После недолгих поисков я нашел требуемый год издания и номер журнала со статьей об украденном произведении, написанной «доктором философии Рене Малезом». Я быстро пробежал ее глазами. История действительно своеобразная.
Малез купил эту картину в аукционном доме Bukowskis в 1954 году. Согласно их каталогу речь шла о работе Мартина Теофилуса Полака, умершего в 1639 году, в чем намеревавшийся ее купить энтузиаст, естественно, усомнился. Ряд деталей, в том числе золотой фон, сама деревянная основа и «весь облик Христа» указывали на более раннего автора, вероятно немца. Чтобы внести в этот вопрос ясность, Малез послал фотографию картины директору Мюнхенской старой пинакотеки профессору Бухнеру, который сразу же опознал ее как раннюю работу Яна Поллака, умершего в 1519 году. Бухнер, в то время как раз писавший монографию о Поллаке, знал также, что вплоть до Первой мировой войны картина принадлежала некоей госпоже Барбаре Виту из Мюнхена, после чего он, к несчастью, утратил ее из виду. Однако впоследствии картина всплыла в Швеции, сперва у придворного ювелира Иена Янссона, а позднее у недавно скончавшегося оптовика Якобссона. При ликвидации имущества покойного аукционному дому, вероятно, сообщили, что работа принадлежит Поллаку, а остальное можно считать результатом простой путаницы.
Далее Малез переходил к ругани по адресу некомпетентных экспертов. Хранитель из музея Мальмё, деликатно не называемый по имени, аттестуется, например, хоть и в несколько завуалированной форме, трусливым законченным идиотом, который в начале 1960-х годов докатился до того, что объявил несколько принадлежащих Малезу картин эпохи Ренессанса подделками: «Помимо представленного выше Яна Поллака и еще нескольких других работ,даже картину Моретто да Бреша, которая, как я доказал на международном конгрессе в Венеции в 1955 году, является оригиналом наиболее известной вещи Моретто. Доказательства вместе с фотографиями опубликованы в материалах конгресса. После доклада я получил еще два устных заверения в том, что мои доказательства невозможно оспорить или поставить под сомнение. Я вернусь к этой картине в одном из следующих номеров».
Ага, в одном из следующих номеров! Я снял пальто и попросил у продавца разрешения воспользоваться столом. Было четыре часа. Я принялся просматривать кипы журналов, номер за номеромкак летом просматриваю добычу в ловушке. Часом позже я выбежал из магазина, чтобы успеть на автобус к вечернему катеру. В сумке у меня лежали одиннадцать номеров «Новостей» с таким же количеством статей Малеза, изданных с 1961-го по 1971 год и посвященных искусству, за исключением одной, которая называлась «Собиратель этнографического материала в Бирме». Все это я прочел одним махом еще пока ехал по шоссе на восток.
Первым было описано дубовое панно, изображающее Адама и Еву в Раю, купленное в Лондоне в 1952 году, «с большой долей вероятности принадлежащее кисти Яна Госсарта из Мобёжу, прозванного Мабюз (1478?1533)».
Данная теория подкреплялась живым описанием тщательного осмотра и кропотливых исследований как у себя в кабинете, так и в музеях Германии, Испании и Англии. Далее следовал портрет, выполненный французским придворным художником Корнелем де Лионом, умершим в 1574 году; затемполотно Алессандро Варотари, прозванного Падованино (1590 i6$o), а такжееще через несколько номеровобещанный рассказ о том, как Малезу удалось доказать всем готовым его слушать, что именно он, и никто другой, владеет первым вариантом картинышесть метров в ширину и три метра в высоту,изображающей Христа в доме Симона-фарисея, которая написана Мо-ретто де Бреша в 1544 году и с середины XVIII века висит в церкви Ла Пьета в Венеции.
Я уже тут отметил, что Малез в своих искусствоведческих изысканиях действует примерно как энтомолог (кое-кто, возможно, сказал бы «как пуговицевед»). Сперваохота в поле, интригующая и непредсказуемая, в которой важнейшими орудиями охотника являются наличие времени и обостренное восприятие. Затемопределение вида собранной добычи: дома под микроскопом, в библиотеке и путем сравнительного анализа музейных и частных коллекций. Малез принимается за свои картины так, словно перед ним пилильщики (или журчалки), и подробно рассматривает изображенные фигуры: их колени, малейшие складки тела, пальцы, носы, уши, вообще все анатомические детали, и чем они мельче, тем интереснее.
Однако Малез обнаруживает, что остальные участники процесса, к несчастью, не энтомологи, и в одной из статей 1968 года, где явно говорится об исчезнувшей впоследствии картине, приписываемой Микеланджело, он возвращается к проблеме противодействия со стороны знатоков искусства, которые упорно говорят «нет». Самое интересное портят деньги. Эксперты просто не осмеливаются сказать «да». А если когда-нибудь все же говорят, то можно не сомневаться, ухмыляется Малез,идут они на это, только предварительно выговорив себе часть прибыли. Малез продолжает:
Коллекционеры природных объектов, напротив, почти всегда пользуются искренней поддержкой коллег, а в искусстве подобный интерес, похоже, отсутствует. Неверное определение растения или насекомого не столь существенно, в искусстве же подобное может повлечь за собой большие экономические последствия и ответственность. Частному коллекционеру очень трудно добиться признания его приобретения, такое признание чаще всего приходит только после его смерти, когда коллекция становится достоянием общества. Тогда сокровище обычно «обнаруживает» какой-нибудь историк искусства. Впрочем, детективная работа приносит коллекционеру удовольствие и знания.
Что ни говори, а ожесточиться он так и не ожесточился. Его добродушный нрав, похоже, срабатывал как вакцина против чувства досады, которое столь часто приводит человека к катастрофе. Кроме того, он, несомненно, возлагает надежды на будущее. Рано или поздно какой-нибудь знаток обнаружит его Ваттокартину, оценивая которую господин Рагнар Хоппе из Национального музея, как я прочел в автобусе, констатировал, что она действительно того времени, что краски, фигуры, стиль и общее впечатление соответствуют Ватто, но все-таки это не Ватто, непонятно почему. А две работы XV века кисти
Андреа Мантеньи, одна из которыхэскиз фрески из капеллы церкви Эремитани в Падуе,как с ними? Или с маленьким портретом старика, приписываемым Франсу Хальсу или, возможно, Юдит Лейстер, который впоследствии копировал сам Рембрандт? Быть может, лучшим другом Малеза являлось будущее.
На пристани было абсолютно темно, с залива дул леденящий юго-западный ветер.
Субботу я посвятил чтению присланного мне Даккеннбергом по электронной почте каталога. Оказалось, что подаренная коллекция состояла из тридцати произведений искусства, пять из которых были украдены и два просто утрачены. Помимо уже известных мне вещей, здесь имелся целый ряд интересных работ, дополнявших образ коллекционера. Маленькую картину Якопо Бассано (15101592) на сланце, изображающую снятие с креста, Малез идентифицировал как оригинал знаменитой надалтар-ной картиныкакой именно, неизвестно, а сильно изъеденное червями панно «Мадонна с младенцем» считалось у него написанным Пьетро Лоренцетти, умершим около 1348 года. Авторство двух более крупных холстов, в свою очередь, приписывалось голландцу Арту ван дер Нееру (16031677) и мастеру испанского барокко Франсиско Сурбарану (15981664). Несколько неожиданно здесь оказались представлены и две картины американских художников XIX векасовершенно неизвестных мне Х.К. Брайанта и Х.У. Хаббарда.
Меня глубоко поразили сведения о том, как Малезу достался пейзаж Яна Франса ван Блуме-на (16621749)- Согласно его рассказу, первоначально картина была куплена в Риме непосредственно у художника русской царицей Екатериной Второй и со временем очутилась в Царскосельском дворце под Санкт-Петербургом. Значительно позднее, а именно в 1925 году, картина вроде бы оказалась среди произведений искусства, изъятых революционными властями из царских дворцов, и хотя ее вроде бы отобрал для себя Эрмитаж, она по какой-то причине была продана писателю Алексею Толстому (18821943), который по какой-то другой причине познакомился с Рене Малезом во время пребывания последнего в Советском Союзе. Обстоятельства заключительной сделки, к сожалению, остаются неизвестными.
Что из всего этого правда? В Умео, очевидно, не хватало ресурсов для более детального изучения происхождения и подлинности картин; просто-напросто не было денег на анализ материалов и рентгеновские снимки, поэтому каталог опирается на атрибуции самого Малеза, хоть за его описаниями нередко следует деликатный вопросительный знак петитом. Временами, пожалуй, все-таки угадывается сдерживаемое волнение. «В составленной Малезом описи входящих в дар работ присутствует несколько важнейших для истории искусства имен: Мантенья, Сурбаран, Ватто и другие. Если это соответствует действительности, то данное собрание являет собой не что иное, как сенсацию».
В одном случае, однако, Малеза можно уличить в ошибке. Речь идет о картине Падовани-но, изображающей Тарквиния и Лукрецию,импозантной вещи, которая в собственноручной описи коллекционера считается привезенной в Швецию из России после Октябрьской революции 1917 года, но теперь искусствоведам удалось проследить ее судьбу от наших дней вплоть до 1856 года, когда она уже долгое время висела в замке Финспонг у семьи Де Геер. Правда, сама вещь от этого хуже не стала.
А Моретто! Описание этого произведения вырастает в каталоге в витиеватое, регулярно апеллирующее к Библии эссе о нежной чувственности и мечтательной меланхолии северо-итальянской живописи эпохи Ренессанса, в многоплановый гимн картине, которая, конечно, является копией, но настолько захватывает Даккенберга, что он в конце концов отправляется в Венецию, чтобы увидеть оригинал. Не могу представить, чтобы Малез был намного религиознее меня, но он, во всяком случае, был католиком, так что наверняка улыбался на небе, наблюдая за тем, как я, пока шхеры погружаются в сумерки, сижу за компьютером, читаю, поражаюсь и радуюсь.
Уже ранним утром в воскресенье у меня окончательно сложился его образ. Рене Малез был неисправимым оптимистом, искателем приключений, которому удалось долго и счастливо жить на скудной диете, состоявшей из полной самодостаточности и чересчур радужных иллюзий, достойных героев Бальзака. Встречая какую-нибудь из своих картин в Национальной галерее, в Прадо или Лувре, он каждый раз, само собой разумеется, приходил к выводу, что музею удалось раздобыть копию. Оригинал, или, по крайней мере, первый вариант, находился на вилле на острове Лидингё, в Стокгольме, но главным оригиналом из всех них был сам Малез.
Впрочем, имея дело с Малезом, ни в чем нельзя быть уверенным полностью. Он явно был человеком весьма сведущим и настолько отчаянным, что летом 1955 года отправился в Венецию на Восьмой международный конгресс искусствоведов, где перед крупнейшими экспертами мира сделал доклад о своем Моретто. Конечно, он часто ошибался и, конечно, всю жизнь с готовностью ловился на обман. Это прямо бросается в глаза. Трудность же заключалась в том, чтобы обнаружить, в чем он был прав. Возможно, вором являлся крупнейший знаток. Я решил пойти по заметенному десятилетия назад следу.
Отыскивать украденные произведения искусства трудно, однако благодаря Интернету это ста-
по чуть-чуть проще. Крупные аукционные дома вывешивают во Всемирной сети иллюстрированные каталоги с полной информацией, и поскольку я уже видел работы Поллака и Микеланджело, я открыл архивы Auktionsverket и Bukowskis и стал просматривать материалы аукционов, где в последние годы выставлялись особенно ценные вещи. Ни единой работы Поллака в перечнях, разумеется, не значилось, а запрашивать в поисковой системе Микеланджело казалось просто нелепым. Однако, начав бегать по виртуальным выставкам, быстро втягиваешься, поэтому вскоре я принялся рыться во всех каталогах подряд, и когда примерно через час добрался до последнего, то уже успел забыть, что, собственно, искал. Удивление возникло задним числом.
Я узнал ее сразу. В каталоге аукциона Lilla Bukowskis за номером 157 я увидел ту же фотографию, что двумя днями раньше рассматривал в «Новостях из мира коллекционирования». Лот номер 225«Школа Рембрандта. Картина маслом. Старик. Холст на подрамнике 30 х 25 см».
Я долго сидел неподвижно, уставившись в монитор компьютера, а в голове упрямо вертелись глупые вопросы: что же это происходит? неужели такое возможно? почему именно сейчас? Аукцион номер 157 у Lilla Bukowskis еще не состоялся. Он будет проходить в понедельник 26 января 2004 года. То есть завтра.
Статья из третьего номера «Новостей» за 1968 год уже лежала на столе рядом с компьютером. Она называлась «О судьбе одной картины». Не знаю, сколько раз я ее прочел, прежде чем ближе к полуночи наконец заснул.
На картине был изображен мужчина, опирающийся на трость. Малез увидал ее в помещениях аукционного дома Auktionsverket на Торсга-тан (они переехали оттуда в 1961 году) и немедленно счел себя достаточным знатоком, чтобы определить ее как голландскую работу XVII века. Но он усмотрел не только это. «Подобным мазком обладали в то время лишь Франс Хальс и его ученица Юдит Лейстер, а также в какой-то степени поздний Рембрандт и некоторые из его учеников». Обрадованный неожиданным открытием, Малез отправился домой, чтобы найти подтверждение своей догадке в книгах. Дело решили руки и нос, рассказывает он. Автором, несомненно, являлся Франс Хальс. «Когда в следующий понедельник картину выкрикнули на аукционе, я испытал сильнейшее волнение. Впрочем, большого интереса она не вызвала, и я смог приобрести ее значительно дешевле, чем предполагал». С этого все начинается.
Потом автор статьи переходит к изложению собственных теорий относительно картины. Энтомолог Малез с наслаждением окунается в океан полузабытых знаний искусствоведческой литературы и вскоре выныривает оттуда с требуемыми доказательствами. Фотографий картины, естественно, нигде нет, но одну репродукцию он все-таки отыскиваетв старой немецкой книге, отсылающей к аукциону в Гааге у октября 1771 года, когда с молотка продавалась картина Франса Хальса «Мужчина, опирающийся на трость» размером 29,7 х 24,3 сантиметра, что после контрольного измерения холста на подрамнике совпало с точностью до миллиметра. «Вопрос казался решенным, но тут я случайно увидел эту же самую картину в Национальной галерее в Лондоне. На ней мужчина был изображен почти в натуральную величину (формат: 134 х 104 см), и, хотя подпись отсутствовала, ее с большой долей вероятности считали написанной Рембрандтом около 1660 года».
Ну надо же. Копия.
Все не так просто. В тот миг, когда для любого из нас занавес уже опустился, включается автопилот и раскручивается захватывающая маленькая история.
Картина, которую купил Малез, явно написана настолько талантливо, что о копии речь ни при каких условиях идти не может. Знатоку это видно невооруженным глазом. Зато, рассуждает Малез, вполне вероятно, что Национальной галерее удалось раздобыть копию с его оригинала. И соль в том, что эта копия все-таки может принадлежать кисти Рембрандта ван Рейна. Ход его мысли, в общих чертах, таков: Франс Хальс пишет старика у себя дома в Гарлеме и отдает картину Юдит Лейстер, которая переезжает в Амстердам, где сперва становится (Малез где-то об этом слышал) любовницей Рембрандта, а потом выходит замуж за художника Яна Молена-ра. Через нее картина, следовательно, и попадает к Рембрандту, который находит технику исполнения картины исключительно интересной и копирует ее, чтобы научиться чему-то новому, а поскольку Рембрандт человек порядочный, он свою работу не подписывает. Мои поздравления Лондону, подлинный Рембрандт! «Связь Юдит Лейстер с моей картиной основана, естественно, исключительно на догадке, но то, что Рембрандт этой картиной владел или, по крайней мере, видел ее и копировал, следует считать вполне достоверным».
Вот она, фантазия, которая требуется для изобретения ловушки для мух.
Оставался вопрос, почему же картину выставили на продажу именно сейчас.
Теперь настала моя очередь выстраивать теории. Первым делом я, естественно, обратился к Национальной галерее, наиболее известные экспонаты которой выложены в Интернете для всеобщего обозрения, и вышеупомянутый портрет старика с тростью тоже. Они действительно очень похожи, конечно за исключением формата. Впрочем, большее значение для построения теорий имели два события, произошедших уже после посещения Малезом Лондона в 1960-х годах. Во-первых, согласно домашней странице музея, под слоем лака была обнаружена подпись «Рембрандт», а во-вторых, в результате разных более или менее сложных исследований пришли к выводу, что картина является фальшивкой, написанной, возможно, только в начале XVIII века.