Чудесная страна АлисыСара Бергман
Часть 1
Али-иса, щебетали птицы в зеленых ветвях.
Али-иса, тихо переливчато журчал ласковый ручей.
Али-иса, кивали сизыми головками колокольчики.
Теплый ветер перебирал листья в кронах деревьев. Старые, полные достоинства дубы, раскинув ветви, осеняли тенью и прохладой кусты роз.
Греясь в свете теплого желтого солнца, лилии, маргаритки и львиный зев тянулись к его лучам. Цветы были спокойны, охвачены негой и приятной истомой.
Мир и гармония царили в прекрасном саду Алисы.
* * *
Доброе утро, Ольга Артуровна.
Высокая моложавая женщина в белом халате кивнула в ответ.
Однако головы не повернула и со стремительного шага не сбилась. В блеклом больничном коридоре стук ее каблуков отдавался дробным начальственным эхом.
Ольга Артуровна Кенингзав острым женским психиатрическим отделением в огромной скоропомощной больницебыла не в духе. А когда она бывала не в духе, ее побаивались.
Стояло десятое мая, а Ольга Артуровна не любила майских праздников, как, впрочем, и любых других. И, сказать по чести, не любила командировок, в которые по долгу службы ездила постоянно. Стоило ей только оставить отделение на дежурную смену, как без ее начальственного глаза непременно случалось ЧП.
В этот раз ничего очевидного не произошло, что не мешало заведующей озабоченно хмуриться, выходя на обход.
Ее отделение, так же, как и три других в старом, дореволюционной постройки здании, представляло собой длинный, вытянутый коридор, по одну сторону которого тянулась череда одинаковых дверей: по четыре вправо и влево от ординаторской, а по другуюдлинная анфилада занавешенных окон.
Здание больницы не было удобным, оно строилось для жизни помещика, а не для содержания буйнопомешанных. Но Ольга его любила. Как приехала сюда однажды, приглядеться к новой должности, так и осталась.
Сама скоропомощная больница была путаным лабиринтом многоэтажек, стеклянных переходов, пандусов, светящихся вывесок, подъездов с вечным воем принимаемых реанимобилей. И далеко стоящий корпус психиатрического отделениятемно-красного кирпича, заросший мхом, с кажущимися вечно влажными стенамивыглядел анахронизмом.
Но этот, на первый взгляд, немощный атавизм существовал, жил своей отстраненной размеренной жизнью, прячась в глубине кряжистого дубового сада. Так, что со стороны дороги были видны только его крыша да старые, уже не используемые печные трубы, возвышающиеся над кронами деревьев.
По правде говоря, дубов было не так уж много, но, раскинувшись по всей длине парковых аллей, разметав широкие старческие ветви, они затенили и скрыли за собой весь их маленький психиатрический мир.
Ольга Артуровна шла по коридору и озабоченно слушала медсестру, сунув руки глубоко в карманы халата, отчего полы его скособочились и хлестали по ногам.
Та, подстраиваясь под шаг начальницы, говорила буднично, но смотрела несколько боязливо:
Там Воронов[1] ваш ждет.
Глухо поскрипывал старый паркет, стучали каблуки заведующей. В этот ранний час пациенты еще оставались в палатах, а заступившая смена начинала рабочий день в ординаторской.
Древнему, могутно-нерушимому зданию с крошащейся штукатуркой и ветхими, облупившимися ступенями на старомодно-широком крыльце не могли придать современности ни пластиковые стеклопакеты, ни электрические указатели. А его мощные, метровой толщины стены сохраняли прохладу летом, тепло зимой. И всегдаблагостную тишину.
Где? еще сильнее нахмурилась завотделением.
Так в приемном сидит, пояснила сестра, с вещами.
Первый этаж, с вросшим в землю приемным и наркологией в пристрое, неподготовленному человеку представлялся клубком коридоров. Они сливались, поворачивали, раздваивались и парадоксально заканчивались тупиками, сплетаясь в причудливую вязь, разобраться в которой могли только врачи. И хроники.
О господи, только и выдохнула та, опять.
Сестра пожала плечами, мол, «а куда деватьсяопять». Но ничего не ответила.
Третий раз за год, с укором бросила, повернувшись к ней заведующая, будто в бесконечных обострениях хроника была ее вина. И устало добавила:Ну и что на этот раз?
Разговаривая, она остановилась у раскрытой двери крайней палаты. Ольга Артуровна была педантична. Каждый раз, совершая обход своего отделения, она начинала с одной и той же палатыпервой слеваи заканчивала последнейдальней. В ее отделении все было размеренно и упорядоченно. Ровные клетки палат, ровные клетки занавешенных окон, ординаторская, процедурка, посты. И ручейки перемежающихся в шахматном порядке паркетных квадратов. Стройно и гармонично.
Двери в палаты, как и в любом другом психиатрическом отделении, никогда не закрывались. И сестры, занимающие свои посты на концах коридора, могли то и дело бросать взгляд на пациентов. Которые никогда не должны были оставаться наедине с собой.
Сестра пожала плечами:
Да все как всегда, принялась она объяснять. Говорит, с ножом бегал, женина любовника ловил, сменив тембр голоса на значительный, добавила:Жену убить грозился. А как опомнилсяпонял, что пора, вещи собрал и к нам пришел. Госпитализировать будем? спросила она.
Ну а куда его еще? с некоторым раздражением буркнула Ольга Артуровна больше себе, чем ей. Сейчас спущусь, сама посмотрю. А потом оформлять будем. А то зарежет ведь. Да еще неизвестно когожена уже пять лет как умерла, договорила она, переступая порог.
Но тут же обернулась:
А он родным-то сказал, куда собрался? глянула она на сестру с легким беспокойством. Как в прошлый раз не будет?
Девушка недоуменно пожала плечами:
Ольга Артуровна, ну вы такие вещи спрашиваете, ну я-то откуда знаю?
Та покачала головой и в сердцах пригрозила:
Еще раз орать придутсамих положу, если появятсятак и передайте, выплеснула она недовольство. И тут же с совсем другим выражением лица повернулась к первой пациентке:
Здравствуйте, Алиса.
* * *
[1] Белый слон.
* * *
2
Все палаты, кроме двух дальних одиночек, в отделении были одинаковы. Четыре койки, два окна. За перегородкой раковина; и один туалет на три палаты. В старом здании устроить пациентов удобнее не было возможности, и без того постоянно прорывало трубы.
Зато за окнами, изредка касаясь листвой стекол, шумели парковые деревья. Сохраняя полумрак и даже создавая прохладу. Заведующая зябко повела плечами и, поддернув полы халата, села на табурет рядом с ближайшей койкой.
Алиса, вполголоса, только для порядка, позвала она пациентку. Завотделением не ждала ответа. Просто у Ольги Артуровны была привычка разговаривать с самой собойтак ей лучше думалось.
Серая, как моль, блеклая, лишенная черт женщина промолчала.
Она сидела на краю кровати, по-ученически сложив на коленях маленькие ладошки, и умиленно смотрела куда-то в сторону окна, за которым шумели дубы. Хотя ни дубов, ни листьев, ни даже окна она, очевидно, не видела. Как не видела и не осознавала и саму себя. Алиса Родзиевская пребывала в онейроиде[1].
Сейчас ее реальность представляла собой фантазиюгрезу. В которую любому окружению ход был заказан. Она не видела, не слышала, не ощущала и не осязала. Жизни вокруг нее не существовало, как не существовало завотделением и дубов за окном. А голова пациентки была повернута в его сторону по чистой случайности, только потому, что так ее с утра посадили сестры.
Шуб[2] у Алисы был не первый. Только за тот год, что Ольга Артуровна ее вела, Родзиевскую госпитализировали трижды, а за предыдущие годы, наверное, раз пятнадцать. Регулярно, каждые три-четыре месяца. Хотя в теперешнем состоянии вряд ли нужно было так уж сочувствовать пациентке. Находясь в острой фазе, она, вся в своих приятных, отнюдь не мучительных фантазиях, пожалуй, переживала лучшие мгновения жизни. Тогда как во время ремиссии негативная симптоматика уже сделала свое дело, и Родзиевскую едва ли можно было считать полноценным человеком.
За столько лет и столько госпитализаций личность ее практически разложилась. Вступили в свои права апатия и абулия[3], аутизм. На такой стадии заболевания пациенты, подобные Алисе, уже теряли способность существовать в социуме. Постепенно утрачивали контакты. Все эти понятиясемья, родственники, друзьяпросто забывались, теряли значение. Все становилось не важным. Отпадали: работа, интересы, карьера. Влюбленности и привязанности. И если поначалу больные еще могли остро переживать свое состояние, выплескивая страдания в слезах и стенаниях, то со временем и эта способность отмирала.
А затем наступало шизофреническое слабоумие.
Алиса Аркадьевна Родзиевская
Полженский
Возраст39 лет
Место жительстваг. Москва
Безработная
Диагноз: шубообразная шизофрения с онейроидно-кататоническим синдромом.
Anamnesis morbi:
Больной пациентка сознает себя с 1993 года. Первым признаком заболевания называет приступ, определенный, как острый психоз в виде онейроида. Яркие видения, галлюцинации фантастического характера. Путешествия в фантастическом саду, общение и беседы с литературными персонажами (по профессии филолог) из произведений Льюиса Кэрролла.
На ранней стадии заболевания у пациентки сохранялось критическое осознаниеспособность обратиться за лечением после приступа психоза. Длительность шубов ограничивалась пределом в несколько суток, последствий не наблюдалось.
В настоящий момент критика отсутствует. Приступы часты и продолжительныдлятся по несколько недель.
Очевидны изменения личностизамкнутость, пассивность. Онейроидные переживания не амнезирует. Фантазии остаются в виде резидуального бреда[4]элементы переживаний переносятся в реальную жизнь.
На окружающее в острой фазе не реагирует, живет в мире грезоподобных переживаний. Долговременные многочисленные госпитализации.
Психический статус: пациентка находится в сознании; во времени, пространстве и собственной личности не ориентирована; мутизм[5].
У Алисы не было возраста. Черты ее лица будто поблекли, выцвели. Волосы оттенка пыли, прозрачная кожа. Глаза и не серые, и не голубые. Даже брови с ресницами почти не выделялись на бескровном лице, равно как и смазанный контур губ.
Будто была онаи ее не было.
Госпитализировали Родзиевскую вчерав отсутствие Ольги Артуровны. Поэтому завотделением внимательно просмотрела картуудостоверилась, что ничего нового или необычного не произошло, отметила для себя назначения и дозировки. Больше у постели пациентки делать было нечего.
Как правило, контактирующих пациентов Ольга Артуровна выводила за дверь. Там, в коридоре, она опрашивала, интересовалась изменениями, сном, аппетитом, посещающими мыслями. Следила за реакцией на препараты.
Но такие, как Алиса, встать, выйти и вообще сделать какой-то сознательный поступок были не способны. Даже есть и испражняться они не могли без посторонней помощи. Естественные нужды организма за них исполняли зонд, памперсы и санитарки. А пациенты лишь безучастно принимали уход.
Тут Алиса, будто опровергая размышления завотделением, вскинула сухонькую ладошку и принялась медленно качать ей в воздухе.
«С котом Чеширским здоровается», цинично мелькнуло в голове Ольги Артуровны.
Такие пациенты, если и были способны на произвольные движения, то только в ответ на какие-то свои фантазии. И верноРодзиевская уже опустила руку и, снова сжав кулачки, застыла в неподвижности. Ладони ее покоились на прикрытых бесцветным, как и сама Алиса, халатом коленках. Одета она была неказистохалат большеват, тапочки разношены. Но Родзиевскую навещал один только брат, а что взять с мужика.
Впрочем, и такая забота у них была редкостью. Тяжелых больных часто бросали родственники. И отчасти Ольга Артуровна их понималатрудно долго вытерпеть, если твой близкий находится в состоянии, постоянно требующем ухода и внимания. И не столько физически трудно, сколько морально. Одно дело, когда тыврач. Другоеродственник.
Ольга Артуровна, будто услышала ее мысли сестра, ко мне, вполголоса добавила она, наклонившись к плечу заведующей. Та чуть повела головой, давая понять, что слушает, брат этой Родзиевской вчера подходил. О чем-то он там с вами переговорить хотел, сестра повела плечами, выражая недоумение, что могло тому понадобиться от заведующей. Я сказала, что вы можете заехать, он два часа прождалпотом ушел.
Заведующая понимающе кивнула, и сестра добавила:
Спрашивал, когда подойти можно. Я сказала, сегодня пусть в первой половине дня приходитв рабочие дни вы всегда на месте. Правильно?
Тут на лице Ольги Артуровны мелькнула короткая усмешка, подкрашенные помадой мягкого естественного тона губы дрогнули, и уголки их приподнялись. Но завотделением тут же погасила улыбку и скупо с видимым равнодушием кивнула:
Да, конечно, правильно сделали.
В последний раз глянув на пациентку, которая продолжала безучастно смотреть в пустоту, она поднялась:
Ну что ж, Алиса, раз уж вы совсем не хотите со мной разговаривать, пробормотала Ольга Артуровна, в который уже раз беседуя сама с собой, и повернулась к следующей койке.
* * *
[1]Онейроид (онейроидный синдром) особая разновидность нарушения сознания, характеризующаяся наличием сюжетных псевдогаллюцинаций и фантастических картин, которые смешиваются с реальностью или почти полностью ее замещают.
[2]Шуб шизофреническийострый приступ шизофрении, после которого наступает ремиссия. Наиболее характерно течение заболевания с шубами (приступами) при приступообразно-прогредиентной (шубообразной) шизофрении.
[3]Абулия(от греч. abuliaнерешительность) психопатологический синдром, характеризующийся вялостью, отсутствием инициативы и побуждений к деятельности, ослаблением воли. Тяжелая абулияпризнак кататонической формы шизофрении, циркулярного психоза.
[4] Бред резидуальный (лат. residuus оставшийся, сохранившийся) бред, остающийся в неизменном виде после исчезновения других проявлений болезни и восстановления к ним критического отношения; чаще возникает после состояний помраченного сознания, не сопровождающихся полной амнезией (делирий, онейроидный синдром).
[5] Мутизм (лат. mutusнемой, безгласный) в психиатрии и неврологии состояние, когда больной не отвечает на вопросы и даже не даёт понять знаками, что он согласен вступить с окружающими в контакт, при этом в принципе способность разговаривать и понимать речь окружающих у него сохранна.
* * *
3
Девица, лежавшая на ней, скрестила руки на груди. И, несмотря на то, что с зав отделения глаз не спускала, подниматься не спешила. Напротив, она даже отвела взгляд, так, что Ольге Артуровне пришлось ненавязчиво окликнуть:
Марина.
Только после этого девица медленно, нехотя, как по большому одолжению, спустила ноги с кровати.
Ольга Артуровна вышла и встала у самого дальнего окна, так, чтобы их не было слышно из палаты. Мимоходом глянула на зеленеющие за окном дубы и терпеливо дождалась, пока девушка, шаркая ногами, выйдет следом.
Девушку звали Марина Чернова. Но для зав острым психиатрическим отделением она былаЖанна.
Когда-то, очень давно, лет тридцать назад, когда Ольга сама еще была сопливой девчонкой, такой, как эта Марина, она впервые увидела депрессивную пациентку. Та миловидная, ничем не приметная девочка поступила в их учебное отделение.
Хрупкая, тонкая, с большими глазамиЖанна очень боялась умереть. Этот страх не давал пациентке спокойно спать, есть, двигаться. Каждую минуту она с парализующим ужасом думала о смерти. Жанна боялась попасть под машину и отравиться газом, боялась самолетов, приступов аллергии, бандитов и высоты.
И при этом постоянно обдумывала способы себя умертвить.
У Жанны диагностировали депрессивное расстройство с контрастными навязчивостями и госпитализировали. Та девочка мучилась, как никто. Холодея от ужаса днем, просыпаясь с криками ночью; вся в холодном поту, она мысленно прокручивала и прокручивала предполагаемую последовательность событий:
вот она входит в здание своего института огибает цепочку лифтов сворачивает к лестнице ставит ногу на ступень
При опросе пациентка говорила, что почти ощущает лестницу под ногами. Каждый из шестнадцати пролетов, которые преодолевает. Она входит в аудиторию, где у их группы обычно идут занятия по философии, распахивает окно.
и смотрит туда, вниз, на крошечных человечков на парковке у здания перекидывает через подоконник одну ногу другую на мгновение садится а потом переваливается на ту сторону окна
Жанну выписали через три недели, и сама Ольга ее больше не видела. Но ходили в группе слухи, что девушка, несмотря на лечение, выпрыгнула-таки из окна. Именно из того здания, о котором говорила.