Бабушка пошевелилась и задышала ровно и тихо. Я склонился над ребенком и погладил по животику. Малыш сразу закрыл глаза.
Поразмыслив несколько секунд, я взял его на руки, прижал к груди, а головку положил на согнутый локоть, как показывала мама. Затем я вышел и отправился в общую комнату. Там я устроился на полу рядом с пятнышком света и скрестил ноги. Ребенок тихо лежал на моих руках. Подавшись вперед, я подставил его личико под лучик света, и оно сразу засветилось.
Это солнце, объяснил я малышу.
Мы сидели так несколько минут, пока не раздался крик проснувшейся сестры.
3
Никто не украл твоего ребенка, сказал отец, когда мы все вместе завтракали.
Сестра фыркнула под маской, открывавшей глаза в прорезях. Взгляд был направлен в сторону и вниз, в пол. Яйца, которые жарила мама, шипели, выливаясь в раскаленное масло. Я подумал, что они страдали так же, как мы когда-то при пожаре. Они тоже кричали.
Это я утром взял ребенка, признался я. Проснулся рано и хотел показать ему Я заметил на поверхности стола солнечный кружок и замолчал.
С каких это пор тебе позволено так рано выходить из своей комнаты? вмешался отец. Ты представляешь, как напугал бабушку и мать, когда они услышали крики сестры? Отец ткнул в меня пальцем. Она решила, что ее ребенка украли.
Мне было стыдно, и я молчал. Брат боролся с рвущимся наружу смехом, но тот все равно вырвался через нос.
Сковорода с шумом опустилась в раковину, и появилась мама с большим блюдом жареных яиц. Она говорила, что их надо держать на плите, пока вокруг белого круга не появится черная кайма.
Потому в такие минуты в кухне всегда пахло горелым. Свободной рукой мама разгладила скатерть. Несколько капель горячего масла упали с тарелки на ее пальцы, рядом со старыми шрамами. Я пересчитал семь ярких, оранжевых желтков.
Я кричала совсем не поэтому, заявила сестра. Кто может его украсть?
Человек-сверчок! сказал я.
Помолчи, велел отец.
Кто может его украсть? повторила сестра и вздохнула, издав булькающий звук. Тот, Кто Выше Всех? Она повернулась к отцу и добавила:Я кричала, потому что не могла проснуться.
В комнате заплакал ребенок.
Видите? продолжала сестра, по-прежнему не отрывая глаз от пола. Он здесь. А я не могла проснуться.
Стул под братом едва не упал, отскочив назад, когда он резко встал и подошел к сестре. Его поспешные шаги вызвали небольшой шторм в моей чашке с молоком. Отец вытянул руку, создавая на его пути высокий барьер.
Не надо, сказал он, и брат засопел.
Что это значит? обратился отец к сестре.
Она тоже засопела и не ответила. Рука отца рванула вперед, к ее лицу, и подняла голову за подбородок. Глаза сестры смотрели на меня. Теперь я их видел. В прорезях застывшей маски.
Кошмар приснился, ответила сестра.
Бабушка склонила голову набок, рука ее поползла по столу, пока не коснулась маминой руки. Потом она ее сжала.
Надо было раньше обо всем думать, отрезал отец и повернул голову сестры в сторону коридора. Хочешь ты этого или нет, но там плачет твой сын.
Сестра шумно сглотнула. И без того распухшие вены на шее стали еще толще. Она застыла и не пошевелилась, пока отец не отпустил ее. Голова ее упала на грудь. Я не думал, что сестра что-то скажет, но она произнесла:
Только мой?
Довольно, вмешалась бабушка.
Ладонь отца, двинувшись было опять к лицу сестры, зависла в воздухе между ними.
Возьмемся за руки. Бабушка раскинула руки в стороны.
Мама взяла ее за правую руку, сестра за левую. Остальные поступили так же с соседом. Когда мы образовали круг, бабушка вознесла хвалу:
Благодарим Того, Кто Выше Всех, за позволение вкушать пищу ежедневно.
Она поцеловала распятие, висевшее на ее шее.
Мама убирала тарелки после завтрака. Из одной она вывалила еду в ведро для мусора, проследив, чтобы яйцо не растеклось, а соскользнуло аккуратно. Когда она встала у раковины, я решился подойти к ней.
Если бы ты его не разбила, я указал на открытую коробку с яйцами, мог из него вылупиться цыпленок?
Мама опустила голову, поворачиваясь ко мне.
Цыпленок?
Она улыбнулась, и левый глаз закрылся, хотя это ей не было нужно. Я обхватил ее за талию и прижался щекой к животу.
Папа рассмеялся, услышав мой вопрос. Он читал, теребя пальцами висевший на шее ключ. Отец отложил книгу, встал, взял яйцо из картонного гнезда и присел, опершись коленом в пол. Яйцо он держал на вытянутой руке тремя пальцами между моим лицом и своим.
Отпусти мать. Он оттащил меня в сторону и поднял мою руку, потянув к себе. Давай посмотрим, что там внутри.
Он положил яйцо мне на ладонь и сжал мои пальцы. Я был уверен, что слышал писк цыпленка, пытавшегося разбить скорлупу, что у него получится, преграда рухнет, и я увижу между пальцами желтый пушок. Отец взял мой кулак в свой и стал давить. Он был сильный, и яйцо, хрустнув, развалилось. Между нашими пальцами полилась липкая, густая жидкость. Отец стряхнул ее, брызнув мне в лицо.
Ты же не хочешь, чтобы в нашем доме появился кто-то еще, сказал папа. И вообще, из этих яиц ничто не может вылупиться. Они не оплодотворены.
Он исчез в коридоре, шаркая по полу коричневыми тапками.
По моей ладони текла холодная слизь, потом яркий желток плюхнулся на пол. Я смотрел на него совершенно равнодушно. Мамин нос просвистел, и она опустилась на колени напротив. Я почувствовал прикосновение мокрой тряпки прежде, чем ее увидел. Не мог оторвать взгляд от скорлупы и смерти в липкой лужице у моих ног. Мама тщательно вытерла каждый мой палец. От запаха нашатыря я внезапно раскашлялся.
Мамины глаза стали влажными.
Что случилось? спросил я.
Нашатырь, ответила мама.
Но я же не плачу.
Мама пожала плечами.
Вспомнила кое-что, сказала она.
Из жизни наверху?
Она кивнула.
Я поцеловал ее искалеченную щеку.
Не грусти, сказал я. В подвале намного лучше, чем там.
Нос коротко присвистнул, потом мама склонилась к самому моему уху.
Место, где ты находишься, лучше любого другого, прошептала она.
Шею защекотало, и я отступил назад.
Тряпка упала на пол, и мама принялась убирать останки цыпленка, который никогда не родится, а потом вернулась к посуде в раковине. Я стоял рядом и смотрел на мокрые разводы на полу, там, где мама прошлась тряпкой, до тех пор пока они не высохли.
Когда я шел к спальне, мама позвала меня по имени и попросила подойти. Она присела передо мной так же, как совсем недавно отец.
Вот. Она взяла меня за руку и разжала пальцы. Положи его в тепло, тогда вылупится цыпленок.
Но ведь папа сказал
Просто держи в тепле.
Я бросился в комнату, прижимая обеими руками яйцо к голому животу.
Брат сидел на своей койке, ноги его свисали в полутора ярдах от пола, пижамные штанины были заправлены в носки. Он мог сидеть так часами, покачивая головой и шевеля ногами и руками, будто шел по кукурузному полю, которого не было. Иногда брат насвистывал, но получалось у него плохо, потому что нижняя губа была рассечена пополам после пожара. Долгое время мама и отец не понимали, по какой причине он впадает в транс. Однажды днем, когда они пытались разговорить его или хотя бы заставить улыбнуться, в комнату вошла сестра. Она взяла с полки книгу. «Вы читали ее брату, когда он был маленький, сказала она, показывая родителям обложку «Удивительный волшебник из страны Оз». Вы и сами, наверное, уже не помните, это было еще наверху», добавила она.
С той поры у нас появился, правда, единственный способ говорить с ним, когда он находился в другом мире.
Эй, Страшила, ты ничего не видел, сказал я. И передай Железному Дровосеку и Льву, чтобы они тоже помалкивали.
Брат равнодушно глянул на яйцо в моих руках и продолжил насвистывать мелодию.
Я поднял с пола грязную футболку и завернул яйцо в нееэто было лучшее нечто, похожее на гнездо, которое я мог сотворить. Затем я убрал его в единственный ящик, который был моим личным, он был в тумбочке возле кровати, и ящиков там было два. К счастью, в нем оказалось достаточно места для моего кактуса, моих карандашей и моих книг про насекомых и шпионов, которые отец дарил мне в дни, когда мне пекли торт. Гнездо с яйцом я устроил рядом с баночкой, из которой торчали карандаши, потом сел напротив, скрестив ноги, и достал книгу «Как стать мальчиком-шпионом». Читать и писать меня учили мама и бабушка. Жизнь в подвале предоставляла много свободного времени. В книге было немало любопытных советов для детей, из нее я узнал, например, что лимонный сок можно использовать как невидимые чернила и писать секретные записки, который читаются только под лампой.
Когда я решил испробовать эту хитрость впервые, мама выжала мне лимонный сок, потом я попросил ее держать бумажку под самой лампочкой, свисавшей с потолка. Мама не верила, что у меня получится, но все же подняла листок и принялась вглядываться.
Я ничего не вижу, сказала она. Да и не увижу, как бы близко ни держала.
Через несколько секунд на бумаге стали проступать коричневатые знаки. Мама принялась двигать мою тайную записку так, чтобы тепло равномерно распределялось по поверхности. Везде, где я писал лимонным соком, появились коричневые полоски. В результате мое послание стало видимым: «Я же говорил тебе, что я настоящий шпион». Мама прочитала и улыбнулась. Нос несколько раз присвистнул.
Ты оказался прав, сказала она.
Теперь, сидя перед тумбочкой с раскрытой книгой, я искал конкретную страницу. Составив нужную последовательность точек и тире, я четыре раза постучал по скорлупе ногтем, сделал паузу, ударил еще два раза и прижал яйцо к уху. Ни звука.
Это азбука Морзе, объяснил я цыпленку внутри.
Прислушавшись еще раз и убедившись, что ответа не будет, я положил яйцо в ящик и закрыл его, оставив небольшую щелку, чтобы услышать треск даже ночью, ведь он может вылупиться в любое время. Вернув книгу на место, я взял кактус. Над маленьким горшочком возвышались два шарика. Я нашел его однажды среди вещей, посланных нам Тем, Кто Выше Всех. Там были и доски, из которых папа смастерил колыбель, и морковь, из которой мама готовила суп на ужин. Пока кактус жив, с нами все будет хорошо. Мы должны быть такими же сильными, как это удивительное растение. Так сказала бабушка, отдавая его мне.
Я вышел из спальни, а брат все сидел на кровати и свистел. В общей комнате я лег на пол и положил подбородок на две ладони, сложенные перед собой одна на другую. Кактус я поместил на самое пятнышко света. Над иголками закружились пылинки. Луч скользил по полу, и я сдвигал горшочек, чтобы кактус всегда находился в его свете.
Если бы мой брат мог отправиться в страну Оз так же легко, как оказывался там мысленно, я бы тоже смог представить себя ковбоем из вестернов, которые смотрел папа.
Я провел весь день на полу, гуляя по пустыне среди гигантских кактусов.
4
Прошло много времени, прежде чем яйцо зашевелилось.
Оно должно всегда оставаться теплым, напомнила мама, и я тщательно следил за этим. Цыпленок должен вот-вот вылупиться. Видимо, папа обманул меня, сказав о неоплодотворенных яйцах. Впервые утром увидев, что яйцо перекатилось, я чуть не закричал от восторга, но сдержался, ведь это был наш с мамой секрет. Тот факт, что брат видел, как я копался в ящике, не означал, что он помнил об этом пять минут спустя. Я зажал рот обеими ладонями, не зная, что делать. Чувство отеческой ответственности подталкивало меня к быстрым действиям. Я взял яйцо и прижал к пупку. Скорлупа его была теплее, чем обычно. Я даже почувствовал, как бьется за ней сердце цыпленка. Бегом я помчался разыскивать маму, которая помогла бы ему вылупиться.
В общей комнате никого не было. Я несколько раз повернулся, изучая каждый угол помещения. В ванной также никого не оказалось, и мне пришлось отправиться в спальню родителей. Дверь здесь была железной, и у нее не было ручки, как у остальных, открыть ее можно было только ключом изнутри, а ключи были только у мамы и папы. Нам запрещалось заходить внутрь, но сейчас я был так взволнован удивительным событием, что несколько раз ударил по металлическому полотну лбом, надеясь привлечь внимание мамы.
Иди к себе, раздался изнутри ее голос.
Мама, это очень важно, сказал я и опять стукнул лбом. Он скоро Тут я осознал, что отец, видимо, тоже там, с мамой, и не стал договаривать. Мне очень нужно, чтобы ты вышла.
Позже! выкрикнула мама. Сейчас я не могу.
Пожалуйста, настойчиво заныл я.
Вытянув руки с беспомощным яйцом, я задумался, что же теперь делать. Мама ведь справилась с родами сестры, когда была чрезвычайная ситуация, сейчас тоже чрезвычайная ситуация. Я умолял ее и хныкал, прижимаясь лицом к дверной раме. Папа не любил, когда я плачу, и я знал, что он скоро начнет ругаться из-за двери.
Наступила тишина, потом я услышал приближающиеся мамины шаги. Она хотела открыть дверь и выяснить, что случилось, и, конечно, не знала, что я прижался к ней всем телом. Ключ повернулся в замке, и дверь стала открываться под моим весом. Маме не удалось сдержать напор. Я повалился вперед, не успев вытянуть руки, чтобы защитить яйцо. Перед глазами замелькали кадры: потолок комнаты, стиральная машина в углу, пол, лицо мамы, ее ноги, закрывающаяся дверь.
Я открыл глаза, когда лежал на спине в изножье родительской кровати, все еще прижимая ладони к животу.
Мама тревожно вглядывалась мне в лицо. Затем она обратила внимание на руки. Ее открытый глаз смотрел с пониманием. Рубцы и складки обожженной плоти на другой щеке не дрогнули. Они чуть шевельнулись лишь тогда, когда она искоса глянула куда-то вправо.
На папу. Сейчас он спросит меня, что я прячу. И увидит яйцо. И вложит мне в руку, сожмет своей и станет давить. И скорлупа лопнет, а меж пальцев потечет склизкая, вязкая жидкость. Нет, теперь это будут косточки и перья. Они упадут на пол и не оставят лужу, которую маме надо будет вытирать. Мертвое тело ударится о пол с глухим звуком. Я ждал его и уже, кажется, слышал. Я зажмурился, ожидая вопроса отца, но услышал голос мамы:
Что случилось, сынок? Ты заболел?
Я открыл глаза, мама нагнулась и потянула меня за руку. Я сел и оглядел кровать. Папы на ней не было. Не было и у шкафа у стены справа. И у стиральной машины. Его вообще не было нигде в комнате. Я протянул маме яйцо.
Нет, мама, не я, вот
Она зажала мне рот ладонью, второй накрыла яйцо. Я попытался сказать слово, но вместо этого лишь закусил складку ее кожи. Грубой и какой-то странной. У нее был вкус, как у земли в горшке с моим кактусом. Мама толчком опустила мою руку, будто пряча яйцо.
Если ты заболел, пойди скажи бабушке. Она знает, что делать. Папа очень рассердится, если узнает, что ты заходил сюда, когда дверь была заперта. Не убирая руки от моих губ, мама вытолкала меня в коридор. Ты ведь знаешь, я должна буду ему рассказать.
Я не мог ответить, поэтому замахал рукой, указывая на яйцо. Мама взглянула на него лишь мельком и опять произнесла:
Бабушка знает, что делать.
В коридоре, подальше от двери, она наконец убрала от моего рта свою руку.
Мама, цы начал я, и она вернула руку на прежнее место.
Ступай к бабушке, медленно произнесла она и кивком указала на комнату. Туда не ходи, в большой комнате будет твой отец.
Я наморщил нос. Мне больше хотелось побыть в общей комнате.
Мама захлопнула дверь перед моим лицом и дважды повернула ключ.
Я нажал на ручку подбородком и открыл дверь в комнату бабушки. Яйцо пульсировало в моих руках, как горячее сердце. Оно было похоже на гигантскую хризалиду бабочки сатурнии, глядя на которую видно, как бежит кровь внутри гусеницы.
В спальне горел свет. Бабушка сидела на краю кровати, прислонившись спиной к стене, и не сводила отсутствующего взгляда со спящего ребенка, с теней, которые отбрасывали на него реечки колыбели. На другой кровати спала моя сестра, натянув простыню до самого лба. Рядом на тумбочке белела носатая маска.
Свет включен, сказал я бабушке.
Она повернулась, будто не слышала, как я вошел.
Знаю. Оставь. Это для него. И не ори так.
Она указала рукой на младенца. До маски она, наверное, тоже могла бы дотянуться.
Что стряслось? прошептала бабушка. Я слышала, как ты сломя голову носился по дому. Ты заходил в комнату родителей?
Дверь случайно открылась, объяснил я. Но папы там не было.
Я сделал шаг к ее кровати. От бабушки всегда пахло ароматной пудрой. Когда она пользовалась ею, на лице и одежде часто оставались белые пятна.
Скоро вылупится цыпленок, сообщил я.
Морщинистая рука коснулась скорлупы. После пожара бабушка почти ничего не видела.
Это твое яйцо. Она понизила голос и продолжала:Твоя мама рассказала мне о нем.
Скоро вылупится цыпленок, повторил я.
Бабушка нахмурилась. Одна ее бровь была узкой и редкой, на ней был шрам, и волосы в этом месте не росли. Их навсегда забрал огонь. Вместе со зрением.