Владик, я к тебе прекрасно отношусь, говорила начальница. Ты хороший парень, а я в людях разбираюсь, можешь мне поверить. Но ведь мы с тобой договорились, разве нет? Три раза в неделю подмести дворы. И все! Почему ты этого не делаешь? Почему дворы шестого и четвертого корпусов вторую неделю не убраны?
Мне это надоело.
Владик, ты, ей богу, как ребенок. Я не знаю даже, что тебе сказать Вот, послушай
Она взяла со стола книжечку в синей затертой обложке, полистала ее. Начала читать:
«В случае систематического неисполнения рабочим или служащим без уважительных причин обязанностей, возложенных на него трудовым договором или правилами внутреннего трудового распорядка, если к рабочему или служащему ранее применялись меры дисциплинарного или общественного взыскания. Пункт четвертый. Прогула без уважительных причин, в том числе появления на работе в нетрезвом состоянии»
Я достал из пачки сигарету. Поднялся со стула. Встал на одно колено. Наклонился к обогревателю. Прикурил от спирали.
Что ты делаешь? крикнула начальница. Я стараюсь тебе помочь, а ты? Здесь нельзя курить, и вообще у меня астма!
Я вышел из кабинета.
Чтоб за неделю освободил квартиру! Не освободишь приду с участковым!
Я прошел по коридору ЖЭКа. Дверь комнаты сантехников была открыта. На столе стояла бутылка водки. На газете лежал нарезанный хлеб. Дед-сантехник в грязной синей спецовке резал складным ножом ливерку.
8
Знакомьтесь, это Саша, сказал Влад. Мы только что познакомились в метро. И я предложил ему попробовать с нами поиграть. Это Рома, ударные, а это Андрей, бас.
Из-под Сашиного черного пальто торчал воротник белой рубашки. Длинные светлые волосы были собраны в хвост. На плече висел черный чехол с виолончелью.
Рома и Андрей пожали руки Владу и Саше, выбросили бычки.
Все четверо вошли в здание.
Коридор был засыпан осколками стекла, осыпавшейся штукатуркой, обрывками проводов. За висящей на одной петле дверью видны были обломки оборудования, разбитые колбы, кучи бумаг. Из одного конца в другой пробежала большая черная крыса.
Вот так выглядит настоящий апокалипсис, сказал Влад. Полная крутотень! Саша, ты когда-нибудь видел подобное?
Саша покрутил головой.
Влад постучал в черную металлическую дверь в конце коридора. Открыл дядька под пятьдесят, с длинными седыми волосами, в джинсовой рубашке, с несколькими нитями крупных бус.
В комнате стояла ударная установка, усилители, колонки. Дядька поздоровался со всеми за руку.
Это единственный остров цивилизации во всем здании? спросил Андрей.
Почти что, ответил дядька. Есть еще мой бывший кабинет на втором этаже. Я же раньше здесь работал завлабом. Тогда это считалось очень круто: кабинет тридцать метров, с кондиционером. Тридцать метров-то никуда, конечно, не делись, а кондиционер уже давно не работает Если что понадобится, то я буду там прямо над этой комнатой, на этаж выше. Только осторожно на лестнице, там нету перил.
* * *
Музыканты сидели на столе в бывшей лаборатории. Ее освещал уличный фонарь за окном.
круто было, сказал Влад. Ты сам не обломился? Он посмотрел на Сашу.
Нет, все классно.
Круто.
Только слышно было плоховато, сказал Рома. Надо виолончель через усилитель пропустить. А еще лучше через «примочку». Поговори со своим «Кулибиным», пусть сделает «примочку» специально под виолончель.
А гитарная разве не подойдет? спросил Андрей.
Не-а. Там тембр другой, Рома посмотрел на Сашу. У Влада есть знакомый умелец он ему «овердрайв» сделал сам, за бутылку водки, а детали все нашел на свалке.
Да, звук у нее совершенно чумовой, сказал Влад. Ну что, расходимся?
Да не обязательно. Андрей потянулся к чехлу бас-гитары. У меня кой-чего есть. Он вытащил из чехла бутылку портвейна.
* * *
Я ненавижу русский рок. Сидя на столе, Андрей катал ногой по полу пустую бутылку. Ему давно пришел пиздец. Сегодня это слушать невозможно. Если кто-то говорит, что русский рок пошел от Галича или там от Окуджавы, то туда он и вернулся. Только в сто раз хуже. Ты, Рома, можешь мне говорить все, что хочешь, но ты меня не переубедишь. Все эти «Алисы», «Аквариумы», ДДТ это обыкновенная попса. Для меня что ДДТ, что, например, Филипп Киркоров одно и то же. Почти такая же попса. Только еще хуже. Потому что Киркоров без пафоса, его дело зарабатывание бабла. А у этих пафоса выше крыши «Мы вместе», «Мое поколение», «Революция».
Не, а мне это нравится, оно меня вставляет по-настоящему, сказал Рома. И вообще, пацаны, если не хотите со мной играть из-за моих музыкальных вкусов так и скажите!
Успокойся, Ромыч. Влад поднял глаза от осколка колбы на подоконнике. Никто к тебе никаких претензий не имеет. Слушай, что хочешь. Я сам в свое время люто любил эти группы. Но тогда общее ощущение было другое. Мы жили в советской жопе, и вся эта музыка казалась глотком свежего воздуха. А сейчас все это уже не цепляет.
Потому и не цепляет, что все про деньги. Андрей оттолкнул ногой бутылку. Она покатилась в кучу мусора, вспугнула крысу. Может, раньше и по-другому было. Я не знаю. Я русский рок никогда толком не слушал. Только западный панк. «Sex Pistols», «Dead Kennedys», «The Clash». С пятнадцати лет.
А «Гражданская оборона»? спросил Влад.
И «Г.О.» тоже слушал, да. Но это ведь не русский рок. К русскому року она отношения не имеет. Ты, Влад, «Оборону» ведь тоже котируешь?
Да, но вне связи с политикой. «Русский прорыв», баркашевцы, Лимонов от меня все это супер-далеко. Для меня «Оборона» это мерзкая гнусная дождливая осень восемьдесят девятого, дождь за окном и «Все идет по плану» из разбитого кассетника «Беларусь».
9
Оля
В этот раз комната выглядела по-другому. Газеты с окна были сорваны, и видны были проезжающие машины и ноги пешеходов.
Влад складывал в рюкзак книги «Смерть в кредит», тома Борхеса и Кортасара без суперобложек, книги Набокова, Хэмингуэя, Ремарка, Бодлера, Рэмбо.
Он сказал:
Я не могу работать в какие-то определенные часы, я не робот. Если я хочу написать песню, если она у меня придумывается, то я иду и пишу песню. И все по хуям.
Я тебя понимаю на самом деле. Но это невозможно. В смысле, это невозможно жить в реальном мире.
Я понимаю, что невозможно.
И где ты теперь будешь жить?
В клубе. Иван разрешил мне. Там есть комната с туалетом и душем. И я в ней могу жить бесплатно. А за это буду работать в клубе. Подметать, бутылки убирать.
А в чем разница? Ты мог бы продолжать дворником работать
Влад молчал.
А я надеялась к тебе переехать Мои меня совсем уже задрали Ладно, поживи пока в клубе. А я получу зарплату и снимем комнату. Я с ними больше жить не могу.
Влад вынул из гитары кабель, скрутил, бросил в рюкзак, сверху аккуратно положил «примочку».
Я спросила:
А тебе, что, совершенно плевать на деньги? Возьми Курта Кобейна он же андеграундный чел. Но ведь он не отказывался от денег, которые ему платил шоу-бизнес. А на сам шоу-бизнес ему было насрать.
И чем все это закончилось? Он просто не смог выносить все это. И это при том, что там другой шоу-бизнес. Там не Пугачева и Киркоров, а какой-нибудь «Аэросмит» или «Ганз энд Роузез». Этот шоу-бизнес его съел. И по-своему над ним поиздевался, потому что шоу-бизнес зарабатывал деньги на человеке, который говорил, что это все ненавидит, ненавидит всю систему. А люди с деньгами решили: и насрать, что ненавидит, и насрать, что против системы, это даже хорошо. Мы все равно будем на нем зарабатывать.
И ты был бы против, если бы тебе дали делать все, что ты хочешь, и еще бы за это платили, пусть и сами бы зарабатывали?
Влад взял с пола стопку аудиокассет, засунул в сумку.
Не знаю. Может быть, и не против.
Он подошел ко мне.
Мне важно, чтобы ты меня поняла. Ты единственный человек, который может меня понять. Даже если ты меня не всегда понимаешь, я буду стараться, чтобы поняла.
10
В углу большого зала с позолоченными канделябрами на стенах и хрустальными люстрами играл струнный квартет: Саша на виолончели, два скрипача и альтистка. Парни были одеты в черные костюмы и белые рубашки, девушка была в длинном черном платье.
На стене висел баннер «Благотворительный фонд поддержки культуры и искусства Санкт-Петербурга».
Официанты во фраках и белых перчатках разносили по залу подносы с бокалами шампанского.
Влад в рваных джинсах, кедах и косухе, Оля в коротком сарафане, колготках в сеточку и грязных черных сапогах, поставили на поднос пустые бокалы, взяли еще по одному.
Рядом стояла полная тетка в зеленом платье, с толстой золотой цепочкой и перстнями на всех пальцах.
А какое искусство будет поддерживать ваш фонд? спросил у нее Влад. Он будет поддерживать концептуальное искусство?
А что вы имеете в виду, молодой человек, под концептуальным искусством?
Искусство, в котором важна не только реализация, но и концепция. Вот, например, «Черный квадрат».
Знаете, я не хочу углубляться в подобные диспуты. У нас есть эксперты, они и решат, кого надо поддерживать, а кого нет. Наша задача изыскать для этого средства.
И все же, а кто ваш любимый современный российских художник? Я имею в виду, из действующих? Илья Глазунов?
Тетка, махнув рукой, отошла в сторону.
Музыканты прекратили играть. Саша подошел к Владу и Оле.
Спасибо, что вписал нас, сказал Влад. Хоть шампанским на халяву набухаемся.
Это тебе спасибо. Ты знаешь, я понял, что мне интереснее играть с вами, чем на таких вот мероприятиях. Нет, я люблю классику, многое из нее люблю. Но я был все время в одной струе, в одном потоке, и не понимал совершенно, что есть что-то еще за его пределами. И оно, может быть, не менее интересно То, что я делаю в «Литиуме», это офигенно!
Уважаемые дамы и господа, прошу внимания! сказал в микрофон невысокий лысоватый дядька в сером пиджаке, с ярко-синим галстуком. Семен Петрович Говоров, председатель попечительского совета Благотворительного фонда культуры и искусства Санкт-Петербурга, хотел бы сказать несколько слов.
К микрофону подошел красномордый, стриженый налысо мужчина в кожаной куртке. Вокруг захлопали. Он вытащил из кармана мятую бумажку, развернул, начал говорить.
Наш город культурная столица России. И мы должны продолжить традиции, заложенные еще Петром Первым, а потом продолженные великими столбами русской культуры Федором Михайловичем Достоевским, Львом Николаевичем Толстым, Петром Ильичом Чайковским. Мы должны поддерживать культуру и искусство, потому что, если мы не будем этого делать, мы перестанем существовать как русский народ, перестанем существовать как граждане великого города Санкт-Петербурга, культурной столицы России. Ну, короче, это все, что я хотел сказать.
Ему снова захлопали. Говоров подал знак официанту, тот подскочил к нему. Говоров взял бокал шампанского, выпил одним глотком.
Музыканты снова заиграли.
Пойдем покурим, сказала Оля.
Оля и Влад пошли к выходу.
У входа Влад достал «Союз-Аполлон», прикурил зажигалкой себе и Оле.
С неба сыпался мокрый снег.
Мимо Оли и Влада прошел Говоров с охранником. Зазвонил его мобильник, он остановился, нажал на кнопку.
Да, буду через полчаса. Что, бля, за срочность такая? Вы что, охуели? Сказал ждите, значит, ждите.
Говоров и охранник подошли к черному «мерседесу». Раздались несколько хлопков. Говоров упал. Охранник выхватил пистолет, начал стрелять. Проходивший мимо мужчина в кепке упал на тротуар. Его дипломат и кепка отлетели в сторону.
С места резко рванула синяя «шестерка». Охранник выстрелил ей вслед, наклонился к Говорову.
Из дверей выглянули несколько человек.
Уважаемые гости, прошу вернуться в зал, говорил им лысоватый. Уважаемые гости
Говоров лежал на тротуаре. Под его головой растекалась лужа крови. Сверху падал снег.
Лысоватый подтолкнул Олю и Влада вместе со всеми. Они выбросили бычки, вернулись в зал.
Лысоватый подбежал к музыкантам:
Продолжайте играть, как будто ничего не произошло. Гости должны чувствовать себя максимально комфортно.
Часть втораяАвгуст-октябрь 1995. Санкт-Петербург Москва
11
Оля
Перед сценой прыгали, сталкиваясь и снова разлетаясь, человек пять панков.
У стены стояла искусственная блондинка в босоножках на высоком каблуке, в короткой юбке. Странно было видеть, как она пританцовывает.
У другой стены пьяный парень танцевал, время от времени пытаясь вытащить свою девушку, но она только сильнее вжималась в стену.
Вокала практически не было слышно, все перекрывали гитара Влада с «овердрайвом» и Сашина виолончель, пропущенная через новую «примочку».
За дальним столиком сидели с бутылками пива два эфэсбэшника лет по тридцать пять оба в дешевых джинсах и «левых» майках Nike. С непроницаемым видом они смотрели на сцену, иногда прикладываясь к бутылкам.
Про то, что они эфэсбэшники, нам рассказал Иван. Я видела их на концерте не в первый раз, они смотрелись здесь странно, но почти всегда в клубе появлялся какой-то странный народ.
Ребята доиграли последнюю вещь. Влад рванул пальцами струны гитары. Брызнула кровь.
Пьяный парень отбежал от своей девушки, подскочил к сцене.
Он заорал Владу:
Круто, круто! Если б я был пидарасом, я бы тебя выебал! Только я не пидрорас! Я вам честно говорю я не пидорас! Она может подтвердить!
Он повернулся туда, где стояла его девушка. Она быстрым шагом шла к выходу. Парень побежал за ней.
Ребята собрали инструменты, и мы пошли в гримерку: я, Влад, Андрей, Рома, Саша и две девушки, которых привел Андрей, Лена и Ира.
На полу уже стоял «гонорарный» ящик пива. Все схватили по бутылке, открыли. Влад держал бутылку левой рукой. Пальцы правой еще кровоточили.
Я спросила:
Может, перевязать чем-нибудь?
Не надо.
Мы Анпилова очень уважаем, сказала Лена в черных джинсах и черной майке, без лифчика, с темной, почти черной помадой. Это настоящий мужик, не то что Ельцин-пидорас.
Может, тебе и Зюганов нравится? спросил Рома.
А что такого? Мужик, как мужик, только, старый, конечно. Но говорит он все правильно. Все эти дерьмократы уже заебали.
Ира в коротком красном платье и кожаной куртке наклонилась мне к уху и зашептала, кивая на Сашу:
А он ведь не «голубой», да? Выглядит, как «голубой», но он же не «голубой»?
* * *
Пиво закончилось. Лена ругалась с Ромой.
А чем тебя, бля, нравится Ельцин со своей сраной кодлой? кричала она полупьяным голосом. Чем они лучше, чем какой-нибудь, на хуй, Брежнев?
Я вышла из гримерки, прошла через клуб. Несколько человек сидели за столиками с пивом, еще несколько спали на лавках.
В женском туалете, в кабинке с выломанной дверью, страстно целовались Ира и Саша.
12
Влад
Мы с Шумером сидели на лавке в сквере. Пили пиво. Трава была засыпана первыми опавшими листьями.
Шумер допил пиво, оторвал этикетку. Скомкал, покрутил в пальцах, бросил в бутылку.
Ждавший в засаде пенсионер засеменил к нашей скамейке.
Можно вашу бутылочку?
Шумер протянул ему бутылку.
Благодарствую. А вы еще не допили, да? Он глянул на меня. Вы не будете возражать, если я подожду?
Я пожал плечами. Пенсионер отошел.
Короче, я поехал, сказал Шумер. Надо вмазаться.
Давай, я с тобой.
Ты, наверно, не понял. Вмазаться «винтом».
Я понял.
Ты же вроде не по этой теме?
Что значит по этой, не по этой? Я себя не загоняю ни в какие рамки. Раньше мне это было не надо, а сейчас, может быть, и надо. Я сейчас ни от чего не отказываюсь.
Правильно. Хули отказываться? Жизнь и так короткая. Надо только у старух купить жгуты и пузырьки. Хотя не, не надо. У пацанов все есть. Кстати, что у тебя с финансами?
Около двадцати «штук».
Заебись. Надо пацанам купить пожрать. У них никогда ничего нет, они все на «винт» проебывают.
* * *
Мы поднялись по вонючей лестнице на последний этаж. Шумер подошел к двери с оборванным проводом вместо звонка.
За соседней дверью громко играла «Стюардесса по имени Жанна».
Я бы тех, кто такое слушает, насильно заставлял слушать панк-рок или хотя бы «металл», сказал Шумер.
Шумер постучал, подождал. Толкнул дверь и вошел. Я вошел за ним.
В квартире воняло еще хуже, чем на лестнице, каким-то гнильем, тухлятиной и горелым мясом.
Войдя, мы оказались не в прихожей, а прямо на кухне. На табуретках у стола сидели три чувака. Стол был заставлен тарелками с объедками.