Так и сказала? Почему? Почему невозможно? Она же у тебя на коленях сидела, значит хотела, нет? Я не понимаю. Ты что не дожал ее? Что ты ждал-то? Мало ли, что она сказала. Они все так говорят. Любят, что б уговорили. Что б силой и лаской
Да, я сначала полез снова. Но как я ее тянуть бы стал, она же сидела. Я на колени встал, руками ее по груди, по бедрам глажу, халат хотел распахнуть, но она не дала. Опять свое твердила «невозможно и все». Я видел, что ей хотелось, но она боялась чего-то.
Да, почему невозможно, ты спросил?
Спросил. Она сказала, что «оно того не стоит». Я сказал «стоит», а она «тебе стоит, а мненет». Я потом понял почему. Она говорит, «если твой папа узнает, он меня убьет». И сколько я ее не уверял, что он ничего не узнает, она так и не согласилась.
Да, как бы твой папа узнал? Кто бы ему сказал? Это же только вы бы с ней знали, яне в счет.
Гринь, а ты не понял? Папаня ее сам поёбывает. Точно.
Да, ладно тебе. Откуда ты такое можешь точно знать? А мать?
Гриш, не будь идиотом. При чем тут моя мать? Сейчас это между ними или раньше было, не знаю. Но было точно. Кто бы моему папане не дал? Точно, точно. Можешь не сомневаться. Ну, да, зачем нам такой инцест? Я даже правда не знаю, что было бы, если бы он как-то узнал. По закону подлости такие вещи всегда узнаются.
Друзья молчали. Что было говорить. Грише было Валеру жалко, номожет и правильно, что у них с Наташей ничего не было. Иметь с отцом на двоих одну женщину? Неправильно.
А если бы ты точно знал, что папа еетогоно если бы она все равно согласилась, ты бы стал? Скажи честно.
Да, Гриш, стал бы. Женщина того, кто смог ее взять. Ты не согласен?
Гриша был согласен. Почему он тогда не запомнил этих Валеркиных слов, почему так быстро и бездумно согласился. Хотя, может Валера был прав. Извечное право сильного. Трудный вопрос.
А зачем она тебя провоцировала? К чему? А потом остановилась?
А потому, что сама хотела. Я же видел. Но, понимаешь, она смогла остановиться, а я бы не смог. Может все женщины умеют останавливаться? Или не так уж хотела? Я не знаю. Она на самом деле поняла, что что-то не так сделала. Извинялась. Предлагала мне проститутку снять в гостинице, ноеще чего? Что это я стану за это платить? Ни за что. И вообще это не ее дело.
И знаешь, никогда уже у меня с ней по-старому не будет. Что-то будет не то. Просто товар-деньги-товар. Ничего личного. Жаль.
Валера докурил свою сигарету, и сразу ушел. Окно было открыто, дым быстро выветрился, но мать все равно заметила, что они курили в комнате и занудно расшумелась: «Сколько раз просить, сколько раз просить. Ты в грош не ставишь мои просьбы». Если бы мать знала, насколько Гриша все пропустил мимо ушей.
Гриша помнил, что с тех пор Валера осатанел, прямо с цепи сорвался, очень уж расстроился из-за стюардессы Наташки. Жил он в большом сталинском доме ГВФ, с аркой, где у них была трехкомнатная квартира. Гришины родители имели двухкомнатную в «генеральском доме», прямо рядом с метро, в их доме на углу был большой гастроном. Весь Сокол был их вотчиной, улица Алабяна с выходом на Панфилова, старый поселок художников с деревянными дачами и садами, железная дорога, и над ней большой мост. От этого края их район простирался до Песчаных улиц, Ленинградского сквера и дальше до площади Марины Расковой. Иногда ребята гуляли на «той» стороне, выход из метро к «Головановскому переулку». Там был целый большой район каменных пятиэтажек, общаги разных институтов. Это был их Сокол, который они знали, как свои пять пальцев. Родители мало контролировали «гулянки» сыновей и каждый уголок Сокола был друзьями обжит: их детские спортивные школы, парки, пустыри, футбольные поля, хоккейные площадки, маленькие стадионы, дешевые кафе, три кинотеатра: Дружба, Ленинград и Сокол. Потом в подвальном помещении «Сокола» открылся Камерный музыкальный театр, который ни Гришу, ни Валеру не интересовал. Музыку они любили, оба были воспитанниками маститой музыкальной школы им. Дунаевского, ноопера, нет, это было не их искусство.
У Валеры во дворе жила девочка Света, охотно покупающая у него жвачки и другие мелочи. У нее была белая большая собака, которую Света водила на небольшую собачью площадку недалеко от входа в Ленинградский парк. Валера повадился ее туда провожать. Света не училась в их 705-ой школе около бань, а ходила в 706-ую на Песчаный переулок. Объясняла она это тем, что там был какой-то другой производственный «уклон», то ли чертежников, то ли радиомонтажников. Ребятам это было диковато, так как ни один ни другой не собирались работать по специальности «уклона», и по-этому на производственные специальности плевали. Светка была яркой блондинкой, с серыми глазами, довольно худенькая, совсем маленького роста. Ее крепкие прямые ножки были явно коротковаты, и на Гришин вкус толстоваты. Света, тогда уже закончившая 9-ый класс, была миловидна и привлекательна. Впрочем сейчас Гриша понимал, что Валерина тогдашняя подружка была все-таки очень простецкой девкой, с оттенком вульгарности. Папа ее служил в милиции, а мама работала в паспортном столе. Светка любила свой маленький рост, зимой ходила в невысоких сапогах на низком каблуке, их голенища тесно облегали ее толстенькие аппетитные икры. Высокий спортивный Валера ей явно нравился, рядом они смотрелись неплохо: Света едва доставала ему до плеча.
Знакомы они были давно, но по-настоящему обхаживать ее Валера начал только тем примечательным летом. Он ходил с ней два раза в день на собачью площадку, швырял там палку собаке, они ездили все вместе купаться в Серебряный Бор, ели чебуреки и пельмени в разных забегаловках, лениво валялись под кустами с одуряюще пахнущей черемухой. Света ценила Валеркино общество, девочки вообще к нему тянулись. Его мужские стати: внешняя привлекательность, сила, координация, музыкальность, известная наглость, приобретенная от общения с Наташкой-стюардессой, остроумие еще только развивались, с каждым годом все больше оттачиваясь, но и в 15 лет Валера не мог не нравиться. С другой стороны Света была на год старше, и ей казалось правильным давать Валере понять, что ему еще надо «сто лет говном плавать». В ответ на ее не слишком умелые и умные подтрунивания он молчал, ожидая своего часа. Грише даже казалось, что друг увлекся Светой всерьез, а чего там было больше в этом увлечении, романтической любви или желания стать наконец взрослым, этого они тогда не понимали.
Произошло все весьма предсказуемо. Света пригласила Валеру «зайти». Родители ее были на работе, и ребята расслабились. Света по-хозяйски пожарила картошечки, они ели ее с сосисками и малосольными огурцами. Потом пили чай с пряниками. Никакого алкоголя. После еды, как потом рассказывал Валера, они сразу пересели на диван и начали обниматься. Потом улеглись и целовались, не силах друг от друга оторваться. Тогда никаких эротических подробностей друг ему не привел, но Гриша явственно представлял себе картину. Вот они оба лежат на широкой довольно продавленной тахте, в расхританной летней одежде. Валерины джинсы расстегнуты, майку он снял, Светина кофта задрана и он пытается дотянутся до пуговиц на ее лифчике. Потом его рука пролезает ей в трусы, палец скользит в дырку и исследует, как там в глубине. Ее ладонь крепко охватывает его напрягшийся член. Сколько это могло продолжаться? Недолго. Валера прекрасно знает, чего он хочет. Уж сейчас-то он своего упускать не собирается. В комнате светло, Светкина собака подходит к дивану и тычется мокрым носом в их распаренные тела. Света сама стягивает одежду, потом голая идет за тонким байковым одеялом, Валера смотрит на ее тонкую спину и круглую попу. Света раскладывает одеяло на тахте. Валера молниеносно раздевается. На краю его сознания бьется страх, что «вдруг ее родители вернуться, и тогда не стоит раздеватьсяи так бы можно », но потом он решает, что «ни фига, зачем портить себе удовольствие. Родители-то не его, а еепридуттак придут. Что они ему-то сделают? Хотяне дай бог». Но осторожность Валеру покидает, ждать он все равно уже не в состоянии. Наконец-тоон жадно входит в девчонку. Это оказывается неожиданно легко, и Валера, хоть и дурачок, понимает, что он у нее вовсе не первый. Вот и хорошо. Он так и хотел. Сопротивление чего-то там внутри, кровь и стоны его пугали.
В общей сложности Валера пробыл тогда у Светки часа три, она стала поглядывать на часы, а потом сказала, что скоро «мама придет». С Валеры было на первый раз достаточно, ему, как он признался, даже самому захотелось уйти. Так что «мама придет» оказалось кстати. Валера тогда сразу пришел к Грише. Он выглядел слегка ошалевшим и усталым, каким-то не таким, как всегда.
Валер, ты что такой? Что-то случилось?
Гринь, я Светку трахнул. Честно. Она мне далаей-богу.
Гриша ожидал чего угодно, только не этого. Хотя почему он так уж тогда удивился, странно. Он молчал, новость еще не улеглась в его сознании. Ну, Валерка дает! Тогда он не мог бы проанализировать свои чувства. Но несомненно доминирующими были два: зависть и любопытство. Грише хотелось узнать подробностино он ничего не спрашивал, то ли стеснялся, то ли не хотел интересоваться из гордости. Что-то сказать, однако, требовалось. Валерка, ведь, с нему с этим пришел, специально пришел похвалиться, вместе с другом еще раз пережить огромность события.
Поздравляю, выдавил Гриша. Ну как? Лучше чем ты думал, или хуже?
Не знаю. Понимаешь, тут все по-другому. Мы же с тобой знаем, как кончить. Я имею в видузнаем ощущение. Но когда ты с девушкой, тут все дело в ней. Она с тобой рядом, ты видишь ее тело, видишь, как она это делает, видишь, хорошо ей или нетЭто интересно.
А ей было с тобой хорошо? Тебе трудно было
Не, не трудно. Онане целка. Ты думал, целка? Не, Гринь. Врать не буду. Я без труда, вытащил рыбку из пруда.
Гриша заметил, что другом овладело какое-то эйфорическое состояние. Ему хотелось высказать свои впечатления, но он не знал как. Ждал вопросов и было понятно, что он готов ответить на любой. Только спроситеВалера собой страшно гордился.
Так она что, тоже кончила? Быстро? Ты, что, ее долго держал? Ну, ты, Валер, молодец. Я бы не смог. Я все боюсь, что «не донесу». Правда, ты молодец. Как тебе удалось? Ну скажи.
Да, что говорить. Я донес, но кончил очень быстро. Она, видать, не успела. Я не понял. Нет, точно не успела. Сразу стала меня ласкать, нучтобы у меня опять встал. Минут через пять я уже опять мог ей вставить. Поверишь? Во второй раз уже медленнее получилось. Светка кончила, а потом сразу я. Вместе не вышло.
А третий раз? Ты больше не мог?
Да мог я. Там мать ее должна была с работы прийти. Я ушел. Оно мне надо?
А как Светкаголая? Смотрится? Как это онаднем? Ничего?
Ничего. Она классная. Я делом занимался, я не рассматривал.
Грише казалось, что друг должен был бы начать описывать, какая Света красивая, это у нее такое, а этовот такоено Валера не рассказывал о Светиной красоте. Почему? Еще ему хотелось спросить, о чем они с ней говорили. Но, эти вопросы он так и оставил при себе. На первом месте у него сейчас была все-таки «техника».
А помнишь мы с тобой читали, что девушку надо подготовить. Ты готовил?
Не знаю. Ничего я такого не делал. Она сама готова была, вся мокрая. Класс.
А гондон? Ты надевал? У тебя с собой был? Трудно надеть? Скажи честно.
Был у меня с собойда только я его не использовал. Она сказала, что можноя бы все равно не успел его надеть.
Ой, Валер
Не говори ничего. Сам знаю: зря. Нельзя бабам верить. Залетит и ты вместе с неюпод фанфары. Но, она же сказалая больше ни в жисть, обещаюэто только сегодня. Ну, дурак я, дурак. Знаю.
Валера остался с ними ужинать, домой ему идти явно не хотелось. Вечером они вышли и вдвоем прошлись по Соколу.
Что ты Светке своей не звонишь? Может она ждет.
Не надо. Я хочу один побыть. Нус тобой то-есть. Светка успеется.
Это даже нельзя было считать оговоркой: побыть одному для них давно означало «побыть с другом». Все лето Валера встречался со Светой. Он жил на сборах, уехать он оттуда мог только к вечеру, но вечером у Светы были дома родители, а значитвсе было невозможно. «Да, не едет он к ней просто так. Ради дела приехал бы, а такне хотел. Не любит он ее». Для Гриши это было очевидно, но он инстинктивно понимал, что обсуждать это с другом не стоит. Валере было бы трудно тогда признать потребительское отношение к своей первой девушке. Став старше, он подобное охотно признавал, но тогда они оба были еще слишком юные, цинизм им был неведом. До него было еще года полтора.
Странным образом ни зависть к Валере, ни любопытство у Гриши не прошли. Он ложился спать и долго лежал без сна, представляя себе друга со Светой. Валера все еще распространялся о подвигах, но более скупо. Прибавились только три подробности: в гондоне получается медленнее, но не так приятно; они пробовали разные позы, и было такто и так-тои так было лучше, чем этак; Светка брала в рот и вот этовообще улёт. Гриша понял, что рассказывать больше было не о чем. Все повторялось в разных вариациях. И вообще за всю жизнь Валера так подробно рассказывал ему только о Свете, никогда больше он не делился с другом никакими чисто техническими деталями. Между ними это стало неписаным табу.
Еще только раз ребята не отказали себе в желании жадно высказать свои впечатления, сравнить их, подробно смакуя подробности, не стесняясь спрашивать. Это случилось тогда, когда и Гриша перешел в новое состояние, а произошло это с ним в середине августа, через два месяца после Валеры в то же самое знойное дымное московское лето 1975 года.
Шел июль. Со знаменательного московского лета прошло уже почти 40 лет. Сейчас опять было лето, но все было совершенно другим. Грише было решительно нечего делать. Летнюю школу он давно выкинул из головы, насчет отпуска они с Марусей так ничего и не решили. Муся много времени проводила у Аллки. Возила внука в бассейн, на неделю вся семья съездила на море. Совместные гуляния, обеды, ужины с вином. Завтракали порознь: Муся с Гришей и с Антошей, он просыпался рано. Аллка с Колей, пользуясь присутствием родителей, долго валялись в кровати и потом присоединялись к ним на пляже. В орегонском холодном океане купаться было невозможно. Гриша с Марусей чинно по-стариковски сидели на парусиновых креслицах и Гриша вспоминал так же сидевших своих родителей. Они ему тогда совсем молодому казались очень пожилыми и скучными. Ездили они тогда разок в Прибалтику всей семьей. Это было уже после 9-го класса. Гриша играл в волейбол, скучал по Валере. В пансионате на Курше Неринге отдыхало несколько девочек с родителями. Мама все время подталкивала сына к знакомству с ними, но Гриша к тому времени давно не стремился ходить с девочкой за ручку. Как мама была наивна. Он заранее знал, что ничего с женщинами в пансионате ему не светит, мама будет все время начеку, да и девушек подходящих для серьезного романа вокруг он не видел, и пытался чтением и спортом компенсировать недостаток женского общества.
Как давно это было, а сейчас он сам сидит рядом с женою и смотрит на пейзажНа пляже были молодые ребята, которые играли в волейбол, но Гриша к ним не подходил. Волейбол казался одновременно привлекательным и утомительным. Стоило ли, напряженно скоординировавшись, ждать подачи, выпрыгивать к сетке и ставить блок, принимая на руки сокрушительный удар мячом? Стало казаться, что все это для него миновало и рядом не было Валеры, чтобы его подстегнуть, доказать, что они «еще могут». Может Валерка, у которого не было внуков, а была, наоборот, дочь-подросток, чувствовал себя моложавым. Его женщине не было еще 30 лет. Гриша вспомнил о Йоко и устыдился своих мыслей.
Мысль о поездке в Париж к нему время от времени возвращалась. Надо было решать. Умом он понимал, что следует съездить. Вечный город, мечта их юности. Там спокойно погулять, сходить в пару музеев, покататься на катерке по Сене, посетить окрестности. Может даже взять в прокат машину и смотаться в Нормандию или к Замкам Луары. Почему бы и нет? Они с Марусей о Париже говорили, она вроде согласилась, но почему-то после этого разговора его больше не теребила. То ли ей не хотелось уезжать от Аллки, то ли ей, как и ему, было лень двигаться с места. Собираться, лететь, устать, измучиться от перехода на другое время, с утра до ночи бродить по городу, стараясь как можно больше посмотреть, есть в ресторанахНикаких реальных шагов Гриша не предпринимал. Пару раз он смотрел на интернете билеты. Они были по-прежнему недешевы, и Гриша откладывал покупку, считалось, что он ждет, пока билеты станут немного дешевле. На самом деле, никакой погоды их удешевление на 50 или даже на 100 долларов, в их бюджете не делало. Просто Гриша ловил себя на том, что ехать ему просто не хочется, и туризм его не интересует. Его это расстраивало как признак старости, ему даже казалось, что ехать они «должны», иначе совсем труба и придется расписаться в том, что он полный старикашка. Ехать стоило еще из-за того, что на будущее лето у Аллки будет новый ребенок и Маша уж точно никуда не поедет. Ему следовало купить билеты, заказать гостиницы ивперед, но время шло, а они так и сидели дома.