Услышав про Либмана Мусин-Пушкин пришел в ярость:
Токмо Елизавета может приструнить этих Либманов! Знаете, какой вред государству Российскому этот Либман принес? Я как президент коммерц-коллегии могу вам про то рассказать! Либман меховую торговлю к рукам прибрал и мехами спекулирует и сотни тысяч в свой карман ложит! А на заводах уральских сколь его ставленник Штемберг дел натворил? Они об России думают? Нет! Токмо про свой карман и пекутся! И все они за спиной у Бирона проклятого спрятались! Вот зло главное для России и для русских!
Остерман не лучше Бирона! сказал Хрущев. А может и хуже!
Но если я стану во главе империи как регент, господа? снова спросил Волынский. Отчего не допускаете такого? Что с того, что Бирон при императрице у одра болезни находится? Анна Ивановна понимает, что принцессе Анне Леопольдовне поддержка русских надобна. Не назначит она Бирона регентом. А ты что скажешь, Федор Иванович?
Адмирал Федор Иванович Соймонов был сторонником Елизаветы. И он был согласен с теми, кто склонял Волынского на переворот.
Царица Анна нашаМессалина распутная! смело высказался он. Она Россию отдала немецким кобелям своим Левенвольде да Бирону. А те Либманам все отдали. И попомните мое слово, Бирон еще шапку Мономаха на себя примерять станет.
Но и Елизавета Петровна не отличается скромным поведением, адмирал, возразил Артемий Петрович. Она любовников меняет чаще, чем Анна Ивановна. А последний из них, Алешка Розум, вообще из крестьян малороссийских.
Но и у принцессы Анны Леопольдовны любовник имеется! высказался Хрущев.
Граф Линар, уже за пределы страны выслан, сказал Волынский. И у Анны Леопольдовны один любовник, а не десяток, как у Елизаветы. Кто только не побывал за эти годы в постели цесаревны.
Дак Лизка то, и на лицо поприятнее чем, Анна Леопольдовна. Цесаревна наша особа приятная. Лакомый кусочек, сказал Еропкин. Так что, нет в том ничего плохого, что мужчин она любит. А что Алешка Розум роду мужицкого, так что из того? Не немец же. При Петре много кто из мужиков до высот властных поднялся.
Что-то не могу вас понять, друзья мои любезные, поднял голос Артемий Петрович. Про что толкуем? Анну Мессалиной зовете за то, что одного Бирена нынче подле себя имеет. А ранее и любовников, что при её особе были, можно быстро сосчитать. А что до любовников Елизаветы? Пальцев не хватит у всех на руках дабы сосчитать.
Но она дочь Петрова, Артемий! вскричал Соймонов. Про сие забывать не следует.
Да что из того? Это её не делает императрицей. Кто скажет, достойна ли она дела петрова? Может и похуже Анны при ней станет!
Не дело такие слова говорить, Артемий! прервал Волынского Мусин-Пушкин.
Значит вы все за Елизавету? спросил кабинет-министр. И ты, де ла Суда?
Если Анна скоро умрет, то нам стоит действовать! Вот с этим я согласен, сказал Жан де ла Суда. И Елизавета для нас отличный шанс! Для всех.
Вы так думаете? снова стал возражать Волынский. Сей вариант можно рассмотреть, токмо после того как иного выбора для нас не будет, господа. Но торопиться не стоит!
Что сие значит, Артемий Петрович? Али против ты кандидатуры Елизаветы Петровны? Говори прямо!
При Елизавете много кто сейчас состоит. Сами про сие подумайте. И все они, эти мелкие дворянчики, гвардейские сержанты, да и простолюдины вроде Розума Алешки, ежели цесаревна на трон сядет, захотят при ней места важные занять! А что получим мы? Я что получу?
Волынский желал власти лично для себя, а не только блага для империи Российской. Он хотел стать новым Меньшиковым.
Мерзкое властолюбие сжигает тебя, Артемий Петрович! строго сказал Соймонов. Что наша жизнь перед Россией и перед величием её! Россия останется и после нас, Артемий!
Да токмо ли про себя я думаю?! Но мои проекты по преобразованию империи требуют власти для меня. Я могу все обустроить, не так как было до сих пор. Ведь много непорядка у нас! Сами посмотрите. Чиновники воруют столь много. Образования народного нет. Мужик наш во тьме прозябает без просвещения истинного. Крестьяне в состоянии рабском! Как все это изменить? И если мы у руля империи станем, то это сделаем! А если нет, то кто поручится, что люди Розуму Алешке подобные, о благе империи печься станут? Да и будет ли Розум лучше Бирона? В том могу поручиться, что не будет! Бирен из конюхов, а Розум из свинопасов. И сей свинопас как графом станет, так про Россию и позабудет. И что из того что он не из немцев?
Артемий Петрович прав, господа, поддержал Волынского Эйхлер. Про сего Розума ничего хорошего сказать нельзя. Глуп. И что станет, коли такому власть доверить? Похлеще Бирена наглеца узрите.
Но план действий нам на случай скорой смерти Анны Ивановны составить надобно! сказал Еропкин. В Петербург прибыл посол Франции маркиз де ла Шетарди. И после того как он представился императрице, свой первый визит он сделал к Елизавете Петровне. А это говорит о том, что Франция поддерживает её как претендентку на трон! И посол Франции может нам и деньгами помочь в случае переворота.
Я не хочу отметать плана вашего. Про то говорить нам рано! снова высказался Волынский. Подождать надобно. Государыня еще жива. И кто знает, может она и назначит меня регентом при Анне Леопольдовне. И обговаривать вопрос о Елизавете станем потом.
Но Бирон при Анне большую силу имеет!
Бирон может и исчезнуть, господа. А вы разговоры о Елизавете пока покиньте! Анна слишком ревнива к власти и когда кто-то Лизку величает, не простит того. А вы мне все живыми надобны. Я большие прожекты относительно переустройства империи Российской имею. И для того к власти рвусь. Для того она мне надобна, а не токмо для возвеличивания особы моей. Что Волынский для истории значит? Ничего! Но проекты его многое изменить смогут
***
Год 1739, октябрь, 11-го дня. Санкт-Петербург.
При дворе императрицы.
Анна Ивановна совсем изменилась. Под её глазами набухли мешки и появились синие круги. Стали выпадать волосы. Подниматься с одра болезни она уже неделю не могла. Биренша и Бирон были подле неё и сами ухаживали за императрицей, не доверяя слугам.
Бенингна сама подавала государыне лекарства, ставила компрессы, и лично пробовала всю пищу, что ей приносили.
Придворные медики утверждали, что императрица страдает «каменной болезнью». Придворный врач цесаревны Елизаветы Жано Листок после медицинского консилиума, куда и его позвали, сообщил своей принцессе, что внутри у государыни находиться большой камень, с мельничный жернов, и обнимал тот камень весь низ живота царицы, уродуя тело государыни. И говорил Листок, что Анна не долговечна
Сегодня по приказу Бирона из Москвы привезли лекаря Рибейро Сансеча. Его сразу же доставили во дворец, и он произвел осмотр царицы.
Что скажешь? спросила Анна. Чего молчишь? Язык проглотил?
Ваше величество, вам противопоказаны вино и жирная пища. Никаких острых соусов и никакой буженины.
Вот заладили! Нельзя да нельзя! Чего ты мне толкуешь? Эрнест! Он мне тоже, что и мои лейб-медики говорит. Мне надобно лекарств, что мне помогут! А не советов чего есть и чего пить.
Я пропишу вам сильное средство и могу поручиться, что вашему величеству станет легче. Но строжайшая диета вам просто необходима.
Давай готовь свое лекарство! приказала Анна, и врач удалился.
Бирон вытер императрице пот со лба.
Анхен, тебе стоит прислушаться к советам мудикуса, произнес он. Твое здоровье драгоценно для нас. И для всей империи. Нас ждет трудный год.
Снова обращался к астрологу, Эрнест? спросила императрица.
Да, Анхен. Но я и без того знаю, что нас ждет. Тревожное чувство не покидает меня. Потому мы с Бенингной стали на страже возле тебя.
Я вижу это. А где мои придворные?
Уже три дня почти никого нет, Анхен. Только те, кто дежурит и у твоих покоев по долгу службному. Ты же знаешь придворных, ответила Бенингна. Приходили также справляться о твоем здоровье от Остермана.
А мои шуты? спросила императрица.
Только Буженинова, Юшкова и Новокшенова часто приходят. А остальные попрятались по своим домам и там сидят безвылазно. Нет службы для твоих шутов, Анхен.
Ничего! Я скоро поднимусь. А то многие уже похоронили меня. Небось к молодому двору все перебежали? Так? Знаю я их. Ну, ништо! Я скоро им покажу кто я такая. Надеются, что я помирать собралась? Не дождутся.
Анна была упряма и её решимость подняться, с постели и выти к придворным Бирона порадовала.
Завтра у спальни моей всех шутов собрать! приказала императрица. И всех фрейлин собрать! Болтушки путь трещать без умолку готовятся.
Будет исполнено, Анхен! Я отдам приказ! ответил Бирон.
Вы с Бенингной единственные для меня друзья и слуги верные! Того не забуду!
Мы и там много твоими милостями обласканы, Анхен. Я по твоей воле герцогом стал.
***
Когда Бирон вышел, Бенингна склонилась к самому уху царицы.
Анхен, я не могла сказать при моем муже.
Что? Что у тебя, Бенингна?
Верные люди донесли, что на даче у кабинет-министра твоего Волынского персоны некие собираются. И собираются со злонамеренными целями. Они думают, что не встанешь ты с кровати более, и о судьбах империи думают сами.
Про империю свою я сама подумаю! Она моей заботы требует! Моей!
Но они думают иначе, Анхен!
Про что болтали у Волынского? Про то ведаешь ли?
Нет, Анхен. Про это разузнать никак нельзя было. Но оно и так понятно. Желают они смерти твоей, дабы твою корону
Хватит! прервала Бенингну императрица. Хватит! Мне с одра болезненного подняться надобно!
Анна стала нервничать, но Бенингна успокоила её. Верные люди стерегут покой императрицы. А с изменниками она скоро разделается.
***
Год 1739, октябрь, 11-го дня. Санкт-Петербург.
Вызов и дуэль.
Пьетро Мира приехал во дворец без приглашения и направился к своему другу Бирону, еще не зная, что Анне снова понадобились шуты. Он натолкнулся на сеньора Арайя в коридорах дворцовых. Тот как раз собирался покинуть дворец. Здоровье матушки государыни, пока отставляло желать лучшего, и ей было не до его спектаклей.
Здравствуйте, сеньора Арайя! шутливо поклонился капельмейстеру Пьетро.
Ах, это вы сеньор шут? капельмейстер ответил по-итальянски.
Вы перестали меня узнавать? Странно. И это после вашей последней неудачной осады моего дома?
Напрасно смеетесь, Мира. Скоро кончится ваше время.
Вы это на что намекаете, сеньор придворный капельмейстер?
На то, что ваше глупое шутовство скоро наскучит при дворе и вас вышвырнут из России как паршивого щенка.
Уж не о том ли вы, сеньор, что скоро у нас будет новая государыня? Мира понял, что Арайя намекает на смену власти в России и на то, что Анна Леопольдовна не любит шутовства. Вы слишком рано хороните императрицу.
Я ни слова не сказал о здоровье государыни! вскрикнул капельмейстер. И вы не болтайте лишнего, господин шут! А палки которых, ваш шутовской зад не получилеще придут к вам. Будьте уверены!
Посмотрим, сеньор капельмейстер. Вам кажется, также немного досталось от шутов во время потасовки возле моего дома?
Больше сеньор Арайя не стал разговаривать с Пьетро.
Капельмейстер был взбешен и сердце шута радовалось, от того, что он снова взял верх над врагом. Но место сеньора Франческо тут же занял офицер Преображенского полка. Он преградил шуту дорогу. Кто это такой Пьетро не знал.
Что вам угодно, сударь? спросил Пьетро по-русски.
Я секретарь лейб-гвардии Преображенского полка поручик Булгаков.
Меня, я полагаю, вы знаете, поручик. И представляться не требуется?
Знаю, господин Педрилло. И у меня к вам дело, сударь.
Какое же? спросил Пьетро, хотя по тону поручика понял, что тот желает затеять ссору.
Вы мне не нравитесь, сеньор шут. Ваше шутовство слишком грубое! При русском дворе вы более шутить не станете.
А вы кто такой, чтобы решать, что при дворе годится, а что нет? спокойно спросил Мира.
Я русский дворянин! ответил Булгаков.
Но вы не император России?
Я имею честь быть офицером лейб-гвардии Преображенского полка. Вы, верно запамятовали, господин шут?
Отчего же, поручик? Это я запомнил. Но хочу знать еще одно.
Что же? спросил Булгаков.
Вы такой смелый человек?
Смелый? поручик не понял, о чем это говорит шут.
Или вы не знаете кто я. Или вы отчаянный смельчак, поручик. Вы ведь желаете сражаться со мной, не так ли?
Я намерен заколоть вас своей шпагой и тем оказываю вам честь. Вы шут и прихвостень Бирона. И вас пришло время поставить на место. Хватит вам жить за счет России. Забирайте с собой свою козу и вон из страны! Этим вы сможете спасти свою никчемную жизнь.
Так вы даете мне выбор, поручик? усмехнулся Пьетро. Убраться или сражаться?
Просто так не хочу марать шпаги, господин шут.
И когда вы имеет намерение меня наказать, если я откажусь убраться? с усмешкой спросил Пьетро.
Да хоть сейчас. Выйдем в парк и обнажим клинки, коли вы упорствуете.
В парке дворца? Вы сошли с ума, поручик?
Отчего же? Много времени наш поединок не займет. Или вы намерены отказаться встретиться с офицером и дворянином и предпочтете палки моих холопов?
Я следую за вами, поручик, согласился Пьетро. Не в его правилах было уклоняться от поединка. И если этот офицерик так торопиться умереть, то это его дело.
Они вышли в парк. Там уже стояли в ожидании еще пять офицеров преображенцев. Они ждали их.
Они станут следить за правилами поединка, сказал шуту поручик.
Я не против.
Они подошли к офицерам.
Господа, Булгаков обратился к ним. Сеньор шут согласился драться на шпагах и умереть от стали. Так что палки наших лакеев не понадобятся.
Господа! Пьетро обратился к офицерам. Я ни кого из вас не знаю и своими врагами не считаю. Но вы желаете меня убить. Не могу понять почему. Однако, хочу вас предупредить, что драться со мной так не просто. И вам, поручик, не выстоят в поединке со мной и минуты.
Офицеры захохотали. Очевидно, не слышали о фехтовальных способностях шута. Они пришли убить шута, пользующегося расположением Бирона и тем самым нанести удар по герцогу.
Так вы не желаете отказаться от своего намерения? спросил Пьетро.
Я, поручик Яковлев! сказал высокий офицер с покрытым оспинами лицом. И сам хотел вас заколоть. Но жребий выпал Булгакову!
А пугать нас вашим хозяином Бирономне стоит! сказал еще один офицер.
Я и не собирался пугать вас моим другом герцогом. Я надеюсь на мой клинок и свою руку, сообщил Пьетро.
Булгаков скинул треуголку, кафтан и обнажил клинок. Пьетро сбросил шляпу и плащ и обнажил свою шпагу. Благо сегодня он явился во дворец при оружии.
Они стали в позицию и скрестили шпаги. Пьетро сразу, прощупал его защиту, и понял, что его противник мало понимает в фехтовании. Он решил поиграть с поручиком, и полминуты защищался, отбив три выпада. Затем он применил итальянский фехтовальный прием Джироламо и выбил клинок из рук поручика.
Если желаете прервать поединок, сказал шут. Я готов дать вам эту возможность. Но если нет, но в течение следующей минуты я вас заколю.
Булгаков побледнел. Продолжать схватку он не желал. Он не годился шуту даже в ученики и теперь это хорошо понял. Атаковать такого мастера клинка было безумием. А Булгаков дураком или самоубийцей не был.
Вы меня слышали, поручик? снова спросил Мира. Вы желаете продолжать?
Нет, прошептал он побелевшими губами.
Я вас не слышу! Мира не стал щадить его самолюбие.
Я не желаю продолжать, сеньор, уже громче сказал Булгаков.
А кто-нибудь из вас, господа, желает? Мира посмотрел на офицеров.
Те ничего не ответили. Никто из них ничего ранее не слышал о том, кто такой шут Пьетро Мира и сколько раз он держал в руках шпагу и кинжал.
Искусство фехтования недоступно русским, господа. Я не хочу сказать, что у вас нет храбрости. Её у русских офицеров достаточно. Но шпага это не просто оружие. Шпага это поэзия, которую понимают только в Европе. А убить вас, поручик, совершенно не умеющего фехтовать, это все равно, что убить ребенка. Мне, ученику мастера Джироламо, так поступить нельзя.
Глаза русских горели ненавистью. И Пьетро понялони еще встретятся.