Гриша хорошо помнил ее вокруг этого разговоры: « не понимаю я ееинтересная молодая женщина, сынвидимо мужчины что-то ей сделали, нанесли какую-то травмучто-то не так. Я этого не понимаю. А вы, Грегуар?» Потом от бывших студентовкакая-то немолодая тетенька, которая приехала из другого города. Потом выступал некий друг их семьиВсе запланировано, никто, естественно, не плачет, речи где-то на пять минут каждая, заранее придуманы и даже, скорее всего, записаны. Священник спросил, не хочет ли кто-нибудь еще выступитьникто не захотел. Он и спрашивал-то для галочки. Потом падре сам сказал короткую речь: прожила плодотворную жизньвоспитала сотни студентовнаписалаучаствовалавнесла вклад«сделала разницу» в жизни множества людейЭто были правильные слова, но их можно было применить к любому. В том что говорили выступающие не было ни грана истинной скорби, никто по-настоящему не жалел об утрате, не страдал, никому не было больно.
Потом гроб вынесли, все встали, задвигались, стали подходить с грустному молчаливому мужу и пожимать ему рукумуж каждому искусственно улыбался и благодарилритуал. Французские родственники не приехали, никто, из семьи мужа тоже не пришел, рядом с гробом не стояли ни внуки ни дети с опущенными головами, те, кто с трудом сдерживают слезы, не желая плакать перед чужими. Для чего жила? Для пары десятков статей и нескольких книг? Какая-такая «разница» в жизни других? Смешно. Ушла и никто особо не заметил. Ее вычеркнули сразу, когда она перестала преподавать, переделали расписание под других преподавателей и все.
Гриша не поехал ни на кладбище, ни на скромную «ресепшен». Ни к чему, все его видели, он отдал свой долг. Правильно сделал. Скромная толпа после костела еще больше поредела. На кладбище не захотел ехать не только Гриша. Сразу было видно, что перед открытой могилой будут стоять буквально несколько человек. Так мадам и была здесь у них чужой. Он ехал домой и думал об одиночестве, уже не о «мадам», а почему-то о Валере. У него в голове мелькали сцены Валериных похоронГадость какая. Как он вообще смел подобное представлять? Урод, он и есть урод. Он расскажет конечно Валере о похоронах мадам, ноо своих мерзких ассоциациях говорить ему не будет. Он еще не совсем спятил.
И что он сейчас об этом вспомнил? Ну как «что»? Гриша все чаще и чаще ловил себя на том, что любой, сколько-нибудьу значительный, пережитый эпизод, он инстинктивно укладывал в кладовочку. Были у него такие «кладовочки» в голове. В нужный момент он зайдет в «кладовочку» и извлечет оттуда нужный для книги эпизод. Надо? А вотпожалуйста. «Сцена похорон мне когда-нибудь пригодится»цинично подумал он.
В октябре Гриша поехал на конференцию в Балтимор. Сам не знал, что это на него нашло. Ездить ему давно стало лень. А тут почему-то захотелось, хотя почему «почему-то»? Гриша прекрасно знал «почему». Это было почти сразу, как он вернулся из Беркли, где Валера «защищал» свою Йоко. Защита прошла прекрасно, Йоко была слаба и бледна, но держалась, с честью ответила на все вопросы, было видно, что Валера ею гордился. Как и следовало ожидать, все сделали вид, что «все хорошо», хотя Валера ему сразу сказал, что теперь уже недолго осталось. Гриша только вздохнул. Он на прощание обнял Йоко, поздравлял ее, улыбался, хотя знал, что никогда ее больше не увидит. На банкет он не пошел, вечером улетел домой, и нагло себя самого успокаивал, что «он бы так и так Йоко больше не увидел, потому чтоВалера бы с ней расстался». Да при чем тут «расстался»? Гриша просто не хотел себя расстраивать, но расстроился, может быть даже не столь из-за Йоко, сколь из-за Валеры. Друга он жалел больше девушки. Такова уж человеческая натура.
Доклад свой на конференцию в Балтимор Гриша подал просто так, посмотреть, что будет. Доклад приняли, и Гриша засобирался, ему хотелось развеяться. И была еще одна причина, о которой он не говорил даже Валере. В Балтимор ехала коллега, молодой профессор Валери Фурнье, черная девушка, работающая у них на кафедре чуть больше года. Стильная, современная девка, все при ней. Грише казалось, что он ей нравится. Здесь в городе даже и говорить не приходилось о каких-то с ней отношениях, а вот в Балтиморекто знает. Гриша прямо задницей чувствовал приближение «прекрасной истории любви», так они когда-то, сразу после выхода фильма говорили. Посмотрели они фильм еще студентами в середине восьмидесятых. Для остального мира он был уже старым. «Love story» они называли любую, сколько-нибудь постоянную, связь с девушкой. Он тогда ничего Валерке про Валери не сказал, хотел потом похвастаться.
И как все было хорошо, как раз так, как он и думал. Доклад, обед, беседа в ее номере, куда профессор Клибман к ней напросился «просто поболтать». Поболтали, немного выпиликонфетки, фруктыкомплименты«вы, Валери, совершенно необычная девушкатаких как вы немногов вас, Валери, я вижу смесь тонкого интеллекта с мощной женственностьюесли вы понимаете о чем яда, здесь в этой стране женственность перестали ценить, а яценю Валери, вы очень красивая женщина, вам это часто говорилия понимаюно мне с вами так хорошо» сю-сю и пи-пи во всей программе. Девушка размякла, опьянела больше, чем собиралась, а у Гриши, конечно, не было ни в одном глазу, он ее обнял, прижал к себе и так они какое-то время сидели обнявшись, откинувшись на диванные подушки. Номер у нее был хороший, с небольшой гостинной. Гриша уже подумывал двигаться к кроватитам он ее разденет, и будет жадно смотреть на ее коричневое тело с упругой кофейной кожей, розовыми пятками, черными сосками
До кровати они добрались, девушка была мило податлива, разомлела. От нее приятно пахло хорошей косметикой. Гриша снял с нее одежду и она лежала голая, именно такая, какой ему и представлялась. Он уже собрался сам быстренько раздеться, и скользнуть к ней под одеяло, но в последнюю минуту решил сходить в ванную отлить, прополоскать рот, а заодно вытащить из кармана пиджака пару презервативов, которые он туда заранее заботливо положил, серьезно надеясь на успех. Когда он вернулся в накинутом на голое тело белом махровом халате, готовый к долгому неспешному сексу, Гриша увидел, что Валери сидит в постели в напряженной позе, что-то в ней явно изменилось.
Грегори, я думаю, что вам сейчас нужно уйти
Ни фига себя «уйти». Он только недавно пришел. У него еще все впереди. Дело на мази. Черт бы ее побрал. А он, главное, разделся ужеНичего себе.
Валери, что-то не так? Что случилось? Я что-то не так сделал? Я вас чем-то обидел?
Нет, что выничего не случилось. Просто уходите. Я не хочу, не могу.
Почему, Валери? Что не так?
Гриша еще надеялся на чудо, хотя и видел, что девку по каким-то причинам заклинило. Такое и раньше с ним бывало, хотя и нечасто. Он молчал, уже понимая, что все бесполезно.
Нет, нетэто неправильно. Я не должна была. Это моя вина. Вы женатый человек. Как нехорошо получилось. Простите меня.
Извиняется, идиоткаНе хотела, так и не надо было затевать. А теперь обратный ход включила, динамо прокрутила, и вот «простите меня». А главное, из-за чего. Ей-то что
Валери, мы с вами взрослые люди, и свободны делать то, что мы хотим
Я свободна, а вынетЯ сама не понимаю, как это вышло. Вы мне нравитесь, ноНо вы тоже не можете
Позвольте мне самому это решать
Эх, все бесполезнодумал Гриша. Дурацкая ситуация. Как это могло со мной случиться. Что б ее черт побрал, кретинкуГриша уже ее не хотел совершенно. Он молниеносно оделся и направился к двери, с тоской думая, что ему с этой «доброй христианкой» придется теперь работать. Черт, чертнеприятно. Хотя, они оба сделают вид, что ничего не было. Наплевать, а ему будет урокно в чем его просчет? Гриша не понимал. В номере он позвонил Валере, хотя и знал, что у того уже практически ночь. Но Валера не спал:
Что там с тобой такое? Что ночью звонишь?
Валер
Что, Валер? Говори уже
Валер, мне баба не дала
Когда?
Только что
Как это не дала? Как она могла тебе не дать?
А вот представь себене дала, и все
Почему?
Не знаю. Хороший вопрос. Наверное я старый
Да, ладно тебетакое, ведь, со всеми бывает.
Бываетс другими, но не с намиа теперь вот и со мнойпредставляешь?
Ну-ка, расскажи
Ну, она девка черная, с нашей кафедры. Все было тип-топ, то да сеона уже голая лежала, и потом вдруг испугалась: «не могу, вы женатымы не должны »
Ага, понимаю. Моралистка из черной церкви. Ждет любовь, хочет создать семью. Яснонедоебаная, и сильно умная. Терпеть уж ей было невмоготуты же у нас хоть кудано в последний момент опомнилась. Слава богу. Не переживай. Хрен с ней. Было бы хуже, если быдалаВозился бы потом с ней, у себя же на кафедре. Ты, что, с ума сошел. Мы с тобой еще маленьким знали «не живи, где работаешь». Я прав?
Прав, прав. Но неприятно. Это, Валер, старость, когда ты уже бабу дожал, а она соскочила, не далакуда это годится. У тебя, вот, так не бывает
Постой, Гриш. Ты сказал, это черная баба? Так?
Ну, черная, и что?
А то, Гринь, что ты запал на ее экзотизм. У тебя же никогда не было черных телок. Вот ты ее для коллекции и захотел. Не так? Что там ты еще в ней нашел, кроме эстетики «белого на черном»? Хотел красиво? Признайся. Я вот на азиатку запал в свое времяи ты туда же. Не переживай. Думай о чем-нибудь хорошем.
Ладно, извини, что позвонил.
Гриньты с ума сошел. Ты же мне всегда можешь звонитьперестань. И на девку эту болт положипростозабей.
Гриша тогда расстроился все равно, хотя после разговора с Валерой ему стало легче. Самое смешное, что Валери вскоре уволилась, поговаривали, что она выходит замуж и уезжает в Колорадо. Грише уже было совершенно все равно. Никаких комплексов вины перед Манькой он за такие вещи никогда не испытывал. Манька тут вообще была ни при чем.
Первое время, когда они с Марусей поженились, и вскоре родилась Аллка, он был жене верен. Жизнь изменилась, старые привычки отошли в прошлое, Гриша был очень занят да и с Валерой они стали видеться редко, то-есть некому было сбивать его с пути истинного. У него просто не было шанса встречаться с девушками, старые подружки в любом случае его не интересовали, да и потребности в приключениях такого рода не возникало. Слишком он уставал, обалдел от бессонных ночей. И все-таки мысль, что иметь любовниц ему теперь нельзя, нехорошо по отношению к жене, ни разу не пришла ему в голову. Гриша заранее разрешал себе левые проходы, то-есть «как толькотак сразу», просто сейчас ему не до того, но есличто, то онразумеется. Почему бы и нет? Не то, чтобы он серьезно об этом задумывался, нет. Он, как и подавляющее большинство мужчин, считал, что в браке между женщиной и мужчиной есть принципиальная разница: онане должна, а онможетКак так? И вот так. С Мусей он такие вещи не обсуждал, она была бы шокирована, расстроилась, забеспокоилась. Но с Валерой они когда-то поставили в этом вопросе все точки над «i».
Гриша вспомнил их рассуждения и усмехнулся: дело в том, что их принципы в этом вопросе были основаны на науке. Еще давнымдавно они читали какие-то переводные книжки, ходившие в списках, о мужской и женской сексуальности, и там говорилось, что секс для женщиныэто приложение к серьезным отношениям, она воспринимает физическую сторону любви эмоционально. Если этого не происходит, тогда она либо не достигает оргазма, либо она «нимфоманка», что считалось постыдным ярлыком, либо вульгарная блядина, которую нельзя принимать всерьез. Если женщина позволила завести себе любовника, это плохой симптом. Да, как она посмела
Зато мужчина мог иметь столько любовниц, сколько ему заблагорассудиться. Мужчина в сексе «примитивней». Это ни хорошо, ни плохо, это просто факт. Секс для него секс и ничего более, просто физическое удовольствие. В нем есть и психологический аспект, но не стоит его преувеличивать. Грубо говоря: у мужчин росли «рога», а у женщин не росли. Гриша всегда считал, что свои «левые проходы» надо держать при себе, понимал, что Муське это будет неприятно, и не надо ее заставлять страдать, но по своему глубокому убеждению, он не делал «ничего такого», потому что «тетки, девки, бабы»это такнесерьезно, а вот Манечку свою он любил. У него была семья, любимая жена, дочкаа остальноену, подумаешьбаловство. Что ему «бантиком завязать»? На этот принцип замечательно легли библейские рассуждения о грехе: тот, кто прелюбодействовал в мыслях своихуже грешен! Вот, вота кто не «прелюбодействовал в мыслях своих»? Что тут можно было сделать: едешь в метроа там девки обалденные сидят, идешь по пляжу, а там такие тёлкии каждую ты в «мыслях» имеешь по-всякому. Иногда и реально имеешьты же мужчина! А что было бы лучше, если бы он никого не хотел, чтобы, кроме Мани ни на кого не стояло? Таком ему следовало бы быть? Только этого не хватало. Конечно водились такие евнухоидные дяденьки, но Грише казалось, что тот день, когда он перестанет смотреть на баб, мысленно их раздевать, искать шанс поближе познакомиться и наконецкак они говорили «присунутьвдутьтрахнутьотодратьвыебать»будет самым черным днем, концом мужской жизни. Лучше было об этом не думать, и пока все было «тьфу-тьфу, не сглазить».
Из пике женитьбы и рождения Аллки Гриша вышел очень бурно. Он долго помнил о давнем приключении с двумя балеринками, как они их с Валеройнапару. И все-таки ему очень хотелось попробовать двух девочек самому безо всякого Валеры. Друг не мешал, нет, нобез него у Гриши были бы другие ощущения. Кое-кто из друзей поговаривал о третьей девушке с женойну, пригласить подругу!? Боже, Гриша и думать не мог заговорить об таком с Маней. Нет, он на нее не злился за «непродвинутость», более того, Гриша даже и не хотел, чтобы там была его Манечка. Онане для этого и все! Маня лежала рядом с ним в теплой байковой ночной рубашке, с большой, полной молока грудью, она спала, отвернувшись от него, смешно упираясь ему в живот круглой попой и сладко сопела во сне, невероятно усталая и родная. Сейчас ей было не до секса, да и ему собственно тоже. Рядом спала крошечная Аллка, завернутая в тугой пеленочный кокон, с розовой соской во рту. Гриша знал, что это у них просто время такое, что вообще-то Муся отнюдь не прочь заняться с ним любовью. Ему с ней было отлично, но он был только для нее, а онатолько для него. Они любили друг друга, и это былодругое. «Играть» Грише хотелось, но не с Марусей. Он видел себя с двумя девушками в постели на троих, но ни одна из них его Марусей никогда не была. Это было бы трудно, сложно, рискованнововлечение третьей в их отношения.
Гриша и сейчас себе признавалсяда, вот такая у него была мужская мечта. Эксперимент, не норма, экзотическое блюдо к празднику, он он этого хотел. Дело было вовсе не в физиологии. Гриша хотел чего-то дополнительного, наверноеласк, ощущения своей мощи, того, что он «всем» нравится, даже и не важно, что тут только «две», древний животный инстинктполучить как можно больше самок в свое распоряжение, вот что им наверное руководило. Да он тогда в этом не разбирался. Он будет один, самый главный, он их расшевелит, будет на пике своего мужского потенциала. Как красиво, как эта картина его заводила. Грише всегда хотелось посмотреть на ласки лесбиянок, заветная мечта. Сколько таких видео они с Валеркой пересмотрели, но в жизни ни одному из них этого увидеть не довелось. А еще это была жажда приключений, любопытство. Ну пусть сразу одновременно с двумя он быть не сможет, одна наверное будет ревновать. Конечно. Он на время полностью будет в распоряжении одной, забыв о другой. Как иначе? Но другая с жадностью будет смотреть со стороны «как» он это делает.
Летом после рождения Аллка Гриша поехал с французами в Артек. Какой-то международной форум. И вот там он снова окунулся в привычную атмосферу ночных гуляний: костер, шашлыки, выпивка, морские купания на пустом пляже, усталость от непрерывного перевода и острое желание наконец расслабиться.
Он их сразу заметил: две вожатые, сестры-близнецы. Молодые, загорелые, стройные, а главноесовершенно одинаковые. Грише это показалось безумно сексуальным. Девчонки оказались сговорчивыми, Гриша им сразу приглянулся. Ну как же: москвич-переводчик, сильный, высокий, взрослый, уверенный в себе, со спокойными пристальными глазами. Гриша, видит бог, не рассчитывал получить сразу двоих сестер, он пытался выбрать, ему даже казалось, что он запомнил, где кто. Но он продолжал ошибаться, девчонки смеялись, шутили, нарочно путали его и в результате они пошли к ним в комнату втроем. Овот оно! Наконец-тоуспел подумать Гриша, а девчонки уже его сноровисто раздевали, повалив на постель.