Шумер поздоровался со всеми за руку, кивнул на меня.
Это Влад.
Никто не подал мне руки и даже на меня не посмотрел.
Я сделал несколько шагов по кухне. Подошел к окну.
Парни, как насчет «винта»? спросил Шумер.
Счас сварим, ответил стриженный налысо пацан в застиранной черной майке Def Leppard. Подожди.
Шумер сел на стул окном и плитой. На плите стояла сковорода с остатками мяса.
Стекло было заляпано высохшими каплями чего-то темного. Между рамами валялись дохлые мухи.
А кто он вообще такой, а?
Я повернулся. На меня смотрел чувак с длинными сальными волосами, в черной рубашке.
Да, это я тебе говорю! заорал он. Кто ты такой, а? Ты мне объясни кто ты такой? Что ты вообще здесь делаешь? Кто его привел? Нет, вы мне объясните кто его, блядь, привел? Что это за хуй?
Успокойся, сказал Шумер. Он со мной.
Так бы сразу и сказал.
Я достал свой «Союз-Аполлон».
Чувак снова глянул на меня.
Ты что, здесь курить собрался? У нас не курят. Иди на балкон.
Я взялся за ручку балконной двери. Дверь скрипнула. Я вышел на балкон.
В тазу лежала отрезанная голова собаки. Я подошел к краю балкона. Дотронулся до ржавых перил. Достал сигарету, прикурил.
Над крышами висело низкое серое небо. Собирался дождь.
Я курил, думая о том, что я делаю в этой вонючей дыре с наркоманами, жрущими собак.
Докурил. Огляделся. Бычок некуда было выбросить. Я швырнул его за балкон.
Вернулся в комнату.
Третий чувак, молчавший до этого, посмотрел на меня, потом по сторонам. У него были короткие рыжие волосы.
Все, пиздец.
Что пиздец? спросил волосатый.
Все. Больше жить не хочу.
Ты точно уверен?
Точно.
Давай помогу.
Волосатый взял со стола нож и шахнул его по запястью. Кровь брызнула по всей кухне. Несколько капель попали мне на лицо.
Ты что, охуел? крикнул лысый.
Волосатый швырнул нож на стол. Кроме крови, на нем были прилипшие кусочки мяса.
Волосатый вышел из кухни. Шумер и лысый молча смотрели, как с руки рыжего на клеенку стола, прорезанную в нескольких местах, стекает кровь.
Я схватил с гвоздя полотенце. Перевязал ему руку.
Телефон есть? Скорую надо вызвать!
Есть, сказал лысый. Но он отключен. Таксофон на улице, если у тебя есть карта.
Какой здесь номер дома и квартиры?
* * *
Я вытащил из таксофона карту с силуэтом Петропавловской крепости. Засунул ее в карман. Поднял голову. Посмотрел на низкое серое небо. Дождь так и не начался. Я вспомнил, что сегодня тридцать первое августа.
13
Оля
Я работала в книжном четвертый месяц. Мне здесь нравилось больше, чем в рок-магазине, хотя бы тем, что я могла читать любую книгу, и ничего не надо было покупать.
За день я прочитала тридцать страниц «Путешествия на край ночи», позвонила на радиостанции, на которые отнесла демо-запись «Литиума». На «Катюше» сказали, что еще не послушали, но послушают обязательно, а от других я вообще ничего не смогла добиться.
Вечером в магазине проходил творческий вечер московского поэта Ковалевского. Я о нем никогда не слышала, но современную поэзию я знаю плохо, так что неудивительно.
Примерно за полчаса до начала начали собираться люди в основном, пожилые дядьки в мятых пиджаках. Две девушки чуть помладше меня типичные студентки филфака копались в книгах, уточняли цены, но так ничего и не купили.
Два деда, стоя прямо у кассы, пили коньяк, передавая друг другу бутылку. Один говорил:
Мы были интеллектуальной элитой, мы помогли сбросить иго коммунистов. И чем нас, спрашивается, отблагодарили? Копеечной пенсией, на которую невозможно прожить? Нет, вы мне скажите, почему так? Мои книги издавались тиражами в сотни тысяч экземпляров, они есть в каждой районной, в каждой сельской библиотеке.
Второй молча слушал.
Я в студенческие годы мог себе позволить обедать в «Европейской», а на первый свой гонорар, пятьдесят рублей, я там настоящий пир закатил. продолжал он. А сейчас, спрашивается, что можно себе позволить на пятьдесят рублей? Коробок спичек?
Мужик помладше, лысый, с торчащими из ушей седыми волосами, в давно не стиранной джинсовке, прислушивался к разговору, а потом сказал:
Ты б уж лучше не пиздел, Виталя. Ты квартиру на Невском получил как поэт. Знаешь, сколько она стоит сейчас? Ты ее можешь продать, купить хрущевку где-нибудь в Автово и безбедно жить до конца своих дней.
А вот хуй тебе, ответил Виталя. Я лучше буду голодать, но с Невского никуда не уеду.
В магазин зашли организатор вечера Нина худая, невысокая, за пятьдесят, с короткими седыми волосами, и Ковалевский толстый, кучерявый, в растянутом бежевом свитере, засыпанном перхотью на плечах, и с коричневым пятном спереди.
Вот она, наша надежда, сказала старуха в черной шляпке с вуалью. Правда ведь, Петя, вы наша надежда?
А вы плесень на теле русской поэзии, сказал Ковалевский и достал из потертой дерматиновой сумки мятые листы бумаги, распечатанные на принтере, и начатую бутылку водки.
Он отвинтил крышку, приложился, покопался в листах бумаги, выбрал один и начла читать:
«Все можно оправдать дурной погодой,
Безвременьем, скукоженной свободой.
Свалить на неухоженный бардак,
Списать на перегруженный рассудок,
На окончанье века и пивной желудок
Но разве это все не так?»
Раздались жидкие аплодисменты. Он снова выпил водки и продолжил читать:
«Все эти пацаны, революционеры снобы,
Мажоры, умники, пижоны и щенки,
Их клубы андеграундные и трущобы,
Коммуны, сквоты, хаты, чердаки»
* * *
Ковалевский читал заплетающимся языком:
«Судьба моя, пожалей бродячих собак у батарей
Судьба моя пожалей коров, волов и бомжей
Меня, изнывающего. в волнении над их судьбой
И мир, разорвавший все связи со мной с тобой»
Он закрыл глаза.
Несколько человек зааплодировали.
На голубых грязных джинсах Ковалевского начало образовываться темное пятно. Моча со стула закапала на пол на валявшиеся там листки со стихами.
Не замечая этого, к Ковалевскому подошла все та же старуха в шляпке с вуалью. Своей тростью она опрокинула бутылку из-под водки.
Молодой человек, я хотела бы у вас спросить, как у поэта. Как вы считаете, какая тема была самой главной в поэзии «Серебряного века»?
Ковалевский вздрогнул, открыл глаза.
Пизда, сказал он.
Несколько человек засмеялись. Старуха пошла к выходу.
Из подсобки вышла Валя, уборщица из Белоруссии, со шваброй, тряпкой и ведром воды. Она заметила, что Ковалевский обоссался.
Еб твою мать, это еще что такое? заорала она. Я тебе следующий раз самому в рот насцу!
Она ткнула Ковалевскому в лицо мокрой тряпкой. Он открыл глаза, заморгал, снова вырубился.
Уберите его, на хуй, отсюда! крикнула Валя. Совсем охуели, бля, поэты хуевы!
Нина подошла к Ковалевскому, стала трясти его за плечо.
Витя, пойдемте. Скоро уже ваш поезд
14
В актовом зале колледжа перед сценой прыгали три десятка пацанов и девчонок, в основном в майках «Nirvana» и «Гражданская оборона». Чуть в стороне от них стояла Оля в черных джинсах, разорванных во многих местах, и белой майке с надписью «Save the Earth».
Влад отшвырнул гитару. Она, упав, звякнула, «завелась».
Влад лег на пол рядом с гитарой.
Рома и Андрей продолжали играть коду. Саша выпиливал на пропущенной через «примочку» виолончели атональное соло.
Рома ударил по «рабочему» барабану в последний раз, отшвырнул палочки.
Ребята в зале захлопали.
Спасибо, Выборг! крикнул в микрофон Андрей.
* * *
Оля, Влад, Саша, Андрей и Рома шли через сквер, тускло освещенный окнами домов соседней улицы. Фонари вдоль дорожки не горели.
На соседней дорожке, у бетонной опоры, оставшейся от скамейки, стояли пятеро гопников с бутылками пива и сигаретами.
Э, идите сюда, а? крикнул один. Вы кто такие?
Идем спокойно, не обращаем внимания, негромко сказал Андрей.
Он и Рома шли рядом, Оля и Влад чуть впереди, а сзади Саша с виолончелью в футляре.
Э, волосатый, ты куда? закричал все тот же парень. Ты пидор, да? Иди сюда, мы тебя в жопу выебем. Или, может, на клык возьмешь?
Саша побежал, остальные тоже. Гопники бросились за ними, на ходу допивая пиво.
Саша споткнулся, упал. Чехол с виолончелью соскользнул с плеча. Он успел его подхватить.
Два гопника подскочили к нему, сбили с ног, стали пинать.
Влад ударил одного по голове гитарой. Гопник рухнул на траву. Другой гопник ударил Влада в лицо кулаком. Влад махнул гитарой. Гопник увернулся.
Еще один гопник занес бутылку над головой Андрея. Бутылка выскользнула. Андрей ударил гопника ногой, потом гитарой.
Уходим! крикнул Рома.
Два гопника наклонились над тем, кого сбил с ног Влад. Он привстал, крикнул:
Вам пиздец! Готовьтесь!
* * *
Саша, Влад, Андрей и Рома сидели на деревянных лавках в зале ожидания. Саша вытащил из кармана мятый платок, высморкал сопли с кровью. Андрей потрогал его нос.
Не сломали, все в порядке.
Подошла Оля.
Электричка в двадцать три ноль девять.
А сейчас? спросил Рома.
Оля глянула на круглые часы на стене. Они показывали полвторого.
Она посмотрела на свои наручные.
Без десяти одиннадцать.
Надо где-нибудь спрятаться, сказал Саша. Если они нас здесь найдут, это будет все.
А милиция здесь есть?
Оля помотала головой.
Все закрыто.
В углу зала ожидания сидели три бомжа. Один держал в одной руке бутылку лосьона, в другой бутылку воды. Он глотнул лосьона, запил. Передал обе бутылки другому.
Надо что-то делать, тихо сказал Саша.
Что? спросила Оля.
Отобьемся. Андрей похлопал по чехлу своей бас-гитары. В худшем случае, инструменты угробим.
А если их будет двадцать человек? спросил Саша.
Рома подошел к двери, ведущей к путям, приоткрыл ее, выглянул.
Электричку уже подали. Давайте, может, загрузимся?
Садимся в разные вагоны, сказал Влад. И запремся в туалетах.
* * *
У тебя губа рассечена, сказала Оля.
Сильно? спросил Влад.
Чуть-чуть.
Оля дотронулась до его губы.
Как здесь воняет. Даже целоваться не могу.
За дверью послышались шаги и голоса.
Что, никого?
Никого.
Видно, сука, бля, уже уехали. Гондоны!
Шаги затихли.
Электричка дернулась, тронулась.
Влад открыл защелку туалета, выглянул. Он и Оля вышли.
Влад подошел к окну тамбура. На перроне стояли два десятка гопников. У некоторых в руках были палки и куски арматуры.
* * *
Электричка отошла от маленькой станции. За окном мелькнули деревянные дома без света в окнах.
Они в сущности нормальные пацаны, говорил Андрей. Но мы для них классовые враги. Потому что мы из Питера, потому что мы, в основном, из благополучных семей. Они это чувствуют на примитивном, интуитивном уровне.
Чем мы, интересно, отличаемся от них в классовом смысле? спросил Рома. Мне кажется, мы такие же бедные, как и они.
С финансовой точки зрения да, мы мало чем отличаемся. Но они все равно чувствуют классовую вражду по отношению, например, ко мне. Потому что их родители, например, работают на заводе, а у меня мама учительница, отец научный работник. И они, например, учатся в «путяге», а я в универе на историческом.
Это тебя в твоей партии так научили? спросил Рома. Национал-большевики твои?
Ну, а если и в партии?
И у тебя есть партбилет?
Конечно.
Как, еще раз, называется партия? спросил Влад.
Национал-большевистская. Сокращенно НБП.
А почему не национал-фашистская? Рома посмотрел на Андрея. Фашизм и большевизм это разве не одно и то же?
А если и фашизм? Что здесь такого? Я знаю, что вождю насрать, фашисты мы или коммунисты. Главное, что мы сегодня выражаем эмоции, которые любой нормальный человек испытывает постоянно. Например, у партии нет вообще никакой идеологии, нет программы в стандартном, бюрократическом, формалистском понимании. То есть, она есть, конечно, но нужна только для регистрации и прочих формальностей. Мы же не какие-нибудь тухлые коммунисты. В нашей партии Егор Летов и другие крутые чуваки.
Его я как раз понимаю. Он конкретно спел: «Я всегда буду против». Но он поэт, художник. Ему можно.
Так в партии таких много. Вождю нравится все, что весело, талантливо, ярко. Главное эпатаж и нон-конформизм.
Так это и есть чистый фашизм. То, что у вас есть вождь, это уже фашизм? Вот мне на хуй не нужен никакой вождь. А тебе, Влад? Тебе нужен вождь?
Зачем?
Ну, вот, слышишь? Рома глянул на Андрея.
Да дело даже не в вожде. Просто та жизнь, которую предлагает партия, она яркая, героическая. Не то что обычная жизнь.
И в чем героизм? Чтобы ходить на демонстрации с выжившими из ума пенсионерами?
Влад поглядел на дремавшую рядом Олю, повернулся к Саше, он сидел на через проход, на сиденье напротив лежал чехол с виолончелью. Пятна крови на Сашиной белой рубашке засохли и потемнели.
Ты знаешь, это было офигенно круто, сказал Саша. Спасибо тебе. И плевать, что кто-то меня там ударил. Это ерунда. А такого драйва я ни разу в жизни не испытывал. И на концерте, и после концерта. В жизни ничего не происходит просто так. Ты можешь смеяться, но та наша встреча в метро Мне кажется, это было предопределено. Ты знаешь, бабушка и мама меня все очень сильно контролировали. Папа умер, когда я был в четвертом классе Я не хотел бы вдаваться в детали, но у меня никакой жизни, кроме музыки, не было. Я не могу сказать, что мне не нравилось. Нет, мне нравилось, но
Хлопнули, открывшись и закрывшись, сдвижные двери вагона.
Все посмотрели в ту сторону. В вагон зашли два мента, двинулись по проходу, остановились.
А, музыканты! сказал один. Наркотики есть?
Я категорически против наркотиков, сказал Рома.
Что, может, еще и вены покажешь?
С удовольствием.
Рома начал закатывать рукав кофты.
Ладно, не надо, верим.
Менты пошли дальше по вагону.
15
Оля
После секса мы сидели друг напротив друга на широком подоконнике с потрескавшейся краской и курили, стряхивая пепел в банку из-под солянки.
В окне было небо и крыши, много красных крыш. И купол Исаакия. Когда я нашла эту комнату и выглянула в окно, я разу поняла, что сниму ее. Хотя бы из-за этого вида.
Я сразу же предложила Владу переехать ко мне. У меня не было сомнений, что он согласится. И вот уже три недели мы жили с ним в этой комнате с железной кроватью, старым сервантом и широким письменным столом.
Мы сидели, курили и молчали. Любые слова были бы лишними.
Потом зазвенел звонок. Один раз, второй, третий к нам.
Ты кого-нибудь ждешь? спросила я.
Влад помотал головой.
Звонок снова зазвенел три раза.
Я подойду, сказал Влад. Мало ли
Он потушил сигарету о край банки, бросил в нее бычок, спрыгнул с подоконника, натянул джинсы, вышел.
Я сделала последнюю затяжку, тоже потушила сигарету и бросила в банку. В коридоре послышались шаги. Я схватила первую попавшуюся майку Влада, с портретом Кобейна и фразой «I hate myself and want to die».
В комнату заглянули Влад и Саша.
Саша помахал мне рукой, сказал:
Привет.
Я кивнула.
Мы на кухне поговорим, сказал Влад.
Он закрыл дверь.
Я снова залезла на подоконник, взяла из пачки Влада сигарету, прикурила зеленой прозрачной зажигалкой, затянулась, выпустила дым.
Я пододвинулась ближе к стеклу, прилипла к нему лбом, посмотрела вниз. Над трамвайными путями покачивался на тросе фонарь.
Открылась и закрылась дверь. Влад вернулся в комнату.
А где Саша? спросила я.
Ушел.
Что так быстро? Чаю бы попили
Влад пожал плечами.
А зачем вообще он приходил?
По делу. Влад как-то странно, не похоже на себя ухмыльнулся. У его семьи сейчас плохо с деньгами. И какие-то бандиты вышли на него и предложили продавать героин в «консе». Но там и так уже продают, поэтому без шансов. И он хочет продавать в клубе.
А ты тут при чем?
Он хотел, чтобы я поговорил с Иваном. Чтобы это не было у него за спиной.
И ты поговоришь?
Поговорю.
Зачем тебе это надо?
Как зачем? Помочь
Ты вообще думаешь, что ты говоришь? Ты поможешь ему продавать наркоту!
В клубе и так ее продают. Пусть лучше этим занимается кто-то свой.
Это он тебе так сказал? Это его слова?
Все, что я ему пообещал, это поговорить с Иваном. Если Иван скажет «нет», то тема закрыта. Ты меня знаешь. Я к наркотикам вообще отношения не имею, это не моя территория.