МАЛОВЕРОЯТНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
Случай на молочном заводе(Пародия на детектив)
Два лейтенанта, Петров и Брошкин, шли по территории молочного завода. Все было спокойно. Вдруг грохнул выстрел. Петров взмахнул руками и упал замертво. Брошкин насторожился. Он пошел к телефону-автомату, набрал номер и стал ждать.
Алло,закричал он,алло! Подполковник Майоров? Это я, Брошкин. Срочно вышлите машину на молочный завод.
Брошкин повесил трубку и пошел к директору завода.
Что это у вас тут... стреляют?строго спросил он.
Да это шпион,с досадой сказал директор.Третьего дня шли наши и вдруг видят: сидит он и молоко пьет. Они побежали за ним, а он побежал и в творог залез.
В какой творог?удивился Брошкин.
А у нас на четвертом дворе триста тонн творога лежит. Так он в нем до сих пор и лазает.
Так,сказал Брошкин.
Тут подъехала машина, и из нее вышли подполковник Майоров и шесть лейтенантов. Брошкин подошел к подполковнику и четко доложил обстановку.
Надо брать,сказал Майоров.
Как брать,закричал директор,а творог?
Творог вывозить,сказал Майоров.
Так ведь тары нет,сокрушенно сказал директор.
Тогда будем ждать,сказал Брошкин,проголодаетсявылезет.
Он не проголодается,сказал Майоров.Он, наверное, творог ест.
Тогда будем ждать, пока весь съест,сказал нетерпеливый Брошкин.
Это будет очень долго,сказал директор.
Мы тоже будем есть творог,улыбаясь, сказал Майоров.
Он построил своих людей и повел их на четвертый двор; там они растянулись шеренгой у творожной горы и стали есть. Вдруг увидели, что к ним идет огромная толпа.
Мы к вам,сказал самый первый,в помощь. Сейчас у нас обед, вот мы и пришли...
Спасибо,сказал Майоров, и его строгие глаза потеплели.
Дело пошло быстрее. Творожная гора уменьшалась. Когда осталось килограмм двадцать, из творога выскочил человек. Он быстро сбил шестерых лейтенантов. Потом побежал через двор, ловко увернувшись от наручников, которые лежали на крышке люка. Брошкин побежал за ним. Никто не стрелял. Все боялись попасть в Брошкина. Брошкин не стрелял, боясь попасть в шпиона. Стрелял один шпион. Вот он скрылся в третьем дворе. Брошкин скрылся там же. Через минуту он вышел назад.
Плохо дело,сказал Брошкин,теперь он в масло залез.
Вход свободный
Будит меня жена среди ночи, кричит:
Все! Проспала из-за тебя самолет! Беги за такси, быстро!
Вспомнил: она же мне вчера говорилаэкскурсия у них от предприятия на массив Гиндукуш!
Накинул халат, понесся. Привожу такси, взбегаюдверь захлопнута, жены уже нет.
Понимаешь,таксисту говорю,дверь моя, видишь ли, захлопнулась, так что дать я тебе ничего не могу. Вотв кармане только оказалось расписание пригородных поездов за прошлый год.
Что ж,говорит.Давай.
Положил расписание в карман, уехал. А я дверь свою подергалне открывается, крепко заскочила. Пошел я через улицу в пожарное депо, знакомого брандмейстера разбудил.
Да нет,он говорит,никак нельзя! Нам за безогонный выезд знаешь что будет? У меня к тебе другое предложение есть: поступай лучше к нам в пожарные! Обмундирование дается, багор! Пожарный спитслужба идет!
Вообще заманчиво,говорю.Подумаю.
Пошел обратно во двор, бельевую веревку снял.
Поднимаюсь, звоню верхнему соседу.
Здравствуйте!говорю.Хочу спуститься из вашего окна.
А зачем?он говорит.
Я рассказал.
Нет,говорит,не могу этого позволить, потому как веревка не выдержит, которая, кстати, моя.
Вырвал веревку, дверь закрыл.
Спустился я тогда вниз, к монтеру.
Сделаем,говорит.В мягкой манере!
Собрал инструмент, пошли. Долго так возился мелкими щипчиками. Потом схватил кувалдукак ахнет! Дверьвдребезги!
Вот так,говорит.В мягкой манере! А что двери нетерунда! Одеяло пока повесь!
Ночью я, понятно, не спал. Тревожно. Такое впечатление вообще, будто на площадку кровать выставил.
Вздремнул только, слышускрип! Вижувошел какой-то тип, с узлом.
Так...Меня увидел.А нельзя?
Почему же нельзя?говорю.Можно. Двери-то нет, сам же видишь!
Разговорились. Толик Керосинщиков его зовут... Ехал к брату своему за пять тысяч километрови в первый же вечер получил от него в глаз.
...Но и он тоже словил! Усек?Толик говорит.
Ясно, обидно действительноехать пять тысяч километров исключительно для того, чтобы получить в глаз.
Говорит:
Здорово мне у тебя нравится... Отдохну?
Давай.
Прилег он на диван, ботиночкибух! Накрыл я его картой полушарий для тепла.
Соседка входит из сто одиннадцатой.
Сосед,говорит.Я у жены твоей, помнится, тазик брала, нельзя ли еще и сковородку взять?
Да что там сковородка,говорю,садись! Сковородку бери, что там еще? Может, еще чего-нибудь тебе надо?
Потом увидел через отсутствующую дверь: влюбленные стоят на площадке, мерзнут.
Входите!говорю.Чего мерзнуть?
Ой, а можно?говорят.Спасибо!
Отвел я их во вторую комнату, оставилтолько они там почему-то сразу принялись в домино играть... Бац! Я даже вздрогнул. Пауза, тишина. Сновабац!
Ну, это уж не мое дело, пусть чем хотят, тем и занимаются. Пригласить к себе, а потом еще действия диктовать... Зачем?
На лестнице тяжелые шаги раздались. Входит водолаз. За ним резиновый шланг тянется, мокрый.
Все!глухо говорит.Моторюга не метет! Обрежь кишку, быстро!
Обрезал кишкуперепилил тупым столовым ножом.
Водолаз воздух вдохнул:
Ху-ху! Ну выручил ты меня, браток!
Потом ещемонтер снова зашел.
Ну, как без двери?говорит.Привыкаешь?
Да-а!
Вообще,говорит,жизнь вроде поживее пошла после того, как я дверь у тебя выбил.
Тут является родственник. Кока. Кока Коля. Говорит:
Ну, как ты живешь?
Ну, как?
Даже двери у тебя нет.
Двери нет, действительно.
То-то вещей у тебя никаких нет.
Вещей действительно нет.
Откажись,кока говорит.
От чего?
Сам,говорит,понимаешь.
Ей-богу,говорю,не понимаю.
Ну, смотри!
И тут же врывается другая соседка, Марья Горячкина, и начинает кричать, что ее муж, Иван Горячкин, в моей бездверной квартире пропал.
Давайте мне мужа моего! Не уйду, пока мужа не отдадите!
На водолаза почему-то взъелась:
Отъел рожу-то!
Плюнула ему прямо на стекло.
Ушла.
Кока говорит:
Ну, видишь?
Что вижу-то?
Послушай меня,кока Коля говорит.Видел я тут объявление на улице: дверь продается, с обсадой и арматурой. Купим, поставим.
Да нет,говорю.Неохота чего-то.
Эх,кока говорит.Какой-то ты безвольный!
Я не безвольный!говорю.Я вольный!
А что это за типы у тебя?
Это,говорю,люди. Мои друзья.
Толик Керосинщиков тут зарыдал. Водолаз ко мне подошел, по плечу ударил железной рукой.
Вот это по-нашему, по-водолазному!говорит.
...Ну и чего ты добился?кока говорит.
И тутпоявляется в дверном проеме фигура и начинает полыхать синим огнем!
Марсианец, что ли, будешь?говорю.
Ага.
Ну как вообще делишки?спрашиваю.
Стал с ходу жаловаться, что холодно ему на Земле.
Кока говорит ему:
Вот вымарсианец. Неужели для дела такого, как межпланетный контакт, не могли жильца другого найтисолидного, нормального!
Значит, не могли!грубо марсианец ему говорит.
Кока спрашивает:
Простите, почему?
До звонка не достаювот почему! Удовлетворяет вас такой ответ? Если бы тут открыто не оказалось, вообще мог бы на лестнице заледенеть!
Сидим в свете марсианца, беседуем, вдруг появляется жена (не понравилось ей, видно, на Гиндукуше!).
Та-ак...говорит.А это еще кто?
Марсианец,говорю.Не видишь, что ли?
Знаю,как закричит,я твоих марсианцев!
Да ты что,говорю.Опомнись!
Не опомнюсь,говорит,принципиально! А где дверь?
Какая дверь?
Наша!
А-а-а... Разлетелась.
С помощью чего?
С помощью монтера.
Ну, все!жена говорит.
Ушла из дому, навсегда. Взяла с собой почему-то только утюг.
Толик говорит:
Ну, ничего!
Конечно,говорю.Ничего!
Скоро утро настало. Солнце поднялось. Крупинки под обоями длинные тени дают.
Зарядка по радио началась: «Раз-два, раз-два... Только не нагибайтесь!.. Умоляю вастолько не нагибайтесь!»
Спокойно!говорю.Никто и не нагибается.
Выскочил ятеще позвонить, то есть жене.
Обратно через улицу бегу, вижу: солнце светит наискосок с дома. Продавец в овощном магазине на гармони играет.
Тут от полного восторга пнул я ногой камешек, перелетел он через дорогу, щелкнул о гранитный парапет тротуара, отскочил, оставив белую точку.
Скоро жена вернулась. Стала демонстративно блины жарить, а я стал демонстративно их есть.
...День сравнительно спокойно прошел. Только вечером уже, на красном закате, вошел вдруг в комнату караван верблюдов. Шел, брякая, постепенно уменьшаясь, и в углу комнатыисчез.
Фаныч
Однажды на остановке метро ждал я одну колоссальную девушку! Вдруг вместо нее подходит старичок в длинном брезентовом плаще, в малахае, надетом задом наперед.
Такой-то будешь сам по себе?
Ну, такой-то,говорю,вы-то тут при чем?
Такую-то ждешь?
Ну, такую-то. Вы-то откуда все знаете?
Так вот,говорит,просила, значит, передать, что не может сегодня прийти. Я, выходит что, вместо нее.
Я умолк, потрясенный. Не мог я согласиться с такой подменой.
Так вы что,спросил наконец я,прямо так и согласились?
Еще чеготак! Три рубля...
Ну,сказал я,так куда?
Он долго молчал. Потом я не раз замечал эту его манеруотвечать лишь после долгого хмурого молчания.
В тот вечер, как и было задумано, шло выступление по полной программе: филармония, ресторан, такси.
Все это было явно ему не по душе. Но каком-то пустыре поздней ночью он наконец вышел, хлопнув дверцей.
«Да,думал я,неплохо провел вечерок!.. Такая, значит, теперь у меня жизнь?»
И действительно, жизнь пошла нелегкая... Казалось бы, все обошлось, случайный этот знакомый исчез. Но почему-то тяжесть и беспокойство, вызванное его появлением, не исчезли. И вдруг я понял, что они вошли в мою жизнь навсегда.
А ведь и всеи усталость, и старость, и смертьприходит не само по себе, а через конкретных, специальных людей.
И Фаныч (так его звали) стал появляться в моей жизни все чаще, хотя, на первый взгляд, у нас не было с ним ничего общего.
В один предпраздничный бестолковый деньполуработы-полугульбы, а в результате ни того, ни другогоя оказался дома раньше, чем обычно. Странное, под непривычным углом солнце в комнате (редко я бывал дома в это время) вызывало у меня какое-то странное состояние. На это освещение комнаты не было у меня готовых реакций, запланированных действий, и я так и сидел, как не свой, в каком-то неопределенном ожидании. Потом раздался звонок и вошел мой сосед, начальник сектора с нашей работы, Аникинчеловек неряшливый, потный, тяжелый во всех отношениях... Рубашка отстала от его шеи, и на воротнике изнутри были выпуклые, извилистые, грязноватые змейки. Я думаю, Аникин и не подозревал, что где-то существуют чистые, прохладные, мраморные залы, переливающиеся хрустальные люстры, подобное ветерку пение арф.
Мир Аникина был другойтесные забегаловки, где, не замечая, в папиросном дыму, роняют серый пепел на желтоватые нечищеные ботинки, земляные дворы с деревянными столиками для игры в козла. И все это уже чувствовалось в нем, все это он как бы носил с собой.
И тем не менее я стал вдруг замечать, что провожу с ним три четверти своего времени. Сначала я утешал себя, что все ж таки связан с ним производством и что двери наших квартир упираются боками, и надо же с соседом соблюдать хотя бы видимость приличий. И все свое времяпрепровождение с ним я считал необязательным, случайным, своими же настоящими друзьями считал другихумных, прекрасных, четких ребят, список которых при случае я всегда мог себе предъявить. Тем не менее все свое время я проводил почему-то с Аникиным. То я придумывал, что лучшие друзья, как лучший костюм, должны извлекаться в особых, радостных случаях, то еще что-нибудь. А честновдруг понял я,мне уже действительно было лень надевать лучший костюм, и ехать к блестящим друзьям, и быть там непременно в блестящей, пусть трагической, но блестящей форме. Когда проще вот так вот расслабленно сидеть дома. А тут, смотришь, зайдет Аникин...
И конечно же с Аникиным вошел и Фаныч, оказавшийся лучшим его другом. Фаныч даже не разделся и, понятно, не поздоровался, только поглубже натянул свой треух. Чувствовалось, что он меня не одобряет. Но почемунеясно.
Аникин сполз со стула, почти стек. И напряженное, неприятное молчание... Именно так, по их мнению, надо проводить свободные вечера.
Я сидел в каком-то оцепенении, не понимая, что со мной, зачем здесь находятся эти люди, но порвать оцепенение, сделать какое-нибудь резкое движение почему-то не было ни сил, ни желания. Иногда я, встрепенувшись, открывал глаза... За столом все так же сидели Фаныч и Аникин, молча. Наконец, так сидя, я и заснул.
Когда я вышел из забытья, было хмурое, ватное утро. Аникин и Фаныч спали на моей кровати... Бессмысленность происходящего убивала меня. Я пошел на кухню попить воды из чайника, и вдобавок ко всему на кухне еще обнаружился совершенно незнакомый маленький человек, который быстро ел творог из бумажки и при моем появлении испуганно вздрогнул.
«Это еще кто?»устало подумал я.
И, решив встрепенуться, начать с этого дня новую жизнь, долго мылся под ледяным душем: крякал, фыркал, визжалвсячески искусственно себя взвинчивал. Душ шуршал, стучал по синтетической занавеске.
«Что такое,думал я,почему это в последнее время я хожу, говорю, общаюсь исключительно с непонятными, пыльными, тягостными людьми?
А потому,вдруг понял я,что я и сам уже стал такой наполовину, больше чем наполовинуна девяносто девять и девять десятых процента!»
Я выскочил из душа как ошпаренный.
Что случилось со мной? Боже мой! Отчего я так сломался, размяк?..
Надо быстрее встряхнуться... Пойти по случаю праздника в мой любимый ресторан.
Когда я поднялся из холодного метро, я увидел, что день разгулялся, солнце осветило верхнюю половину розовой башни Думы. Я долго не мог перейти улицуехал длинный стеклянный интуристовский автобус, и все, что я мог сделать, это в нем отражаться.
Потом я шел по узкой улочке в подвижной, тонкой тени деревьев. Навстречу все чаще попадались группы иностранцев, «фирмы», как у нас говорят... Вот отдельно идут два скромно одетых «люкса»: онбелые волосы, розовый затылок, онасухонькая, в незаметном платье: узнаю присущее лишь божественному Диору умение так сшить дорогую вещь, словно она стоит один рубль!
Я подошел к крутящимся дверям и вдруг зачем-то вспомнил, что ресторан этот, лучший в городе, принадлежит «Интуристу» и местным сюда трудно попасть. Другое дело, что раньше я никогда не думал об этоммне и мысль такая не приходила, что в моем городе меня могут куда-то не пустить. Но сейчас эта мысль пришла, и швейцар, сразу же сориентировавшись по моей неуверенности (а только по ней они и ориентируются), протянул руку, отделив меня от входящей толпы.
И теперь, вдруг понял я, мне уже никогда сюда не войти. Слезы, угрозы, проклятиявсе это теперь только хуже!
И тут, дурачась, галдя, бросаясь спиной вперед, изображая при этом преувеличенный испуг, стали выкручиваться из стеклянных дверей итальянцы с желтыми, в темных подтеках лака балалайками или с тонкими красно-синими пакетами «Берьозка шоп» с наборами, что продают теперь за валюту: меховая шапка, бутылка водки и коробок спичек.
Толкаясь, крича, хохоча, лезли они в длинный автобус...
Через три дня встретил Аню, переводчицу, «переводчицу денег», как я про себя ее называл, ту самую девушку, что прислала вместо себя Фаныча в мою жизнь.
И на этом, надо сказать, совершенно успокоилась!
Что делать?только сказала она.Тут у меня группа штатников по обменному туризмуудешевленники. Смета у них маленькая, а программу хочется составить поинтересней.