Здравия желаем!приветствует нас вахтер.А Нелли нету!
...Неллиногастая, стройная азиатка с дикими глазами!..
Жаль.
Обычно с нами вместе просился Мбахву, бывший африканский царь. Но брали его с собой лишь за отличные оценки по боевой и политической подготовке.
...Проверка блока!
...При высвечивании сигнала активности ПГПГ отключается АПП и продувается повышенным расходом воздуха...
...Правильно, чертяка! Ну, ладно, пошли!
В общем, если получали в результате долгой, изнурительной борьбы полный отлуп, иногда даже с побоями, не особенно огорчались. Выскакивали утром на воздух... И говорили любимую свою фразу: «Да-а... Не удалось Артему устроить своего брата в депо!»
Откуда эта фраза, точно не помню, кажется, из «Как закалялась сталь», но, произнося ее после мрачной ночи, сразу начинали радостно хохотать вместе с Мбахву. «Не удалось Артему устроить своего брата в депо!»
Хрустя ледком, мчались на автобус, ждущий нас у нашей Академии тыла и транспорта. Очень тыла и очень транспорта, как шутили мы,желтого флигеля Юсуповского дворца, где кончали Распутина.
Автобус, дребезжа, ехал мимо высокой кирпичной арки Новой Голландии, потоммимо старых петербургских трущоб, покосившихся домиков...
Да-а... Не удалось Артему устроить своего брата в депо!
Снова хохот.
Поднимаются стеклянные корпуса у воды, поднебесные краны. Через ворота, по территориив огромный гулкий ангар. На высоком стапеледлинная «акула», обтянутая черной резиной, кроме голой «звучащей» части под подбородком.
Заказ «Саркофаг-2». Подводная лодка спецсвязи. Снова для Фараона на случай исчезновения жизни с лица Земли в час «Икс». И это они испытывают на нас! Тема все та же: разбегание начальства, но если раньше оно планировалось в пределах нашей страны, то теперь ужев пределах земного шара!.. Растем! С кем вот только они разговаривать собираются? Друг с другом, видимо.
Кстати, генеральный конструктор «Саркофага-2»Алехин! Тот самый змей, что на Сахалине нас высмотрел. На хрена?
Особо мы с Ромкой куражились над предметом, который он нам в академии читал: «Футурология войны». Теперь об этом во всех Домах культуры бубнят, но тогда это было «сов. секретно»: развитие интуиции, биолокация, ориентация своей энергии по меридианам, подключение к информационному полю.
Отключились?
Отключились!
Так мы с Ромкой говорили, с алехинских лекций выходя.
И что совсем уже приятностарого знакомого здесь встретил. Маркел! Мы с маман в коммуналке жили, правда, был у нас один-единственный сосед, но зато какой! И так упорно в нашу жизнь лез, что я однажды не выдержал: «Простите, маман, но не мой ли это отец?»«Как вы могли подумать? (Мы с маман исключительно на «вы» былиаристократическое воспитание!) Ваш отецинжэнэр!»
Портрет «инженера» этого, покойного Петра Васильевича Познанского, в форме капитана первого ранга в рамке стоял у нас, но как-то я его не ощущал. А Маркелвот он тут! Буквально каждый праздник нажирался и босойособенно по снегу любилс баяном по нашей улице шел. Но при этом, что интересно, был строгий моралист. Все разговоры вел исключительно об этомно только с осуждающих позиций.
Вхожу я к ейа ее собака сзади жарит, сенбернар ее!
Кого? Анну Ермоловну?
Ну, а кого еще-т?
Не может этого быть! Анна Ермоловна...
Много ты в жизни видел! Да за такое к стенке надо прислонять! А у нассемь лет дают, больше не дают!
Где он и эти семь лет надыбал, тоже неясно: может, в статье «Издевательство над животными»но стоял крепко.
Вот такой «отчим»! Но при этом, что интересно, благодаря исключительной своей злобности лучшим сдаточным мастером был на верфи: кому попало «Саркофаг» не доверят!
Другая его страсть: искусство! Сколько десятилетий он подводные лодки выпускалвсе это время считалось необходимым малевать в кают-компаниях родные пейзажи для усиления тоски по Родине. Грустные осенние рощи, разливы рек ее, подобные морям... Маркел и тут мастером был. Конкурентов всех доносами загрызза «формализьм» и прочие грехи. Меня с малых лет на натуру брал. Поэтому и вырос я таким меланхоликом, очевидно.
Перед самой сдачей «Саркофага-2» Маркел вдруг обнародовал сенсацию: издана статья в кодексетому, кто с другой стороны подойдет к бабе, даже к жене... «семь лет даютбольше не дают»!
Ромка, наш главный борец за права человека, дико завелся:
Что за чушь вы городите? В стране демократизация полным ходом идет, а тут!..
Вот ее и надо остановить, твою демократизацию!Маркел говорит.
Ну, знаете!
Тут я неожиданно для себя тоже сторону Маркела принял... Ромка только что как раз о своих подвигах в общежитии рассказывали вдруг!
Надо будет новый кодекс найти,озабоченно говорю.
Да что вы городите?!
И когда мы лодку буксиром выводили с завода, Ромка метался между леерами надстройки, а мы застыли, как изваяния, на корме буксира, и я пальцами цифру «семь» показывал, а Маркелрешетку.
Где-то на траверсе островов Зеленого Мыса вызывает меня Алехин в свою каюту. Прихожу.
Прибыл по вашему приказанию!
Садитесь... Хотите коньякнуть?
Здесь?
К сожалению, на завтрак у Тиффани не могу вас сейчас пригласить.
Тонко улыбаемся. Сажусь.
Ну... за вашу первую звездочку...
Служу Советскому Союзу!
Ладно... здесь этого не будем... Скажите лучше (?!?), как умерла ваша мать.
Неслабый вопрос. Меня так и кинуло, без всякой качки. Как умерла? Как жила, значит, не интересуется,как умерла?
А вы... знали ее?
...Н-немного.
Тоженеслабый ответ. Рассказал. Последние три месяца не могла лежать, могла только сидеть, обнимая спинку стула. Так и умерла. И особой толпы из прежних многочисленных ее поклонников вокруг не наблюдалось. Только Маркел.
...М-да. Ну хорошо (?!?). Вы свободны.
Однажды у берегов Африки выкинули буй с телеантенной. Судьбоносный момент для всего человечества: прибытие Генерального секретаря ЦК КПСС, генералиссимуса Леонида Ильича Брежнева в Лгону, столицу недавно освобожденного африканского государства. Смотрим на экран. Спускается наш Ильич с трапа самолета, даже изображение от испуга слегка трепещет. Белозубо улыбаясь, его встречает теперешний правитель, известный людоед-демократ. Наш Мбахву, свергнутый царь, сидя с нами в лодке, изрыгает хулу перед экраном на древнем языке.
Потом изображение исчезает. Следующий кадрколонна черных лимузинов, в первомлюдоед, во второмнаш Ильич, стоя, вяло машет рукой. Черные лица по обочинам... поворот. И тутколоссальный ляп местного оператора: мы видим внутренность машины, и под Самим, раскорячась, стоит на карачках наш Геныч, подпирая его зад лысой головой, с трудом удерживает на крутом повороте!
Геныч! Геныч наш!заорали.
С Лениным в башке и Брежневым на голове!
Убыл наш вождь и учитель из Африки, но нам почему-то было велено стоять.
Потом поняли, почему!
Завывание сирены, мигание синей лампочки; сваливаешься с койки иногами вперед из отсека в отсек!
Врубаешь пульт:
К связи готов!
Сколько готовым бытьнеизвестно. Из-за щита вытягивается колода картя, Ромка, старшина системы Загорулько. И вотпервое счастье за много лет:
Мизер!
Ромка подскакивает, как ужаленный.
Не может быть!
Прячу карты на груди, тут снова мигание.
Пожарная тревога!
В отчаянии бросаю карты, натягиваю из ранца ИДАиндивидуальный дыхательный аппарат. Снова хватаю картывсе семерки заменены девятками! Обвал! Поднимается дым, заволакивает, хватаю за грудки Ромкуон за стеклами честно таращит глаза! Ну, падла!
Невпротык учебная эта тревогапервое счастье за столько лет поломали!
«Покинуть лодку!»
Да, суровые условия их жизни испытывают они на нас! Нацепляешь всю амунициюи в торпедный аппарат. В пятки тебе дышит Ромка. Задраивают сзади: нормальная жизнь, прощай, если то было нормальной жизнью! Резину обжимает вода. Выравнивают давление с забортным... вылезаешь на приступочку, в свете прожектора клубится грязь. Выпускаешь вверх на буе шкентель с мусингами, трос с узелками, и аккуратными прыжочками, как паучок. Сорвешься«об верх разобьешься», как говорят моряки,азот в крови закипит, сосуды порвутся. Не зря старых подводников, кто не раз через трубу выходил, по щекам ошибочно за пьяниц принимают! Дорога жизни уходит вверх, от узелка к узелку, у каждоговыжди, терпи!
Отчаяние нарастает... Да нетнавряд ли учебная, вряд ли такое готовят они себе... так «руководить» они вряд ли захотят! Боевая это тревога!
Буй относит прибоем, плыву уже над коралламибелыми елочками с качающейся солнечной сеткой. Истаи рыб: белых с отпечатками на спине двух розовых пальцев... Рыба Христа! Желтые, в черных жилетках. Огромные, темно-зеленые, на изгибе вдруг слепящие красным. Висит целая бездна радужных «клякс»дернувшись, как по команде, исчезли! Почти прозрачная рыба-шнурок висит неподвижно, тараща глазки. Золотая солнечная сеть уже под пузом. Я сипло хохочу в трубку. Ивстаю, сливая с себя лазурную воду. В обе стороны уходит сияющий пляж: розовые раковины, роскошно-развратно вывернутые. Раньше такие видел лишь на «осназовских» кораблях, под разными «шляпами»геология, гидрография, экология,«приколотых» в нужных точках мирового океана. Набираю раковины в руки, бросаю, набираю более роскошные. Рядом выползает с плеском чудовище, стягивает с лица резину... Ромка! Стоим, тяжко мотая головами: ну!..
Переползаем через шуршащую розовую горуи дружный мат вырывается из наших грудей: оказывается, все-таки учебная тревога! Вдаль уходят волнистые холмы, из них торчат растения, похожие на огромную репу, и среди нихскромното, что больше всего нам нужно сейчас: вагончик связи.
Да-а! Не удалось Артему устроить своего брата в депо!
В данном ракурсе эта фраза логического смысла не имеет и означает лишь ликование!
Последний оплот
Однако через месяц жизни там ликование как-то исчезло. Смотришь в пыльное оконце вагончика: глиняные хибары уходят улицей вверх, к монастырю и дворцу. Когда-то монастырь был, христианский, остался даже колокол, привезенный из Новгорода. А теперьказарма.
Последний оплот социализма! И самый прочный в этом меняющемся мире. Потому как здесь навсегда решена главная проблема социализмаеда! С помощью людоедства. Правда, сейчас это решалось исключительно цивилизованно: одни племена пожирали другие, своих женикогда! Именно на этом Леонид Ильич Брежнев и настаивал во время своего последнего визита: чтобы только пленных! А то мировая общественность косо уже смотрела на этот оплот, а Леонид Ильич полюбил уже мировую общественность и слушал ее.
Холмы. Баобабы. И наш скромный вагончик недалеко от Дворца Главного Людоеда. Он гостеприимно и не раз приглашал нас пожить во дворце, но мы скромно отказывались: прихлопнут в момент! Потому что слухи уже шли: русские против людоедства настроены, снова приплыли христианство (?!) здесь насаждать. Как говоритсяспасибо за комплимент, но тучи явно сгущались. А вождь, тем более демократический, мог по пожеланиям своего народа на все пойти.
Так чтолучше в сторонке. Поэтому жили мы скромно, пока наша группа «Сокол» не ворвалась во дворец и не пристрелила нашего людоеда к чертовой матери: все-таки мировая общественность есть мировая общественность!.. Но зачем нам этот пыльный пейзаж? Господи, неужели отсюда собираются они планетой руководить?
Царем стал теперь наш Мбахву, выпущенный наконец из подводной лодки. Жить вроде спокойней стало, но все равно нам, испытателям социализма, домой хотелось. Потому что Мбахва тоже склонялся принять людоедство. Тем более что массы уже штурмовали дворец. Прежнийи демократ был, и людоед, а этотни то ни се!
Отстреливались до последнего патрона. Но это так образно говорится, потому как я свою пулю раньше словил!
Высокое светлое окно монастырской трапезной, и я откуда-то из-под потолка вижу, что лежу на операционном столе, и Ромка с черным его ассистентом запускают руки в мое тело до самого плеча.
Каким-то неощутимым ветром меня несет к свету, и я, как Жихарка на лопате перед печкой, пытаюсь упереться ручками-ножками в края окна, но не ощущаю их и легко вылетаю.
Да. Странные испытания проводят они! С того света, что ли, собираются руководить?
И от всего, что когда-то было мной, в пространстве тает лишь эта усмешка.
Трон Генсека
Катер вылетает из тьмы на свет, на перламутровый простор. Сзади остается темный грот-ангар, удаляется наш берег с военным госпиталем со звездочками на железных воротах: отель «Пять звездочек», как шутят больные.
Мы огибаем высокий мыс, проткнутый темным тоннелем. Солнце выпрыгивает из воды, как поплавок, и все становится ярким, цветным!
Вынув самую главную пулю, Ромка доставил меня сюданужно было уже ломать ребра, чтобы достать пулю из задней стенки. И теперь!
Мы заруливаем в бухту, похожую на рай. Тоннель и железная дорога с этой стороны высоко-высоко, а от берега вверх поднимаются террасы цветов. Белая мраморная лестница поднимается к дому с круглой ротондой. Мы подруливаем к ступеням.
Ну? Понял теперь, под кем ходим?!не сдержав восторга и гордости, восклицает Геныч.
Ну!восторженно отвечаю я.
Знали бы вы, сколько я народу утрамбовал, чтобы вас сюда!гордо произносит Геныч.
Ромка надменно морщит нос: он-то уверен абсолютно, что он-то сюда попал исключительно благодаря своим талантам!
Катер мягко стукается, мы молодцевато выпрыгиваем на ступеньки.
Главный для тебя сюрприз еще впереди!шепчет Геныч.
И хоть я знаю уже, что за сюрприз, но сердце прыгает: «Неужели?»
...На «курсах койки и житья» мы с Ромкой обзавелись снобистским хоббименяли книги на баб. И так их и оценивали: «Ну это Плиний Старший девятьсот четырнадцатого года!» Многие из них почему-то обижались.
Однажды Ромка небрежно сказал мне:
Кстати, отдай-ка мне твою Нелли... что хочешь?
Что я хочу... ничего не хочу! Нодружба.
Библию с иллюстрациями Дорэ!
Держала она меня какой-то восточной силой!
Ну, это ты загнул!хохочет Ромка.
А потом приезжает Геныч на побывкуи увозит Нелли сюда без всякой книги!
И знаю, что увижу ее, но сердце колотится! Мы садимся за стол в ротонде, и издали приближается ровное цоканье каблуковсердце выпрыгивает!
Она останавливается вблизи от насбуквально можно дотронуться рукой, но невозможно! Азиатски бесстрастное лицо, длинные гладкие ноги, чуть вывернутые носки блестящих туфель.
Меня зовут Нелли,абсолютно отстраненно произносит она.Что желаете на завтрак?
Геныч ликующе смотрит на меня: понял, какой класс? В порыве дружбы он даже забывает, что когда-то она была моей!.. Он дарит ее мне!
Тебя желаем на завтрак!ликующе кричит Геныч, радостно поворачивается ко мне.Хочешь ее?
Хочу ли я ее? Еще как!.. Но не так!
Ладно,произносит счастливый Геныч.Иди! Мы не бабники, мы алкоголики (любимая заповедь нашей дружбы)! Принеси нам всего! Все испытания его ты прошел, теперь должен наслаждения пройти!поворачивается ко мне он.
Проверитьне смертельно ли,вставляет язвительный Ромка.
Ну, все?Из шикарного завтрака лишь немного поклевав икры, Геныч, словно пружина, распрямляется.Хочу тебя еще познакомить кое с кем!
Он буквально дрожит от возбуждения: сколько приготовил сюрпризов!
По крутым дорожкам, скользким от крупных бордовых иголок, мы карабкаемся наверх и входим в длинный одноэтажный дом, в коридор, залитый солнцем.
Смир-р-рна-а!орет Геныч, и в коридор вылетают и выстраиваются «соколы»Ваня Нечитайло, Петя Скобцов, Дима Орлов, Джалмо Узун!
Тут я действительно чувствую, что душат слезы!
Ребята, радостно лыбясь, громоздятся, как шкафы. Как это мы, когда пили, все набивались в наш вагончик? Я поворачиваюсь к сияющему Генычу.
А где же Маракулин, Панков, Зинченко?
В наряде, где же еще?произносит Геныч.Вас охраняют, ваша светлость!
Всех наших до единого перетащил сюда! Похоже, и вправдувсесилен!
В-вольно!ору я.
Крепко же жучат по спине мои ребятане расхерачили бы ребра по новой! То ли от боли, то ли от счастья слезы так и катятся из глаз.
...Пока Леонид Ильич лежал в госпитале, я «испытывал» его апартаменты: гостиную, спальню, кабинет.
Менее вонючей краской не могли рамы намазать?куражился я.
Так точноне могли!радостно докладывал Ваня, мой личный ординарец.
Утро я обычно встречал на террасе, смотрел, как загорается море. Потом раздавался привычный уже далекий трескименно он как-то меня успокаивал и вводил в русло: где-то идет все же нормальная жизнь.