Эдвард Сент-ОбинДанбар
Посвящается Кейт
1
Сегодня мы без таблеток, прошептал Данбар.
Без таблеток, без балеток, без жилеток, запел Питер. Никаких таблеток! Вчера, продолжал он заговорщицким шепотом, мы размазывали слюни по лацканам наших махровых халатов, а сегодня мы без таблеток! Мы их выплюнули и транквилизировали наши цветуёчки в горшках! Если те свеженькие лилии, которые вам присылают каждый день
Стоит мне только подумать, откуда они берутся зарычал Данбар.
Спокойно, старичок!
Они украли мою империю, а теперь присылают мне вонючие лилии!
Да бросьте! Неужели у вас была империя? произнес Питер тоном взволнованной хостес из борделя. Вы должны встретиться с Гэвином из палаты тридцать три, он здесь инкогнито, но его настоящее имя, Питер понизил голос, Александр Македонский!
Не верю ни единому слову, рявкнул Данбар. Он давным-давно умер!
Что ж, тут Питер заговорил с интонациями психиатра с Харли-стрит, если эти взволнованные лилии страдали от шизофренических наклонностей наклонностей, замечу я особо, отчасти характерных для шизоидной стадии, а не для ярко выраженного заболевания, их симптомы можно будет купировать, сведя до минимума фатальное побочное действие. Он подался вперед и прошептал: Вот куда я бросил свои смертоносные таблеткив вазу с лилиями!
Да будет тебе известно, что у меня и правда была империя, сообщил Данбар. Разве я не рассказывал тебе историю о том, как ее у меня украли?
Много раз, старичок, много раз! мечтательно протянул Питер.
Данбар рывком встал с кресла и, сделав пару неуверенных шагов, выпрямил спину и прищурился, глядя на яркий свет, бьющий сквозь пуленепробиваемое стекло его палаты премиум-класса.
Я сказал Уилсону, что готов остаться независимым председателем совета директоров, начал рассказывать Данбар, и при этом за мной должны сохранить самолет, свиту, собственность и все полагающиеся привилегии, но я сниму с себя основное бремя, он обхватил вазу с лилиями и осторожно поставил ее на пол, бремя управления «Трастом» на постоянной основе. С этого дня, объявил я ему, мир будет моей идеальной площадкой для забав и, в свое время, моим личным хосписом.
О, это очень хорошо, кивнул Питер. «Мирмой личный хоспис». Это что-то новенькое!
«Но ведь «Траст» это все, что у тебя есть!» заявил мне Уилсон. Углубляясь в свою повесть, Данбар пришел в еще большее возбуждение. «Если ты намерен так поступить, возразил он, у тебя ничего не останется. Ты не можешь что-то отдать и в то же время продолжать этим владеть!»
Это уязвимая позиция, вставил Питер, сказал Р. Д. Лэинг епископу.
Позволь мне закончить рассказ, прикрикнул Данбар. Я объяснил Уилсону, что это всего лишь способ снизить налоговые выплаты и что мы сможем обойти налог на наследство, если просто отдадим девочкам компанию. Но Уилсон не согласился: «Лучше заплатить налог, чем лишать себя собственности!»
Ух, как же нравится мне этот Уилсон! заметил Питер. Вас послушать, то к нему всегда следует прислушиваться, потому что ослушаться нельзя, а как прислушаешьсятак сразу ясно: у него все таблетки привинчены как надо. То есть я хочу сказать, винтики в его головах привинчены как надо.
У него только одна голова! нервно возразил Данбар. Он же не гидра. Мои дочеривот те оказались гидрами.
Только одна голова? воскликнул Питер. Какой скучный парень! Когда я в антидепрессии, у меня на плечах больше голов, чем шариков в котелке.
Хорошо, хорошо! Данбар уставился в потолок и загудел голосом Уилсона: «Вы не можете хвататься за капканы власти, не имея никакой власти! Это просто Он осекся, пытаясь избежать слова, но в итоге позволил этому слову сорваться с языка: прекраснодушие!»
Ага, прекраснодушие, малодушие и удушение, проговорил Питер трагическим тремоло, сошествие, буква за буквой, в глубокую могилу. Как же легко мы, споткнувшись, катимся вниз по ступеням, подобно Фреду Астеру, размахивая косой, точно тростью!
Господи всеблагий. У Данбара побагровело лицо. Перестань, пожалуйста, меня перебивать! Меня никто никогда не перебивал! Меня всегда смиренно слушали. Если же кто-то и раскрывал рот, то только чтобы польстить мне или сделать щедрое предложение. Но ты, ты
Лады, ребята! заявил Питер, как будто обращаясь к разъяренной толпе. Освободите трибуну для парня. Послушаем, что он нам имеет сказать!
Я буду делать то, что, черт побери, хочу! воскликнул Данбар. Вот что я тогда сказал Уилсону. Я информирую тебя о своем решении, а не спрашиваю твоего совета. Просто исполняй!
И Данбар снова устремил взгляд к потолку.
«Я не только твой адвокат, Генри, я еще и твой самый старый друг! Я говорю об этом из желания тебя обезопасить!» Ты слишком много возомнил о нашей дружбе, заорал я, нечего мне читать лекции о компании, которую я создал в одиночку! Данбар воздел к потолку кулак и потряс им. И тут я схватил яйцо Фаберже, которое лежало на моем столе в гнезде из салфетокэто было уже третье за тот месяц! Как же однообразны эти русские со своими имперскими замашками! Кучка еврейских выскочек-клептократов, корчащих из себя великих князей Романовых. Зачем мне это «дурацкое русское барахло!» так вскричав, я швырнул яйцо в камин, и жемчужины и осколки эмали рассыпались по золе. Как мои дочери это называют? «Побрякушки! Дурацкие русские побрякушки!» Уилсон и бровью не повел. Эти мои «инфантильные истерики» стали почти что повседневными, вызывая озабоченность у моей команды врачей. Понимаешь, возбужденно обратился Данбар к Питеру, я теперь могу читать его мысли. У меня открылся
Боюсь, у вас открылся психиатрический третий глаз! изрек Питер тоном консультанта с Харли-стрит.
Тьфу ты, перестань корчить из себя врача!
А кого мне из себя корчить? спросил Питер.
Бога ради, будь самим собой!
О, этому я еще не научился, Генри! Разрешите мне изображать кого-то попроще. Может, Джона Уэйна? Питер не стал дожидаться ответа. Пойдем-ка прочь из этого притона, Генри, дружище! зарокотал он на манер звезды вестернов. И уже завтра на закате мы завалимся в салун в Уиндермире и закажем по стаканчику, как оно и подобает двум крутым парням, которые крепко держатся в седле своей судьбы.
Я должен дорассказать тебе свою историю, жалобно взмолился Данбар. И не дай мне бог сойти с ума!
Видите ли, продолжал Питер, не обращая внимания на приунывшего Данбара. Аз есмь или я был или я бывало кто знает, история ли я иль нет? Язнаменитый комик, но я страдаю от депрессии, от комического недуга, от трагического недуга комика, или от исторического недуга трагического комика, или от фикции трагического недуга всех исторических комиков!
Прошу тебя, взмолился Данбар. Ты меня совсем запутал.
О, я в антидепрессии, в антидепрессии я, запел Питер. Он спрыгнул со стула и подхватил Данбара под руку, приглашая его закружиться с ним в танце. Я в такой антидепрессии, что стал маньяком! Он вдруг остановился и выпустил руку Данбара. Громко визжат шины! продолжал он, имитируя закадровый голос диктора. Это водитель изо всех сил старается выровнять руль, когда его автомобиль повис на краю пропасти.
Я видел твое многоликое лицо, устало проговорил Данбар, на многих экранах.
О, я не претендую на уникальность! заметил Питер с наигранной скромностью. Я не один такой. Сказать по правде, в 1953 году, когда моя беспечная матушка извергла меня в эту юдоль страданий, в одной только телефонной книге Лондона уже значились двести тридцать и еще один Питер Уокер, так что я не просто не один такой, нас слишком много!
Данбар остановился как вкопанный посреди палаты.
Но я отвлекся, старичок! продолжал Питер весело. Расскажите-ка мне про свою команду врачей!
Моя команда врачей, повторил Данбар, хватаясь за спасательный круг знакомого словосочетания, выскочившего из клубка его спутанных мыслей. Да, да. Накануне того дня, когда я объявил Уилсону о своем решении, доктор Боб, мой личный терапевт, отвел Уилсона в сторону и сообщил, что я переживаю некие «незначительные церебральные явления». Но он добавил, что «причин для излишнего беспокойства нет».
А какие могут быть причины для излишнего беспокойства, невольно поинтересовался Питер, когда есть масса причин для далеко не лишнего беспокойства?
Данбар отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.
Но, продолжал Данбар, как считает мой златоуст-лекарь, этот позлащенный змий, этот двенадцатиликий дракон, который давно уже мог стать экспертом в своем деле, ибо его единственным пациентом был я, или твой покорный слуга, или, во всяком случае, не кто иной, как я, Генри Данбар, заявил он, бия себя в грудь, Генри Данбар!
А разве вы не Генри Данбар, канадский медиамагнат? спросил Питер, как могло показаться со стороны, сгорая от любопытства. Один из богатейших в мире людей и, вероятно, самый могущественный в мире?
Да, да, я самый, или я собственной персоной, по крайней мере, это мое имя! Моя грамматика прихрамывает, поскальзывается на некоторых мыслях, крутится, словно попав в водоворот. Так вот, как считает этот негодяй и предатель, мой личный терапевт, было бы лучше свести мои истерики «к минимуму», чтобы моя свита на них не реагировала или, по крайней мере, не делала вид, что относится к ним слишком серьезно.
Истерики будут доведены до максимума завтра днем, возвестил Питер, когда Ураган Генри понесется по Озерному краю. Невольным зрителям рекомендовано заползти в подвалы или приковать себя к утесам.
Данбар замахал руками, словно разгоняя тучи назойливых мух.
Я я О чем это я? Ах да, после учиненной мной сценки ярости Уилсон остался невозмутим, решив, что это самое разумное. Тем временем я заметил яйцо. Его поверхность была выщерблена и помята, но внутри безделушка сделана из чистого золота и не могла разбиться вдребезги, на что я, пребывая в мрачном настроении, понадеялся. Я подбежал к яйцу и обрушил на сводившую меня с ума игрушку всю безжалостную мощь своей ступни, однако изделие оказалось куда более прочным, чем я думал: яйцо выскользнуло из-под моей подошвы, но я ухитрился схватиться за край камина, чтобы уберечь себя от постыдного падения на пол. Я заметил, как верный Уилсон привстал со стула, но вновь опустился на него. Мимолетный шок сбил волну обуявшей меня ярости, но разбередил мою душу.
«Я старею, Чарли», сказал я Уилсону, подобрав с пола сувенирное яйцо и подавив в себе ощущение, которое не покидало меня с момента того глупейшего происшествия в Давосе, ощущение постоянного страха снова споткнуться и упасть, потерять доверие к своему предательскому телу. «Я больше не хочу нести такую гигантскую ответственность, сказал я, а девочки позаботятся обо мне, их хлебом не кормидай только похлопотать о своем стареньком папочке!»
Коротше кофоря, произнес Питер с сильным венским акцентом, он префратил звоих дотшерей ф сфою мать, сказал Фрейд епископу на углу Хайматсштрассе и Вандерлуст.
Я распахнул ближайшее ко мне окно, упрямо продолжал Данбар, и подбросил яйцо в воздух. «Пусть оно кому-то принесет счастье сегодня!» вот что я сказал.
«Если только оно не пробьет кому-то череп! заметил Уилсон. Человеческие головы куда более хрупкие, чем золото».
О, да этот Уилсон мудрец! вставил Питер.
«Не сомневаюсь, мы бы уже услышали крик пострадавшего! заверил я Уилсона, вернувшись за свой стол. Обычно люди лучше скрывают радость, чем страдание. Вот с этими словами я предложил Уилсону подарок. Возьми себе одно. У меня этих русских безделушек достаточно, чтобы приготовить фирменный омлет а-ля Фаберже». Я выдвинул ящик стола и бросил ему сверкающую игрушку. Уилсон, который на протяжении десятилетий играл в мяч со мной и моим семействомначиная с того первого воскресного обеда, когда мы играли в саду в бейсбол, как самая обычная семья, как и подобает семье, играющей в самую обычную семью, ловко его поймал и, взглянув на ажурный узор, выложенный крест-накрест мельчайшими бриллиантиками на розовой поверхности, молча кинул его на столик рядом со своим креслом, и яйцо, покатившись, застыло, покачиваясь, около его пустой кофейной чашки из мейсенского сервиза.
Мне нравится эта живописная деталь, дорогой! прокомментировал Питер, точно восторженный театральный режиссер. Очень нравится!
«Тебе во всяком случае стоит сохранить пакет акций, посоветовал Уилсон, но заявляю сразу: они вряд ли позволят тебе сохранить лайнер «Глобал-один». Частное лицо не может иметь собственный 747-й!» «Позволят? загремел я, что значит позволят? Да кто посмеет отказать Данбару в его желаниях? Кто посмеет отказать Данбару в его капризах?»
Ну, разве что сам Данбар, отозвался Питер. Только у него для этого есть власть, или только что была власть, или когда-то была власть.
Я сделаю это условием дарения. Клянусь Богом, все будет по-моему!
Стук в дверь заставил Данбара умолкнуть. Его глаза округлились: он стал похож на загнанного зверька.
Быстро! Питер, подпрыгнув, бросился к нему и зашептал: Притворитесь, что вы приняли свои таблетки, но только не глотайте! Завтра, старичок, нам предстоит великое бегство, великий побег из тюрьмы!
Да, да, закивал Данбар. Великое бегство Войдите! величественно воскликнул он.
Тихо напевая себе под нос тему из кинофильма «Миссия невыполнима», Питер подмигнул Данбару. Тот попытался было подмигнуть в ответ, но не смог этого сделать одним глазом, поэтому несколько раз мигнул обоими.
В палату вошли две сестры, толкая перед собой тележку. На тележке стояло множество стеклянных пузырьков и покачивался столбик пластиковых стаканчиков.
Добрый вечер, джентльмены! радушно произнесла сестра Робертста, что постарше. Как вы сегодня?
Не приходило ли вам в голову, сестра Робертс, начал Питер, что в душе каждого из нас может быть больше одной эмоции, не говоря уж о том, что у нас двоих их явно куда больше одной?
Опять за старое, мистер Уокер, все зубоскалите! посетовала сестра Робертс. Мы ходили сегодня на собрание?
Мы ходили на наше собрание. И я счастлив вам доложить, что мы испытали теплое чувство товарищества, будучи бок о бок с нашими товарищами по товариществу.
Сестра Малдун невольно хохотнула.
Не потакай ему! осуждающе вздохнув, одернула ее сестра Робертс. Мы же не попытаемся снова сбежать в соседний паб, а?
Да за кого вы меня принимаете?! возмутился Питер.
За буйного алкоголика! саркастически ответила сестра Робертс.
Есть ли на свете какая-либо причина, по которой человек может покинуть сей печально знаменитый уголок красоты, завопил Питер трагическим тремоло, сей райский вертоград натуральных транквилизаторов, сию долину, по которой струится млеко человеческой доброты, точно шелковая река, врачуя взбаламученные души вашей состоятельной клиентуры?
Хм, пробормотала сестра Робертс. За вами нужен глаз да глаз.
Здесь, в замке Медоумид, заявил Питер, обратившись в строгого коменданта-немца, мы довели режим безопасности до девяноста девяти и девяти десятых процента. А почему не до ста процентов ровно? По одной-единственной причинепотому, ребята, что вы вытолкали одного из надзирающих офицеров за окно, и он всю ночь просидел снаружи и отморозил себе пальчик!
Довольно молоть чепуху! отрезала сестра Робертс. А что эта ваза делает на полу? Сестра Малдун, верните ее на место. А затем, будьте любезны, проводите мистера Уокера обратно в его палату. Мистеру Данбару требуется дневной отдых. Пора попрощаться и оставить его в покое!
До скорого, приятель! бросил Джон Уэйн, подмигнув Данбару на прощанье.
Данбар несколько раз зажмурился в ответ, давая понять, что все понял.
Оставшись наедине с Данбаром, сестра Робертс покатила тележку с лекарствами в спальню.
Я считаю, что мистер Уокер оказывает на вас дурное влияние, изрекла она. Он заставляет вас нервничать!
Да, смиренно согласился Данбар. Вы правы, сестра. Он немного навязчив. Иногда он меня пугает.
Это неудивительно, дорогой! Сказать по правде, мне никогда не нравилось его шоу «Многоликий Питер Уокер» я всегда сразу переключала канал. А вот Дэнни Кея могла смотреть хоть каждый день! Это была куда более невинная эпоха. Или Дика Эмерио, он меня так смешил! Сестра Робертс ловко взбила подушки для Данбара, пока он сидел на краю кроватини дать ни взять, сонный старик.