Ты что сама не понимаешь? разъярилась женщина, ты на себя посмотри и на него! Это же стыдобана малышей руку поднимать!
Да мне пофигу, говори что хочешь! Лиза зло выщерилась в лицо, будут моего брата обижать, я их прибью всех!
Женщина пошла пятнами, видно было, что спокойный тон дался ей ценой немалых усилий. Она буквально передёрнулась вся от усилия себя сдержать и выдавила скрипучим металлическим голосом:
Лиза, скажи своему дяде, что я хочу с ним поговорить.
Девчонка вспыхнула и покраснела:
Тебе надо, ты и говори. Она стушевалась, но вызывающе выпятила подбородок, не желая сдаваться. Впрочем, взрослой женщине хватило самообладания не связываться, а потому она ни слова не говоря, непреклонно развернулась и поспешила увести из коридора зареванного малыша. Лизе оставалось только запальчиво бросить ей в спину, и он мне не дядя!
Заканчивая переодевать Яна она все еще кипела, бурчала себе под нос, ругалась. Неловко дергала завязки, путаясь в хлястиках сандалий. Малыш только обреченно шмыгал носомему было не больно, ему было жаль рисунка на планшетке.
В комнату Лиза запихнула брата, предварительно окинув детей взглядом. Маленький драчун, уже успокоившись, сидел в углупри виде Яна боязливо подобрался, и Лиза совсем по-детски нелепо показала ему кулак.
Когда она вылетела из садика, то с досады и не вспомнила про Саида. Опомнилась только в автобусе, выглянула в окно, но тот уже тронулся с места. Да и скорее всего, парень не дождался и ушел даже раньше, чем она вышла из садика.
16
Требование воспитательницы Лиза передавать и не подумала. Та сама дозвонилась до Дениса Матвеевича и голосом вежливым, но не терпящим возражений, попросила зайти в ближайшее же время. Денис Матвеевич выслушал, обреченно вдохнул и пообещал.
Детский садик "Лесенка", в который перевели Яна, обходился профессору довольно дорого. И находился он значительно дальше, чем предыдущий. Впрочем, это касалось Дениса Матвеевича лишь косвенно.
Внутри же садик мало чем отличался от предыдущего. Только количеством детей и тем, что занимал не собственное здание, а три объединенные квартиры на первом этаже, поэтому гулять ребятишек водили не в свой двор, а в парк.
Все же остальноевизги, запахи, нелепые картинки на стенахвсе было тоже. Едва войдя Денис Матвеевич уже захотел уйти.
Нет, он был, что называется, нормальным человеком. Понимал, что размножениеестественная функция любого живого существа, а детицветы жизни. Но все это прекрасно когда ты молод, с возрастом же эти цветы приносят больше усталости, чем удовольствия.
Тем более рад был профессор, что в свое время не обзавёлся собственными. А ведь в молодости Денис Матвеевич думал жениться. И даже выбрал девушку. Та была вполне подходящей партией: с хорошим образованием, начитанной, из интеллигентной семьи.
Но к сожалению, по мере общения выяснились неприятные подробности. Оказалось, что Аллочкапрофессор все еще помнил как ее звалине совсем отвечала привычкам и укладу жизни Дениса. К его удивлению и разочарованию она вовсе не стремилась посвятить ему жизнь, как делала мать Дениса Матвеевича. Не собиралась заниматься домом или во всяком случае не намеревалась отдавать этому все время. А планировала получать научную степень. Денис Матвеевич этого категорически не понял. Кроме того, Аллочка готовила какую-то вредную, неправильную пищу, а на письменном столе ее всегда царил возмутительный кавардак. Окончательно все разъяснила Денису мать, один только раз побывав в семье Аллочки. Где сразу поняла, что мать девушки занималась исключительно собой, не думая печься о муже, что несомненно переняла и сам Аллочка. Такая жена Денису была ни к чему. После длительного разговора с матерью на этом и порешили. Других попыток создать семью он не предпринимал, и никогда в течении свей своей жизни не задумывался о детях.
тяжело вдохнул, собрался с силами и постучал в дверь директорского кабинета. Где его уже ждали.
Здравствуйте, Денис Матвеевич, директриса была мила и приветлива, чем производила впечатление легкой наигранности. Хорошо, что вы пришли, ей было чуть за сорок, и она носила такой же чистейший белый халат как воспитательницы и мягкие туфли на плоской подошве.
Профессора пригласили войти и усадили на мягкий диван в крошечном кабинете обвешанном детскими рисунками вперемешку с почетными грамотами.
Я не стала говорить с вашей девочкой, женщина деликатно посмеялась и пожала плечами, подростки, сами знаете. Тем более она директриса осеклась и не договорила. Вместо этого предложила, чай, кофе?
Но Денису Матвеевичу было не до чая, начало разговора уже произвело на него настолько неблагоприятное впечатление, насколько было возможно.
А обсудить я хотела вот что, заведующая снова помялась. Как Ян дома кушает?
Неожиданная тема разговора застала профессора врасплох. Он раже не сразу понял о чем речьрастерялся и смутился собственной растерянностью. Признаться, он ожидал другого, а потому замялся:
Ну видите ли я не очень Денис Матвеевич никогда не задавался вопросом, чем Лиза кормит брата, это было совершенно не его дело.
Но директриса расценила неопределенное мычание по-своему и понимающе улыбнулась:
Да, у многих деток с этим проблемы. Но наших ребятишек осматривал врач и, ее тон приобрел деловитый оттенок, у вашего мальчика очень большое отставание по весу. В три года ребенок должен весить на пять-семь килограммов больше. Она заговорила быстрее, но со всей возможной предупредительностью, я понимаю, уговорить сложно. Но у нас все детки сами едят, а с ним приходится сидеть и буквально с ложки давать. Я хотела спросить, чем его кормят дома? Может, наша еда кажется ему непривычной?
Из всей тирады Денис Матвеевич уловил только то, что Ян доставляет какие-то особые неудобства и ему стало отчаянно совестно. Все у этих детей шло наперекосяк, они будто специально созданы были, чтобы его позорить. Гены, никуда от них не денешься.
И еще, заведующая с деликатным смущением отвела взгляд, я знаю, у вас дети не так давно она явно подбирала слова, понимаете, у Яна есть проблемы, посомневалась, прежде, чем сформулировать, с общением.
Денис Матвеевич почувствовал, что ему становится совсем муторно. Лицо его пошло красными пятнами, он невольно потянул за галстук, ослабляя хватку на шее. Но директриса не заметила и продолжала:
Со взрослыми все хорошо. Мальчик такой умный, такой развитый. За Мариной Викторовной ходит не оторвать. Женщина мягко, немного сконфуженно улыбнулась, но в глазах чувствовалось напряжение, которое тут же передавалось Денису Матвеевичуон сидел как на иголках. С одной стороны хорошо, что он так ко взрослым тянется, но ведь его невозможно оставить с детьми. Марина пытается, отводит его в группу, но он все равно за ней бежит.
Видимо на лице профессора отразилось такое неудовольствие, что женщина ошибочно приняла его на свой счет:
Нет, вы поймите правильно, я ведь это говорю не потому, что мы не хотим с ним заниматься. У вас чудный, замечательный ребенок, просто уникум. Но Яну надо учиться общаться со сверстниками, вам его в школу вестиесли он тут не научится, там будет тяжелее. Она посомневалась, замялась на минуту, понимаете, был даже такой случай: Марина Викторовна посадила Яна рисовать, а сама к другой девочке из группы подошла. Ян раскапризничался, раскричался и укусил девочку. Я не говорю, что в этом есть что-то не нормальное, она успокаивающе улыбнулась, почти все дети через такое проходят. Но тут же добавила, выбив почву из-под ног профессора, но, если есть такая возможность, покажите мальчика специалисту.
Денис Матвеевич покрылся отвратительной липкой испариной.
Директриса еще долго уверяла, что с ребенком на самом деле все в порядке, что такие проблемы случаются, что он замечательный мальчик. Но чем больше она убеждала, тем сильнее процессор за всем этим словоблудием слышал однов его доме живет ребенок не нормальный.
И стыл от чувства вязкого ужаса. Лизе четырнадцать, и она уже была сущим кошмаром. Профессор в общем даже смирился с мыслью, что ничего хорошего из нее не получится. Но мальчику едва исполнилось три, а его уже отправляют к "специалисту", как весьма деликатно выразилась директриса.
Дениса Матвеевич выходил из садика на ватных, плохо держащих ногах. Продираясь сквозь сонм страшных предположений. Гадая и боясьиз этого-то что выйдет?
17
Ян о том, что у него "есть проблемы" не знал и потому не беспокоился. Он нетерпеливо перебирал ножками, топчась воле дивана до подлокотника которого едва дотягивался и назойливо теребил сестрину штанину, пытаясь привлечь ее внимание:
Из, паматри я бувы пишу, ну паматри, от нетерпения он сильнее начинал пропускать буквы в словах, но у девчонки не было ни настроения ни желания поправлять, она только досадливо отмахивалась. Тот терпел минуту-другую, а потом снова принимался теребить ее за ногу, Из, ну Из, паматри.
И сувал под нос лежащей на диване девчонке листы бумаги с накарябанными фломастерами буквами. Вся комната была засыпана клочками разодранной тетради, на которых он вкривь и вкось малевал алфавит и простые слова. Пока Дениса Матвеевича не было дома, они занимали его комнату: Лиза не отрывалась от телевизора, а Ян носился с детскими книжками и бумажками, как на баррикаду забираясь на профессорское кресло. Там он вставал на колени, чтобы дотянуться до стола и возил маркерами по листам.
Молодец. Хорошо. Лиза только чтобы отвязаться взяла его каракули, но тут раздался звонок, и она подорвалась с дивана.
Выбежала в коридор и не глядя в глазок отперла:
Привет, лицо ее озарилось недоверчивой радость.
Девчонка на всю ширь распахнула дверь, впуская гостя. Но тот заходить не спешил.
Саид сначала заглянул в квартиру, оценивающе окинул взглядом прихожую, висящие на вешалке зимние вещи, зеркало. Только потом зашел.
Ты сказал, один будешь. Зачем врешь? парень недовольно бросил, выпятив острый подбородок. Глядел он через ее плечо и Лиза быстро обернулась.
В дверях комнаты стоял Ян, настороженно приглядываясь к парню и на всякий случай наполовину спрятавшись за косяк.
Это брат, он маленький, девчонка досадливо и одновременно заискивающе глянула на Саида, сейчас. Ян, поди сюда! она резко обернуласьмальчонка инстинктивно шмыгнул обратно в комнату. Но Лиза тут же его поймала, схватила и бегом подбежав к столу, взгромоздила ребенка на профессорское кресло. Поспешно сунула в его пальчики сразу несколько фломастеров. Писать умеешь?
Мальчик растерянно сжимал кулачок, глядя на сестру, а та уже вытаскивала целую кипу чистых листов:
На, она распахнула детскую книжку с крупными яркими картинками и короткими стишками, переписывай. И пригрозила, а то не поверю!
Насчет гостей наказ ей был дан строжайший: никого, никогда.
Но до прихода Дениса Матвеевича оставалось минимум два часа, и Лиза без зазрения совести потащила парня в комнату. Дверь она тут же захлопнула, оставив брата сидеть на кресле и растерянно таращиться им вслед.
Через минуту квартиру заполнил звук грохочущей магнитолы.
Денис Матвеевич шел домой как обычно уже в темноте, приехав предпоследней электричкой. Еще пересекая сумрачный сквер заметил, что в его комнате горит свет, что было необычно. А поднявшись на площадку и выйдя и лифта опешил от громких звуков музыки.
Распахнул незапертую входную дверь. И обомлел Шум разрывал барабанные перепонки, от него вибрировали пол и стены. Посреди коридора на самом видном месте аккуратно стояли пятка к пятке длинноносые мужские ботинки.
С них на пол натекла лужица подтаявшего снега. На вешалке висела грубая кожаная куртка, от которой по всей прихожей шел удушливый запах дешевого одеколона. Денис Матвеевич почувствовал, что он не у себя дома. Снял обувь едва ворочая трясущимися пальцами и прошел в комнату.
Скрипнуло кресло и завидевший профессора мальчик пугливо съехал на животе с сиденья. Шмыгнул под стол. В комнате он почему-то был один.
Плед оказался сброшен с дивана на пол, на ковре валялись исчерканные листы бумаги. В которых Денис Матвеевич сразу узнал свои перевернутые черновики. Он планировал доклад для симпозиума, собирал материал, выстраивал тезисы Целая кипа его документов была изрисована разноцветными фломастерами. Сквозь листы проступали жирные кляксы.
А через стену доносилось пение, сдобренное сильным акцентом.
"па рестарана-ам, па рестарана-ам"
Кровь хлынула к лицу, профессор почувствовал, как в нем закипело, запенилось возмущение. Так что потемнело перед глазами. И, не помня себя, подбежал к двери, яростно в нее колотя:
Лиза! тонкая створка сотрясалась под его ударами. Открой дверь немедленно!
Еще пару секунд музыка грохотала, а потом внезапно стихла. От неожиданной полной тишины зазвенело в ушах и Денис Матвеевич отчетливо услышал собственное тяжелое дыхание и гулкое биение сердца.
И тут дверь так же неожиданно распахнулась. Навстречу профессору спокойно, будто у себя дом вышел молодой незнакомый мужчина. Равнодушно, будто Дениса Матвеевича там вовсе не было, прошел мимо, снял висящую в коридоре куртку, без рожка, просунув два пальца за расхлябанную пятку, натянул ботинки.
И вышел.
Денис Матвеевич оцепенел. Не в силах ни шевельнуться, ни раскрыть рот. И пришел в себя только от хлопка входной двери. Это было что-то несусветное, не поддающееся логике и понимаю. Прямо сейчас по квартире профессора расхаживал незнакомый, непонятно откуда взявшийся, небритый торгаш, источающий аромат пота и тройного одеколона. А ноздри щекотал еще один, едва уловимый, но знакомый аромат, который шел из самой комнаты.
Лиза вышла не торопясь, нога за ногу. В одной только длинной мятой футболке из-под которой торчали бесстыдно-оголенные ноги. Кривовато-тощие, с крупными костлявыми коленками, какие и бывают обычно у недооформившихся еще не выросших девочек-подростков. На руке багровели свежие синяки от мужских пальцев. И от нее исходил тот же запах.
Ты что тут делала? профессор ахнул.
Девчонка вместо ответа брезгливо скривила губы, почесала одной босой ступней другую.
Денис Матвеевич всегда верил в понятие: мой доммоя крепость. В этой квартире его мать прожила почти всю жизнь, здесь же скончалась. Как раз в той самой комнате. Дом и кров для него были неприкосновенны, почти святы.
А Лиза только стояла и посмеивалась. Не стыдилась, не смущалась. Не думала извиняться.
От одного ее вида глаза застила пелена, язык во рту еле шевелился:
Ах ты бесстыжая. И тут у профессора будто прорезался голос, тварь бессовестная! Шлюха, потаскуха! Я тебя из дерьма вытащил, чтобы ты прямо тут, в моем доме!.. если бы Денис Матвеевич слышал себя со стороны, то сам испугался бы мощи своего голоса. Он никогда в жизни не доходил до такого состояния, даже на повышенный тон переходил не часто. Сейчас же профессор закричал так, что в люстре екнула лампочка, в дверце стеллажа зазвенело стекло.
Даже Лиза опешила и инстинктивно сделала шаг назад. Но профессора было уже не остановить. Он орал, яростно потрясая кулаками. Она опоганила в его жизни все что можно, наплевала и надругалась над святым. Ничем не смущалась, надо всем глумилась.
Проститутка! Шлюха подзаборная! Никакого стыда, ничего не постеснялась! Прямо при ребенке! у Дениса Матвеевича изо рта брызгала слюна, на лбу и шее вздулись вены, лицо покраснело, руки затряслись, да таких как ты надо не в силах совладать с бешенством закричал он.
Лиза вскинула злые ненавидящие глаза и закричала в ответвысоко и тонко:
Что таких как я надо?! Убивать?!
Денис Матвеевич сам не понял, как это сделал. Никогда в жизни он не занимался рукоприкладством, даже в далеком детстве ни с кем не дрался, даже в армии. А тут вдруг, ни с того ни с сего потерял над собой контроль. Размахнулся, шлепнул по лицу. А пощечина получилась такой силы, что девчонку отбросило на стену. Звук как хлопок разрезал скандал на: до и после. Профессор сам себя испугавшись замер с занесенной рукой: красный, тяжелодышащий, с колотящимся в горле сердцем.
А Лиза у стены скорчилась, прижимая пальцы к щеке. Перепуганная, удивленная. Повисла звенящая тишина, ни тот ни другая не издавали ни звука.
И тут из-под стола неожиданно выскочил семенящий короткими ножками малыш.
Бесстрашно кинулся на обидчика, зажмурившись для смелости, колотя кулачками с зажатыми в них фломастерами по коленям профессора. И отчаянно зло и плаксиво вереща: