Только матушка, буркнул Хасинто.
Если сеньор не врет, утверждая, что сразу узнал будущего оруженосца, то к чему была его игра? Наверное, он просто глумился, проклятый Иньиго! Как бы то ни было, а нужно что-то сказать, ибо де Лара смотрит выжидающе.
Я приехал, потому что
Знаю, не объясняйте. Вы здесь, потому что я позвал.
Его снисходительный тон раздражал и унижал! Таким голосом говорят с неразумными детьми. Таким голосом говорила матушка, когда Хасинто умудрялся измазать праздничную одежду.
Де Лара продолжил:
Церемония пройдет через день, в часовне. Сейчас же вы мой гость, и я предлагаю вам отдохнуть и поужинать. Должно быть, вы устали с дороги и проголодались.
Я не голоден. И не устал.
Хорошо. Ваша выдержка пригодится вам в походах. Но сейчас она не повод оставаться в конюшне, верно? О своем красавце не беспокойтесь. Он кивнул на Валеросо. Конюх отправился за другими лошадьми, но скоро вернется и обо всем позаботится.
Возразить было нечего да и не нужно. Хасинто взвалил на плечи вещевые мешки и первым вышел под поутихший дождь. До главной башни добирались в молчании, и это радовало: о чем говорить и как отвечать сеньору, если тот задаст вопрос, Хасинто все равно не знал.
К жилым помещениям вела узкая винтовая лестницапочти такая же, как в родном замке. Да и остальное не особенно отличалось. Все те же длинные коридоры. Пол, устеленный где соломой, а где свежей травой. Те же снующие у стен крысы и свисающие с потолка летучие мыширазбегаются и разлетаются, стоит посветить факелом.
Де Ларасам, вот странность! привел его в маленькую, но вполне приличную комнату, опять же похожую на ту, где Хасинто жил до монастыря. А по сравнению с кельей, которую он делил с другими воспитанникоми, она вовсе выглядела хоромами. Одна стена была закрыта гобеленом с изображением рыцаря, повергающего язычника, возле нее стояла кровать, застеленная серым шерстяным одеялом, у изголовья висело огромное деревянное распятие. Рядом с жаровней у противоположной стены темнела широкая длинная скамья, прикрытая бурой овчиной. К мутному окну жались подставка для чтения и узкий столик, на котором лежали часослов и еще одна книга: обитая зеленым шелком, с изображением дамы и рыцаря.
Овидий «Наука любви».
О, это интересно! Неосознанным движением Хасинто дотронулся до прохладного гладкого переплета, затем провел пальцами по тисненому на обложке рисунку. От этого занятия отвлек сеньор. Он подошел к столу и взял именно эту книгу. Раскрыв ее на середине, нахмурился и пробормотал:
Вижу, она вас заинтересовала
Хасинто сжался в ожидании упрека или насмешки. Вдруг дону не понравилось, что он первым делом не к Библии прикоснулся. Или, может, он считает, что прежде чем читать о любви, нужно сначала стать рыцарем, а рукопись сюда положил, чтобы его проверить.
Я принес их сюда, сказал сеньор, ибо слышал от вашей матушки, что вы читать способны. Это почти восхищает. И как вы разбираетесь в этих червячках?
В монастыре научили, ответил Хасинто и тут заметил, что дон Иньиго держит книгу вверх ногами.
Из груди едва не вырвался вздох облегчения, а Иньиго Рамирес показался чуть менее ненавистным, чем прежде. Вроде все должно было случиться наоборот: неприязнь дополнилась бы осознанием, что хоть в чем-то он лучше сеньора. Но ничего такого не произошло. Неужели он падок на лесть, и его подкупили слова о восхищении?
Если вы уже осмотрели комнату, снова заговорил де Лара, то переоденьтесь в сухое. Я жду вас в пиршественной зале. Гильермо покажет, где она. Только не задерживайтесь.
Он развернулся и ушел, неслышно закрыв за собой дверь. Хасинто же застыл в недоумении. Почему де Лара не отправил его поесть на кухню, а пригласил разделить ужин с ним? Хочет получше изучить соперника? Похоже на то
Хасинто бросился к кожаному вещевому мешку: раз сеньор сказал не задерживаться, то он не станет. Пусть дон Иньиго видит: его оруженосец не капризная дева, часами выбирающая наряд.
Он быстро сменил камизу, брэ, чулкии тут задумался, не в силах выбрать, что надеть еще. Длинное, почти до щиколоток блио из пурпурного шелка, у горловины украшенное гранатами и тесьмой, излишне пышное. В такое наряжаются на празднества, торжества. Чего доброго сеньор подумает, будто Хасинто хочет произвести впечатление.
Зеленая котта, наоборот, чересчур невзрачна. Да еще и подол молью побит: Хасинто позабыл сказать старой Бените, чтобы залатала. А вдруг к ужину выйдет Марита? Нельзя показаться перед ней небрежно одетым. Взгляд дамы всегда заметит и дырочку на подоле, и то, что шерсть старая.
Может, подойдет синее блио? Из тонкой верблюжьей шерсти, отделанное шелком и неброской вышивкой. Скромное, но добротное. Такое и подобает идальго, явившемуся к дому сеньора.
Хасинто схватил платье, потеребил в руках, все еще сомневаясь, и, наконец, надел. Стряхнул несколько волосков, прицепившихся к тканипусть черное на синем почти незаметно, но все-таки лучше, если их не будет. Теперь осталось только обуться, подпоясатьсяи он готов. Узнать бы еще, где искать неведомого Гильермо
Впрочем, искать никого не пришлось: слуга поджидал под дверью. Хасинто едва в него не врезался. Крепкий старик осклабился, обнажив три зуба и воспаленные десны.
Здоровья вам и благ всяческих, прошамкал он. Дон Иньиго велел к ужину вас сопроводить. Ну так если вы готовые, так Гильермо к вашим услугам.
Благодарю.
Хасинто следом за стариком спустился по лестнице, а потом завернул к пиршественной зале. Оказавшись на пороге, Гильермо поклонился и ушел, а Хасинто замер, не осмеливаясь войти. Когда же все-таки вошел, то первым делом отметил, что Мариты нет. За длинным темным столом, тянущимся между колоннами, сидел только дон Иньиго, теперь одетый в вышитую по горловине камизу и зеленое шелковое блио. За спиной сеньора, чуть поодаль, застыл юноша, на вид ровесник Хасинто. Похоже, кто-то из пажей: платье небедное, но меча на поясе нет. У огромного камина грелись две черные гончие, посматривая на хозяина голодно-выжидающими глазами.
Блюда уже были расставлены, и запахи сырной похлебки, свежих лепешек и жареного мяса били в ноздри. В животе громко заурчало. Оставалось надеяться, что Иньиго Рамирес этого не услышал.
Де Лара приглашающим жестом указал на место по правую руку от себя.
Присаживайтесь, разделите со мной трапезуОн улыбнулся.
Хасинто в этой улыбке почудилась насмешка. Стереть бы ее с ненавистного лица!
Он подошел к столу и опустился на указанное место. Аромат жареного мясасудя по всему, оленины, сильнее защекотал ноздри. Захотелось тотчас наброситься на еду, но это было бы непристойно.
Дон Иньиго размашисто перекрестился.
Благослови, Господи, нас и эти дары, которые мы вкушаем по твоим щедротам, и научи нас делиться хлебом и радостью.
Хасинто тоже осенил себя крестом и вторил:
Благослови!
Можно было есть. Он так и сделал бы, находись в одиночестве. Но сейчас следовало дождаться, когда приступит к еде сеньор, а тот, как назло, не спешил.
Я рад привечать сына Гарсии Варгаса в моем замке, заговорил он. Простите, что повторяюсь, но вы и впрямь очень напоминаете своего батюшку. Право, мне сложно называть его только вассалом, он столь многому меня научил Был мне другом, наставником, почти отцом. Потому и на вас я смотрю как он усмехнулся и покачал головой, почти как на младшего брата, а не оруженосца.
Вот еще! Неужели он думает, будто Хасинто в это поверит?!
Иньиго Рамирес помолчал и добавил:
Кстати, помимо вас у меня их еще двое.
Кого? ляпнул Хасинто.
Оруженосцев. Позже вы с ними познакомитесь.
Его кольнуло нечто похожее на ревность. Хотя, пожалуй, это не ревность вовсе, а гордыня. По наивности он полагал, будто ему и только ему оказана честь быть оруженосцем де Лары. Ерунда какая! Известно же, что у рикос омбрес бывает и пять, и десять эскудерос.
А кто они? он не удержался от ревнивого вопроса, но задал его небрежным тоном, выдавая за праздное любопытство.
Как кто? Мои. Оруженосцы. Я же сказал: вы еще познакомитесь. Де Лара поморщился, а Хасинто не понял: то ли сеньор недоволен его любопытством, то ли своими оруженосцами.
Дон Иньиго наконец зачерпнул похлебку и поднес ложку ко рту. Тогда и Хасинто приступил к трапезе, но с первым блюдом управился так быстро, что едва почувствовал его вкус, нисколько не наелся и теперь с легким недоумением взирал на пустую миску. Надо же, он и не подозревал, что настолько голоден! Зато сеньор, кажется, догадывался об этом, потому что бросил насмешливо-понимающий взгляд. Спустя несколько мгновений доел тоже, потянулся к оленине и, помогая себе ножом, оторвал от нее большой кусок на кости. Хасинто с радостью последовал его примеру. Поджаренная до цвета меди корочка вкусно хрустела на зубах, восхитительно-нежное мясо обволакивало небо и таяло на языке, даруя чудесное предвкушение сытостито самое, которое лучше самой сытости.
Иньиго Рамирес швырнул псам обглоданную кость. Одна из гончихта, что побольше и посильнее, тут же прижала ее лапами к полу, принялась грызть. Вторая еле слышно заскулила. Впрочем, своей части пира ей не пришлось долго ждать: Хасинто как раз прожевал последний кусок и в свою очередь бросил кость собакам.
Это Пака и Лопе. Дон Иньиго кивнул на гончих. Они брат с сестрой. Мои любимцы.
Наверняка хороши в охоте?
Великолепны!
Де Лара подал знак пажу, чтобы налил вина. Наполняя кубки, юноша смерил Хасинто таким неприветливым и злым взглядом, что аж кусок в горле застрял. Почему незнакомец смотрит, как на врага? Может, услышал о нем от сеньора что-то дурное? Наверняка. Проклятый Иньиго Рамирес только притворяется дружелюбным, юноша же еще не научился лгать, вот и выдал своего господина. Да чтоб ему пусто было, этому де Ларе!
Сеньор поднял кубок и сделал несколько быстрых глотков.
Как поживает ваша матушка? В последний раз я видел ее довольно давно.
Какое ему дело?! Оставил бы в покое со своими расспросами!
Хорошо, сеньор. Она много читает, молится, а еще вышивает чудесные гобелены. По саду часто гуляет. По-прежнему скорбит по отцутак и не сняла траур, но принимает свое горе со смирением. Вроде он сказал именно то, что нужно, то, что де Лара хотел услышать.
Хасинто отхлебнул вина, весьма сладкого и терпкого, и теплая волна прокатилась от горла к животу. Дон Иньиго все не унимался:
А братец как? Уже подрос, наверное? Вовсю ездит верхом, охотится и играет в рыцарей?
Хасинто не удержался от улыбки, вспомнив кучерявого Санчито. Когда вернулся из монастыря, мальчишка бросился навстречу не с объятиями, а с деревянным мечом и криком: «Сдавайся, сарацин!» Улыбнувшись еще шире, Хасинто глотнул вина и ответил:
Он славный, наш мальчик, веселый и смелый. Как-то раз на дурно выезженную лошадь взобрался, та его, понятно, сбросила. А Санчито даже не заплакал. Кровь утер и давай требовать, чтобы его опять на ту же кобылу усадили. А еще
Хасинто осекся, недовольный своей говорливостьюпочти мальчишеской. Не стоило забывать, что он за столом не просто сеньора, а соперника в любви. Нечего откровенничать.
Ну так что еще?
Нет, ничего Я уже сам забыл, простите.
Не страшно.
Паж снова наполнил кубки. Иньиго Рамирес одобрительно кивнул и велел:
Пусть несут следующее блюдо. Затем, повернувшись к Хасинто, спросил: Все ли ладно у вашей сестрицы? Мне довелось быть гостем на их венчании с идальго де Руэда, а потом и на крестинах их девочки. Тогда донья Пилар выглядела довольной.
Любопытно: Хасинто тоже был и на венчании, и на крестинах, но дона Иньиго не запомнил. При том, что ему не могли не указать на рико омбре, тем более на того, чьим вассалом был род Варгас. Ну, ладно на свадьбе Его в ту пору, как и Санчито, больше интересовали игры в рыцарей, чем сами рыцари. Но потом, на крестинах, через целых пять лет? Ведь его тогда подвели к сеньору и представилисейчас Хасинто это вспомнил. Удивительно! Он был достаточно взрослым, чтобы запечатлеть лицо Иньиго Рамиреса в памятино забыл. Наверное, из-за Мариты. На том празднестве он видел лишь ее Все его внимание, все думы, мечты, восхищение посвящались ей одной. А что если де Лара заметил Мариту тогда же?
Мой сеньор, а вам представили Марию Табиту де Рохес в тот же день, на крестинах? Тогда вы познакомились с ней с сеньорой де Лара с вашей женой сеньорой нашей Хасинто задал неприличный вопрос и сам это понял. Увы, с запозданием: вино затуманило голову. Теперь он не знал, как выкрутиться. Потемневшее хмурое лицо сеньора не добавляло уверенности. Я хотел сказать спросить
Так как поживает ваша сестрица? прервал его дон Иньиго. Выглядел он раздосадованным, но Хасинто рад был перевести речь на другое.
Я давно ее не видел, мой сеньор
Он чуть не добавил «и не хочу видеть», но спохватился. О холодной, чопорной, набожной как монахиня Пилар у Хасинто остались не лучшие воспоминания. Когда старшая сестра замечала его шалости, то поджимала губы, цедила что-нибудь нравоучительноеиз молитвенника, вестимо, а потом бежала жаловаться родителям. Когда же отец умер, Пилар надоумила матушку отправить Хасинто в монастырь. В ту пору она восхищалась каким-то епископом-воителем, вот и мечтала, что брат изберет ту же стезю. А матушка взяла и согласилась! Из лучших побуждений, конечно, потому что хотела дождаться, когда де Лара соблаговолит взять ее старшего сына в услужение. Тьфу! Обидно.
Не то чтобы Хасинто не нравилось в монастырев конце концов, святые отцы выучили его читать и писать. Вот только рыцарю это ни к чему. Его путьвойна. Правда, кабальеро Антонио, живущий при монастыре, обучал знатных воспитанников биться на копьях и мечах, но лишь в свободное от книжных занятий время. А его, этого времени, было не так-то много.
Неужели вы совсем ничего о сестрице не знаете? спросил сеньор, выдернув Хасинто из мыслей.
Что?.. А, да Знаю, что здоровы все: и Мария Пилар, и муж ее Альфредо Бермудес, и маленькая Кончита.
Сеньор, похоже, даже не услышал ответа. Молчал, глядя куда-то вдаль. Хасинто же кольнуло любопытство.
Дон Иньиго, а с матушкой моей вы на венчании Пилар познакомились? Или раньше?
Вошли слуги, внесли и поставили на стол новое блюдона этот раз перепелов. Казалось бы, теперь ответа не дождатьсясеньор просто забудет вопрос, а Хасинто не отважится переспросить. Однако де Лара ответил:
Раньше, намного раньше. Это случилось через несколько лет после того, как сюзерена нашего Альфонсо венчали императорской короной. В тот год он призвал нас к мечу, и мы отправились на сарацинов Де Лара опять уставился вдаль, но взгляд не выглядел отсутствующим. Вроде сеньору нравилось вспоминать и рассказывать. Ваш отец сражался рядом со мной, потом мы вместе возвращались. Да только пока добрались до родных краевзима грянула. И, скажу я вам, страшной она выдалась, зима эта. Дожди шли днем и ночью, дорогине дороги, а болота. Кони, и те по колено вязли. Я загостился у вашего отца: его владения были ближе моихтогда и познакомился с вашей матушкой. А через несколько лет и с вами. Улыбнувшись, он пояснил: Ну, вы еще карапузом были. Я вас вот на этой ноге качал. Де Лара вытянул правую ногу, два раза поднял ее и опустил. Вы, наверное, думали, будто она конь. Он рассмеялся. Но, конечно, этого не помните. Однако ваш батюшка уже тогда очень вами гордился, я это видел. Повезло вам с ним, а мне с наставником Славный рыцарь. Не только храбрый и могучий, но и добрый, справедливый, щедрый. До сих пор по нему скучаю
Хасинто промолчал. А что сказать, если у него и у сеньора разные воспоминания о Гарсии Варгасе? Он помнил вечно хмурого, строгого мужчину, которого боялся, любил и всегда старался заслужить его одобрение. Правда, на похвалу отец был скуп, да и байками о воинской жизни не баловал, хотя нередко сражался то с сарацинами, то с мятежными вассалами, причем часто под стягом того же де Лары.
Хасинто всегда с нетерпением ждал его возвращений с войны. Ждал с надеждой, что отец наконец заметит, сколь многому научился сыни всякий раз обманывался в ожиданиях. Может, Варгас-старший и замечал успехи Хасинто, только никак этого не показывал. Нельзя сказать, что отец не выполнял свой долг, нет. Он учил ездить верхом, обращаться с оружием, носить доспехи, охотиться, а еще по нескольку дней жить почти без еды. И ведь хорошо учил! Но не хвалил никогда. Даже ни разу за плечо одобрительно не потрепал, не улыбнулся ободряюще. А Хасинто все равно хотел видеть этого угрюмого мужчину как можно чаще. Пусть перед ним он робел, но ему же и радовался.