел. Навстречу новому патрулю прямо заранее выворачивал карман: «Смир-рна!» Потом даже самосвал карманом остановил.
Такой был человек!.. Неужто«был»? Так. Улица Степана Уткина. Тормози!
Я подошел к дому, поднялся по лестнице, позвонил.
Валя, бывшая первая красавица гарнизона, стояла в дверях.
Помню, как все возвышенно было у них. Можетизлишне возвышенно? Дом их поначалу задуман был, как островок свободы, как место без вранья. Страшный эксперимент!
Свобода приходит нагая!с упоением Кошкин декламировал.
Д-а-а... «Свобода приходит нагая». Но уходитодетая!
«Давай поглядим друг другу в глаза!»
Долго с ним пытались это сделать, но не смогли.
После Севера и Абу-Даби мы вместе три года на Ладоге служили, жили в одной деревянной избе, в двух больших, почти без мебели комнатах, топили печь...
Почему-то осталась в памяти картинка: низкое красное солнце светит в большую кухню. Их маленькая дочка, нажимая ручонкой, топит в тазу обрывки газеты. Почему-то любимое ее занятие было тогда. Где теперь та кухня и где дочь?
Странная была тогда жизнь, вроде бы переходная откуда-то куда-то, но теперь вдруг вспоминается как самая счастливая.
Ладога! Пора надежд! В июлеснег. Вьюга помыла окна.
Первая фраза их дочки: «Какое снежное лето!»
А сколько друзей было там! Больше так не было никогда... Друзья-коллеги, агрономы-луководы, колхоз «Легкий путь», великий селекционер Клыхнин: «Я на пороге открытия! Мои ученые бараны (с мешком под хвостом) срут больше, чем жрут!»
Наша секретная база, на которую то и дело забредали ягодники, грибники.
Скромные трибунки в глухом лесу, с которых партийные руководители уговаривали лосей, кабанов и прочную живность сдаться им...
Дело мы имели, в основном, с металлом, но неожиданно из нашей суровой повседневной работы явилась вдруг абсолютно неучтенная белоснежная яхта «Венера» из стеклопластика!
Кошкин на партийном собрании:
...Как я мог? Как я мог?!
По тайной нашей договоренности с ним я против него общественным обвинителем выступал. Голос общественности всегда для меня был как родной.
Как ты мог?!
Кошкин:
Как я мог? Как я мог?!
В конце концов даже наш главный коммунист Сероштан не сдюжил.
Ладно,гаркнул,значит, мог, коли сделал!
В это время уже гуманизм начинался, всяческая перестройка, разрядка. Американские врачи приглашали к себе в центр по излечению от алкоголизма: вся разнарядка почему-то, минуя штатских, к нам была спущена. Сероштан Кошкина вызвал (универсальный кандидат):
Эт-та... ты за месяц от пьянки сможешь излечиться?
А за сколько надо?
Я т-тя спрашиваю: не за скока надо, а за скока можешь?
За скока нада, за стока и смогу!
Тут даже Сероштан вспылил:
Есть у тебя вообще что-то святое?
Кошкин резонно ответил:
Ну, не пьянка же?
Отвечайалкоголик аль нет?Сероштан, потерявший терпение, по-партийному кулаком грохнул.
Как потребуется!четко Кошкин отвечал.
В таких вот задушевных беседах годы и шли. Кошкин подрабатывал еще подпаском, на звероферме шкуры сдирал. Однажды в пьяном угаре накинулся на кабана.
Но почему-то не нравилось ему все это, решил боксом оттуда выбитьсяпровел двести боев, и все неудачно.
Надо бороться, вырываться отсюда! Ты что?!
...Да я даже смотреть на тебя устал, не то что бороться!
Помню, как однажды в дикий шторм подвсплыли на лодке: мотало чей-то катер, потерял управление. Двое, старик и молодой, в каюте по колено в воде, деликатно сделали вид, что не удивились нашему появлению, и вежливо попросили у нас медную проволочкуот всего остального отказались, что мы ни предлагали. С того раза интеллигентность я представляю именно так.
Помню, как наконец уплывали оттуданочью, на нашей яхте, молчаливо представляя себе, на скольких сразу экранах мы светимся: на ракетных планшетках ПВО, на инфракрасном ночном прицеле танков, в перископах, на экранах охраны дач...
Зачем уехал оттуда? Отлично бы жил, вторую корову уже менял!
Но для Вали, жены Кошкина, там, точно, была лучшая пораместной суперинтеллигенткой была!
...Желтый теплый свет, отраженный от неподвижной воды, греет кожу. Голоса, долетающие по воде с невидимого берега. Вот оттуда пришли две волны, уютно хлюпнули под мостками: кто-то там, садясь в лодку, качнул ее.
Ты, наверное, пришел звать его на очередную гулянку? Должна разочаровать тебя: по крайней мере один из вас свое уже отгулял!
Как?! Даже качнуло! И это она спокойно называетразочаровать? Потом мелькнула дикая надежда: может, она меня имеет в виду, может, это я отгулял?.. Но почему?
Неужели смерть мужа вызывает в ней такое торжество? Вообще есть такие люди! Принципыважней. Онатакая!
Считаю, что он достойно ушел из жизни!
Не понимаюкак он раньше-то с нею жил?
Достойноэто как?
Действительно... Откуда тебе знать, что такое «достойно»?
Сделала свое деломогла бы отдохнуть немножко, не оскорблять! За десять минут устал! Представляюкаково ему десять лет! Неужели действительно сломался?
Сказал, что устал обманывать и уходит из жизни!
Как?
Это уже меня не интересует!
Странно! Могла бы помочь...
Он чтозвонил?
...Да.
Врешь, косая, не возьмешь!
Никогда он ничего заранее не решал: «Откуда я могу знать, какое настроение там появится?» Умно.
Впрочем, я его похоронила уже давно!
Как?!
С тех пор, как он начал лгать!
Ну, тогда можно считать, что он вообще не рождался!
Потом я ехал на трамвае и вспоминал, как мы однажды тут с Кошкиным ехали, смотрели в окно на запорошенные пустыри и говорили друг с другом: «Это Невский, что ли? Ну давон же Казанский собор. А вотИсаакиевский...» Пока кто-нибудь из соседей, потеряв терпение, не начинал орать: «Какой Невский! Что вы городите?..» Но то посторонние люди, а тожена!
Потом на цоколе сидел у метро, возле чугунных пионеров... Чугунная пионерка! «...похоронила... давно!»
Совершенно обессиленный тут сидел... Что такое, ё-мое? Не принять ли мумие?
...Помню, оказались мы с ним в разлуке: я на солнечной Кубе лодки сдавал, он, как более ловкий, в солнечной Монголии. Переписывались. И тут придумал он мыльную марку! Наклеиваешь марку, осторожно намыливаешь, на нее ставят штампна том конце связи стираешь штамп вместе с мылом, снова намыливаешь марку, отправляешь.
Может, и жизнь можно намылитьчтоб много раз?
Ну что? На дачу? Сутуло попить чайку, послеглубокий освежающий сон?
Нет!
Здравствуйте.
О! Давно у нас не были!
Даже и этих заведений перемены коснулись. Раньше сами красавицы были строго одеты, а теперь даже кассирша-диспетчерша сидит нагишом.
Друга моего нет?
Давно уже не было. Раздевайтесь.
...Попозже зайду.
Потом еще в баню заглянул, где мафия смывает грехи. Однажды было с ними дело: начальник их наше учреждение в карты выиграл. Договорилисьделать «ванек-встанек» на валюту. Наполнитель: по документамсвинец, а на самом делетитан. Поставили сто тысяч штук, валюту огребли. Оказалосьпо документамсвинец, а на самом делечугун! Русская игрушка «ванька-встанька»! Какая разницакак, главное, чтобы стоял! Обиделись почему-то, честность взыграла! С автоматами на нас пошли. Пришлось дыхнуть на них пламенем, чтобы поняли, что к чему!
Ванька не заходил?
Не было.
Где же этот сатрап режима, теперь неизвестно уже какого?
...Не хотел сюда заходить, напоследок оттягивал. Но что делать? В студенческие годы халтурили тут, обмывали привезенных после несчастных случаевсо всего города свозили сюда. Работы хватало! С тех пор шутили, мол, в морге блат. Иногда заходили.
Типа этого... не было тут?
Наш друг, теперь кандидат наук, как-то косо смотрел.
Да давно вас жду!
В каком смысле?
В прямом! Хана вам пришла, как и всем нам! Давайте, пока еще на пол не кладу! Давно нас могила ждет! Пользуйтесь, пока я тут, недолго осталось!
Дамрачно. Но несколько общо.
Значит, пока не было его?
Молчит. Гляжуи глазам своим не верю: два знаменитых артистаЮсупов и Харламов,знаменитые и к тому же живые!
Нам куда?
Хозяин мрачно:
Пройдите в тот зал!
Ушлии оттуда сразу же выстрелы, вопли донеслись.
Что это?!говорю.
Дожили!он говорит.Зал один сдаем под дубляж фильмов!
Ну, это неплохо, наверное. Искусство и смерть. И когда я уходил, оттуда дикий хохот раздавался. Это посильнее, чем «Фауст» Гете.
У орлов спрашиваю«Не было». У девиц-красавиц«Нет!». Значит, одному мне тянуть лямку вампира? Прихожу на вокзал. Появление Кошкина с зеленоватым лицом эффектней бы было, но этого гада и на том свете работать не заставишь! По вокзалу метался, успокаивал себя: «Умо-ляю, ты же в хол-ле! Я апеллирую к твоему интеллекту!» Уговорил.
Наконец подали поезд. А вот и Высочанский движется, размышляя о судьбах страны. Встал у него на пути.
О! И вы здесь?вздрогнул.Откуда?
Из морга,глухо проговорил.
Он деликатно не стал выспрашивать, как там. Явно, что хорошегоничего. Скорбно помолчалипока время не стало поджимать.
Ну так вот,торопливо Высочанский говорит.Вашу лодку, конечно, мы никому не отдадим! Сами доделаем! Так что можете унитаз обратно приваривать!Улыбнуться попытался, но я не поддержал.
Хотел он хотя бы шаг ускорить, но я не поддержал. Медленно шли.
И на регату мы с вами пойдем,Он меня взбадривает,Только, конечно, без этого солдафона вашего!
Я метнул на него взгляд. Он осекся.
Впрочем, сами решайте!торопливо заговорил. Все что угодно уже мог обещать, лишь бы из этого цепенящего Царства Смерти ноги унести! Не сдержавшись, глянул на башенные часы.
Год уже стоят!мрачно выговорил я. Он вздрогнул.
Но поезд все же ушел.
Кого это он солдафоном назвал? Гурьича нашего? Чушь! Вот первый командир наш, Пигасов,вот это был солдафон! Входишьлежит, грязными носками к тебе.
Разрешите доложить?
Докладывайте!
Извольте встать!
Что-о-о-о?! Пять суток ареста.
Ну, арест на подводной лодкезначит, не обедаешь со всеми в кают-компании, а на вахту исправно ходишь и на занятия.
Через пять суток являемся оба.
Разрешите доложить.
Докладывайте.
Извольте встать.
Десять суток!
Являемся через десять суток.
Разрешите доложить.
Докладывайте.
Извольте встать.
...Пятнадцать суток!
Весь флот уже следил за нашей титанической борьбойтолько о нас в кают-компаниях и говорили. Вдруг является на лодку комбриг, капитан первого ранга Гурьев.
Почему отсутствуют в кают-компании офицеры Кошкин и Петров?
Находятся под арестом!
Ясно.
В очередной раз являемся к Пигасову.
Разрешите обратиться?
Обращайтесь.
Извольте встать.
Двадцать суток.
И это продолжается почти год. Но служим четко.
И вот однаждысидим с Кошкиным верхом на торпеде, и вдруг взмыленный командир нашей Б4-4 с очень подходящей для подводника фамилией Непийвода.
Там от Гурьича вестовой. Вас спрашивает.
Сверкая шевронами, вестовой, слегка брезгуя, сажает нас на белый комбриговский катер, мчит.
Предстаем перед Гурьичем. Тот встает, здоровается за руку, предлагает нам садиться. Каюта красного дерева, бюро, креслаГурьич сидит с чуть приспущенным галстуком, курит тонкую папиросу, сверкают золотые запонки. Дружески расспрашивает наскак служится, входит ли в наши намерения стать в ближайшее время вахтенными офицерами. Рубим: так точно!
Потом вдруг Гурьич говорит нам:
Сегодня в нашем театре открываются гастроли казанской оперетты «Фиалкой Монмартра». Хочу вас пригласить!
Мы цепенеем. Тупо бормочеммол, как же так, в промасленных комбинезонах? Гурьич чуть поворачивается к вестовому.
Съездите, голубчик, за их парадной формой!
И вот весь рейд видит, как мимо всех кораблей летит наша парадная форма! К пирсу подается автомобиль. Едем.
Кончается «Фиалка». Зал аплодирует. Мы, стоя в царской ложе, тоже хлопаем белыми перчатками. Овации нарастают, и вдруг в зале постепенно все поворачиваютсяи аплодируют нам!.. Что нужно в жизни еще?
Я взял в гараже машину и мчал по шоссе к Гурьичу на мызу. Там разберемся.