Поздно вечером в магазин привезли какой-то дефицит, грузчик валялся в подсобке сильно пьяный и тетя Наташа позвонила Валере, что «мол, не согласится ли он разгрузить грузовик с апельсинаминужно очень быстро и аккуратно, товар дорогойона в долгу не останетсяда, да, конечно, можно с Гришей Клибманом. Еще лучше, если вдвоемда, да и Гришу она тоже отблагодариткакой разговор ». Через 20 минут ребята были на заднем дворе магазина, подъехал грузовик и Гриша с Валерой играючи вытащили из кузова 40 ящиков апельсин, получив по 3 рубля, что было прямо-таки по-царски. Теперь разгрузки были поставлены на поток. Дура Галочка за этим следила, инстинктивно уважая «работающих мужиков».
Валеркин папа был летчиком и летал на международных рейсах, его девочки-стюардессы привозили из рейсов кое-какие вещи. Шмотки они продавали сами, а вот, мелочишку, типа жвачек, презервативов, хороших сигарет и разовых зажигалок, они не могли быстро продать, этим и стали заниматься Валера с Гришей. Продавали всегда понемногу и никогда в своей школе. Музыкалка, спортивные школы, двор, дачавсе равно было опасно, нозато они имели 30 % от сбыта. Вполне по-честному. Папа, как знал Валера, тоже привозил шмотки из рейсов, но он бы никогда в жизни не привлек сына к таким делам. Валерка познакомился с папиным экипажем, бортпроводницы летали с ним разные, но он их знал, и девочки симпатизировали симпатичному «сынку». Ребята, правда, сразу договорились, что «если что», они скажут, что сами выпросили зажигалки у иностранцев, ичто им будет? Подумаешь. От природы осторожный Гриша, всегда умолял Валеру не брать для продажи сразу много: «Не вздумай, Валердело не в боишься, просто мы можем загубить наш гешефт». Валерка уже знал те же слова на идише, что и Гриша. Так было легче. Гриша просил друга не «швыцать», называл кого-то «шлемазолом и поцем». Партия дешевых презервативов с усиками называлась «мыция». Валера кивал и понимающе улыбался.
Кроме денег нужна была «крутость». С этим у них обоих все было в порядке. И дрались, и ругались, и шмотки умели носить, и джинсы фирменые, батники, широкие ремни у них были. А еще они умели очень хорошо играть на гитаре и петь. Потом-то к началу 80-ых они это делали вообще классно, но и тогда в 15 лет уже умели. К «крутости» относились достижения в спорте. Гриша был перворазрядником по самбо, а Валера вскоре после случая с Мякой самбо бросил, но стал кандидатом в мастера по волейболу, он играл в юниорской сборной Москвы. Нужно было быть привлекательным, обязательно бриться, душиться хорошим одеколоном. Все это после 9-го класса было при них. Папа подарил Грише на Новый год электрическую бритву «Эра», а Валера брился станком, куда клал фирменые лезвия «Жилет», которые всегда привозил его папа. У него и крем для бритья был специальный и особый лосьон, который замечательно пах. Юношеские прыщи у них были, но быстро прошли в начале 8-го класса. С этим им повезло. Даже мамин рецепт этилового спирта не очень Грише понадобился. Занимаясь спортом, оба научились принимать душ и пользоваться дезодорантом, что еще не было у мальчишек их возраста распространенным умением.
Оба любили и умели выпить, путем проб и ошибок, нащупав свой «дозис леталис». Тут у них выработалась целая теория: пить много или мало, в зависимости от количества закуски, от самочувствия, т. е. «как пошло», от планов на этот вечер, от компании, от наличия или отсутствия в компании девушек. Главноене напиться, т. е. потерять способность себя контролировать, начать быть неинтересным для окружающих, потерять лицоНикогда не вестись на подначки, на «слабо», уметь остановиться, не заигрыватьсяЭто была целая наука и друзья ее постепенно постигали. Конечно в то лето 75 года, они были только в начале пути, и напивались к сожалению еще не раз. Мальчишкичто с них возьмешь.
Смешно, но они тогда часто свои стати обсуждали, смеясь вспоминали Пушкина «чего ж вам боле? Свет решил, что он умен и очень мил.» Это про Онегина так говорилось, а Онегин был «крутой». Хотя, «боле» было нужно! Самого главного в то лето после 9-го класса им не хватало. Нужно было быть с женщиной. Быть по-настоящему. Поцелуи и тисканья в темнотеэто было уже несерьезно. Вот о чем Валера и Гриша говорили, и не могли наговориться. Вот что их по-настоящему занимало. Первая женщина была «билетом» во взрослость, остальное не считалось. Да, они были готовы, хотели и могли, нос кем? Вот это было проблемой. Девчонки из класса не подходили. Влюблены друзья ни в кого не были, а такпроблем не оберешься, тем более, что от старших они усвоили принцип, который казался правильным: «не живи, где работаешь». У них тогда в голове много было намешано дешевых сентенций.
Случилось это событие с ними почти одновременно, у Валеры в начале лета, а у Гриши в конце. У Валеры раньше, зато у Гриши интереснее.
Гриша почему-то стал в последнее время часто вспоминать их грехопадение, потерю невинности. Многие люди это помнят, женщины и мужчины, скорее всего, по-разному. Про женщин Гриша не очень понимал. У него за всю жизнь, кроме Муси, и девственницы не случались. А как она тогда все восприняла, он никогда не спрашивал. Все-таки какие-то темы-табу, к лучшему или к худшему, и них были. Ну не мог он Маню об этом спрашивать, тем более, что «героем» он сам и был. Почему-то у Гриши была уверенность в том, что она ему откровенно о этом все равно не скажет, да если бы и сказала, вряд ли бы он понял. Гриша мог думать о «первом разе» у мужчин и женщин умозрительно, но ощутитьУ женщин там внутри какая-то то ли пленка, то ли перегородка, которая «не пускает». Надо порвать, а это наверное больно, девушка боится, стесняется, зажимаетсячто там еще? Кто их знает. Говорят, в первый раз им не может быть хорошо. Кончают они, нет ли? Умеют ли «закосить»? Или этому они позже учатся? Да, значительное событие, но уровень и глубина этой значительности была у девушки не такой, как у него. Скорее всего, для негоэто просто первая зарубка на прикладе, а для нееэто любовь? Или и для нее тоже «зарубка»? Могла ли Маня его тогда так уж любить? И может она влюбилась, но он ничего не замечал? Могло такое быть? Нет, женщины были до сих пор для Гриши непостижимы.
А вот про себя и про Валеру он понимал. Да и что тут понимать! Они открыто тогда с Валерой о таких вещах говорили, не боялись признаваться в самых своих сокровенных мыслях. Почему-то Грише казалось, что так было не у всех мальчиков. Это просто им с Гришей повезло друг с другом. Остальные были по большей частью одиноки в своих страхах. А вот они были уверены в своей силе, не испытывали жгучего страха не «смочь», не соответствовать. То ли наглые были, то ли дураки. Но даже в их наглости были мелкие трещинки боязни облажаться.
Гриша много раз пытался разложить на составляющие природу той легкой неуверенности, от которой можно было избавиться только попробовав. Теоретиками оставаться было уже невозможно. В школе старшие ребят уже «пробовали» и это было каким-то образом по ним заметно. А вот некоторые из их собственных одноклассников взахлеб в туалете и после школы в школьном саду, куда все ребята выходили покурить, рассказывали о своих подвигах, кому сколько раз «дали», и «как он ее», и какая девушка «вообще улет, а какаярыба и бревно», шел счет на «палки, которые они кинули». Все это было неправдой. Парни врали. Врали, чтобы казаться взрослыми. Их никто не разоблачал, не подвергал «подвиги» открытому сомнению, но Валера с Гришей знали, что этороссказни, пошлая и дешевая брехня. Любопытно, что они сами потом никогда публично не делились с другими победами, которыми были совершенно реальны. Тот, кому было о чем рассказать, делался сдержан. Это они сразу поняли, увидели, что ребята хвастались от комплексов, у настоящих «мужиков» хвастаться не было необходимости.
В то лето они готовилисьВалера откуда-то принес затертую книжечку, перевод с немецкого, что-то там о молодой семье, «Вопросы семьи и пола», так она кажется называлась. Уж как они ее читали, прямо до дыр. Там даже были схематичные картинки, которые их будоражили и настораживали. А уж тексттакой, якобы, задушевный разговор об «этом». Каждую главу друзья штудировали, валяясь у Валеры дома на диване. Его бабушка тогда еще была жива и звала внука из своей комнаты: «Валерик, Валерик », Валера нехотя отвечал «что, баб?», но все-таки нехотя отрывался от жгучих тайн и шел узнавать, что ей было надо. Бабушка Марина сидела на кресле, но вовсе не была парализована, просто с переломом шейки бедра. Передвигалась она с костылем, с большим трудом, а загнанный в бедро гвоздь доставлял ей ужасные неудобства. Бабушка сохранила ясность ума и была весьма любопытна. Гриша был с ней знаком, даже иногда не прочь был поболтать, но не сейчас, не вместо же книги про секс. Ох, если бы бабушка знала, чем они занимаются, что читает ее Валерик с другом Гришенькой, мальчиком из хорошей семьи.
В главе «дебютанты» говорилось о проблемах, с которыми они могут столкнуться и о том, что все, якобы, ничего, и проблемы можно преодолеть. Читать про проблемы было неприятно. Все эти дурацкие «преждевременные эякуляции», т. е. можно даже не успеть донестине дай бог такая лажа. А ничего, не надо волноваться, успокаивала книга, это бывает от волнения, а еще из-за гиперчувствительности «головки полового члена». Да откуда они с Валерой тогда знали, «гипер» у них головка или нет. А вдруг «гипер». Хотя там было написано, что такое бывает у мужчин, склонных к неврозам. «Да, ладно, Гринь, мы что с тобой, неврастеники? Хорош волноваться»Валера был спокойнее Гриши. Еще там было о «неспособности поддерживать эрекцию», но этого страха у друзей не было. Их эрекция как раз поддерживалась сколь угодно долго. Не вопрос. И вообще все, вроде, у них было в порядке, нашелся бы объект приложения умений, надоело уж быть теоретиками.
Интересно, что в те времена, ни Гриша ни Валера не думали о любви, не мечтали по-настоящему влюбиться, им нужна была женщина для того самого «дебюта», о котором писалось в книге. Надо же слово какое придумали «дебют». Разумеется женщине следовало быть привлекательной, иначечто ж, себя не уважать, нолюбить ее? Это было необязательно, и даже может быть нежелательно, потому что в том-то и была вся фишкаженщин у них будет десятки, если не сотни. Друзья хотели начать, но ни в коем случае не останавливаться на одной. Еще чего.
Гриша улыбнулся, вспоминая себя тогдашнего. Дурак он был, хотя в этом возрасте все такие. Полные сил, надежд, иллюзий. Все правильно.
В июне 75 года после экзаменов за восьмилетку Гриша с Валерой были полны предчувствий: «это» с ними случится совсем скоро. Никто не знал, как и с кем, но оба знали, что они готовы, а раз так, то случай представится. Ну, да, так и было. 15 лет и , как писал, любимый ими тогда Ив Монтан, «солнцем полна голова».
Та его первая женщина, все детали их встречи, жесты, слованичего не забылось, как будто это случилось вчера. Да и Валера все ему подробно рассказал, разжигая его воображение, растравляя, мучая, маня. Гриша так другу завидовал, даже самому стыдно было. Сколько раз Грише хотелось о «первых женщинах» написать, но он не писал, не мог решиться. Вот уж совсем собирался, но в последний момент решимость его оставляла. Конечно он вряд ли стал бы писать текст от первого лица, придумал бы «героя», но все равноа вдруг его исповедь, такие интимные переживания и ощущения прочтут Аллка с Маней. И тогда ему не поможет ни отстраненный повествовательный тон, ни маска персонажа. Его девочки его сразу узнают, поймут, что это о нем самом, что наглый мальчишка из рассказаэто их муж и отец. Хочет ли он этого? Точно не хочет.
Единственный человек, которому он хотел бы дать почитать текст о тех первых бабах, был Валера, только Валера оценил бы портреты ненасытных, искренних и самонадеянных пятнадцатилетних школьников, которыми они тогда были, а другим всего этого знать необязательноГриша не писал, не мог решится, но сейчас эпизоды того далекого лета явственно проявились в его памяти и это было приятно, потому что он любил себя «того», смешного маленького мачо, трогательного нахального соплячка.
Валера после экзаменов за восьмилетку совсем озверел. Он на «отлично» сдал письменную алгебру и устную геометрию, за диктант по русскому получил «четыре» и «четыре» за русский устный. Родители его ожидали большего, и на обещанное море Валерку не отправили. Мать должна была с ним поехать в Туапсе, но что-то у нее не так вышло с отпуском и они не поехали, считалось, что из-за «четверок». Но вряд ли это было так на самом деле. Валере было предложено ехать в лагерь, но он отказался, что он дурак в лагере балдеть, когда лето было таким горячим временем для «фарцы». Он решил денег заработать, а там можно что-нибудь, как он надеялся, придумать. Валера носился с идеей поехать на байдарках по горным рекам Кавказа. Что он себе в голову брал, непонятно. Никуда бы его родители не отпустили одного. На две недели в конце августа Валера собирался на спортивные сборы со своей командой.
Иностранных туристов в Москве было действительно много. Они им толкали значки, шапки и пионерские галстуки. Около гостиницы Космос на ВДНХ у ребят были знакомые милиционеры, которые за определенную сумму охотно закрывали на «пионеров» глаза. Валерка приносил им иногда банку заграничного пива и менты были на него не в обиде. Делиться выручкой с ними не хотелось, но это было лучше, чем все время оглядываться и трястись. К сожалению в летнее время бизнес во дворе и спортивных школах затихал. Большинство ребят разъезжались, по-этому жвачки и прочее раскупалось хуже. И однако Валерка регулярно ходил к своей стюардессе за, как он говорил, товаром. Он вообще очень любил к ней ходить. Дело было не только в товаре. Молодая девчонка Наташа всегда встречала его, как равного партнера, не делала попыток указать Валере на его возраст, угощала хорошими сигаретами и варила специально для него кофе в турке. Валерка важно сидел за столом на ее кухне, пил кофе, закусывая едой, которую Наташа регулярно приносила с рейса. Конечно она Валере нравилась. Да и как она могла не нравится: синяя обтягивающая форма, фирменные шмотки, умело наложенная косметика, а главное маленькая однокомнатная кооперативная квартира на Алабяна. Квартиру ей оставил муж, с которым Наташа развелась. «Классная она девка»так Валера характеризовал Наташу. И Гриша, тоже Наташу знавший, был с определением совершенно согласен. Веселая, деловая, взрослая: короткая модная стрижка, стройные ножки, круглая попка, упругая небольшая грудь. Ну откуда они тогда знали, что Наташа была родом из подмосковной деревни Лобня, что ее мать работала на ферме, отец пил и давно уже вообще не работал, а старший брат отсидел пару лет в тюрьме за «хулиганку», а вот Наташа выбилась в люди, стала стюардессой на международных линиях. Обалденная карьера, ребята и сами были в этом уверены. В те далекие времена все так думали. Радзинский со своей пьесой постарался.
В общем у Валеры сложились с Наташей дружеские доверительные отношения, которыми он дорожил. Однажды вечером, это уже было после экзаменов, Валера зашел к нему с товаром. Мама пригласила его к ужину, а потом, когда они уединились в комнате, Гриша заметил, что Валера не в себе, расстроен, чем-то недоволен. Он передал Грише пакет с товаром, улегся на Гришину тахту и угрюмо молчал.
Валер, ты что такой? Что-то случилось? Неприятности? Ты с товаром попал? Говори уже.
Да, нет, дела тут ни при чем, тут другоеДа, ладно, не важно. Пошел япораньше спать лягу.
Ну иди. Я к тебе в душу не лезу. Не хочешь говорить, не говориТы же знаешь, если я могу помочь, я тебе всегда помогу.
Не нужна мне твоя помощь.
Валера сказал это с патетическим надрывом и Гриша понял, что друга надо дожать, что ему хочется что-то рассказать, но это нелегко. Если он ничего рассказывать не собирался, то ему следовало сейчас немедленно картинно уйти, но Валера не уходил и продолжал лежать на тахте и курить. Их матери сначала пытались бороться с курением, но это было бесполезно. Валеркина мамаша помалкивала, а Гришина мать только просила не курить в комнате, Валерка это прекрасно знал, нокурил. Гриша не стал ему ничего говорить. Он тоже молчал.
Тут дело в Наташкепонимаешь?
При чем тут Наташка? Ты, что, с ней поссорился?
Да, нет. У меня с ней чуть-чуть не было
Иди ты! Гришиному удивлению не было предела. Ничего себе. И что? Было или нет? Что?
Ничего. В том-то и дело.
Как это? Можешь ты толком рассказать. Говори, не томи.
Понимаешь, пришел я к ней сегодня как обычно. Жара, сам знаешь. Наташка в халатике, шелковом таком, коротеньком, на голое, видно, тело. Сечешь?
Секу, ошеломленно ответил Гриша.
Ну, вот, то да се. Сидим мы кофе пьем, потом по сигаретке, потом она мне ликерчику налила. Зачем, ликерчик, думаю. Наташка ногой болтает. Жарко страшно. Я тоже рубаху почти до пояса расстегнул. Наташка пошла еще кофе сварить, сзади ко мне подходит изнаешь, так меня легонько по щеке погладила«хороший, ты, говорит, мальчик, на папу своего похож».
Ну, а ты что?
Я? Я встал, говорю ей «сейчас» и в ванную пошел, рот прополоскал, лицо ополоснул и вернулся. Наташка за столом сидит. Я тоже сел и ее к себе на колени потянул. Она села, за шею меня обняла. Сидит, под халатом голая. У меня голова кругом пошла. Джинсы распирает. Я в карман за гондоном. С этим я, видать, поспешил. И что я резинку достал? Как будто потом не могНаташка встрепенулась. Быстро встала и говорит: «Спокойно, Валер, это невозможно».