Прошло больше получаса. Тиберий всё ещё молчал, полулёжа в воде, точно забыв о существовании префекта. У Макрона даже ноги затекли, он устал стоять, а сесть пред императором было нельзя. Наконец властитель шумно вздохнул, поднял гноящиеся глаза на начальника своей гвардии и прошептал:
Позови его, я сам хочу с ним говорить...
Через минуту появился Сапожок с приклеенной ухмылочкой на губастом лице. Он стрельнул перепуганным глазом в сторону Макрона, отвесил поклон императору и лишь тогда заметил притаившегося в углу Сардака, молчаливо его рассматривавшего. Мороз пробежал по коже. Присутствие начальника тайной полиции ничего хорошего не сулило.
Ты звал меня, августейший?трусливо пригнув голову и показывая свою большую проплешину, шёпотом спросил Гай Германик.
Тиберий молчал, разглядывая дерзкого лицедея, щеголявшего в грубых солдатских сапожках и в рубашке, сшитой из мягкой телячьей кожи. Его отец Германик в молодости носил такую же. Откуда сын знает об этом? Кто из придворных ему нашёптывает эти подробности?
Когда-то по настоянию Августа Тиберий усыновил отца Сапожка, Германика, проявлявшего немалые воинские таланты. Умевший снискать любовь простого легионера, заразить своей храбростью, отличавшийся крепким ратным умом, Германик быстро вырос в большого полководца. Армия слушалась только его приказов, и наместник императора в Сирии Пизон со страхом доносил государю, что Германик монаршей власти уже не подчиняется, а когда Тиберий приказал подавить бунт в Антиохии, то полководец бесстрашно ответил: «Вот пусть Тиберий приезжает и сам убивает безоружных, а мои легионеры в палачи не нанимались!» Это был дерзкий вызов. Полководец, который не подчиняется императору, становится опаснее разбойника.
Ливия, услышав об этом от сына, заявила: «Он о тебя ноги вытирает, а ты терпишь!»
Что же мне теперь, убить его?усмехнулся Тиберий.
Убей,просто ответила мать.
Но он твой внук, а мой племянник!не понял правитель.
Он прежде твой подданный, а уж потом твой племянник и мой внук,возразила Ливия.
Тиберий послушался мать и приказал Пизону отравить Германика, что тот и сделал 10 ноября 19 года. Его сыну, Калигуле, было тогда семь лет. Узнав о смерти Германика, Тиберий объявил в Риме траур. Знаменитого полководца многие любили. Люди плакали на улицах. Его жена, Агриппина Старшая, поехала в Антиохию и привезла тело мужа в Рим. Император присутствовал на похоронах и обронил скупую слезу. Через несколько дней Агриппина неожиданно обвинила Тиберия в убийстве мужа, сделав это громогласно и не стесняясь в выражениях. Тиберий с трудом её успокоил, затаил злобу и чуть позже сослал её на остров Пандатерия, где Агриппина покончила с собой, уморив себя голодом. Калигула, внучатый племянник Тиберия, продолжал воспитываться во дворце вместе с братьями и тремя родными сёстрами, Агриппиной Младшей, Юлией Друзиллой и Юлией Ливиллой.
Властитель не сомневался, что найдутся злые языки и настроят сына Германика против него. Так и случилось. Император сразу почувствовал холодок в их отношениях: Гай отворачивал в сторону лицо, боясь смотреть ему в глаза, и Тиберий понял: ему всё известно. Он вызвал его и спросил напрямую:
Что тебе наплели?! Что я приказал убить твоего отца?! Отвечай!
Калигула, шмыгнув носом, кивнул.
Так вот это враньё! Пизон по моему приказу проводил тщательное расследование и установил, что один из его приближённых Луций Сервилий влил яд в его чашу с вином. А причина одна: он метил на его место! Я усыновил Германика, он был мне сыном! Зачем мне убивать собственного сына? Зачем?.. Ты об этом подумал?!яростно прокричал правитель.И твоя мать решила, что всё сделано по моему тайному приказу, устроила скандал на весь Рим, а потом, осознав, что сотворила глупость, покончила с собой! И всегда найдутся подлые людишки, жаждущие нас с тобой поссорить! Кто тебе наболтал эту чушь?!
Какая разница. Я больше никого не буду слушать!Он посмотрел прямо в глаза Тиберию.Обещаю тебе... дед!
Но что-то натужное, фальшивое прозвучало в этом обещании. Уже тогда он пробовал актёрствовать, фиглярничая и пытаясь копировать всех, но у него неважно получалось. Не хватало искренности. Тиберий и здесь выглядел посильней, сказывалась матушкина выучка, Ливия во всех своих ролях была предельно искренна.
Ну вот и хорошо,улыбнулся властитель.Нам не надо ссориться, Сапожок. Держись меня. Я знаю, твой отец посоветовал бы тебе то же самое. Мы любили друг друга...
Но с того дня Тиберий уже не мог доверять Калигуле и приказал своим людям присматривать за ним. Задушевных разговоров с «внуком» тоже больше не заводил. Сын Ливии чувствовал эту отчуждённость, а едва Тиберий уехал на Капри, Сапожок стал опасаться за свою жизнь и чаще всего ночевал в конюшне, а не дома, дабы успеть вовремя проснуться от храпа лошадей, если убийцы появятся в дверях. Ливия не стала бы медлить, она давно бы отправила Сапожка на тот свет. Почему же Тиберий этого не делает? Слишком стар или мозги съела эта чёртова болезнь?
Яд, приготовленный молодой знахаркой Лукустой, давно лежал в бронзовой коробочке у его изголовья: измельчённый желтоватый порошок без вкуса и запаха. Хватит одной щепотки, чтобы через пять секунд почувствовать резкое удушье, а ещё через пять умереть. Почему же он этого не делает? На теле нет живого места, он прогнил насквозь, как рыба, провалявшаяся месяц на берегу. Странная штука жизнь. Она тебя мучает, а жить хочется.
И снова прошло полчаса, прежде чем Тиберий поднял глаза на Калигулу и с трудом вспомнил, зачем позвал его.
Так ты ждёшь не дождёшься моей смерти?нарушил молчание Тиберий.Зачем?
Я не жду! Я ничего не жду!выпалил Сапожок, и слюна потекла с его губ.Меня оклеветали! Этот возница сидел к нам спиной! Что он мог слышать? А твой префект Квинт Макрон жаждет моей смерти, потому что я сплю с его женой.
А зачем ты спишь с его женой?оживился Тиберий.Кто тебе дал такое право?
Никто, она сама, мне стало её жалко. Макрон с ней не спит, а мне она нравится. Что тут такого?Он дёрнулся, пригнул шею, точно дядя собирался его ударить.
Тиберий снизу, из бассейна, смотрел на Сапожка. Запах гниющего тела щипал ноздри, и расставленные повсюду вазы с благовониями не могли его заглушить. Сапожок поморщился, его подташнивало.
Но я готов её оставить.Гай Германик взглянул на Макрона.Мне эта старая рухлядь не нужна. И не хочу, чтоб ты умирал! Зачем мне твоя смерть?! У меня есть своя!
И он засмеялся, решив, что это нормальная шутка. Но лицо Тиберия потемнело от гнева, и Сапожок притих.
Хочешь лишиться носа?суровым тоном неожиданно спросил император, сверля мутным взором нахального племянника.У меня его почти нет, но я не переживаю. И ты будешь без носа...
Сапожок похолодел от этих слов. Он представил себя безносым, и губы у него задрожали.
Зачем мне без носа?растерянно пробормотал Калигула.
Ты же хочешь быть императором... А отныне все правители будут безносые. Так я решил! Согласен?
Нет, я не хочу.
Не хочешь быть императором? Или жалко нос потерять?
Сапожок молчал, выпучив глаза, и властитель повернулся к Макрону, словно ища у него поддержки.
Он хочет властвовать, я по глазам вижу,бросил префект.
Нет, не хочу!выпалил Калигула.Не хочу!
Тиберий поплыл к другому краю бассейна, где на подносе стояла чаша с красным вином и лежали гроздья спелого чёрного винограда, сыр, лепёшки и вымоченные в уксусе оливки. Правитель пригубил вино, забросил в рот несколько крупных виноградин. Потом вернулся к Калигуле.
Ну если не хочешь, я подумаю тогда о другом преемнике. До сих пор ты таковым являлся, а ныне, выходит, отказываешься,монотонно прогудел властитель.Жаль, очень жаль...
Тиберий нарочно тянул слова, ведя нехитрую игру с племянником, видя насквозь его жадную натуру и наблюдая за его трусливыми метаниями. Самодержцу было скучно. Скука ещё яростнее, чем сифилис, разъедала его душу. Сын Ливии знал, что Сапожок не успокоится и главная опасность будет исходить от него, но в этом обжигающем риске, в смертельной игре с главным завистником и тлела последняя искра жизни, не дававшая императору умереть.
Уезжай в Рим, ты мне больше не нужен,проворчал властитель.
Калигула застыл на месте, собираясь что-то сказать, но неожиданно поклонился и, не проронив ни слова, удалился.
Приглядывай за ним,обронил Тиберий Макрону.А если вздумает волчьи клыки показать, отрежь ему нос, я тебе разрешаю.
Макрон поклонился, покоряясь воле Тиберия, хотя до конца так и не понял, шутит император или говорит всерьёз. Они вернулись в Рим, но за всю обратную дорогу Сапожок не произнёс ни слова.
Прошло полгода, летний страх забылся. Вдруг кто-то подкинул в императорский дворец рисунок, начерченный грифелем на дощечке: безносый профиль Сапожка. Тот, взбешённый, прибежал к Макрону. Тыча дощечкой ему в лицо, брызгая слюной, потребовал объяснений.
Кроме тебя, никто не знал о том нашем разговоре с государем! Никто!вопил он.Я не потерплю насмешек над собой! Он приказал тебе начать травлю? Он, да?! Говори!
Мне никто ничего не приказывал. Но при разговоре присутствовал и Сардак,напомнил Квинт Макрон, и это остудило гнев Калигулы.
Ненавижу! Ненавижу!яростно прошептал он.
3
Мессалина, выгнув ножку и склонив на плечо голову, увитую венком из листьев лавра вперемешку с красными, розовыми и жёлтыми цветами, стояла среди остальных тонконогих спутниц, окруживших богиню плодородия Цереру. Разрисованная яркими красками, огромная, неповоротливая матрона, возлежала на мхах посреди сцены. Актрису на эту роль нашли где-то на окраине Рима, привели к Калигуле, и он, заставив плебейку раздеться, долго и восхищённо рассматривал её пышные формы. Она была похожа на слониху. Тяжёлые груди большими сырными кругами свисали до пояса. Складки жира начинались с шеи, а толстые ноги она даже не могла сомкнуть. Столь же уродливым было и лицо с огромным носом, вздутыми щеками и плотоядным ртом.
Представление называлось «Роды Цереры». Юпитер под радостные выкрики осеменял богиню плодородия, в чём им дружно помогали приспешницы богини, и затем начинался праздник урожая. Потом Бахус приносил кувшины с виномоно лилось рекой. А глотнув вина, все дружно совокуплялись друг с другом, и в том особенно усердствовали рогатые, похожие на козлов слуги бога виноделия, они выкрикивали непристойности, плясали и пели похабные песни. Калигула хотел развернуть на сцене императорского дворца большое массовое зрелище. По его замыслу, действие с театральной площадки должно было перекинуться в зал, чтобы границы сцены исчезли и зрители, заразившись этим морем чувственного распутства, сами бы влились в представление, приняли в нём участие уже в качестве артистов. Для этого в зрительном зале имелись свои пары провокаторов, которые должны были первыми сбрасывать с себя одежды и предаваться похабным удовольствиям, подзадоривая и побуждая к этому остальных. Сапожок, возбуждённый происходящим, с воплями носился между актёрами, давал каждому строгие указания, заводя всех своим бешеным темпераментом.
Клавдий незаметно прокрался в императорскую ложу, сел в кресло и сразу же нашёл на сцене Мессалину, робко стоящую на заднем плане. Сапожок нарядил её в тонкую, еле прикрывающую тело тунику, водрузил на голову большой венок из цветов. Стоя позади Цереры, она пугливо поглядывала по сторонам, изредка выкрикивая то «ох!», то «ах!», в зависимости от того, что произносила Церера. Уродливая плебейка заикалась, путалась в словах, и Калигула визжал от злости, выскакивал на сцену и пинками отмечал все её промахи. Мессалина в эти мгновения замирала, ибо гнев Сапожка мог обрушиться и на неё. Клавдий с неподдельным волнением сопереживал её мукам. Ему даже хотелось выбежать на сценуа племянник соорудил настоящий подиум в центре огромного зала, окружив его рядами кресел, как в настоящем цирке,и увести её оттуда, защитив от наскоков Гая Германика.
Теперь, хорошо разглядев Мессалину, внук Ливии поразился необыкновенному сходству её с той, которую он создал в своём воображении и назвал Юноной, столь совершенна и хороша она была в любых одеждах. Та же смуглость, шелковистость кожи, те же изящные формы и линии, тот же нежный контур лица. Сердце его бешено колотилось, и Мессалина, точно почувствовав эти переживания, бросила взгляд в его сторону. Клавдий словно окаменел, так и замер с приоткрытым ртом, а она, подметив эту растерянность, игриво улыбнулась. Она улыбнулась именно ему, и точно росное облако пролилось на Клавдия, обдав его сначала холодком, а потом жаром.
Моя Юнона!прошептал он, позабыв в этот миг обо всём на свете.Как я люблю её...
Юпитера играл Мнестер. Высокий, статный, сложенный как атлет, чьи мышцы тотчас бугрились, едва он поднимал руки или сжимал кулаки под восхищенный гул актёров и небольшой части зрителей, избранных, кого Сапожок пригласил на первую репетицию. Но бурный восторг окружающих вызывал большой, толстый фаллос известного декламатора, достигавший в напряжённом состоянии невиданных размеров. Даже сам Калигула, узрев такое чудо, несколько секунд с завистью его разглядывал, а потом, сглотнув слюну, нежно его погладил.
Ну вот, это же почти жезл Юпитера! Даже жалко отдавать его такой уродине!бросил он в сторону Цереры.Ты хоть понимаешь, шлюха, какое счастье тебе привалило? А ты, дрянь, даже текст не можешь выучить!
Клавдий заметил, как напряглась, подалась вперёд Мессалина, не сводя глаз с мускулистой фигуры Мнестера, и нервные судороги пробежали по её телу.
От такого бы и я не отказался,послышался за спиной бархатистый голос, и внук Ливии, вздрогнув, обернулся: это был Нарцисс, один из его греков-помощников, занимавшийся перепиской Клавдия.А кто вон та смугленькая, с венком на голове? Я её ещё вчера приметил,спросил он.
У тебя нет работы?глухо отозвался Клавдий, и Нарцисс вдруг заметил, что хозяин расстроился.
Прошу простить меня, ваша милость,ловко поклонился одной головой хитрый грек,я зашёл узнать, не будет ли от вас других указаний, письма Цезаря и Помпея я разложил в том порядке и в той последовательности, в какой они были когда-то написаны, и хотел сегодня пораньше уйти...
Ступай,не дав ему договорить и не поворачивая лица, промычал Клавдий.
Нарцисс поклонился хозяину и тотчас удалился.
Необходимо, чтоб ты вышел вперёд, к публике, напряг всю свою мужскую мощь и резким движением плоти разорвал бы набедренную повязку, явив своего птенчика зрителям во всей красе!мгновенно придумал Сапожок.Так будет интересней!
Браво, браво!оценила эту задумку Церера.
Помолчи, шлюха! Это, возможно, в первые мгновения вызовет лёгкий свист и шиканье безмозглых пуритан с первых рядов, кто не в состоянии орошать своей ржавой лейкой похотливых жёнушек, и обязательно бурю восторгов наших гвардейцев!брызгая слюной, загорелся Сапожок.И вот тогда все будут ждать оплодотворения нашей щедрой Цереры, удовлетворить которую не смог бы ни один из присутствующих в зале. Я прав, Лукреция?
Ещё бы не прав, мой козлёночек!хрипло засмеялась она, трясясь всем телом.
Но у меня может не получиться с повязкой,хмуро пробормотал Мнестер.
А ты сделай так, чтоб получилось, мой слоник!ласково пропел Сапожок, нежно поглаживая Мнестера по заду.Припомни, что тебя больше всего возбуждает?! Девочки, мальчики, львицы, мне всё равно, но ты должен будешь это сделать, иначе Рим потеряет своего лучшего актёра и приобретёт евнуха.
Калигула расхохотался, а Мнестер побледнел, представив себе последствия этой угрозы. Захихикали и остальные, желая польстить Сапожку, но он жестом заставил всех притихнуть.
Хватит зубы скалить, это всех касается! Ты актёр и должен влюбиться в Цереру, желать её, как путник жаждет глотка воды, одолев пустыню! Подключи воображение, и у тебя всё получится! Я этого очень хочу! Ну посмотри, какая сладкая у тебя возлюбленная, её так и хочется потискать!Калигула подскочил к Церере и с ожесточением сжал её толстый сосок, та томно застонала.А её голозадые спутницы в это время активно помогают им, возбуждая как Юпитера, так и Цереру, облизывают их, трутся друг о друга и мастурбируют. Если мы не разогреем зрителей, я ни одну из вас больше в свои представления не возьму! Но никто не должен закрывать наших главных богов! А если ты, вонючка, не выучишь мой текст,резко обернулся он к Лукреции,я тебя заставлю при всех съесть большой кувшин дерьма! Так что постарайся! На сегодня всё, детки. Пошли вон!