Пётр Поликарпович тряхнул головой, решительно направился к двери. Крепко стукнул кулаком.
Квадратное окошечко тут же открылось.
Чего стучишь? послышался недовольный голос.
Скажи там своему начальству, пусть поторопятся. У меня дел много. Некогда тут долго прохлаждаться.
Нам не положено ничего передавать.
Окошечко захлопнулось. Пётр Поликарпович снова постучал.
Меня обещали вызвать! Я тут что, до утра сидеть должен?
Ответа не последовало.
Я товарищу Лупекину буду жаловаться! Если сию же секунду ты не доложишь
Дверь внезапно распахнулась.
Ну чего вы кричите? Следователи сейчас все заняты. Лягте вон, поспите. До утра есть время. А днём тут спать не положено. В шесть часов подъём.
Какой подъём? Я утром домой поеду. У меня послезавтра областная конференция, доклад нужно готовить. Я писатель. Пеплов! Слыхал о таком?
Красноармеец переступил с ноги на ногу, протяжно вздохнул.
Слыхал. Вы ещё партизанили. Я вас в нашем клубе как-то видел. Вы там знатно говорили.
Вот и молодец! А ты что, давно тут служишь?
Недавно. Вы это уж потерпите до утра. Нельзя мне с вами тут У нас с этим строго. Могут и турнуть. Хотите, я вам воды принесу?
Ну, давай, сказал Пётр Поликарпович. А ты не можешь спросить там, чего хотят-то от меня?
Нет, не могу. На то есть следователи. Тут много разного народу бывает, кажную ночь привозят. Всех сперва допрашивают, а после
Что, отпускают? не выдержал Пётр Поликарпович.
Красноармеец словно бы запнулся, бросил быстрый взгляд и ответил с расстановкой:
По-всякому бывает. Иных увозят в городскую тюрьму, а в основном все здесь сидят.
Но кого-то ведь и отпускают? подсказывал Пётр Поликарпович.
Этого я не знаю. Откуда мне знать? буркнул красноармеец. А воды я сейчас принесу. Это можно
Через минуту в кормушке показалась большая алюминиевая кружка, до краёв наполненная прозрачной, пахнущей железом водой.
Спасибо, браток. Пётр Поликарпович бережно взял кружку и стал жадно пить. Вода была жёсткая и невкусная, но это уже не имело значения. Вдруг вспомнились партизанские тропы, как они глотали пригоршнями мутную болотную воду, делали в консервных банках мучную болтушку на этой воде и заедали похлёбку диким чесноком без соли и без хлеба. И всё казалось вкусным и единственно правильным. Одно слово: молодость! Всё нипочём, и любое дело по плечу.
Допив воду и стряхнув остатки на цементный пол, Пётр Поликарпович снова постучал в дверь. Та вдруг распахнулась на всю ширину. На пороге стоял незнакомый долговязый парень с оттопыренными ушами, в гимнастёрке и галифе.
Ну чего тебе неймётся? В карцер захотел? произнёс грубым голосом. Сказали сидеть тихо, знай себе, сиди. Ещё раз стукнешь в дверь, я тебе по-другому объясню!
Пётр Поликарпович почувствовал, как зашумело в голове.
Ты как разговариваешь, щенок! Молокосос! Я тебе в отцы гожусь! Я кровь проливал за советскую власть контру стрелял вот этой самой рукой, а ты, сопляк
Парень вдруг шагнул к нему и с силой толкнул раскрытой ладонью в лицо. Голова резко дёрнулась, так что шейные позвонки затрещали, стены рванулись вверх, лампочка вылетела откуда-то из-за спины, и Пётр Поликарпович грохнулся о пол всем весом, со страшной силой ударившись спиной и затылком; в голове ярко вспыхнуло и сразу же погасло. Он погрузился во тьму.
Ночь ли была или уже день наступилбыло не понять. Пётр Поликарпович вдруг словно бы проснулся. Увидел себя лежащим на полу, сверху жёлто светила лампочка, грязные неровные стены удерживали потолок. Голова раскалывалась от боли. Он пощупал рукой затылок и ощутил что-то густое и липкое. Поднёс пальцы к глазам и увидел тёмную кровь. Сразу вспомнил удар и падение. Всё это было как будто не с ним. Он видел себя со стороны, как делает строгое внушение лопоухому парню, а тот вдруг налетает на него с исказившимся лицом.
Но этого не должно быть! Произошла чудовищная ошибка! Он не должен быть здесь, лежать на каменном полу с помутившимся сознанием, истекая кровью. Его с кем-то перепутали! Вот онообъяснение! Он приподнялся на локтях, с надеждой взглянул на дверь: сейчас она раскроется и войдёт улыбающийся лейтенант, скажет: ай-ай-ай! Как нехорошо получилось! Но вы не беспокойтесь, товарищ Пеплов, ударивший вас красноармеец уже арестован, таким не место в Красной армии! Произошло досадное недоразумение, от имени командования я приношу вам свои извинения. Сейчас вам будет оказана медицинская помощь, а потом вас доставят домой. Простите нас!
«Простить, пожалуй, можно, подумал Пётр Поликарпович, поднимаясь с каменного пола, вот только забыть не получится». Да, он этого не забудет, и при случае
Замок вдруг заскрежетал, забрякал, провернулся ключ, и дверь раскрылась. В камеру вошёл военныймолодой, подтянутый, с ромбами в петлицах. Лицо хотя и хмурое, но не глупое, не злоене как у того, который его толкнул.
Пеплов Пётр Поликарпович? вежливо спросил военный.
Да, это я.
Следуйте за мной!
Наконец-то. А я уж думал, что про меня все забыли.
В дверном проёме показался красноармеец.
Руки назад, во время следования не разговаривать, не останавливаться, слушать команды, проговорил без всякого выражения. Следуйте за лейтенантом.
Пётр Поликарпович не стал спорить. Сейчас всё разрешится. Главноепокинуть эту жуткую камеру, оказаться в нормальной комнате и объясниться, наконец. Он готов попуститься мелочами, не будет требовать излишне сурового наказания для ударившего его обалдуя. Пусть он извинитсяи дело с концом!
Минуя ряд разделительных решёток, они прошли длинным подземным коридором, поднялись по бетонным ступеням; снова был коридор, затем короткий переход по холлу с окнами, в которые ярко светило утреннее солнце, и ещё одна лестница. Первый этаж, второй, третий Пётр Поликарпович хотел спросить, который теперь час, но сдержался. Сопровождающие шли в угрюмом молчании, словно на похоронах. Он понял, что спрашивать бесполезно, и стал смотреть себе под ноги. Ноги мягко ступали по красной ковровой дорожке, положенной на деревянный паркет. Точно такая дорожка была в здании крайкома. И коридоры почти такие жеузкие и длинные, с высокими потолками, а по бокам всё двери, двери
Они вдруг остановились. Пеплов поднял голову и прочитал на табличке: «Ст. следователь, капитан ГБ Чернов А. В.».
Лейтенант пихнул дверь.
Заходите
Пеплов сделал несколько шагов и остановился. Кабинет показался ему очень уютным, почти домашним. В дальнем конце стоял массивный стол тёмно-оливкового цвета, за которым сидел человек в военной форме. Он не поднял головы, продолжая что-то писать в раскрытую папку. На стене за ним во всю высотупортрет Сталина: вождь был в военном френче и стоял чуть боком, опираясь на трость; глаза смотрели вдаль, а лицо такое доброе и немножко грустное. Пётр Поликарпович сразу почувствовал себя легче. Сталин тутзначит, всё хорошо. Мир не перевернулся, а все недоразумения скоро разрешатся. Вот и дерево за окном растёт как ни в чём не бывало. И нет ему дела ни до камер, ни до страданий людских. Чёрные ветви его раскачиваются на ветру и тянутся к синему небу, к солнцу. День обещал быть ясным, солнечным. Ночной кошмар развеялся, как сон. Скоро он будет дома, и всё пойдёт по-прежнему.
Военный вдруг поднял голову и внимательно посмотрел на вошедших.
Пожалуйста, проходите. Живо поднялся и подошёл, протягивая руку для пожатия. Если не ошибаюсь, Пётр Поликарпович Пеплов, наш знаменитый писатель?
Пётр Поликарпович с внезапно нахлынувшим чувством крепко пожал руку и коротко кивнул.
Да, это я. А вас как величать?
Чернов Андрей Викторович, капитан госбезопасности, следователь по особо важным делам. Пожалуйста, садитесь.
Пеплов шагнул к стулу с высокой прямой спинкой и аккуратно сел.
Что это у вас? воскликнул следователь чуть не с испугом.
Где?
На затылке. Кровь как будто?
Пеплов поднёс ладонь к голове и ощутил под пальцами коросту.
Это я в камере упал, затылком ударился о каменный пол. Даже сознание потерял.
Вот как? Как же это получилось? Следователь быстро прошёл обратно и сел на стул. Он быстро овладел собой, теперь на лице его читались удивление, сочувствие, заинтересованность. Видно было, что это хороший, «человечный» человек.
Меня охранник толкнул, сказал Пеплов. Я его только спросил, почему меня тут держат, а он взял и двинул меня. Я сильно затылком ударился, когда падал. Даже сознание потерял. У меня такое впечатление, что у этого охранника неладно с головой. Таким не место в органах! Я бы вас просил провести с ним беседу.
Чернов едва заметно улыбнулся и опустил голову.
Хорошо, я разберусь. Виновный будет наказан, если только он действительно толкнул вас без всякой на то причины.
Пеплов удивлённо воздел брови.
А вы полагаете, что могла быть причина?
Я вам безусловно верю, но я должен буду опросить и этого человека, а также свидетелей, если они там были. Вы же понимаете, что мы не можем наказывать человека, не получив исчерпывающих доказательств его вины! Сказав это, следователь посмотрел на Пеплова таким ясным и хорошим взглядом, что тот смутился.
Да, пожалуй, вы правы. Только не сочтите, что я как-то особенно настроен против него. Просто обращаю ваше внимание на его странное поведение. Сегодня он меня толкнул, а завтра кого-нибудь другого. Так не годится. Слухи пойдут нехорошие. Разве для этого мы устанавливали советскую власть и прогоняли буржуев?
Хорошо-хорошо, я всё понял и разберусь, снова заверил следователь. Я вас, уважаемый Пётр Поликарпович, вот о чём хотел спросить
Да, конечно, я вас слушаю.
Скажите, вы знаете Яковенко Василия Григорьевича?
Васю Яковенко? воскликнул Пеплов, подаваясь вперёд. Конечно, знаю, это мой старинный друг, боевой товарищ. Мы с ним вместе партизанили в Канском районе. Он был председателем совета Канской партизанской армии, а я в это время возглавлял совет Баджейской партизанской республики. Под началом Яковенко было тысяч пятнадцать штыков. А сам могучий такой мужик, просто богатырь. Его у нас все очень уважали. Он потом в Москву перебрался, стал наркомом земледелия, членом Центральной ревизионной комиссии, был референтом у Калинина. Замечательный человек! Смелый, отважный, преданный делу революции. Ничего для себя не требовал. Такие, как он, и победили белогвардейскую сволочь. Жаль, что наши с ним пути разошлись. Пётр Поликарпович испустил печальный вздох и покачал головой.
Следователь очень внимательно слушал его объяснения, потом вдруг легко поднялся и прошёл к окну, отбросил штору.
День-то какой, а, Пётр Поликарпович! Лето скоро. Я каждый год езжу на Ангару, на остров Любви. Ставим там шалаш и живём с женой целый месяц! Готовим похлёбку на костре, рыбку ловим, загораем. Вы любите рыбалку? вдруг обернулся и в упор посмотрел на Пеплова.
Тот растерялся от неожиданности.
Конечно. Почему же нет? В молодости я рыбачил у себя в деревне, мы кормились рыбой, а потом и в партизанском отряде пригодилось. Знаете ведь, как с продуктами было в Гражданскую. А сейчас некогда рыбачить. Всё дела да заботы. Вот книгу очередную пишу. Голову некогда поднять.
Как же, знаю. Читал я ваши книги! усмехнулся следователь.
А что вы читали?
Да много чего. И новую рукопись видел, её вчера изъяли у вас при обыске.
Пётр Поликарпович побледнел.
У меня что, дома был обыск?
Конечно! Вот тут у меня протокол. Следователь быстро прошёл к столу и взял машинописный лист, стал читать: При обыске изъяты паспорт, профсоюзный билет, удостоверение члена СП СССР, печатная машинка «Торпедо», дробовое ружьё, рукописи, письма.
Пеплов поднялся на дрожащих ногах.
Но зачем это? Что вы там искали? Да ещё в моё отсутствие! Я бы вам сам показал всё что нужно! Вы наверняка перепугали мою жену. Ваш сотрудник сказал вчера, что меня пригласили для беседы и сразу же отпустят. Объясните же наконец, что происходит!
Следователь выслушал эту тираду с полным самообладанием, на лице его играла хитрая улыбка.
Успокойтесь, пожалуйста! почти ласково произнёс он. Я сейчас задам вам несколько вопросов, и если вы скажете мне правду, то можете быть свободны, поедете домой, к своей жене и дочурке. И рукописи вам вернут. Вы согласны на такой вариант?
Да, чёрт возьми, конечно, я согласен! Задавайте свои вопросы, хотя я не понимаю, зачем понадобился весь этот цирк.
Ну, цирк или не цирк, это пока ещё рано говорить. А вот вы вспомните: когда вы в последний раз виделись с Яковенко?
Тоже спросили. Я не припомню, когда его видел. В Москве мы в последний раз виделись, если мне не изменяет память. Года четыре назад, да и то это было мельком. Он ведь человек занятой, да и мне некогда было. Мы тогда с Алексеем Максимовичем затевали новую серию книг
Следователь сделал нетерпеливый жест:
Погодите, о Горьком сейчас не надо. Вы лучше о вашей беседе с Яковенко расскажите, и как можно подробнее.
Да нечего мне рассказывать! Мы посидели в гостинице, выпили по стопке, как водится, помянули боевых товарищей, а потом разошлись. А в чём дело? Почему такой интерес к Василию Григорьевичу? С ним что-нибудь случилось?
Случилось, невозмутимо ответил следователь. Девятого февраля гражданин Яковенко арестован, изобличён как враг народа и уже дал признательные показания.
Василий Григорьевич арестован? Этого не может быть! Вы что-то путаете!
Вы присядьте, с нажимом произнёс следователь. Я вам сообщаю факты. У меня имеется копия протокола допроса, в котором гражданин Яковенко признаётся в террористической деятельности и называет ряд лиц, причастных к созданию контрреволюционной повстанческой организации в Москве, Красноярске, Канске, Иркутске и в других городах. Под руководством двурушника Бухарина создана целая сеть по всей стране, в это гнусное дело вовлечены сотни людей. И вы в их числе.
Да вы с ума сошли! Какая сеть? Зачем ему это надо было? Василия Григорьевича лично Ленин знал! В двадцать первом году Владимир Ильич подписал декрет о его назначении наркомом земледелия. Яковенко кровь проливал за советскую власть!
Следователь согласно кивнул.
Да, конечно, никто с этим не споритпроливал кровь и занимал высокие посты. Но речь сейчас в общем-то не о нём, а речь теперь идёт о вас, Пётр Поликарпович! Показания о вашем участии в контрреволюционном заговоре дал ведь не только Яковенко, но и другие участники заговора.
Другие?.. Очень интересно. И кто же это?
Следователь взял со стола ещё одну бумагу и стал читать:
Лобов Фёдор Антонович, Ефим Захарович Рудаков, Николай Михайлович Буда, Феликс Афанасьевич Астафьев, Лавров Вадим Михайлович, Неупокоев Виктор Поликарпович, Малышев Николай Иванович, Жилинский Владимир Иванович, есть ещё ряд лиц, с которыми сейчас работают следователи. Все они указывают на вас, Пётр Поликарпович. Опустив лист, следователь равнодушно посмотрел на Пеплова. Что вы на это скажете?
Я скажу, что это полнейший бред! Я почти никого не знаю из тех, кого вы сейчас назвали. Да и зачем мне участвовать в каких-то там заговорах против советской власти? Или вы полагаете, что я сошёл с ума?
Я пока что ничего не утверждаю, а просто сообщаю о признаниях ваших знакомых. Быть может, они вас оговаривают. Это не исключено. Но чтобы доказать факт оговора, вы должны чистосердечно рассказать всё, что вам известно об иркутском центре.
Но я ничего не знаю ни о каком центре! снова вспылил Пеплов. Как я могу говорить о том, чего не знаю?
Следователь обошёл стол и встал перед ним. Он по-прежнему был очень спокоен и по-хорошему рассудителен.
Ну допустим, сказал он, глядя Пеплову в глаза, я вам верю, и вы действительно ни в чём не виноваты. Но почему тогда на вас указывают сразу восемь человек? Все они уже сознались в контрреволюционной деятельности, и все называют вас активным участником организации, и дажеодним из её лидеров! Как вы можете это объяснить?
Пётр Поликарпович пожал плечами с видом полнейшей растерянности.
Я уже сказал, что всё это полная чушь! Из восьми вами названных людей я знаю лишь троих, да и с ними виделся очень давно.
Всех вам знать не обязательно. Ведь не обязан же знать руководитель всех своих подчинённых, особенно когда их так много. А вот руководителя знают все. Мне ли вам это объяснять, уважаемый Пётр Поликарпович!
Тогда я не знаю, что вам сказать. Это или провокация, или
Ну же, договаривайте!