Наконец, женщина окончила разговор, тяжело нагнувшись сунула аппарат обратно в карман дубленки. И как по волшебству лицо ее снова приняло кислое брезгливое выражение. Губы поджались, розовые щеки утратили румянец и обвисли, глаза стали скучливыми и бесцветными.
Отдельная комната? как оказалось, она отлично помнила на чем прервала разговор и, почти не слушая ответа, поставила в бланке закорючку.
Денис Матвеевич, довольный, что дело наконец, пошло, хотел было проводить в комнату. Но проверяющая уже утратила к ней всякий интерес.
Профессор даже начал догадываться, что этого интереса возможно и не существовало.
Хорошо, хорошо. В школе проблемы есть? равнодушно бубнила та, ставя один за одним только ей понятные отчерки в нескончаемом бланке.
Профессор замялся:
Ну как вам сказать
Та понятливо и так же безразлично кивнула:
Бывает. Поставила еще пару галок, перевернула лист, с совершенно вымотанным усталым выражением лица, дежурно бросила, не болеют?
Да нет вроде. Лиза в садик пошла, вот сейчас прийти должны профессор невольно глянул на закрытую дверь. Сейчас придут
Хорошо, хорошо, женщина поставила еще закорючку, пару галок и, резко оживившись, протянула бланк Денису Матвеевичу, вот тут и тут распишитесь.
В ней снова наступила неожиданная перемена. Женщина ожила, глаза ее загорелись и пока профессор растерянно и неуклюже ставил свою роспись, та с удивительным для ее тела проворством успела встать застегнуться на все пуговицы, обмотаться шарфом, и, едва он закончил, выхватила бланк и сунула в портфель. Громко щелкнула замком и, впервые улыбнувшись, сказала:
До свидания.
Ошеломленный профессор заморгал.
Собственно проверка еще не началась, у него самого было столько вопросов. Он ожидал помощи, заготовил целую речь, обдумывал ее несколько дней, не зная как к чему подступиться. На худой конец он ожидал совета.
Но проверка кончилась.
Соц работница распахнула дверь и дежурно бросив через плечо:
Ну если проблемы будут, обращайтесь, легко, без всякой натуги принялась спускаться по лестнице.
Денис Матвеевич остался в прихожей в полной растерянности. В общем счете проверка соц опеки заняла пятнадцать минут из которых пять ушли на личный телефонный разговор.
На этом государственный интерес к отданным под опеку сиротам был исчерпан. Денис Матвеевич снова остался с этими проклятыми детьми один на один.
12
Бежим, бежим, бежим-бежим! Лиза, что есть силы, дернула Никиту за рукав, и они вместе бухнулись с оврага, оставляя за собой грязный след сволоченного снега и прелых листьев. Тихо, молчи! ледяная ладонь зажала парню рот.
Сердце у него ушло в пятки, в ушах гулко бухало. В крови кипел адреналин.
Сверху послышался торопливый топот охранника, бешеный лай собаки и короткий мат.
Не то чтобы Лиза нарочно искала экстремальных приключений, просто что называется вляпались. Впрочем, ничего более захватывающего в жизни Никиты еще не бывало.
Ну куда они ходили с пацанами. Ну в кино, на стадион. Участвовали в КВНесобирались в актовом але. А больше никуда Никита не ходил, потому что стала бы волноваться мать. Так что он знать не знал где тусуются однокашники.
С Лизой же они обычно шли туда, куда вела сама Лиза. А она людей не любила. И если не на рынок или в Свету, то они лазили по заброшенной базе, рыскали по чужим огородам, примыкающим к дальним городским улочкамуже пустым и замершим. Раз даже взломали дверь чердакабыло немного страшно и весело. Там пахло сыростью, пылью и кошками. На том чердаке, в древней пыли и бетонном крошеве Никита нашел мастерок, забытый кем-то и рабочих. Мастерок, которому было больше пятидесяти лет, оставленный в старой хрущевке еще при строительстве. И к с тех пор человеческая рука этого мастерка не касалась. И не коснулась бы, если бы ребята не вломились на чердак. Находка привела Никиту в волнение археолога, которого совершенно не поняла Лиза. Но ей это было простительно. Он не требовал от Лизы многого.
Девчонка прислушалась и жестами велела приятелю сидеть и не шевелиться. Они замерли под лысым кустом дикой сирени и напряженно смотрели наверх. Если бы мать знала, где сейчас Никитаее бы хватил удар.
Несколько томительных минут парень слышал отчетливые шаги охранника, собачий лай, окрики. Мужик в сером форменном бушлате успел заметить подростков-нарушителей и понимал, что они прячутся где-то здесьэто чувствовал пес, утомленный бездельем и радостно захлебывающийся брехом. Но спускаться в грязный овраг охранник поленилсявыматерился, сплюнул и неторопливо пошел обратно к теплой будке.
Только выждав пару минут, ребята зашлись в хохоте. Перебраться через кирпичный забор с рваной колючей проволокой и пролезть на старую уже закрытую тепловую базуэто было по-настоящему весело. Ведь там их ловили дежурные охранники с цепными собаками.
Горели щеки, морозный холод забылся напрочь. Никите никогда еще не хотелось глотнуть пива так сильно как сейчас.
А Лиза уже доставала банку из висящего за спиной полупустого рюкзака.
Давай мне, Никита пшикнул крышкой, отпил, обливаясь пеной. Уже совсем привычно отпил.
Ледяной ветер задувал под куртку, пальцы немели от холода, в промокших ботинках хлюпала болотная жижа. А они пили, курили сигарету на двоих и смеялись как сумасшедшие.
Выбрались с базы только через пару часов, и когда дошли до подъезда Никиты уже стемнело.
Почему-то выходило так, что расставались всегда именно у его дома. Он был ближе, если идти с окраин, где они обычно тусовались, а провожать саму девчонку было как-то странно. Да она и сама не понимала смысла в этих провожалках. Усмехалась на прощание, махала рукой и, не глядя как Никита заходит в подъезд, направлялась по темной тропинке через сквер. Может домой, а может и нет. Никите вообще казалось, что она всегда где-то бродит, живет в каком-то своем полудиком свободном мире. И никогда не ходит домой. Мать про таких говорила хулиганка. И ее хулиганский мир для Никиты был куда интереснее физмата и лыжной секции.
Никита, почему так поздно? Я же волновалась, едва он вошел в квартиру, мать выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем.
Парень, неопределенно пожав плечами, принялся снимать ботинки, но его немного качнуло и пришлось ухватиться за стену.
Никита, что с тобой?! Ты что, пьяный?! мать шокировано всплеснула руками и кинулась включать свет.
Он попытался было отнекаться или хотя бы отвернуться, но она уже схватила сына за плечи:
Ну-ка дыхни, дыхни, я сказала!
Мам, парень раздраженно вывернулся из ее рук, я бутылку пива выпил.
Женщина возмущенно охнула:
И ты мне так спокойно об этом говоришь? Ты говоришь это матери?! в голосе зазвучали истерические нотки. Да ты что совсем с ума сошел?!
Никита со всей возможной поспешностью ее обогнул и зашел в спальню, но мать и не подумала останавливатьсякинулась следом, не замолкая ни на минуту:
Да как же тебе не стыдно?!
Мам, это была одна бутылка пива! Что такого?! парень развел руками.
Что такого? но она все сильнее распалялась, что такого?! Да с этого все и начинают! Я же тебе говорила, я же тебя предупреждала! Ты же сопьешься, станешь алкашом, по миру пойдешь! Где мы будем жить?! мать уже кричала, тоже живя в каком-то своем особом мире, имеющем смутную связь с реальностью. Только в отличие от мира Лизы, он был пугающим, под каждым кустом в нем затаился враг и все вокруг грозило опасностью. Мир матери был не самым приятным для жизни. Я не смогу тебя всю жизнь содержать! Никита, я уже не молодая! Как ты но тут ее осенила другая мысль, и она резко сменила тон, с кем? заговорила обличительным голосом прокурора, с кем, где? С какими-то приятелями? Никита, женщина трагически всплеснула руками, я же тебе говорила: "не водись с кем попало"! Ты же совершенно не умеешь выбирать компании!
Парень вскипел. Она всю жизнь твердила ему что он не умеет того и сего, вообще ничего. И потому должен слушать маму, которая уж точно знает лучше.
В то время как Лизе опекун не говорил вообще ни слова, во сколько бы она не вернулась и сколько бы ни выпила. А она младше на три года и девчонка.
Дай рубашку сниму! мать схватилась за пуговицы и принялась расстегивать на нем рубашку, Никита вспыхнул:
Да уймись ты! Отвяжись! Я не маленький! по большей части это говорил не он, а пивной кураж. Но от того, что он впервые высказал вслух то, что уже десятки раз говорил про себя на Никиту обрушилась горячая волна эйфории.
Мать охнула.
Всю эту песню он знал наперед: "как он мог забыть, что ее нельзя волновать, что у нее больное сердце, что она растила его одна и страшно мучилась".
Совсем от рук отбился, у тебя же совести нет. Никита, как тебе не стыдно?!
Отец умер семь лет назад, братьев и сестер у Никиты не было и поэтому "важный разговор" состоялся у них наедине с матерью. В ходе него мать пообещала, что замуж больше не выйдет, чтобы не травмировать сыну психикутогда со смерти отца прошел всего месяц, мальчик с ужасом представил себе чужого мужика на его месте и проникся благодарностью к матери за такое решение. В ответ, сын должен был пообещать, что будет хорошо себя вести потому, что у мамы больное сердце и "ему не понять какую страшную трагедию она пережила".
Тогда Никита не очень понял, какое отношение смерть отца имеет к его плохому поведению, но мать так часто это повторяла, что это знание прижилось и уже не обсуждалось. Мама больная и несчастная, и он должен вести себя так, чтобы никоим образом не усугубить ее несчастье. И Никита честно выполнял свою часть уговора: не гулял после школы с пацанами, а если и гулял, то так, чтобы мать не узнала и возвращался домой к шести. Не пил, не курил. И, уезжая на сборы, каждый вечер звонил домой.
Только сейчас к нему начала приходить крамольная мысль, что мать не вышла замуж не ради него, а потому что не могла. Если бы кто взялвыскочила бы как миленькая. Но кто ж возьмет сорокапятилетнюю, некрасивую полную бабу, еще и с ребенком. Никита этой мысли стыдился и старался так не думать, но та закрадывалась в голову против его воли. И чем больше мать кричала, требовала и пила корвалол, тем чаще она приходила. Матери просто не нравилась ее собственная жизнь, а виноватым почему-то всегда оказывался Никита.
Только не надо мне рассказывать, какой я неблагодарный! он заранее знал каждый ход матери, она из раза в раз говорила одно и тожевот сейчас пришло время для: "бесстыжий! Ни у кого таких неблагодарных детей нет! За что мне такое наказание?". Мать вообще очень любила сравнивать его с окружающими. Послушать, так получалось, что он просто худший сын из всех возможных. И мальчик, а потом и парень недоумевал: а как же наркоманы, уголовники? А как же Васька из второго подъезда, про которого весь дом знал, что он поколачивает мамашу. И потом, в душе Никита был уверен, что в других семьях творится тоже самое и дети так же ругаются с родителями. Но ведь этого было не доказать! А потому парень кипел от возмущения внутренне, не смея высказать его вслух.
А тут вдруг как прорвало:
Я что просил меня рожать?! он на долю секунды сам испугался. Но хмель из головы еще не выветрился, меня тогда вообще не было! Ты хотелаи родила, это тебе надо было!
Мать задохнулась от возмущения:
Ах ты скотина, тварь ты неблагодарная! Я для тебя всю жизнь прожила, замуж не вышла, чуть не умерла, когда рожала. Да если бы я знала, что ты будешь такой, да я бы
Никите отчаянно захотелось выставить ее вон, вытолкать взашей и запереть дверь. Но вместо этого он выскочил из комнаты сам, пробежал по коридору и с грохотом захлопнул за собой дверь туалета. Чтобы не слышать следующего хода:
Слава богу, отец не дожил. Если бы он видел, какую сволочь вырастил, он бы
Каждый раз она орала одно и то же, казалось бы, он все это знал слово в слово, и все равно такие слова действовали. И внутренне он уже корил себя: какой он плохой сын и как расстраивает мать, которая ради него
А на кухне уже бряцали склянки, нарочито громко хлопали дверцы шкафа. Понятно было, что сейчас по дому расползется ментоловый запах корвалола и эту ночь мать спать не даст.
13
А Лиза спала.
И сон ее становился неприятней и неприятней. А все потому, что в нем была мать со своим последним хахалем"дядей Колей". Злобным гоблином. Который терпеть не мог детей сожительницы: шпынял, орал, раздавал затрещины и по пьяни запирал на балконе. Однажды Лиза так просидела шесть часов и чуть не описаласьспасибо дяде Коле. А еще как-то раз он ее вообще не впустил домой, и ночевать пришлось на лестнице. С ним ничего приятного связано быть не могло, и девочка беспокойно ерзала на кровати, ворочаясь сбоку на бок.
Но тут сон неожиданно переменился. Непонятно как она оказалась во дворе у подъезда. И никого кроме нее там не было. Зато был мотоцикл. Огромный, блестящий, ярко красный, он казался Лизе неописуемо красивым. И стоял неприкованный к ограждению и даже заведенный, будто только ее и ждал. Всем своим видом подначивая: "ну давай же, садись. Чего ты ждешь?". И Лиза уже собралась на него забраться, чувствуя как от предвкушения и страха радостно замирает сердце и сжимается желудок, но тут сон внезапно оборвался.
Девочка завозилась, пряча голову под одеялом и пытаясь вернуть ускользающее сновидение. Но разбудивший ее звук повторился. Пришлось проснуться. Лиза недовольно поморщилась и, не выныривая из одеяла, вяло буркнула:
Тихо. Янка, спи
Но, как и следовало ожидать, кричать он не перестал. А наоборот забормотал что-то, захныкал, жалобно и просительно. не плакал, но и не просыпался.
Лиза раздосадовано поежилась и с неохотой выбралась из нагретого одеяльного кокона. Зевая и натыкаясь впотьмах на предметы, поплелась к соседней кровати. Они стояли напротив друг друга, так же как две тумбочки и два стула. Из-за своей скупой симметричности комната казалась девочке казармой.
Она вытащила братишку из постели, и только от прикосновения ее рук тот наконец проснулся, беззвучно заревел. Почувствовав, как она поднимает его с кровати, и вцепился в сестру со всей силой напуганного ребенка. Крепко сдавив ручонками шею и больно дернув волосы.
Ну чего орешь, я же тут. Лиза сварливо на него цыкнула и принялась укачивать. Ян уже становился тяжелым, но девочка этого почти не замечала. Она привыкла, потому что укачивала его почти каждую ночь с тех пор как Янка родился, и даже не злилась просыпаясь. Он и маленький кричал и плакал, и при матери. И после детдома. После детдома даже чаще.
Лизе хотелось спать, в майке было холодноу Лизы не было привычки переодеваться ко сну, и глаза слипались. Но она превозмогая сон теснее прижала к себе братишку. Он, будто расставаясь уже с кошмаром, напоследок жалобно вякнул в самое ухо.
И тут же в соседней комнате раздался перхающий кашель и укоризненный скрип пружин. Старик проснулся. Лиза прислушалась и зло стиснула зубы: она зналатот недоволен, что его разбудили. Он всегда такЯнка плачет, а тот скрипит кроватью, кашляет, бурчит что-то вполголоса. Но даже если они и мешали, тут Лиза ничего поделать не могла. Ведь братишка маленький и боится плохих сновэто понимала даже она.
Девочка раздраженно потянула руку назад, выдергивая застрявшие между ягодицами трико и, путаясь в длинных штанинах, принялась заспано ходить от окна к двери и обратно. Увесистое тело ребенка оттягивало руки, но от его тепла Лиза согрелась. А оттого терпеть становилось легче.
Укладывать Янку обратно сразу было нельзя, она точно знала, что через пять минут он проснется снова и тогда уже будет плакать до самого утра не переставая. Будет звать маму. Хотя на самом деле Лизу, потому что мама его не укачивала и он ее позабыл.
Лиза бродила из угла в угол, с трудом борясь со сном и едва шевеля ногами. Наконец, мальчик успокоился и начал задремывать, перестал сжимать ее с такой силой и его покрытая испариной макушка осела на плече сестры.
Ложась обратно в кровать, Лиза забрала братишку к себе. Положила ближе к стене, чтобы не упал во сне, сама легла с краю. Обняла, чувствуя как сильно от детских тонких волосиков пахнет мылом, стянула с себя большую часть одеялаплотно укрыла, и только после этого провалилась в сон. Но мотоцикл ей уже больше не приснился.
14
Ссора, которая произошла между матерью и Никитой длилась несколько дней. Сначала мать кричала и ругалась, а потом принялась по-детски обижаться, разговаривала сквозь зубы или не разговаривала вообще. Отчитывала с самого утра и каждый вечер, стоило ей вернуться домой.