Здесьредкость, обычно душители выше, в заповеднике! Скажи что-нибудь по-французски!
Например?
Любое.
Rochassier.
Переведи.
Скалолазка.
Говорю ж, кудрявый. Ну вотуф! верхняя Хоста.
Точно просыпали коробку рафинада: фосфорно-белые кубики домов по склону, высветленные луной. Днем их и не увидишьвдрызг размолоты солнцем. НижеХоста нижняя: очертаниямиэлектрическая плотва с огнистой хордой шоссе. Никита вспомнил про Дашину пораненную ногу.
Нормально. С нашим антисептиком, кивнула на распластанное ночное море, как на собаке. Вытянула лиану куда-то вдаль. Краем неба, ещё не потушенным совсем, шёл, хрупко посверкивая, самолет на Адлер. Вровень им крался под чёрным дымом ночи, заходя на посадку.
На Ахуне есть место, вот тамвид. Люблю одна забираться. Хотя, знаешь, посмотрела с детской прямотой, можно как-нибудь вместе. А если на дерево залезть, как птица паришь.
Это не там, где Прометей висел?
Нет, Прометейгде-то на восточном склоне. Ну что, вниз?
Ага.
С моря, навстречу, ринулся сильный ветергорячая субтропическая вьюга. Радостно вскинув руки, Даша закачалась парящей птицей. В ушахоглушительный свист, Никита только и видел, как ее льняная грива полощется в беззвучном хохоте. Это было красиво. Смеющаяся, взлохмаченная, и повадки, что этот дикий ветерсбивающий с толку, безнадежно путающий своей лобовой прямотой. Никита был в замешательстве: такая красота, здесь, рядом, и при этомтеплая В чем подвох?
Ветер скоро сдался, как обессилевший припадочный. Они пошли по главной улице верхней Хостыхитрой, с петлей на каждый двор и яминами, в которых догнивали всевозможные паданцы. Гора подгоняла, заставляя забрасывать пятки. Гора вздумала скинуть парочку в море, чем Дашу взахлёб веселила. Глаза ее блистали, беспрестанно смеялись. Говорила она сбивчивым хохотом, пыхтящими восклицаниями и междометиями. Будь то нескончаемые расспросы о Никите или объяснения в любви к Хостевсё обнимала бурлящая веселая энергия.
Как тебе Краснодар?
Как рыбе суша. А в Сочи такие дипломы не произрастают, закон подлости. Я будущий дендролог.
Дендрологэто?
Древовед.
Точно. Вот я дуб.
Ты милыйочень, произнесла оглушительно спокойно и безапелляционно. Тронула, словно нечаянно, его руку, убирать не стала.
Красота, никогда к нему не благоволившая, так щедро льнула. Кто-то из нас ошибается, кто-то, дендрологически говоря, лопух. Если красота, настоящая ли она?
Никита отвел ладонь.
Неловкое молчание. Даша растерялась, как будто даже сникла
Теперь ты, дендролог, надо бы сгладить момент, решил Никита, просвети-ка, что это за кущи кругом? Колючие, зараза.
Татарник, произнесла безразлично.
А это что за пальма, вон там?
Это не пальма. Эритея вооруженная.
Ничего себе
Доисторический колхидский лес, такого больше нигде нет. В смысле, эндемиков много.
Кого?
Растут только здесь.
И вооруженная эта?
Эритеяещё в Африке.
Искоса глянула на Растёбинасмущённая, красивая, но уже не та, что светилась млечным током там, внизу. Покров загадки будто сорвало колючками татарника.
Выкатились, наконец, из ямин на человеческий асфальт. Здесь даже имелись столбы освещения, гудевшие синеватым светом. Никита глянул на Дарью с притворной рассеянностью. Да нет, всёвысшей пробы. Изъяныи те. Разве что крашенаязапах от волос. Не лады со зрением у неё? Не осознаёт себя, не знает себе цены? От такой догадки царапнула досада: везёт же мне, если и красавицаобязательно какой-нибудь неадекват. И вдогонку за этими гадкими мыслями уже ощутимо полоснуло: как всегда, одного тёплого, признательного слова хватило, чтобы потерять интерес, разочароваться, перегореть. Он чувствовал себя болваном.
Если по этой шоссейкевыйдем немного за Хосту. Если здесь, Дарья показала витой шашкой на песчаную проточину, стекающую в мрачный обрыв, прямо в центр.
Голос её совсем сник, сделался глуше, далеко звучал, словно услышала, прочитала его сомнения. Подъём былвожделение, спускразочарование. Длить свидание Никите не хотелось.
Хорошо, давай через овраг.
Спускались молча. Теперь оказалось, что взять ее за рукусовсем не волнующе, а вполне даже обыденно. Она почувствовала его перемену: отчуждённый холодок в пальцах, смех и восклицания уже не жгли ночь, но ещё не понялачто виной, что не так сказала, сделала?
Едва спуск закончился, прохладные пальчики дали дёру из его руки. А он ничего не мог поделать с собой, её притяжение иссякало; красивая тайна, подаренная бесхитростно, от всей души, потеряла всякий магнетизм.
Хостинский центр оказался перекрестьем прибрежного шоссе и сбегающих со взгорья, змеящихся улочек, кособоким бульваром, на который вывалили поглазеть одноэтажные дома. В отличие от Сочи, народ здесь жил замедленный. Как из густого чернильного сна, которому до утренней прозрачности ещё бродить и бродить, ходили тени, сливаясь с тёмными стволами деревьев. В глубине бульвара, фасадом к Адлеруединственный примечательный дом с колоннадой, взятый под караул кипарисами.
Заговорить они так и не решались, брели рядом, но будто и не вместе, сами по себе. Даша вдруг улыбнуласьнемного вымученно, словно подталкивая себя через силу к прежнему весёлому расположению духа.
Чего грусть-тоска? Что-то не так?
Да нет, с чего ты взяла? Красивый дом.
Наш кинотеатр, сказала не без гордости, можем сходить. Например, завтра.
Никита промолчал, неопределённо кивнув. В ответтускло улыбнулась, переспрашивать не стала.
Вышли на аллею, ведущую, как он понял, обратно к «Звезде». Даша ещё пыталась что-то оживить: нащупывала общие темы, интересы, а он не то чтобы уклонялсяотделывался пустыми фразами: скучал, чувствуя себя грошовым победителем.
Схожего с Сочи в Хосте были разве что снобродящие дети. У воды бегали с хворостинами пацанята, устраивали избиение медуз. Впереди, на пирсе, женщина тянула за руку девчушку лет пяти. Та артачилась, капризничала. Вырвалась вдруг, взлетела на парапет, сделав пару шагов, оступилась, заревела. Мамаша подняла орущее чадо, сурово тряхнув:
Пока не навернёшься, засранка, не поймёшь! От материни на шаг! И кому говорю: кофту надевайсоплей хочешь?!
Даша ознобисто поёжилась: с гор действительно потянуло прохладойтучи, как цепные псы приближающегося грозового фронта, положили на подросшие чёрные хребты свои тяжёлые лохматые морды. Девчушка продолжала реветь.
Давя смешки, они переглянулисьвтайне благодарные этой ревущей катастрофе, оживившей их свидание.
Женщина была прилично выпивши, никак у неё не выходило вдеть девочку в рукав. В конце концов она так просительно на них глянула, что Даша не удержалась, вызвалась помочь.
Спасибо, у нас её одетьвсегда целая история.
Вверив дочку в надёжные руки, мамаша села на парапет, достала сигаретку. Малышка мигом стихла, податливо выставила кулачки за спину.
Вот так, молодец, ласково ворковала Даша, коленки целы, не сбила?
Тут болит, тронула ножку, насупившись.
Ну-ка. Да тут синячок. Ничего, милая, пройдёт.
Женщина показала Никите оттопыренный большой палец. Глаза и благостная улыбка плыли в табачном дыму:
Невестачто надо!
Они хохотнули нервно с невестой, тут же, словно спохватившись, притихли. Никите легче было провалиться.
Дорогой зашли в прибрежное кафе. Даша здесь знала, похоже, всех.
Сама тут когда-то с подносами бегала. Привет, Алин! Это Алина. Алин, это Никита. Ты чего, сегодня не в настроении?
Да нет.
Не-заметно. Как Виталька?
Виталька? Ва-всюю.
Алин, ты чего, похудела?
Наоборот.
Ну, извини, не хотела тебя обидеть. Слушай, а Лариска? Куда пропала-то? Ну, не эта Лариска, а вторая
А-а Так уволилась.
Съели по мороженому, запили соком. Разговор не клеился.
До какого здесь будешь? спросила Даша.
Обратно тридцатого.
Официантка принесла счет. Никита полез за деньгами.
Только, чур я сама, достала кошелёк.
Вот ещё, я угощаю.
Нет, правда, не надо.
Никита быстро сунул трояк в расчётную книжицу двинул её на край стола.
Знаю, что с тобой, заявила вновь, нарочито живо, так что ему стало совсем стыдно за себя. Прощались у её дома, Даша заметно нервничала: то смотрела куда-то ему через плечо, то опускала глаза, пиная мыском туфли камешки.
Додумалась тащить тебя в гору. По этим буеракам
Ну что ты, ерунда, отмахивался он, мысленно поддакивая ее нехитрой, спасительной для него, лжи.
Ещё увидимся? осмелилась, наконец, в глаза.
Почему нет? он тоже незамысловато врал, всё решив для себя ещё там, перед тёмным оврагом.
Качнула понуро головой, правильно истолковав его «нет». Спросила вдруг:
Скажи, если девушка первая сама почему это так пугает?
Никита растерялся.
Ты о чём?
Ты же вот испугался.
Да ничего я не испугался, пробормотал, облегчённо подумав: хорошо, что тёмные ночи в городе Сочи и глаз моих не видно.
Голос. Я же чувствую. Просто если человек нравитсяне люблю все эти игры. И не думай, всем подряд себя не дарю.
Ну вот, покров тайны растворился окончательно, подумал Никита. Кроме жалости к ней и жгучего стыда за себяничего.
Ладно, как хочешь. И не переживайнадоедать не буду, еще с секунду смотрела на него, ждала какого-то ответа.
Растёбин промолчал.
Узкой дорожкой, меж черных пятен клумб, пошла к подъезду. Когда скрылась за дверью, Никита вдруг вспомнилчего-то ей всё-таки не хватает. Ну да, молнию-то свою забыла, там, на аллее, одевая засранку. Сам не зная, зачем, он вернулся в Хосту и подобрал лиану.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Метис
Ночью раздался гром. Никита очнулся. Шумящее море валило с расколотого молниями неба. Ян вскочил, сотрясая пол. Вскидывая руки и восторженными криками заглушая раскаты, начал выплясывать по флигелю. Никита и Алик сидели, опасливо переглядываясь: только б не открыл окошко.
Утром репродуктор сообщил о сошедшем на Мацесту селе: «К счастью, пострадавших нет, бальнеологический корпус остался невредим. Просим временно воздержаться от посещения».
Никите вспомнилось со всей постыдной отчетливостью вчерашнее свидание.
Сероводород, грязи, сель меня уже тянет в это местечко, Позгалёв, нависнув над раковиной, всматриваясь в зеркальце размером с сигаретную пачку, белил пенным помазком щёки.
Ну что, в Мацесту? задрав подбородок, срезал со скул снежные хлопья.
Вожжа чё-то быстро тебя Вперед, дураков нет, потянулся на матрасе Мурз.
Ян закончил бритьё, снял пенные шрамы полотенцем, окатился многократно из летника и теперь смахивал с блестящей лысины сияющие капли воды. Те шлёпались на войлочные стопки одеял, взрываясь грибами-пылевиками.
Сельто, что надо! Сегодня, или вообще к едрёне Мацесту эту. Давайте, лентяи! не хотите поглядеть, как стихия оправилась?
Мурзянов недовольно сморщился, оценив картину. Никита, зарывшись под одеяло, притворился спящим. Услышав скляночный весёлый плеск, высунулся.
Граф, каптри тряс над Аликом побудным колокольчикомбанкой с остатками мочи, цвет урины вашей мне очень не нравится. Без сероводорода кранты вам, как добрый день.
Опустил сосуд на пол, неподалёку от Аликовой смоляной макушки.
Пошёл к Растёбину.
Вот кому не завидую совсем, только грязи и спасут. Срам жена свидание такие штуки-дрюки таскать, нагнувшись, подхватил Дашину палку. Издевательски повертел у Никитиного носа.
Слышал Лебедя? Грязи творят чудеса. Пока молодой, глядишь, поддомкратит.
Мурзянов захохотал, давая банке рядом хорошую качку.
Ну вот, за Мацесту большинство. Штабной, пока нас жгутовать будут, сообщи Лебедюпусть подгоняет бобика.
Оставшись один, Никита встал, подошёл к витражу. На мыс Видный наползало облако, похожее на пухлый белый кулак. Крыльцо густо пятнала ободранная листва, повсюдусрезанные ветви. День ластится, ночь разит ненастьем. Вспомнился тот малахольный ветерок, едва не сдувший их с Дарьей с горы. Наверное, был первым чихом, отскочил в верховья, раздышался, чтобы обрушиться на Мацесту, зацепив краем мокрой пасти хостинские деревья.
К обеду, когда Никита первый раз сообщал коменданту через Веру о желании Позгалёва отправиться в Мацесту, небо уже очистилось, день пылал.
Лебедев поездку не одобрил.
Сегодня никаксель, доставила ответ Вера.
Никак, передал Никита, вернувшимся с процедур подводникам, сель.
Ни педалей, значит, ни присосок сегодня. Так и скажи мозгоклюю. Если его устроит, тогда лады.
Через час бобик уже сигналил.
Плавки, как думаете, надо? Алик, полный сомнений, то растягивал нейлоновую тряпку, то делал ею вертолетик.
Шапочку еще купальную прихвати. Спрашивает! У меня пара трусов с Видяево. И шампунь не забудь, ворчал Позгалёв, грязи ж!
Складывались неспешно, по-дружески переругиваясь, копошась в сумках, урывками в десятый раз досматривая Джеки Чана и урча послеобеденными желудками. Никита кинул в пакет и шампунь, и мыло с мочалкой. Действительногрязи.
Когда спустились, упревший водитель-солдатик, недовольный, ходил возле машины: отбеленное хлоркой хэбэ, китель распахнут до пупа, резанные кирзачи, болтающиеся с расхлябанным шиком. Эталонный дембель. Завидев их, облокотился о крыло, сплюнул почти воинственно. А те и не заметили такой воинственности, заглядевшись на санаторского козелка. Это был гордый метис. На капотезвезда «Мерседеса», радиаторная решётка сияла кольцами «Ауди» и зрачком «БМВ». Над правой фароймолния «Опеля», над левойзнак «Пежо». Все это сияло, пускало лучикто кого переблестит.
Никита приблизился, потрогал кольца «Ауди». Надо же, такие же ему толкнул Грива. Невероятнолавина блестях достигла Краснодарского края.
Не может быть, чтоб лебедевский тарантас! Позгалёв залюбовался, обходя машину.
Так и не лебедевский, коптеловский, пробухтел дембель ревниво. Сощурился, вглядываясь в подводников, заставивших его битый час здесь плавиться. Словно всё о них поняв, удобрил песочек злым плевком. Достал из-за ремня пилотку, шлёпнул нервно о галифе, выбив звездочкой брусничную искру.
Ну что, ехать будем? солнце нещадно слепило его усталые глаза.
Вот Лебедь брехло: мой уаз! Говорю ж, Коптелова, Алик по-хозяйски распахнул дверцу.
Как звать, боец? поинтересовался Ян.
Михаил.
Заводи, Миха!
Михаил насмешливо хмыкнул, с ленцой примял неуставной чуб, но пилотку посадил на затылок, и упрямый вихор вновь по-петушиному взвился к солнцу.
Никита с Аликом устроились сзади. Позгалёв, по старшинству звания, сел вперёд. Тронулись. У Миши оказался немного нервный, но все же понятный стиль езды: ему не Мацесту не терпелось приблизить, а, наверное, свой дембель, ну и вдобавок эти трое пропотеть помогли. Правил он, впрочем, красиво, вписываясь в повороты плотно, срывая иногда своё настроение на дряхлой раздатке, когда та застревала не так и начинала предсмертно хрипеть.
Чтоб тебя Хватай, зараза!
Шутки шутками, Никит, приклеивался к Растёбину на виражах Алик, а если с хозяйством проблемы, сероводородсамое то. Я слышал, его прям туда заправляют, и прощай простатит.
Да, тут главное не паниковать, Никитос, вставлял свои пять копеек Позгалёв, как говорит наш комлодки: если б не простатит, так бы и не узнал, что такое дружба с женщиной!
Подводники дружно захохотали.
Наш любит так, подхватил позгалёвскую шутку Алик, старпом за боцманом по лодке должен бегать, как активный за пассивным.
И опять гоготать.
Подкалывайте, подкалывайте. Нет у меня никакого простатита.
Ну так штабнойне моряк. От дальних походов у нашего брата частенько на полшестого А у водил от сидячки, да, Миха?!
Че-го? недовольный Миша хмурился еще усердней.
Миша, дай порулить, на полном серьёзе просил Ян.
Не могу. Ваишники
Нет тут никаких ваишников. Ваишники все на пляже, абрау-дюрсо пьют. В курсе, что с намина ванны?
Нельзяруль.
Чё руль, мы ж не наливаем. А Лебедюмогила, не боись.
Да чё мне Лебедев, начальник? Побоку. Просто как-то не положено.