Я молился, с укором провозгласил Роберт, и епископ, заморгав, потупил взор и взмахом длани велел настоятелю встать.
Разумеется, отвечал он, собрав всю свою жизнерадостность, и вскорости я к тебе присоединюсь, попомни мои слова. Приор, ваша ризница прекрасно подойдет для тихой беседы.
Настоятель кивнул. Он не собирался молить о том, чего, как он понимал, желал весь клирчтобы грабежам и мародерству положили конец, пообещав, что больше не будут убивать облаченных прелатов, ибо когда епископ Глазго стоит в кольчужных рубахе, штанах и капюшоне, время для этого неподходящее. Палица, болтавшаяся на темляке у одного из бронированных кулаков, была единственным ироничным напоминанием, что он епископ Шотландской церкви и не смеет обращать клинок против кого бы то ни быловпрочем, похоже, ему отнюдь не возбраняется забить человека до смерти.
Поглядев на воинствующего епископа, Брюс подумал, что старика может хватить удар от такой уймы стеганых одеяний и металла в оную жару. А еще отметил про себя, что у Уишарта вымученный вид человека, неспособного справиться то ли с дурным запором, то ли с дурными новостями.
Последовав за едва волочащим ноги епископом в тесную жаркую ризницу, он с удивлением обнаружил там Уоллеса, сидевшего на единственной лавке, опершись на свой полуторный меч. Он даже не изобразил попытки встать с должным почтением, раздосадовав Брюса, о чем тот, впрочем, забыл, едва Уишарт раскрыл рот.
Государи Перси и Клиффорд созвали силы и выступили через Дамфрис, объявил Уишарт без предисловий. Пятьдесят тысяч человек, или так мне поведали.
Уоллес даже не моргнул, но его кулаки крепче стиснулись на рукояти меча, и Брюс услышал, как кончик клинка вгрызся в каменный пол. Увидел сокрушенное лицо Уишарта и тотчас постиг суть дела.
Вы рассчитывали, что времени будет больше, обвиняющим тоном заявил он, и Уишарт угрюмо кивнул.
До следующей весны, проворчал епископ. Эдуард далеко на юге с армией, которую хочет переправить во Фландрию, дабы сразиться с французами, к тому же он и подобные графьям Норфолку и Херефорду не в ладу из-за прав баронов и мыта на шерсть. Я и не помышлял, что войско будет готово до конца года, так что им придется переждать зиму и выступить весной. Я
Вы забыли про английских пограничных государей, перебил Уоллес, устремив ледяной взор на раскрасневшееся, лоснящееся от пота лицо Уишарта. Вы позабыли, что тень Длинноногого длинна, епископ, и подступает все ближе. И как такое допустил человек, слывущий, сказывал мне народ, архиплутом?
Уишарт с лязгом отмахнулся.
Я не ожидал, что Перси или Клиффорд созовут войска, проворчал он. Думал, они поскаредничают, раз подымали столько шума из-за денег на французскую затею Эдуарда. Кроме того, Персивнук де Варенна и не захочет, чтобы старый граф Суррейский выглядел дураком, правя Шотландией в звании вице-короля из своих владений в Англии.
Брюс с издевкой, грубо рассмеялся.
Ну, добро, тряхнул он головой. В этом вы весьстроите козни и возглашаете с каждой кафедры, что сие есть королевство, государство, отдельное от Англии, со своим собственным королемда настолько, сдается мне, что напрочь потеряли представление, как мыслят англичане.
Что ж, вам ли не ведать, ответил Уоллес подавленно, да и в улыбке Брюса не было ни намека на веселье.
Перси и Клиффорду не по нраву заморские войны Эдуарда, с горечью сказал Брюс. Но это война не заморская. Эдуард считает эти земли не другим государством, а частью своего собственного, так что Перси и Клиффорду не отвертеться от сбора войск для подавления внутреннего мятежа, кем бы ни выглядел при этом дедуля де Варенн. Поступить супротивизмена. Кроме того, Эдуард придет, и никто из его государей на севере не пожелает предстать перед ним, не предприняв что-нибудь. Даже графу Суррейскому придется оторвать от места свою де-варенскую задницу и заплатить солдатам снова.
Уишарт скорбно потупился к полу, потом выпрямился, шумно выпустил воздух между мясистых губ и кивнул:
Истинно, достаточно верно. Сие было недооценкой. Теперь придется с этим разбираться.
Разбираться с этим?! взревел Брюс. И как же с этим управиться, по-вашему? Пусть даже у ваших шпионов в глазах троилось, смахивает на то, что англичан слишком уж много. Пятой части от пятидесяти тысяч будет довольно, ибо все, что я видел, ничуть не убеждает меня, что сей сброд под предводительством Уоллеса выстоит против них в чистом поле.
Он оборвал речь, тяжело дыша, а потом мрачно кивнул Уоллесу:
Без обид.
Какие обиды, неожиданно весело откликнулся тот. На сей счет вы правы, это уж навернякамои люди лучше бьются средь холмов и лесов, государи мои. Туда-то мы и отправимся.
На лице Уишарта было написано желание запротестовать, и Брюс ощутил острый приступ гнева на самонадеянность Уоллеса, готового вскочить и выйти, даже не раскланявшись, но, сглотнув желчь, угрюмо кивнул:
Быть посему, но вы должны уйти с теми людьми, что у вас есть, и теми, кто свободен от обязательств передо мной и прочими дворянами.
Уоллес с прищуром уставился на Брюса из-под насупленных бровей.
А вы, государь Каррик?
Я подниму Дуглас, епископа и остальных, и мы окажем сопротивление, как сможем, из наших крепостей. Англичанам придется иметь дело с нами, и это выиграет для вас время, дабы учинить разгром.
Уоллес посмотрел на Брюса долгим-долгим взглядом, а после неспешно кивнул.
Длинноногий идет. Это вам дорого обойдется, произнес он, переводя взгляд с Уишарта на Брюса и обратно.
За благородное дело, провозгласил Уишарт, и Уоллес, пожав обоим руки запястье к запястью, вышел бесшумно, как призрак, несмотря на свои внушительные габариты.
Оставшимся вдруг показалось, что комната стала вдвое просторнее. С минуту они хранили молчание, а потом Уишарт деликатно кашлянул.
А истина? требовательно вопросил он. Брюс окинул его холодным взором.
Цель моего присоединения к сему провалившемуся предприятию уже достигнута, с напором отчеканил он. Каменщик похоронен сызнова.
Уишарт утомленно понимающе кивнул.
Так что мы направимся в Эрвин с теми людьми, что у нас есть, и приготовимся к переговорам, добавил Брюс.
Епископ с кряхтением надменно распрямился, заколыхав брюхом под доспехами.
Сдаешься? Без боя?
Нижняя губа Роберта выдвинулась лопатой, и Уишарт, хорошо знавший этот признак, насторожился.
Король явится на север самолично, сердито пророкотал Брюс. Как черный ветер. Уоллес будет сражатьсяему придется, ибо у него нет земель на его собственное имя, и он преступник, не более. Вы не теряете ничего, кроме толики достоинства, коли преклоните колени, дабы облобызать перстень Эдуарда, ибо земли Церкви неприкосновенны.
Он придвинул булаву своего лица к лицу Уишарта.
Но мы, хлопок по гербовой накидке, рискуем лишиться всего. Мы, тот самый свет державы, силами коего вы полагаете его освободить. Эдуард явится на север, насупив брови над своими злыми глазенками. Я могу лишиться Каррика, а мой отецАннандейла. Раны Господни, Уишарт, да я тут ставлю под удар свои права на корону. Дуглас лишится своих земель в Ланарке. Вы хотите, чтобы всех нас заточили в Берике или в Тауэре?
А главное, с горечью подумал Уишарт, что Бьюкен и остальные Комины, якобы поддерживающие Эдуарда, но украдкой отпускающие вожжи бунтарей Мори, выйдут из этого дела благоухающими, будто из ванны с лепестками роз. Они играют в эти королевские игры куда искуснее юного Брюса, заметил он, нуждающегося в окружении ухищренных голов.
Разумеется, вымолвил епископ, склоняясь перед неизбежным, переговорыдело хитрое. Запутанное, а порой и затяжное. А что с Уоллесом?
Брюс скривился, как от оскомины.
Уоллес ничем не связан, кроме присяги свергнутому королю, не желающему даже слышать о собственном королевстве, проворчал он. У него нет земель, ему не докучают арендаторы, и он смотрит на каждого встречного поверх меча, вопрошая, за Уоллеса тот или нет. Если нет, значит, против.
Оно и недурно в такие-то времена, с вызовом парировал Уишарт.
Упрощенчество, небрежно бросил Брюс через плечо, направляясь к двери. Да и мимолетно все это. Долго ли пойдут переговоры, коротко ли, а кончится как всегда: мы преклоним колени.
Помедлив, он обернулся.
Кроме Уоллеса. Он почти не в счет. Длинноногий ни за что его не простит.
«Я не в счет, думал Роберт, говоря это. Господь сотворил меняи сотворил, чтобы я стал королем».
* * *
Освободители Скуна пили за здоровье друг друга, своего героя Уоллеса и даже Брюса с епископами. Пивная была единственным строением, не подвергшимся разграблению и поджогу, более священным для жаждущих, нежели любая церковь. Пивная, погруженная во мрак, едва разгоняемый несколькими факелами в канделябрах, едва дышавших в тяжком воздухе заведения, забитого телами, разящего блевотиной, мочой и перепревшим потом.
Сим насилу отыскал уголок и две побитые чары из рога, чтобы осушить их единым духом, но Хэл потягивал свое пиво без спешки, разглядывая пожелтевшие обугленные обрывки, выуженные из-под куртки.
Так чего ж там говорится? спросил не знающий грамоте Сим, распуская завязки собственной усеянной заклепками стеганой кожаной куртки и пытаясь выпутаться из нее в знойной духоте пивной.
Будь посветлее, я бы тебе сказал, пробормотал Хэл. Во мраке можно было разобрать лишь то, что написано очень убористо и по-латыни. И все же он был практически уверен, что речь идет о смерти каменщика и обследовании его одежды, включавшей бобровую шапку, заткнутую за пояс, скроенную во фламандском стиле. Больше ничего, кроме этого и подписи «Бартоломью Биссет», Хэл разобрать не мог; придется обождать с этим до света денницы.
Киркпатрик палил сие? поинтересовался Сим, но тут же смолк, пережидая вспышку громогласных насмешек и улюлюканья. В пивную вошла женщина.
Да, смахивает на то, ответил Хэл. Причина ускользала от него, о чем он и упомянул, потягивая пиво и морщась, потому что оно было теплым, как похлебка. Он чувствовал, как по телу стекает пот: летняя ночь выдалась душная, и грубые стены заведения сочились гнилостной влагой.
Христе, я не в состоянии тут думать. Хэл начал было подниматься, но тут же узрел выросшую перед ним женщинунастолько внезапно, что отшатнулся.
Мой сын, проговорила она с осунувшимся, искаженным от горя лицом. Вы его не видали? Совсем мальчонка. Я искала повсюду. Его легко признать, у него родимое пятно на лице
Она примолкла, сумев выдавить изнуренную улыбку, но было видно, что долгие, бесплодные ночные поиски еще не иссушили ее слезы до дна.
Земляничкой, добавила она. Допрежь его рождения мне земляники страсть как хотелось. Прямо не могла удержаться
Лицо мальчишки, измазанное навозом и помоями, яркое земляничное пятно в свете пожаров
Нет, безнадежно выговорил Хэл. Нет.
Поперхнувшись ложью, он очертя голову ринулся в гнев, внезапно узрев лицо собственного мертвого сына с кинжальной четкостью, ослепившей его.
Проваливай прочь, баба! вскипел он, протискиваясь мимо ее горя и надежды, стремясь из ватной духоты к дымному дыханию улицы. Нежли ж я кладезь знания? Что мне знать про вашего сына, сударыня
Протопав мимо нее на изрезанную колеями улицу, он встал, трепеща, как побитый пес, взахлеб втягивая воздух, смердящий чадом и паленым мясом; после спертой пивной даже он казался амброзией. Переведя дух, тряхнул головой. Джонни боль утраты только усугубила страдания всей этой ночи, всего этого предприятия.
Мощи Христовы, да может ли быть что-то хуже?
Уоллес прислал за нами, пророкотал голос Сима, темной громадой вырастая у плеча Хэла с лоснящимся бледным лицом, указывая взглядом направление. У него за спиной беспокойно дожидался темный человек, чтобы отвести их к Уоллесу. Хочет расспросить нас про покойного каменщика, скорбно добавил Сим.
Уоллес находился в покоях Ормсби, разгребая полусгоревшие бумаги на полу кончиком дирка, пока босоногие керны свирепо склабились над дрожащим каноником. Остатки войска Уоллеса на улице потихли до рева.
Мне выдался шансик рассудить дело, проговорил Уоллес. Медленно и на хорошем английском, отметил про себя Хэл, чтобы священник поспевал за ним без особого труда. Уоллес дернул головой в сторону священника, однако не сводя глаз с Хэла и Сима. Сие брат Грегор.
Хэл чувствовал себя этаким шестилеткой, провинившимся перед тятей.
Брата Грегора убедили помочь. Он читает на латыни, каковую вдолбили в него в Хексемском приорате. Отвернувшись, Уоллес ухмыльнулся трясущемуся английскому монаху, не без симпатии заметив: Знаю, каково оно, хоть и не учился, сколько следовало бы, ибо учителя были не склонны пороть меня более разу кряду.
Хэл бросил взгляд на брата Грегора, стоявшего, потупив очи, с дрожащими руками; он догадывался, какого рода убеждения пустили в ход, но к чему грозить священнику ради прочтения каких-то документов? И вообще, с какой стати священнику отказываться?
Зело лепо, восхитился Уоллес, когда Хэл пробормотал вопрос вслух. Ваш ум столь остер, что гляди, сам порежешься. Есте как раз тот человек, каковой мне потребен.
То есть? отважился осведомиться Хэл.
Обернувшись к кернам, Уоллес проделал глазами и кивками нечто заставившее тех увлечь брата Грегора прочь, оставив Уоллеса с Хэлом и Симом наедине; ночной ветер дохнул через выбитое окно, потеребив гобелен Ормсби, который Сим повесил на место.
Я тут взерцался в сие крошево, Уоллес указал на обугленное сырое месиво бумаг, которые Хэл не осмелился взять, когда их углядел Уоллес, и выудил смачные кусочки, но здешние каноники отказались их прочесть.
Помолчав, он воззрился на них.
Лишь единый человек мог поселить в них страх Господень на сей счет, и сказанныйничтожный английский приор. Но где он набрался отваги для того?
Епископ Уишарт, подумал Хэл, и тотчас это выложил. Уоллес неспешно кивнул.
Истинно. Обещания промеж христианами, надо быть. Что ж, тогда я сыскал брата Грегора и чуть ли не сунул его пятки в огонь, дабы убедить взяться за работу, продолжал он. В конце концов тот раскопал смертоубийство скунского каменщика под Дугласом и рапорт мелкими каракулями рукой некоего писца по прозванию Бартоломью Биссет. Сей человекписьмоводитель оного Ормсби. Тоже дал деру через окно, но я его захвачу и приведу к допросу.
Оборвав, он в упор смотрел на Хэла, буквально прожигая взглядом насквозь; Хэл изо всех сил старался не отвести глаза, и в конце концов Уоллес кивнул.
Вы присоединились к Брюсу, изрек он, а потом ухмыльнулся, от нечего делать ковыряя полированный стол острием кинжала. Но не по собственной воле. Да и от меня не в восторге.
Я думал, мы все на одной стороне, солгал Хэл, тут же устыдившись от презрительного взора, послужившего ответом на его фальшивую наивность, и признав это с пожатием плеч.
Брюс, епископы и прочие направляются в Эрвин, объявил Уоллес, приподняв одну бровь, чтобы показать, что думает об этом. Перси и Клиффорд наступают с английской армией, и Уишарт учинил из дела настоящую хмарь, так что gentilhommes Шотландии размахивают ручонками и трубят на манер органчика. Я убираюсь к холмам и деревьям, и большинство бойцов со мнойсожалею, но среди них изрядно ваших.
Хэл уже знал это; присягнувшие Хердманстону, все пятеро, остались с ним, равно как один-два сокменасвободных землепашца, владеющих землями под юрисдикцией Хердманстонов, но изрядная часть всадников Хэла, прельщенных грабежами, присоединилась к Уоллесу.
Желанное пополнение, с улыбкой признался тот. Ближайшее к тяжелой кавалерии, что у меня есть.
При виде оной они накивают пятками, проворчал Сим, и Уоллес кивнул.
Как и я, пылко заявил он и рассмеялся вместе с Симом. А теперь по делу, это уже без улыбки. Можете пойти со мной или пойти с Брюсом. Тот говорит, что он и остальной доблестный свет державы удаляются наводить порядок в своих крепостях. И лукаво посмотрел искоса воплощенным хитроумием. Может, оно и так.
Поглядев на него, Хэл узрел правду, ощутил правду всем трепыхнувшимся нутромони откупятся перемирием, и облегчение омыло его лицо.
Уоллес увидел, что Хэл сообразил, что к чему, а заодно и его реакцию, и медленно кивнул.
Истинно, проронил он с кривой усмешкой. У вас есть земли, которых вы можете лишиться, как и они. А вот у менянет. Не думаю, что для меня сыщется лобызание мира, а?