Насчёт своей жизни с Ирой, с которой до свадьбы он и познакомиться-то толком не успел, Боря не размышлял. Рождение дочери, смерть мамы. Ира с работы уволилась, он их с ребёнком сразу с началом лета отвез в деревню, сначала в большую закреплённую за ним усадьбу, а потом уж, как дом отремонтировали, Ира стала жить там. Теперь у него была семья, всё как у людей. Какие у Ирины могли к нему быть претензии? Никаких: обеспечивает, заботится, возится с дочкой, изредка ходит к тёще с тестем, выдерживает скучные семейные обеды и пустую болтовню мало знакомых людей. Так было надо и Боря, будучи по натуре конформистом, покорялся несложным обязательствам. Жизнь его не так уж изменилась: подготовка к шефскому сезону, потом сам сезон: суета, организационные хлопоты, мелкие неурядицы, выпивки, заготовки на зиму ягод и грибов. В заготовках самым главным были всевозможные наливки: ягодные и из черноплодной рябины. Лучше водки, никакого сравнения, кто понимает Тогда у него были деньги, и он купил Ире цигейковую шубу, две шапки, лисью и норковую. С родителями они никогда не жили. Ира сразу пришла в квартиру на Чёрной речке и устроила там всё по своему вкусу. Да собственно надо отдать ей должное, Ира была скромная женщина. Радовалась покупкам, но сама ничего не просила. Маленькая дочка поглощала её время и помыслы. Что говорить, Ира была хорошей матерью. А женой? Честно говоря, и тут придраться было не к чему, но Боре всегда казалось, что ему нужна другая женщина, не Ира. Если бы его спросили какая, он бы затруднился с ответом. Ира была «никакая», ни хорошая, ни плохая. Скорее, наверное, хорошая, но Боре было с ней неинтересно. Он общался с женой на бытовом уровне, на горных лыжах она не каталась, книги Суворова по альтернативной истории не читала, членом их компании не была. Один раз ей захотелось поехать в Финляндию, но сама идея туризма показалась Боре абсурдной. «Что ты, голубушка. Зачем нам это. Мы поедем в деревню, там у нас рай», вот что он ей ответил. Московские друзья уехали в 95 году в Америку. Боря их не осуждал, но и не понимал. Иммиграция казалась ему тяжким, мучительным делом, на которое он бы никогда себя не обрёк. Тут у него шефство, дача, привычный круг друзей и подруг, язык всего этого лишиться? Да ни за что! Работа тоже стала с некоторых пор казаться ему обузой. Хотелось, чтобы все оставили в покое, не приставали с проблемами. Семьяэто замечательное дело, но Никогда Боря не смог бы активно противиться норме, остаться холостяком, ни за что и ни за кого не отвечающим. Так он считал неправильным. Следовало жениться, иметь детей. Так было надо! Почему «надо»? Потому, что так принято, вот почему.
Боря никогда бы себе не признался, что Ира просто давала ему социальный статус, была матерью его детей и никем больше. Он её просто не любил и вряд ли понимал, что женаэто прежде всего любимая женщина. Ему казалось, что так у всех. Чтобы любитьнадо морально тратиться, а Боря не умел и не хотел. Детей надо было иметь двоих, это считалось нормой. Теперь надо было родить сына и Боря выполнял свои супружеские обязанности со старательной регулярностью. Ребёнка у них не было семь лет, а потом наконец родился Коля. Боря стоял с новоиспеченными отцами во дворе роддома и что-то кричал Ире в окно, а она ему показывала тугой безликий свёрток. Мальчишка был крупный, настоящий крепыш, хорошо сосал и прибавлял в весе. Здоровье сына интересовало Борю гораздо больше, чем здоровье жены. После родов Ира долго не могла прийти в себя, что-то у неё болело, но женские дела Борю не касались. «Давай, Ир, лечись. Нам скоро в деревню ехать. Кольке нужен воздух». Боре даже и в голову не приходило, что жена с детьми не поедут на дачу. А зачем он её тогда благоустраивал? Только для них. Лето на воздухеэто вообще святое.
Коля рос сильным, ловким, исключительно спортивным парнем. Горные лыжи с отцом, футбол, плавание. В 16 лет он был уже КМС по плаванию. Гимнастикой они даже и не пробовали заниматься. Коля был слишком высок для гимнаста. То, что сын не гимнаст, как он сам, Борю не расстраивало. Не всё ли равно каким спортом заниматься, лишь бы заниматься, причём серьёзно. Учились дети неплохо, но без особого блеска, и это Борю тоже устраивало. Только не хватало ему в семье вундеркиндов. Вряд ли у него хватило бы сил их пестовать. Да и вообще всем, что касалось детей, занималась Ира, водила их к врачу, на секции, посещала родительские собрания. Ну, а что, так и надо было. Дома Боря был улыбчив, в ровном настроении, и даже если Ира пыталась что-то неприятное про детей ему рассказывать, он неизменно брал сторону детей, вразумлять их отказывался, всегда успокаивая жену, что «всё, голубушка, будет хорошо, не надо так волноваться». Боря вообще считал, что ни по каких поводам не надо волноваться, а всё, что выводит из душевного равновесия, надо из жизни изгонять. Иногда он шутил, особенно в подпитии, веки его собирались в узкие щелочки и в глубине зрачков можно было разглядеть лукавые смешинки, но никто из его семьи не глядел ему в глаза и шуткам его не смеялся. Дети росли серьёзными, даже слегка угрюмыми. «В мать», как считал Боря, она тоже не имела особого чувства юмора. Боря никогда не рассказывал жене анекдотов. «Какая же моя Ирка правильная баба, и какая скучная». Боря именно так о жене и думал, хотя ни с кем об этом не говорил. Они жили бок о бок, были даже близкими людьми, родителями своих детей, но между ними как бы существовал неписаный уговор: не требовать друг от друга слишком многого. Впрочем, Ира к нему не «лезла», не контролировала его пьянок и женщин, хотя знала, что он вовсе не хранит ей верность. Ей хватало уверенности, что Боря от неё никуда не денется, никем не увлечётся настолько, чтобы уйти из семьи. Это повлекло бы проблемы, которые, она знала, он ненавидел. Впрочем, поначалу, когда Аня была ещё совсем маленькая и они жили летом в деревне, подруга ей намекнула, что Бориса видели с молодой девушкой на речке в соседнем селе. Ира втихомолку плакала, потом решила с мужем поговорить, но из разговора ничего путного не вышло. «Ты что, девочка, веришь разным сплетням? Ну да, я был на речке с Тамарой, секретарем нашей комсомольской организации. И что? Мы были в соседнем отряде, пришли искупаться. И вообще, я тебя прошу, если ты хочешь, чтобы у нас всё было хорошо, не надо со мной вести подобных разговоров. Ты поняла?»вот что Боря ей тогда ответил, и его «ты поняла?» прозвучало серьёзно и недобро. Ира не была бойцом, она замолчала. Потом, когда дети подросли, Аня была уже подростком, Боря изредка не возвращался домой ночевать, оставался где-то, как он говорил, у друзей. В таких случаях у Иры всё валилось из рук, она не спала, а утром была молчалива, бледна, с чёрными кругами под глазами. Аня замечала её состояние, Коля спрашивал, где папа, ей приходилось что-то сыну отвечать по поводу папиной занятости. Аня зло хмыкала. Конечно, Ира специально не настраивала детей против отца, тем более, что он был хорошим отцом, но полностью скрыть от них, что у них при полном благополучии внешне, что-то было в отношениях не так, ей не удавалось. Она была вся в семье и детях, а Боря всё-таки жил своей независимой жизнью, не слишком себя ломая во имя обязательств.
Полный сил и здоровья, Боря ровно в 60 лет ушёл на пенсию. «Всё, надоело! Буду теперь отдыхать». Дело, конечно, было не только в желании заслуженного отдыха. Началось смутное время, оборонка ужималась, шефская помощь оказалось ненужной, все ходили под страхом сокращений. Инженером Боря так и не стал, должность его перестала цениться, что ещё ему было делать? Ждать пока уволят? Дача у него уже была, машина тоже, его личные запросы были совсем скромными, ребята подросли, он решил, что его максимальной пенсии им хватит. Пенсионерская жизнь его устраивала как нельзя лучше, машину от отдал Коле, поездки по запруженным улицам казались ему утомительными, за рулём он напрягался, уставал, злился на себя и на людей. Да и куда ему было ездить? В магазин? На дачу? Так это только два раза в год: туда и обратно. Самому проезжать 300 километров? Ужас! Незаметно это стало Колиной обязанностью. А что? Машину получил? Ничего, не развалится, почему бы и не отвезти родителей? Коля, всегда занятый и серьёзный, особо не возражал. По шесть месяцев на дачевот это был рай: размеренный режим и спокойствие. Гуляли, купались, вечером телевизор, ребята приезжали, другие гости. Они с Ирой делали на зиму заготовки, варенье, компоты, грибы, заправки для супов, наливки. По наливкам он был главным, а по вареньюИрка. Вечером вдвоём ужинали, Ира не пила, а он прикладывался к своим наливочкам, делаясь всё более весёлым и благостным, не замечая, что язык его заплетается, глаза блестят, и с ним делается трудно общаться: он не может сосредоточиться на одной теме, не заканчивает предложения, что-то сам себе неразборчиво бубнит и хихикает, ни к кому не обращаясь. Без наливки он теперь не мог обходиться, ждал вечера, чтобы, как он говорил, культурно выпить.
В Питере Ира звала его в театр или на концерт, но он всегда отказывался. Она тоже не шла, или изредка куда-нибудь выбиралась с подругой или с Аней. Почему он отказывался идти в БДТ, он знал: было лень! Ехать на метро, ждать на холоде автобус, толкаться в очереди в буфет, внимательно слушать текст пьесы. И это вместо того, чтобы развалившись сидеть на диване и смотреть сериал? Да что он враг себе? Боре вообще казалось, что все люди думают так же, но подчиняясь моде своего круга, считают нужным «тянуться к культуре», а он имеет мужество отказаться. Да, вот такой он ленивый и гордится этим! Не надо никуда спешить, что-то кому-то доказывать, стараться соответствовать непонятно кем установленному стандарту, умничать быть в курсе неинтересных вещей. Не надо. Это глупо, жизнь коротка и надо быть самим собой. Да, он вот такой, и что? Кто-то его осуждает за пассивность и лень? Ну да, осуждают. Друзья уехали в Америку и зовут его в гости. Да не поедет он никуда. Виза, билеты, много часов в самолёте, потом, не дай бог, по их американскому городу гулять, и зачем такая суета, ради чего в Америку ехать? Да он и в Финляндии не был. Ленив, ленив, ленив! Кто сказал, что быть ленивым нехорошо? Надо, дескать, упорно трудиться, напрягаться. Зачем? Боря исповедовал философию лени. Древние греки не перетруждались, там у них рабы работали, а свободные люди имеют право на лень. Сладкое состояние ничегонеделанья, застывание в бесцельном созерцании, нега покоя. Вот он идеал, залог здоровья, долголетия и счастья. Боря действительно так думал, но мнения своего никому не навязывал, понимал, что его идеи, мягко говоря, непопулярны.
Зимой 2004 года Ира погибла. Конец декабря, после морозов наступила оттепель, было сыро и очень скользко. Улицы посыпали песком и поливали реагентами, но по обочинам лежали острые ледяные торосы. Была суббота, Ира долго просила Борю сходить с ней в большой гастроном и на рынок. Она всё рвалась начать закупать продукты на Новый год, который по традиции они все должны были справлять у них дома. В предыдущий выходной они никуда не ходили, а в этот день, 25 декабря в субботу, пришлось идти. На рынок ехали на автобусе, долго там ходили. Набрали разных заморских закусок: мочёную клюкву из Карелии, корейскую морковь, черемшу под водку. Ирка настояла, чтобы они купили какую-то краснодарскую закуску из баклажан. У кавказцев фруктов купили, хотя это было с Бориной точки зрения, неадекватно дорого. Сумки наполнились, стали тяжёлыми и неудобными. В Ирке взыграл охотничий азарт, она перебегала от прилавка к прилавку, а Боря покорно тащился за ней с сумками, и время от времени окликал её: «Ир, хватит, ну, хватит, пойдём отсюда». Они напоследок купили парного мяса и печёнки и пошли на автобусную остановку. Ира говорила, что им ещё надо зайти в гастроном за рыбной и мясной нарезкой. Автобуса не было очень долго. Приходили другие, но не их. Замерзли, устали, сумки оттягивали Боре руки, и он поставил их на лавочку под козырьком остановки. На другой стороне широкой улицы ходил троллейбус, который, пусть это было и много дольше, тоже мог довезти их почти до дома. Троллейбус этот подходил довольно часто, и они с тоской провожали его глазами. «Может нам на троллейбус пойти», предлагала она. «Можно, соглашался Боря, но надо ещё до перехода идти, думаешь, мне приятно эти сумки тащить?» И правда, до перехода было метров триста. Они оба видели, как в очередной раз на противоположной стороне троллейбус останавливается перед «зеброй». Другие машины тоже затормозили. «Побежали! Хватит ждать! Давай, Борь»и Ира устремилась к дороге, толкнув его вперед. Боря молниеносно подхватил свои сумки со скамейки и побежал через улицу. Боковым зрением он видел, что Ира тоже побежала, неловко спотыкаясь на каблуках. Сначала она бежала справа от него, потом отстала, но он слышал за спиной её тяжелое дыхание. Откуда показалась машина Боря не видел, потом оказалось, что из переулка шофёр повернул направо, дал по газам по пустой улице и сразу встал в левый ряд. Через секунду включился бы зелёный и он бы не успел проскочить. Боря еле успел пробежать наперерез этой машине, он её из-за автобуса, в который грузились пассажиры, не видел. Машина чуть не задела его в спину, но въевшаяся в кровь реакция спортсмена Борю не подвела, он увернулся и мощным прыжком, уже не замечая тяжести сумок, оказался на тротуаре, ловко сгруппировавшись, чтобы не упасть и не дай бог не уронить свои стеклянные банки с добром. Он услышал визг тормозов, оглянулся, уже зная, что он увидит. Машину развернуло, а Иру отбросило на несколько метров вперёд. Тело её лежало неподвижно, головой в мокрую слякоть асфальта, ноги, вывороченные под странным углом, соскочившая с руки черная варежка. Машины остановились и вокруг стали собираться люди. Боря какое-то время не двигался, потом медленно осел в снег, разжав наконец руки, судорожно сжимающие ручки сумок. Почему-то он сразу понял, что Ира мертва. Он встал и подошёл к небольшой толпе. «Пустите, это моя жена». Люди расступились, Боря подошёл вплотную к лежащей Ире и увидел кровь вокруг её головы. Машина, которая её сбила, никуда не уехала. Шофёр прижался к обочине и вышел наружу. Молодой парень, испуган, не знает, что ему делать. Боря присел на корточки и наклонился к самому Ириному лицу. Шапка её отлетела в сторону, волосы спутались, кровь в них перемешалась с чёрной липкой грязью. Появился милиционер, прикоснулся к Ириной шее. «Она жива, повторял Боря, нужна скорая». «Уже вызвали, не волнуйтесь», ответил милиционер. И действительно Боря уже слышал сирену. Остальное он помнил не очень хорошо. Он сидел в скорой, около носилок, Ира не приходила в себя, но была ещё жива. Умерла она уже у самой Мариинской больницы. Врач что-то говорил по рации, их встретили с носилками, но подъехали они не к главному входу отделения скорой помощи, а к задней части здания, Иру куда-то повезли, накрыв простыней. Врач его обогнал, подошёл к стойке и стал заполнять какие-то бумаги. Боря вошёл за ним следом. «Эй, мужчина, прости, что так вышло. Ты только сумки не забудь. Нам чужого не нужно», крикнул ему вслед шофёр. Только сейчас Боря заметил, что его сумки с рынка кто-то заботливый передал в машину скорой. И Ирину сумку не забыли. Он в одурении сидел на скамейке, и врач скорой к нему подошёл: «Там у вашей жены ребра были сломаны, лёгкое, видимо, повреждено. Произошёл пневмоторакс, понимаете? Я уверен, что у неё разорвана печень или селезёнка. Вам после вскрытия всё подробно скажут. Вам это нужно будет на суде. Она умерла от обильной кровопотери. Понимаете, мы ничего уже не могли сделать. Понимаете, вы меня понимаете?» Боря понимал, но тупо смотрел на врача. «Вы меня слышите? Может сказать, чтобы вам укол успокоительный сделали? Вы меня слышите?»доктор хотел удостовериться, что муж всё понял и он может от него отойти. «Мужчина, вам есть кому сообщить о случившемся? Дети, родственники? Сами сообщите, или надо сказать персоналу?»доктор хотел помочь, но для него это было обыденным происшествием, случающимся каждую смену. «Да, я сам позвоню», Боря с удивлением обнаружил, что он смог взять себя в руки. «Ирка погибла. Как глупо. Сейчас я должен буду пройти через разные неприятные формальности. Похороны, суд а Новый год?» Боря вдруг вспомнил, что Ира собиралась в первый раз в жизни делать на праздник паштет, рецепт которого где-то вычитала. Сумки стояли целёхонькие на полу, от них пахло свежими фруктами и зеленью. Бумага, в которую была завернута печёнка, вся промокла и пошла бурыми кровяными пятнами. Борю замутило.
Он плохо помнил дальнейшую последовательность событий. Приехала Танька с сыном, потом Коля, и последней Аня. Они о чём-то шептались, его оставили в покое. Через пару часов он оказался дома, прилёг на диван. Аня дала ему поесть. Все было ещё Ирой приготовлено. Они так и сидели втроём за столом, Ирин стул был пуст. Боря пытался рассказать, как всё произошло, несколько раз начинал, но что-то в его рассказе не складывалось, и Аня ему сказала, что сейчас не надо, потом «Я не виноват», повторял он. Дети угрюмо молчали. Коля вскоре уехал.
А больше и вспоминать было нечего. Похороны, не очень густая толпа родственников и друзей. Дети стояли поодаль, а около Бори всё время находился друг Эдик и его постаревшая Надя. Поминки, суетятся женщины в чёрном, всем заправляет Ирина подруга. Боря пьёт свою наливку, водку не покупали. «Хватит папа, хватит. Уймись ты». Это Аня, как она всё-таки на Ирку похожа и Колька похож, от него у них почти ничего нет. Иркины дети. Был суд, шофёр оказался как бы ни в чём не виноват. Наезд вне пешеходной дорожки, в неположенном месте, с места ДТП не скрылся. Ему кажется дали два года условно. Боре было всё равно. На суде зачитывали медицинское заключение: травмы, несовместимые с жизнью. Ну да, ему это ещё тогда в морге доктор объяснял. Какое всё это теперь имело значение. Дети не то чтобы обвиняли его в маминой гибели, нет, но Боре всё время казалось, что им представлялось недопустимым, что мама умерла, а он остался жив, лучше было бы наоборот. Мама была им нужнее, что ли Как это он посмел выжить? Быстрее бегал, был сильнее, крепче, более ловким. Вот в чём была его вина. А почему он был впереди мамы? Не смог её спасти, вытащить из-под того капота? Обязан был смочь! Бросил маму сзади, не видел даже, как машина её сбила. Сумки держал Наверное, они так все думали, ждали от него покаяний, сожалений, истинной скорби. Ничего такого не дождались. Продукты из сумок использовали на поминках, рачительная Ирка была бы довольна: ничего не пропало. И вообще сейчас дети уже были взрослыми, и всё плохое, что они могли из жизни родителей припомнить, вышло в их сознании наружу. Мама была ими любима, а папа к папе были претензии, ведь мама, наверное, не была с ним так уж счастлива. Да откуда им было об этом знать? Но они что-то против отца затаили, особенно Аня.