Зачем огорчаться до времени?
Узнаешь, барин, в свой срок...
11
Горох Капустин сын Редькин сидел на лавке возле крыльца, капризничал в голос:
Авдотька! Авдотька поганая, говори тут же: в омут за мной бросишься?
Чего это в омут,отвечала рассудительно.Потонукакая тебе корысть?
Авдотька!взывал со стоном.Авдотька чертова! Выть по мне станешь?
Это уж как придется,отвечала равнодушно.Ежели весело, чего выть? В пляс лучше пойду.
Вот ты какая, Авдотька! Конечно, конечно... Кокорюкова Пелагея тебе не в пример. Кокорюкова за мною хоть куда. Зря я ее за бугор отправил.
Отправил и ладно. Иди, барин, сюда. В голове поищусь.
Он тосковал.
Иди, кому говорят?звала с умыслом.Станем барахтаться.
Ему было лень.
Вела дорожка к крыльцу, протоптанная ночными доносителями, но по ней никто не ходил. Бабы затаились по избам. Редкие мужики прошмыгивали в огороды: по нужде и назад.
Двое на сосне висели и никуда не глядели. Двое под мостом лежали, погребения ожидали. А горлан Кирюшка лениво вскидывал ноги посреди лужи и на солнце поглядывал, скоро ли шабашить.
Пора было Кирюшку кончать.
Эй!позвал криком.Вы где?
Прискакали баловники на прутиках. Топнули ногой. Осадили горячих коней.
Вот они мы, барин!
А глаза грустные.
Тьфу...поглядел с омерзением.И эти зауныли. Как вас теперь называть? Тоскуля и Визгуля?
Звать нас теперьникак. Нам бы в столицу, барин, себя показать...
Толку-то,сказал с отвращением.Прук да тпруквот и вся столица.
Этого они не поняли.
Мы, барин, не наелись. Нам всякого попробовать надо. При скоплениях народа... Отпусти, барин, будь к нам хорош.
Я с кем останусь?
Кирюшку тебе. Вон, в луже пляшет. Чем не баловник?..
Шум послышался из-за леса. Топот лошадиный со ржанием. Звоны железа о железо. В просеках-порубках наскакивала на Талицу беда: лошади вороныевсадники черные.
И сердце у Вонялы подскочило к горлу, там уперлось.
Передний подскакал к крыльцу, пены лошадиной раскидав ошметки, захохотал гулко:
Эхе-хе! Да ты во-он где?!
За ним наскакали остальные, рты поразевали от восторга.
Глотки широкие. Зубы гнилые. Языки толстые.
Кирюшка из лужи жадно приглядывался к кромешникам: у этих сила.
Царское повеление!выкаркнул Схорони Концы, конем в грудь пихнув.На порохи подорвать!
Вмиг привязали к лавке, обложили Вонялу тугими мешочками, россыпь пороха протянули по земле, от крыльца за угол. Сами попрятались поспешно.
Выфуркнул от угла шустрый огонек.
Заскакал потешно.
Шут с жизнью прощался и телом опадал.
Помолитьсяи то не успеть
Пшикпогасло под ногой. Сунулись из-за дома рожи пакостные, заухали радостно:
Отсырело, дядя! В другой ужо раз! Как просохнет!..
И поскакали из деревни.
Схорони Концы крутнулся на коне, проорал на отскоке:
Готовься! Пива вари! Гусей жарь, да поболе! Батюшка-царь с обозом жалует! Два переходаи у тебя!..
Сидел. Тосковал. Задыхался, обванивая окрестности. Сердце бултыхалось внутри, как в порожнем мешке.
Беду опять пронесло мимо. Как ухо ядром огладило.
Но двигался, не спеша, царский обоз: пыточной снастина всякую лютость. Не спрятаться в лесах, не пересидеть в глуши: походя заиграют и дальше покатят.
Уходи, барин,посоветовала Авдотька.Тебе тут не жить.
Пошли со мной, Авдотька,попросил жалобно.Будешь на печи лежать. Буду через тебя перелезать. Чем не ладно?
Не, барин. Верх не твой и я не с тобой.
День целый тосковалрешался, ночью пошел к баловникам, разбудил, велел по секрету:
Готовьте возок. Чтобы тихо.
В столицу поедем?порадовались.
В столицу. Только в другую.
Но этого они не расслышали.
12
Возок катил поспешно.
В черноте леса. В слепоте ночи.
По буеракам и на бугор. С бугра снова в провал.
Куда лошадь вывезет, и там хорошо.
Баловники веселились на облучке: "В столицу! В столицу!..", подпрыгивали и языками цокали, а Воняло трясся в глубинах возка: нагонятне скостят.
Ты, дурень, шутил, пошутим и мы с тобой.
К рассвету они забеспокоились, разглядев:
Барин, это мы не туда...
Успокоил:
А мы объездом.
К полудню они всполошились, распознав:
Барин, это мы на Литву...
Утишил:
Хоть и туда.
Сидели смирно, зудили нудно, как ни к кому:
Мы в Литву не хотим... Ни-ни Что нам Литва? Там людивыворотни. Говорятне поймешь...
Он лошадь нахлестывал. Они жалились:
Земля нашаземлее ихней... Луна наша лунее ихней... И сосна соснее. И трава травее. И вода водее. А уж о хлебушке говорить нечего! Хлебее, сытее, пышнее...
А он:
Птица поетнаша, а перелетелавраг злобесный? Рыба играетнаша, а переплылаизменник богоотступный? Заяц с лисою, волк с енотом...
А они:
Здесь всёнаше... Слеза наша. Беда наша. Мозоль кровавый от грыжной натуги. Могилакто бы ни ткнул...
Огонь не разбирает наших с вашими. Вода заливает наших с ненашими. Мор поражает. Голод с засухой. Половодье с недородом...
А они:
Мы с языком играем, слова переиначиваем... Тут скажешь: то ли посмеются, то ли голову снимут. Там скажешькак не говорил...
Вы молодые,ответил на это.Вам легче.
Возок катил в свою сторону, седоков сотрясая.
Солнце убиралось на покой.
К ночи встали, распрягли лошадей, разложили костерок: грустные думы над скудной едой.
Поели. Легли. Огоньки в костре вытухли.
А не спят
Барин, тебе не боязно?
Не,сказал.Мне страшно.
И нам страшно...
Лежали. Слушали шепоты леса. Глядели во тьму, глаза раздирая.
Барин, нас теперь убивать будут?
Будут. Если поймают.
За что, барин?
Ответил:
Тебя гнетут, а ты гнетешь. Тебя унижают, и ты унижаешь.
Почему так?
Подумал:
От страха от единого. Не ты, так тебя.
Помолчали.
Дружно подрожали в ознобе.
Забормотал Воняло, тайну раскрывая:
Чтобы болота былинепроходимы. Заросли в лесахнепролазны. Стены непробойны. Башни неподступны. Подкопы неприметны За болота уйду. Зарослями укроюсь. Стенами огорожусь. Башнями задвинусь. Подкопами сбегу в вечную непролазность... Тогда еще ничего. Жить можно.
Поворочались.
Повздыхали:
Нас возьмешь?
Ответил:
Спите, ребята. Охотник добежит до источника...
Сны сладкие. Видения легкие. Улыбки светлые.
Как медом по губам мазнули...
13
Прочухались на рассвете, а над ними стоят.
Кирюшка с мужиками. Авдотька на телеге. Да лошадь в пене.
Гоном гнали,похвасталась Авдотька.Лётом летели. Кобылу запалили и мужиков без счета.
Кирюшка добавил с похвальбой:
У меня скоро. Как дамсемеро издохнут!
Семерых взять негде,с земли сказал шут, подванивая неудержимо.Нас трое всего.
А на троих и замаха жалко.
Погнал пешими назад.
Из буерака ползком на бугор. С бугра кувырком в овраг.
Кирюшка развалился в барском возке, ноги выложив на оглобли, а мужики шагали рядом, чесали богатырские пятки.
Батюшка,советовали,ты бы разулся. Чесать способнее.
А онкапризно и нараспев:
Вы покруче, покруче. Чтоб через сапог пробирало.
Авдотька трусила сбоку, глядела на шута без жалости:
Говорила тебе: удави Кирюшку. Теперь он тебя удавит.
Отвечал со смирением:
Старый дурак, Авдотька, глупее молодого...
К Талице его подвозили на телеге.
Воняло лежал на животе, отвернув вбок голову, ноги висели по одну сторону, руки по другую, сердце не трепыхалось на тонкой жилочке, а камнем лежало не на месте, отдельно.
Барин, ты жив?спрашивали баловники, поспешая.
Отвечал без звука:
Что лошаденка? И пар вон...
По Талице шла суетнямужики с бабами.
Кто с ведром, кто с лопатой, кто с топором.
Раствор замешивали в колодце, чтоб побольше было. Печь клали споро на полулицы. Лес сводили на дровату печь топить.
Это чего?грозно спросил Кирюшка и кулаки навесил.
А онис общим поклоном:
Это тебе, батюшка Киприан. От благодарных поселян да за непомерные заслуги. Чтобы лежать на теплых кирпичах во весь исполинский рост, ни в чем стеснения не иметь.
Возле печи суетилась Авдотька, пришептывала торопливо:
И мне сложите. И мне! Лежаночку. Какую ни есть приступочку. Возле друга моего Кирюши.
Мужики клали раствор и степенно советовали:
Батюшка, пореши Авдотьку. Будет уж ей блошиться.
Кирюшка причесывался пятерней, охорашивался, отвечал томно:
Так уж и пореши... Она под барином была. Мне лестно.
Скинули Вонялу на землю и пошагали квас пить.
С кислинкой. Из барского погреба. На ржаной корочке.
Убили бы,подумал без боязни.Вот радость...
Распластался давленой лягушкой.
Чего этоубили,сказала Авдотька на отходе.Мы тебя, изменника, царю выдадим. Мы тебя, умышленника, на лютые муки. Нам за этоподарочек.
И поскакала за всеми квас разливать.
Без нее никак...
Травинка лезла в ноздрю. Пожухлый листик колол щеку. Возле самого его глаза надрывались суматошные мураши, волокли с натугой живую еще муху.
Живаяона слаще.
Сидели рядом баловники, повязанные накрепко, да малоумный старик Бывалыч.
Разъясни...шепнул с земли.Почему и за что?
Куда мне,прикинулся тот.На свету я дурак. Стемнеетпоговорим.
Потерся щекой о траву, сказал слабо:
До темноты мне не быть...
Бывалыч вздохнул, огляделся по сторонам:
Ты на мужиков не держи,сказал.Одичали. Выдурились. С пазов сошли. По лютости времен хоть за кого теперь, хоть на кого... Будут времена потише, они и помягчеют.
А будут?
Помолчал.
Пока неизвестно. Знака нету.
Баловники вскрикнули хором:
Барин! Обоз идет! Откель? Оттель! Откуль? Оттуль! Откедова? Оттедова!..
Задрожали дружно...
14
Втекал с просеки обозбез конца длинен.
Лошади тянули дружно, сытые и ухоженные. Возчики прикипели к облучкам. Гарцевали вокруг свирепые кромешники с метлами у пояса, щурились неласково на окрестности, губы задирали по-собачьи и клыки открывали.
Казну везлисотни возовв лубяных коробах. Сундуки с одеждой. Бочки с провиантом. Посуду для царского стола. Перины с одеялами. Всякое разное, в пути пригодное.
Возов было без счета, не на один час, а мужики стояли по деревне без шапок, кланялись в пояс.
Потом закричали кромешникисатанинское войско, защелкали плетьми, потеснили конями: все на колени бухнулись, лбы в землю уткнули.
Выкатывалась крытая колымага, дом на колесахлошади шестерней.
Выплясывал на жеребце Схорони Концы, главный охранитель, глаз с колымаги не сводил.
Внутри, на подушках, невидный со стороны, возлегал в одиночестве неистовый владыка, мрачен и свиреп, проборматывал и дико вскрикивал, как доругивался с врагом-переметчиком:
...отступившему и поправшему, разорившему и осквернившему Или мнишь, окаянный, что убережешься?.. Так нет уж, нет уж!!
Волосы вылезли на голове.
Волосы вылезли из бороды.
Усы, ресницы с бровями: не по годам дряхл.
Гнил заживо и повсюду, надувалось на боку гнойной килой, взбухало по телу волдырями, лопалось, натекало понизу: тухлив и вонлив, многосмрадный гнилуша.
Был он безумен от страха смерти, пуглив от засад с отравами, броню поддевал под платье во всякое время, а под бронейвечная у него почесушка, зуд-свербёж, мокрота натечная с волдырей. С этого стервенел неистовый правитель, рычал, визжал, искалывал ножом подушки и колымажный полог, снова чесался яростно:
...которые простирают виды... На обладание престолом... Дерзая славы и бестрепетно хуля... Не будет этого, не будет!!
Следом за колымагойвповалку на телегах, в перехлест рук с ногами, повязанные накрепкотряслись на колдобинах чародеи с ворожеями, доки со смывалами, бабы-ведуньи и бабы-шептуньи. Переругивались визгливо, шипели, плевались, щипались по возможности, старые припоминали обиды и прежние свои ведмения.
Порчу смывали на стоянках наговорной водицей, отшептывали волдыри, заговаривали мокроту с почесушкой, ворожили на свербёж и нутро щупали.
Но снова надувалось гноем, липучевонючим подтекало по спине и в штаны, и в ярости жег ведунов на костре, ворожей со смывалами сёк саблями.
...для устрашения злодеев и ободрения добродетельных... Когда же нет этого, то не царь он, не царь!!
Новых свозили отовсюду и на телеги наваливали, чтобы гадали на ухозвон, вронограй, куроклик, мышеписк, стенотреск, кошкомявк, а также по трепету тела, но вспухали волдыри к волдырям, мясо проедали до кости, и резал ножом чародеев с шептунами в мучительской лютости, рты забивал порохом, уши с носами, головы подрывал на осколочки.
С серебра мыли, с креста водой поили, вешали мешочки на шею со змеиной шкуркой и лягушачьей косточкой, но текло с пальцев, текло из ушей, глаза залипали и язык пух, и катился перед обозом ужас вслед за отрубленными головами, народ разбегался по чащобампустые селения на пути.
...ежели и есть какой грех...чесался и вскрикивал, вскрикивал и снова чесался:Из-за вашего же соблазна и измены... То и я человек, и я!!
Землю в ярости пустошил.
Батюшка,позвали снаружи.Деревня цельная. Весь народ тут. Косолапые мужики, скверные человеки. Не пожелаешь сказнить, авось полегчает?
Царь сказал:
Пожелаю.
Встала колымага. Отпахнули полог. Выглянул на светликом зелен, взором безумен: бабы завалились без чувств да мужиков парочка.
Залипшими глазками поморгал на солнце, спросил срывисто, как словом плевался:
Всеубегали... А вычего?..
Взглядом прожег без жалости.
От меня-то?сказал Кирюшка с колен.Побеги тольконоги поотрываю.
Кулак показал с кувалду.
Долго смотрел на неговелик, могуч, зверообразен, спросил с интересом:
Поотрывает?
Мужики загудели согласно:
Киприан-то? Непременно и насовсем.
Подобралась на коленях Авдотька, пропела с поклоном:
Прими, батюшка, подношение от Киприановой жены. Прохладиться с дороги.
Ковш протянула с квасом.
Сходу наскочил Схорони Концы, главный пресекатель отрав и умышлений, плетью вышиб ковш, копытами вознесся над головой, а Кирюшка залепил жеребцу в лоби навзничь.
Дергался конь в предсмертной судороге. Барахтался в пыли главный охранитель, из стремен выпутываясь. Ухмылялся батюшка-царь на нежданное развлечение.
Даже про свербёж позабыл.
Экий ты... Страшила невозможный. Пойдешь ко мне? Уловлять и пресекать.
Да хоть теперь!заревел Кирюшка.Мать родную не пожалею!
А жену? Жену пожалеешь?
Я-то?.. Ее-то?!и в замах пошел.
А Авдотькапока не уложили:
Батюшка-царь, не бери его. Он без меня дурак!
Дурак?спросил царь.
Не так чтобы очень,степенно согласился Кирюшка и замах попридержал.
А она:
Давай, батюшка, я его убью. На кой он? Буду уловлять, буду и пресекать. На что хошь сгожусь.
Грудью тряхнула со смыслом.
Заинтересовался. Губу облизал. Глаз положил с пониманием.
Беру. Обоих. У стремени и при постели.
И Схорони Концы забурел от предчувствий.
Кому радость, а емукарачун...
Тут царь увидел шута:
Этотчего?
Авдотька доложила с колен:
Холопишко твой. Горох Вонялов сын Редькин. За рубеж утекал. Пойман. Приведен. Будет наказан.
Пусть взойдет,приказал.Поговорить надо.
И полог задернул.
15
В колымаге был полумрак. Сухость и жар. Духота с вонью.
Жив ли? Здоров ли?
Воняло протиснулся за полог и примостился в ногах.
Жив, батюшка-царь. Здоров помаленьку.
Ну и ладно. Живцам жить, мертвецов поминать.
Держал на коленях разукрашенный ларец, пригоршнями вынимал камни-самоцветы, пересыпал в горсти, подборматывал под нос, как жилу тянул сладостно, а они переливались цветным ручейком, взблескивали неяркими гранями:
Ал лал, бел алмаз, зелен изумруд... Лал, лалик, лалец... Адамантангельская слеза, жемчугзерно гурмышское, хрусолиф, гранат, достокан... Это кто воняет, ты или я?
Я, батюшка. С прошлых еще времен.
Врешь, шут, врешь... Это мы воняем, мы все, не один ты. Мерзкие человеки, ехидины отродья
Зажалился тоненько, головой затряс:
Небесная доброта переменна... Без правды изгнан... Иду поселиться, где Бог укажет... Ждал я, кто бы поскорбел со мною, но утешающих не сыскать, и даже ты, Воняло,ах-ах!за рубеж потёк