Марина АэзидаХасинтоЧасть первая
Глава 1
Хасинто запрокинул голову и в очередной раз уставился на беременное грозой небо. Изжелта-синие тучи складывались в образ громадного чудовища, как-то раз виденного на старой гравюре. Казалось, оно вот-вот придавит и буковую рощу на горизонте, и далекую горную цепь, и высокий холм, опоясанный крепостной стеной.
Воздух, пропитанный терпкостью трав, липнул к телу, заставив Хасинто взмокнуть от пота. По спине, груди, вискам и шее стекали раздражающие кожу струйки. Потели даже ладони, их то и дело приходилось вытирать об одежду.
Всадникам из его свиты ехать по жаре тоже было тяжко. Наверняка и весельчак Мигель, и вечно хмурый Чебито, и старый Фернандо мечтали о дожде так же сильно, как Хасинто. Сейчас даже противная морось порадовала бы, но лучшехороший свежий ливень.
А если небо обрушится на замок и утопит его вместе с владельцембудет и вовсе славно.
Хасинто пришпорил Валеросо и усмехнулся бестолковым мыслям. Ведь ясно, что небеса по хотению людей на землю не падаюттолько по воле Божьей. Ливни же замку не навредят, да и грешно желать смерти брату по вере, тем более что за стенами скрывается не только проклятый Иньиго Рамирес, но и Марита
Марита Стоило о ней вспомнить, как сердце зашлось в рваном ритме, будто не сердце вовсекастаньеты. Кровь и так чуть не вскипала от зноя, а тут и вовсе пламени ада уподобилась. Вот-вот испепелит!
Марита Черные кудри, белое лицо, восхитительно-алые губы и крошечная родинка на левой щеке Глаза синие-синие, как небо ранней осенью.
Марита Как часто она приходила в нечистых снах! Обычно на рассвете, незадолго до утренней молитвы. Ласково смотрела, медленно-медленно проводила языком по своим губам, а затем ее рука скользила внизпо нежной шее, между грудей, по животу и, скомкав тонкую ткань ночной сорочки, замирала между ног.
В такие мгновения Хасинто всякий раз просыпался, изливая семя. Щеки горели, а на лбу выступали капельки пота. Хотелось тотчас забыть искушениенесомненно, посланное отцом всей лжи, до того стыдно было! Но и сладко тоже было
Он наскоро вытирался грубым шерстяным одеялом, натягивал широкие штаны-брэ и менял камизучтобы святые отцы ничего не заметили.
В своем грехе исповедовался не раз и, следуя наказу падре, каждый вечер не единожды читал Pater noster и Confiteor Deo omnipotenti.
Спустя полгода Хасинто почти отчаялся, но тут сны наконец ушли. Греховные желания сменились чистыми. Захотелось служить Марите, совершать ради нее подвиги, как герои из легенд, а когда его посвятят в рыцари, жениться.
Да только он опоздал. Она вышла замуж за другого. Вместо того, чтобы стать сеньорой де Варгас, превратилась в сеньору де Лара.
О том, что Марита этому рада, Хасинто даже думать не хотел. Наверное, она просто покорилась воле отца, как надлежит хорошей дочери. Согласия женщин в таких вопросах не спрашивают, а для идальго Санчеса де Рохес неслыханная удачапородниться с рико омбре. Вот он и отдал ему Мариту, тут дивиться нечему. Но почему де Лара пошел на неравный брак? Загадка. Может, из-за похоти? Не сумел соблазнить деву и решил заполучить ее, обвенчавшись. Теперь бедная Марита принадлежит старику.
Хасинто, впрочем, не знал точно, сколько сеньору лет. Вроде около сорока, а то и больше. Наверняка обрюзгший толстяк, чьи славные дни остались далеко в прошлом.
Иньиго Рамирес, конечно, не подозревал, что Хасинто его терпеть не может, и пожелал видеть своим оруженосцем. Вообще-то служить рико омбре, а после принять от него рыцарское посвящениебольшая честь. Не каждый ее достоин, не каждому она выпадает, нужно бы гордиться, радоваться Хасинто гордился, а вот радоваться не получалось. Но благополучие рода и долг важнее чувств.
Поэтому он и едет в чужие владения, к чужому человеку. Хотя сейчас, раздраженный, утомленный духотой, он не мог ненавидеть де Лару по-настоящему. Да и просто что-то чувствовать было сложно. Мысли ползли с неохотой, еле-еле, злость беспомощным моллюском всплывала из глубин душии тут же снова растворялась. Чуть дольше держались думы о Маритебеспокойные, будоражащие. Как она поведет себя, увидев Хасинто? А каково будет встречаться с ней взглядами? Отразятся ли на ее лице печаль и тоска о потерянной любви?
Усталый рассудок порождал глупые мечтания: вот он, верный оруженосец, выносит смертельно раненого сеньора из битвы. А тот, умирая, просит его позаботиться о жене
Или вот: не в силах противиться любви, Хасинто и Марита идут на грех и сбегают. Ее муж бросается в погоню, но, видя силу их чувств, не решается мстить, а говорит что-то вроде: «Не я, но Бог станет вам судией». И уезжает.
Конечно, эти измышлениянесуразица, нелепица. Так всегда бываетпредставляешь одно, а на деле выходит иначе. Скорее всего, сейчас тоже так получится, но мечтать приятно. Уж точно приятнее, чем злиться. Тем более такой ленивой, вялой от жары злостью.
Последнюю четверть пути Хасинто провел в тягучей полудреме, свесив голову на грудь. Изредка приоткрывал глаза, пытаясь смотреть на дорогу, но тяжелые, непослушные веки тотчас снова опускались.
Очнулся он неожиданно. Вздрогнул, выпрямился и, крепче сжав поводья, заозирался. Никакой опасности. Да и не должно ее быть: не просто же так его сопровождают трое кабальерос.
Плечи расслабились и поникли. Впору снова уснуть, да не следует: конец пути близко. Хорош он будет, если с заспанным видом к сеньору явится.
Наружная стена выросла резко, вдруг: только что находилась в отдалениии вот уже возвышается, нависает. Словно нет ничего, кроме нее. Угрюмая, мощная, с ощеренной пастью ворот, она сливалась с сизым небом и походила на дракона, охранявшего сокровищеспящего, но готового испепелить того, кто потревожит.
Хасинто зажмурился на несколько мгновений, передернул плечами и сглотнул собравшуюся слюну. Опомнившись, устыдился. Ведь всем известно, что драконов не существует, их еще в древности истребили рыцари-драконоборцы. А если бы даже существовали, бояться все равно постыдно. Пусть он в последние два года почти не покидал монастырь, а во все предыдущиеродовой замок, это не оправдание. Будущий рыцарь должен быть храбр сердцем и благороден душой. Единственный страх, ему дозволенныйстрах перед Господом.
Хасинто мотнул головой, отгоняя наваждение, и, приосанившись, прогудел в рог. Таков обычай, хотя дозорные с башен, без сомнения, уже издали заметили отряд из четырех всадников.
Дождавшись ответного зова, Хасинто двинулся по широкому мосту, перекинутому через ров. До ворот доехать не успел: путь преградили четверо копейщиков.
Приветствую, кабальеро, вперед выдвинулся верзила с широченными плечами и скошенной влево челюстью. Позвольте спросить, кто вы и с чем пожаловали?
Я Хасинто Гарсиас де Варгас, вассал дона Иньиго, сеньора де Лара. Он ждет меня.
О том, что он будущий эскудеро ненавистного Иньиго, Хасинто умолчал. Об этом и думать-то было неприятно, не то что говорить.
Как же он удивился и разозлился, услышав:
Хасинто Варгас? Оруженосец? Знаем, как же. Дон Иньиго вас ждал, это верно.
Так я могу пройти? спросил Хасинто, пряча досаду.
Конечно, ваша милость, стражник добродушно осклабился. Родриго вас проводит.
Он махнул рукой на пучеглазого юношу с редкой бородкой, а Хасинто внимательнее осмотрел стражников. У каждого из них имелся хоть какой-то, да изъян. У одного челюсть сломана, у второго вот-вот глаза из глазниц вывалятся. У третьего рожа обезображена оспинами, а у четвертого на лице и вовсе живого места нет: за багровыми рубцами даже черт не угадать. Возможно, это случайность. А может, Иньиго Рамирес намеренно держит в замке лишь уродливых мужчин. Понятно: к чему искушать красавицу-жену? Зато это давало надежду! Или
Хасинто пронзило неприятное предчувствие: вдруг, увидев будущего оруженосцамолодого, высокого, без изъянов, сеньор не примет клятву и отошлет его обратно? Такой великий позор даже представить страшно.
Ваша милость, так вы въезжаете? переспросил стражник.
Да, опомнился Хасинто.
Следом за Родриго он и его рыцари миновали ворота и оказались в первом дворе. Кроме гарнизонных жилищ здесь же находились мельница, колодец и большой хлев, из которого доносилось коровье мычание. Под лохматыми каштанами гуси пощипывали травку. А вот людей было малонаверное, попрятались, опасаясь грядущего дождя.
На полпути Родриго остановился и повернулся к Хасинто.
Ваши спутники могут разместиться здесь. Он указал на один из длинных домов. Приветим, как надо, постелью и едой не обидим, о лошадях тоже позаботимся. У нас, знаете, и на этом дворе конюшня есть, в голосе стражника прозвучала гордость.
Благодарю. Хасинто кивнул и перевел взгляд на Мигеля. Отдохните как следует, наберитесь сил, а там и обратно езжайте.
Да, сеньор.
Мигель улыбнулся во весь рот и спрыгнул с лошади. Спешились и остальные, а у Хасинто сердце сжалось. Еще нескоро он увидит своих людей. Теперь ему самому предстоит служить, причем тому, кому служить не хочется. Словно уловив его настроение, Миго попытался приободрить:
Удача любит смелость и доблесть, а вы и тем, и другим не обделены. Вот она на вас свой взор и обратила, сделала оруженосцем рико омбре. Благослови вас Бог.
Хасинто кисло улыбнулся, махнул на прощание рукой и, не оборачиваясь, двинулся за провожатым к внутренней стене. Там прозвучали те же вопросы, те же ответы, что и снаружи, потом стражники открыли ворота.
Дальше провожать не надо, обратился Хасинто к Родриго. Сам дорогу найду.
Не хватало еще, чтобы при встрече с доном стражник воскликнул что-нибудь вроде: «Сеньор, ваш оруженосец пожаловал!»
Правда, куда идти, он не знал, но надеялся, что быстро поймет. Когда же оказался на замковом дворе и спешился, то растерялся. Донжон-то вот, впередидлинный, высокий, с двумя зубчатыми башнями. А где вход в него, неясно. К тому же сначала нужно Валеросо в конюшню устроить. Слуг, которые могли отвести туда коня, как назло поблизости не оказалосьне кричать же через все подворье, подзывая тех, кто копошился поодаль. Просить же помощи у стражников после того, как сам от нее отказался, глупо.
Он свернул направо в надежде, что среди торчащих там амбаров, сараев и прочих дворовых построек отыщется конюшня. Валеросо заартачился: подался назад и взвился на дыбы так, что поводья больно врезались в ладонь и едва не выскользнули из нее.
З-зараза! выругался Хасинто, пытаясь справиться с жеребцом.
Тот же, громыхнув копытами о камень мостовой, истошно заржал. Словно вторя этим звукам, молния рассекла небо и зарокотал гром. Выходит, Валеросо просто почуял близость грозы, потому испугался.
И ты считаешь себя боевым конем? с усмешкой спросил Хасинто.
Встрепенулся ветер, прохлада окатила лицо. Для измученного жарой просто дар Божий! Втягивать влажный холодный воздух ноздрями, ртом и как будто даже кожейни с чем не сравнимое наслаждение. Наверное, рыцари посреди пустыни чувствовали то же, набредая на оазис.
Ветер рванул. Еще и еще раз. Но теперь принес не свежесть, а колючую удушливую пыль.
Нужно скорее найти конюшню.
Хасинто с удвоенной силой потянул Валеросо за собой. Тот, будь славен, больше не сопротивлялся. Правда, не успели они с конем сделать нескольких шагов, как грянул ливень. Ледяной, больно бьющий по телу косыми струями. Крупная градина угодила прямо в темечко.
Mierda!ругнулся Хасинто.
Очертания дворовых построек размылись в белесой пелене дождя, идти пришлось почти зажмурившись. Подумать только: не так давно он чуть ли не мечтал о ливне. Небеса же решили подшутить и разверзлись именно сейчас, когда это не только ни к чему, но и не вовремя. Наказание Господне! Явиться к Иньиго Рамиресу мокрой курицей с монастырского подворьяхуже не придумать. Бежать в укрытие еще ужаснееэтак он покажет себя изнеженным юнцом. К тому же поздно: дождь уже волосинки сухой не оставил.
За каменным, похожим на кузницу строением заржала лошадь, и Хасинто, вскрикнув от радости, бросился на звук.
И впрямь конюшня! А возле нее человек в простой одежде, посмеиваясь, пытается завести внутрь перепуганную, бьющую копытами кобылицу. Наверное, младший конюх.
Хасинто приблизился.
Эй! окликнул он мужчину и тот обернулся. Отведи моего коня в стойло!
Конюх склонил голову набок, слегка нахмурился, будто недоумевая, а затем усмехнулся.
Конечно олько угом. эт сиху.
Что?! спросил Хасинто: за грохотом дождя разобрать слова сложно.
Мужчина кивнул на лошадь, все еще неспокойную, и, перекрикивая шум ливня, повторил:
Да! Но сначала. Эту. Бесиху. Угомоню!
Хасинто не хотел ждать. В конце концов, он и сам может завести Валеросо в конюшню. Не стоять же здесь, не мокнуть лишь потому, что одна из кобыл де Лары взбесилась. К тому же холоднозубы хоть едва заметно, а постукивают.
Он обогнул незадачливого конюха, открыл двери конюшни и вошел. Тут же обдало влажным теплом, а в нос ударили запахи свежего сена и навоза. В конюшне родного замка стояли такие же. Совсем не те, что в огромном монастырском хлеву, где лошади и коровы, козы и свиньи мирно соседствовали друг с другом.
Как только глаза привыкли к свету единственной масляной лампы, подвешенной на вбитом в стену крюке, Хасинто отвел жеребца в одно из пустующих стойл. Больше ничего не успел сделать: скрипнула и хлопнула дверь, глухо застучали копыта, зашелестели шагиявился конюх со своей «бесихой». Не обращая внимания на Хасинто, он расседлал ее и принялся чистить. Можно было окликнуть мужчину, но тот как раз оглянулся и бросил через плечо:
Что привело вас в земли Лара?
Мне нужен твой сеньор, Хасинто думал сказать это властным тоном, а получилось, что протараторил. Вот проклятье!
Мой? Так это вам в Леон надо.
Мужчина наконец закончил с кобылой, завел ее в стойло, а вернувшись, встал в двух шагах от Хасинто.
В столицу вам нужно, повторил он.
В его взгляде не иначе как усмешка сверкнула. Впору бы возмутиться, но лучше выяснить как можно больше.
То есть как? Когда же он вернется?
А куда ему возвращаться? Незнакомец широко улыбнулся. Мой сеньор и так в своих владениях.
Язык чесался осадить дерзкого конюха, вот только прежней уверенности в том, что перед ним конюх, не было: в поведении мужчины чувствовался какой-то подвох. Пришлось напомнить себе, что терпение и скромностьдобродетели.
Я Хасинто Гарсиас де Варгас, вассал сеньора де Лара, в этот раз голос получился таким, каким надо: твердым, но доброжелательным. Дон Иньиго меня ждет.
Верно. Я и есть дон Иньиго, и я вас ждал. Правда, немного позже. Дней этак через пять.
Хасинто торопливо поклонился, приветствуя сеньора, а потом его бросило в жар. Пожалуй, так жарко не было, даже когда он ехал под душным предгрозовым небом. И почему он из-за любой ерунды краснеет? Подумаешьсеньора не узнал! Он и не мог: слишком давно его видел, в детстве. Приехал раньше времени? Да после того, как услышал, чьим оруженосцем станет, просто невозможно было оставаться в родном замке. Мучиться бессильной злобой, сплетенной с гордостью и робкой надеждой заполучить чужую жену. Потому отправился в путь уже на третий день после возвращения из монастыря. Матушка, конечно, возражала: хотела подольше побыть с сыном, говорила, что соскучилась. Хасинто не послушал, и она смирилась. Нежная, добрая, милосердная матушка всегда со всем смирялась. Несомненно, ей уготовано место на небесах. В отличие от него, пренебрегшего материнской просьбой и тем самым презрев сыновний долг
Сожаления быстро промелькнули в голове и улетучились. Куда больше его сейчас занимал де Лараесли это правда он. Нарисованный в мыслях облик никак не вязался с настоящим. Вместо тучного рыцаря в богатых одеждах и с выпирающим брюхомосанистый, вовсе не старый мужчина. Под прилипшей к телу туникой угадываются мышцы, о каких Хасинто остается только мечтать. Лицо скуластое, нос с горбинкой, в черных волосах серебрятся только две седые прядки. Что хуже всего, они его даже не портят! Но, может, при свете дня седины окажется больше, чем при отсветах тусклой лампы?
И все же: если это правда Иньиго Рамирес, то почему на нем некрашеная камиза, поношенные бурые шоссы, домашняя шапка да поцарапанные сапоги, подобающие разве что прислуге? Оружия на поясе нет Так может, это все-таки конюх, решивший изобразить господина?
Сеньор-конюх, судя по всему, заметил сомнения Хасинто и опустил взгляд на свои ноги.
Ах, это пробормотал он и вскинул голову. Ясно, почему вы приняли меня за кого-то другого. Надеюсь, вы простите, что я сразу не представился. Еще я мог бы извиниться за свой вид если бы мне было за него стыдноОн улыбнулся. А вот я узнал вас почти сразу. Хоть вы сильно изменились, зато стали диво как похожи на своего отца, царствие ему небесное. Вам говорили об этом?