Или и на самом деле существует антисоветский заговор, а меня решили опорочить таким вот подлым образом.
Во-от, это уже лучше! удовлетворённо протянул следователь. Вы уже признаёте, что заговор возможен. Так помогите же нам! Назовите всех тех, кто мог бы участвовать в антисоветском заговоре, и мы выявим всех этих гадов, а ваше доброе имя очистим от наветов.
Да и я бы рад их назвать, но я действительно ничего не знаю! Я уже сказал, что знаком лишь с Яковенко Василием Григорьевичем, а ещё я знаю Лаврова Вадима Михайловича, он работает референтом в обкоме, я видел его раза три всего, да и то мельком. Ещё я знаю Лобова Фёдора Антоновича. Но с ним я давно потерял всякую связь. Году примерно в двадцать пятом мы с ним встречались в Красноярске, а с тех порни слуху и ни духу. Понятия не имею, что с ним теперь.
Лобов арестован и также дал признательные показания. Он показал среди прочего, что завербовал вас в эсеровскую повстанческую организацию. И именно в Красноярске. Ведь вы состояли в партии эсеров?
Да вы что! Я никогда не состоял ни в каких партиях!
Отчего же? просто спросил следователь. Тогда это было модно. Все где-нибудь да числились.
Когда я воевал с Колчаком, мне некогда было думать об этом. А потом уже и не нужно. Я семь лет носил винтовку, повсюду уничтожал врагов советской власти. И мне нет нужды доказывать свою преданность делу социализма. Понимаете вы это? Я с оружием в руках защищал советскую власть! Какие ещё могут ко мне быть вопросы?
Люди меняются с годами. Вы не хуже меня знаете, что стало с этим недоноском Троцким и его приспешниками. Горького подло отравили. Сергея Мироновича Кирова злодейски убили. И даже на товарища Сталина подняли руку. Но мы эту руку вырвем с корнем! Мы не позволим всякой сволочи вставать у нас на пути!
Да, конечно, вы всё правильно говорите! Но я-то тут при чём? воскликнул Пётр Поликарпович. Я тоже возмущён до глубины души, и если потребуется, снова возьму в руки винтовку и стану бороться с врагами революции! Только покажите мне их!
Следователь пристально посмотрел на него.
Вы сейчас искренне это говорите?
Конечно! Покажите мне врага, и я его уничтожу! Рука не дрогнет.
Следователь опустил голову и едва заметно усмехнулся.
М-да Ваш соратник по писательскому цеху почти то же самое говорил.
Вы об Алексее Максимовиче?
О нём. Если враг не сдаётся, то его уничтожают. Кажется, так он однажды выразился?
Совершенно верно.
Вот за это его и убили агенты мировой буржуазии! Следователь помолчал несколько секунд, потом круто повернулся и пошёл на своё место. Усевшись на стул, решительно подвинул к себе бумаги. Итак, я вас слушаю.
Но я не знаю, что сказать!
Но как же? Выизвестный писатель, инженер человеческих душ. У вас зоркий взгляд и неравнодушное, отзывчивое сердце. Неужели вы не замечали вокруг себя ничего подозрительного? Кругом вас плетутся заговоры, совершаются убийства лучших людей, а вы таки ничего не знали? Как же это может быть? Неужели вы так близоруки? Так может, вы занялись не своим делом, а быть писателемне ваш удел?
Пётр Поликарпович пожал плечами и отвернулся.
Следователь поджал губы.
Очень жаль. А мы очень рассчитывали на вашу откровенность. Но я вижу, что мы говорим на разных языках. Взяв ручку, он стал что-то быстро записывать в лежащий перед ним бланк. Пётр Поликарпович пытался рассмотреть, что он там пишет, но ничего не мог разобрать. Зрение было уже не то. Двадцать лет назад он видел все звёзды в ночном небе, а теперь не сразу может разглядеть человека, стоящего в десяти шагах. Годы берут своё. Да и кропотливая работа над рукописями тоже сказывается. Пять полновесных книгне шутка! Вот и молодых авторов приходится регулярно читать. Как провели краевую конференцию пролетарских писателей, так просто спасу нетзавалили редакцию романами о домнах и о тракторах, о колосках и о заре новой счастливой жизни. Всё это Пётр Поликарпович внимательно читал и по возможности поправлял. Ему ведь тоже в своё время помогали. Настала пора отдавать долги.
Следователь поставил подпись в конце листа и поднял голову.
Я вынужден взять вас под стражу, уважаемый Пётр Поликарпович, сообщил буднично. До выяснения всех обстоятельств дела.
Пётр Поликарпович почувствовал, как кровь отхлынула от лица, в голове зашумело. Ничего подобного он не ожидал.
Но погодите! Мне обещали, что меня отпустят! Зачем же меня задерживать? Я вам честно сказал всё, что знал!
Следователь сохранял невозмутимость, говорил деловито, как о чём-то будничном:
Да, мы хотели вас отпустить, если только вы ответите на все вопросы. Но ведь вы ничего не рассказали по существу дела.
Но я действительно ничего не знаю! Зачем же я буду выдумывать?
Следователь нажал кнопку под столом, в кабинет шагнул охранник с винтовкой.
Увести! последовал приказ.
Пётр Поликарпович поднялся с растерянным видом.
Но позвольте, на каком основании вы меня задерживаете? Ведь я никуда не денусь! Если понадобится, я приду к вам по первому требованию. Меня дома жена ждёт. Дочери два годика. У меня на сегодня несколько встреч запланировано. Да меня половина города знает.
То-то и плохо, что знают. Вас могут убить, похитить. Мы не можем этого допустить.
Да что это за бред? Кто меня станет убивать? Когда я за советскую власть воевал, меня не убили. А тут в мирное время, и вдруг убьют.
Не надо так часто поминать советскую власть и былые заслуги, холодно заметил следователь. Мы все за неё боролись, только каждый на своём участке фронта. Вы лучше припомните все свои контакты с врагами советской власти. И поподробнее. От этого зависит ваша судьба. Мы ещё с вами поговорим об этом. Всё, увести!
Охранник взял винтовку на изготовку.
Руки за спину! Пошёл на выход!
Вы совершаете чудовищную ошибку! Я действительно ничего не знаю!
Все поначалу так говорят, невозмутимо ответил следователь. А потом посидят с недельку, подумают-подумаюти начинают понемногу вспоминать. И вы тоже вспомните, Пётр Поликарпович. Советую вам не запираться. Это не в ваших интересах. И глянул строго на охранника. Забирай.
Пётр Поликарпович не помнил, как вышел из кабинета. Он словно оглох и ослеп, не понимал, что с ним делается. Знал лишь, что случилось что-то страшное, непоправимое. Его словно бы придавило каменной плитой, он сгорбился, разом постарел. Каждый шаг давался ему с огромным усилием. Временами ему чудилось, что он видит жуткий сон и вот-вот проснётся! Но сон всё длился и длился, а он брёл и брёл куда-то по тёмным коридорам. Всё вниз и внизв чистилище.
* * *
В это время молодая женщина торопливо поднималась по мраморным ступенькам широкой лестницы Иркутского дома литераторов. Лицо её было бледно, кое-как собранные в пучок волосы выбились из-под шляпки, и двигалась она так, словно ничего не видела перед собой. Она распахнула высокую деревянную дверь с резными стеклянными вставками и вошла внутрь.
Михаил Михайлович у себя? спросила придушенным голосом и, не дожидаясь ответа, проследовала через прихожую к кабинету секретаря иркутской краевой писательской организации. Вахтёрша решительно поднялась со стула, глаза её сверкнули.
Михаил Михайлович занят, у него совещание!
Но женщина уже открывала тяжёлую трёхметровую дверь.
В кабинете находились несколько человек; за столом, напротив входа и спиной к высоченному окну, восседал хозяин кабинетаполный большеголовый человек с круглым и сытым лицом. Справа и слева сидели ещё трое или четверона стульях и на низеньком диванчике возле стены. Все они разом повернулись к вошедшей и замерли, словно испугавшись. Среди воцарившейся тишины женщина сделала несколько шагов по паркету и остановилась, хотела что-то сказать, но грудь её сотрясли конвульсии, она прижала к лицу ладони и разрыдалась.
Первым опомнился хозяин кабинета.
Ну что ты, Светланочка, не надо так убиваться. Всё уладится, вот увидишь, не надо так, пожалей себя! Он глянул на товарищей, но они сидели с каменными лицами, никто не проронил ни слова. Тогда он подвёл плачущую женщину к дивану и осторожно усадил на самый край. Выпей водички, на-ка вот, возьми. Давай-давай, сделай несколько глотков, тебе полегчает.
Женщина взяла трясущейся рукой гранёный стакан и поднесла к губам. Вода пролилась ей на колени, она стала машинально стряхивать капли свободной рукой, а из глаз всё текли и текли слёзы. Двое из присутствующих одновременно поднялись.
Михаил Михайлович, мы пойдём. Надо ещё готовиться к конференции. И торопливо вышли один за другим. В кабинете остались трое: третьим был черноволосый мужчина с большими грустными глазами. Он молча смотрел на плачущую женщину и думал о своём. Потом вздохнул и перевёл взгляд на товарища:
Миша, нужно что-то делать. Надо вызволять Петра. Звони в серый дом, пока ещё не поздно.
Хозяин кабинета молча прошёл к своему столу, сел в чёрное кожаное кресло.
Не знаю даже, пробормотал неуверенно. Может, всё ещё обойдётся?
Женщина всхлипнула, подняла заплаканные глаза.
Нас с дочерью из дома выгоняют. Велели выметаться из квартиры в двадцать четыре часа. А там все наши вещи, одежда, мебель Куда мы пойдём?
Мужчины казались поражёнными таким известием.
Из дома выгоняют? переспросил один.
Но как же? воскликнул другой. Какое они имеют право? Светлана, может, ты чего-то не так поняла?
Они весь дом перерыли, подушки штыком кололи, фарфоровые чашки побили, прямо об пол. Зеркало в прихожей треснуло. Дочку напугали до смерти, я её едва успокоила. Оставила пока у соседки. А сама вот к вам Что же нам делать? Что с Петей? Где он? Я должна его видеть!
Хозяин кабинета помедлил секунду, потом взял телефонную трубку со стоящего на краю стола чёрного аппарата.
Приёмную облисполкома мне, да, Яков Назарыча! Отнял трубку от уха и произнёс вполголоса: С Пахомовым попробую поговорить, он наверняка уже в курсе. Поможет! И снова в телефон: Да. Это Басов, из писательской организации. Я бы хотел поговорить с Яковом Назарычем Что? Очень занят? Совещание? Только что началось?.. Ну да, конечно, я понимаю. Да да Но вы ему передайте, пожалуйста, что я звонил и очень хотел переговорить. Я недолго отниму, всего пару минут. Скажите, что дело касается известного писателя Петра Поликарповича Пеплова да, он арестован сегодня ночью. Жена его сидит тут у меня, плачет. Её из дома гонят с маленьким ребёнком! Общественность волнуется. Да, спасибо, я буду ждать! И он положил трубку, некоторое время придавливал её рукой, словно пытался что-то сообразить. Потом отнял руку и произнёс раздумчиво:
Дела-а-а!
Его товарищ пошевелился.
В обком надо звонить, Степану! Миша, давай звони прямо сейчас. Время дорого.
Тот снова взял трубку.
Алло, девушка
Последовал довольно путаный диалог.
Трубка легла обратно на рычаги.
Тоже очень занят, не может принять, сказал Басов и медленно сел.
В кабинете стало тихо, лишь с улицы доносился слабый шелестдерево раскачивалось на холодном ветру, поскрипывая сухими ветками.
Но что же нам делать? воскликнула женщина. Где Петя? Я должна его увидеть!
Пётр Поликарпович сейчас находится в управлении НКВД, на Литвинова, тихо проговорил Басов. Мне уже звонили оттуда. Сказали, что он арестован по подозрению в принадлежности к правотроцкистской контрреволюционной организации и что уже дал признательные показания
Женщина отшатнулась.
Какие показания? Вы что такое говорите? Этого не может быть! Это всё враньё!
Басов опустил голову.
Я и сам этому не верю. Пётр Поликарпович не может быть замешан ни в чём таком, мы все это прекрасно знаем. Но они сказали, что он уже признался И ещё в два часа к нам прибудет их уполномоченный для важного сообщения. Мы должны собрать правление к этому времени. Думаю, многое разъяснится. Я сейчас попрошу секретаршу, чтобы она оповестила всех писателей.
А я? спросила женщина. Что мне делать?
Басов посмотрел на товарища, но тот отвёл взгляд.
Ты, Светлана, тоже приходи. На правление мы тебя пригласить не сможем, но ты посиди в приёмной. Я постараюсь узнать как можно больше. Если удастся, переговоришь с уполномоченным. Это будет лучше всего. Ну и Пахомову я ещё буду звонить. А пока иди домой, отдохни. На тебе лица нет. Тебе сейчас нужно быть сильной, у тебя дочь на руках.
Женщина неуверенно поднялась.
Вы так считаете? Хорошо, я пойду домой. Который теперь час?
Половина одиннадцатого.
Женщина неуверенно пошла к двери. На пороге обернулась, губы её снова задрожали.
Михаил Михайлович, мне страшно! Что с нами будет?
Басов стиснул зубы и проговорил как бы через силу:
Ничего, прорвёмся. Не впервой.
Женщина вышла, а двое писателей остались в кабинете. Один стоял возле стола и пристально смотрел на захлопнувшуюся дверь, другой сидел, понурившись, на низеньком диванчике. Каждый думал о своём, и думы эти были невеселы.
Наконец Басов словно бы очнулся. Посмотрел на товарища.
Исаак, ты что-нибудь понимаешь? Что вообще происходит?
Сидевший поднял голову и глянул большими печальными глазами.
Плохо наше дело, скоро и нам всем крышка! проговорил тихим голосом. Прихлопнут, только мокренько станет.
Ну уж, скажешь тоже через силу возразил Басов. С чего это нам крышка? Мы ни в чём не виноваты.
А Пётр, по-твоему, виноват? Ты же сам знаешь, что он самый правоверный из нас! Если и есть среди писателей по-настоящему преданный революции человек, так это он. Да и по книгам его разве этого не видать?
Басов промолчал, лишь наклонил голову. Возразить было нечего.
Гольдберг продолжил:
А в Москве что делается? Как убили Кирова, так все словно с цепи сорвались! Бухарин арестован! Это как понимать? Зиновьева с Каменевым расстреляли! Пятакова убили. Нашего Мартемьяна Рютина прикончили! Ивана Никитича Смирноваэтого чистейшего человека! расстреляли год назад. А ведь он командовал знаменитой Пятой армией, освободившей Сибирь от Колчака, его у нас называли сибирским Лениным! В двадцать втором году его прочили на пост ведущего секретаря ЦК, но этот пост достался Сталину. А теперь его обвиняют в заговоре и убийстве Кирова. Но ведь он в тюрьме сидел с тридцать второго, а до этого три года был в ссылке в Закавказье! Как же он мог быть заговорщиком? Ведь это же полная чушь! Серго Орджоникидзе застрелился. Томский с собой покончил. И всё им мало! Троцкистов везде ищут. Троцкого давно нет в стране, а они никак не уймутся. А Троцкий, между прочим, был ближайшим соратником Ленина. Кому Ильич доверил создание Красной армии? И где в это время был этот недоносок Сталин?
Басов вскинул голову.
Ты потише говори! Секретарша услышит.
Гольдберг посмотрел на дверь.
А ты что, её опасаешься?
Басов усмехнулся:
Ты думал, органы пришлют нам простую стенографистку?
Так она из органов?
Нет, не из органов! Нопо рекомендации. Понимаешь, что это значит? Что я тебе, объяснять всё должен?
Гольдберг лишь покачал головой.
Дожили, уже в своём кругу нельзя вслух говорить.
Говорить-то можно, только не обо всём, заметил Басов. Неделю назад в Москве арестован Ягода. Можешь ты это себе представить? Самый главный чекист оказался врагом советской власти! И теперь можно всего ожидать. Он подвинул к себе телефон, стал крутить диск.
Гольдберг медленно поднялся. Ему шёл уже шестой десяток, волосы начали седеть, на лбу явственно обозначилась залысина, кожа на лице одрябла, глаза глядели устало, на всём облике была печать глубокой усталости, какой-то обречённости.
Пойду я. У меня творческий отчёт назначен на вторник. Готовиться надо, да нет никакого настроения. Как подумаешь о том, что творится в стране, так не хочется ничего
А ты не думай! Поздно нам уже думать. Мы своё дело сделали. Теперь другие пусть голову ломают.
Гольдберг остановился, постоял несколько секунд с задумчивым видом, хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и вышел.
Не забудь к двум прийти! крикнул вдогонку Басов. Явка членов правления обязательна!
Приду слабо донеслось из-за дверей.
Басов уже не слушал. Он яростно крутил телефонный диск, будто от этого зависела его жизнь.
* * *
В два часа пополудни правление писательской организации собралось в полном составе. Всего было восемь человекпятеро членов правления и три кандидата. Ждали уполномоченного, тихо переговаривались между собой и бросали тревожные взгляды на резную дубовую дверь. Наконец из приёмной донёсся шум, хлопнула входная стеклянная дверь, радостно вскрикнула секретарша Басов решительно поднялся и поспешил навстречу важному гостю.