- И что потом? - Макрон сверкнул глазами. - А потом?
Преторианец старался дышать ровно, чтобы говорить четко.
- Радамист приказал своим людям приводить к нему пленников по одному, и он отрубил им головы своим мечом. Я мочился за одной из конюшен, когда начались неприятности. Я знал, что должен выбраться и найти вас, господин. Я наткнулся на вход в одну из сторожевых башен, забрался наверх и пополз вдоль стены, пока не нашел щель, через которую смог выбраться наружу.
- Хорошо. - Макрон кивнул. - Отличная работа. Присоединяйся к повозкам.
Преторианец отсалютовал и убежал, оставив Макрона смотреть в сторону форта. Крики доносились до его слуха отчетливо. Он должен действовать немедленно. Оглянувшись через плечо, он поднял руку.
- Первая центурия! Ко мне!
Он бежал по открытой местности, слыша за спиной стук сапог и звон снаряжения. Впереди он увидел фигуру, возвышающуюся над сторожкой, некоторое время наблюдавшую за римлянами, затем человек повернулся и жестами указал вниз, в сердце форта. На бегу Макрон переложил трость из лозы в левую руку и выхватил меч. Затем, осознав опасность усугубления ситуации, он вернул меч в ножны и яростно стиснул зубы. Макрон и его преторианцы находились не более чем в пятидесяти шагах от разрушенных ворот, когда увидели одного из иберийцев, взобравшегося на стену с одной стороны, с копьем в одной руке и сжатыми в кулаке волосами, на которых качалась из стороны в сторону капающая кровью голова. Он надежно всадил наконечник в обломок стены, а затем насадил голову на железное основание копья, после чего отступил назад, чтобы полюбоваться своей работой. Вдоль стены появилось еще больше людей Радамиста, каждый из них нес копье и голову, и они последовали примеру своего товарища.
- Гребаные варвары, - гаркнул один из преторианцев позади Макрона.
- Закрой свой рот! - Макрон огрызнулся через плечо. - Никто не произносит ни слова. Никто, кроме меня.
Он остановил центурию, прямо перед входом и приказал людям прикрыться щитами. Через открытые ворота он увидел груду трупов, сваленных во дворе перед дверями казармы. Пара иберийцев подтащила к куче еще одно безголовое тело, связанное по рукам и ногам, и бросила его сверху. Макрон внутренне вздохнул и пробормотал про себя: - Пора положить этому конец. Вперед!
Во главе своих людей он прошел под аркой над воротами. На дальней стороне его встретила сцена настоящей бойни. Слева уцелевшие парфяне теснились перед остриями копий, справа беспомощно стояли римляне, тоже под охраной. С одной стороны от сторожки находилась возвышенная платформа высотой по пояс, с которой командир гарнизона когда-то обозревал своих людей. Теперь на его месте стоял Радамист, окруженный головами и лужами крови. Пока Макрон наблюдал, двое иберийцев поставили на колени еще одного пленника. Парфянин жалобно застонал, сопротивляясь, и его пришлось удерживать. Царевич схватил левой рукой его за волосы и сильно потянул, заставляя опустить обнаженную шею. Затем его меч высоко поднялся, сделал паузу и молниеносно нанес удар. Голова и тело разошлись в багровой вспышке со звуком, похожим на звук топора, зарывающегося в мокрый песок. Радамист, забрызганный кровью, удовлетворенно улыбнулся и отбросил голову в сторону, увидев Макрона и его людей. Прежде чем он успел заговорить, Макрон повернулся и выкрикнул приказ преторианцам под охраной.
- Хватит стоять. Поднимайте свое оружие! Вперед!
Его люди колебались недолго, прежде чем Терций протиснулся между иберийскими стражниками и направился к щитам, копьям и мечам, сложенным у стен казармы. Один из иберийцев приладил стрелу к тетиве и развернулся, чтобы прицелиться в спину опциона.
- Не смей, мать твою! - прорычал Макрон, подбежал к мужчине и ударил витисом по стреле лука, и оружие выпало из онемевших пальцев иберийца. Макрон снова ударил его по голове, и тот попятился назад. Его товарищи тут же подняли копья и луки, но Радамист громким, рокочущим голосом отдал приказ, который эхом отразился от стен форта. Его люди отступили, а преторианцы поспешили последовать за опционом и вооружиться, прежде чем присоединиться к своим товарищам за спиной Макрона.
На короткое время в форте воцарилась тишина: римляне и иберийцы стояли в молчаливом противостоянии по обе стороны от кучи парфянских трупов. Высоко над головой лениво кружилась горстка канюков, ожидая своего шанса спуститься и покормиться.
- Терций, - тихо проговорил Макрон, - иди и найди трибуна. Расскажи ему, что случилось. Он уже должен быть с обозом, недалеко от реки. Побыстрее.
- Да, господин. - Опцион повернулся и выбежал через сторожку.
Радамист сошел с помоста и непринужденно направился к Макрону, затем остановился у груды трупов, чтобы очистить свой клинок об одежду одной из жертв, после чего убрал меч в ножны. Он встал перед Макроном и сложил руки на груди.
- Центурион Макрон, я чувствую, что ты не одобряешь мои действия.
Макрон смотрел в ответ, изо всех сил стараясь скрыть свое отвращение к человеку, который ради спортивного интереса убивает беззащитных пленников. Его голос напрягся, когда он ответил на греческом: - Эти людипленники Рима. Вы не имеете права убивать их. Тем более что мой командир дал слово, что они останутся живы.
- Они наши враги. Твои и мои. Мы находимся в состоянии войны с ними. Наш долгубивать их, пока война не закончится. Вам, римлянам, нельзя нарушать свой долг, поэтому я делаю это за вас. Так мы не будем тратить ни времени, ни еды, ни воды на этих парфянских отбросов. И нам не придется выделять наших людей на их охрану. А теперь выведи своих людей из форта и дай мне закончить работу.
- Работу? - Макрон изогнул брови. - Так вот как вы это называете? Я могу придумать более подходящее слово для этого.
- В самом деле? И что же это будет?
Макрон заставил себя не отвечать, беспокоясь о том, чтобы ситуация не привела к ссоре между двумя сторонами, которая уничтожит всякую надежду на успех более широкой миссии. Радамист внимательно наблюдал за его обеспокоенным выражением лица и улыбнулся.
- Ну же, центурион, конечно, друзья не должны так разговаривать друг с другом? Я предлагаю тебе вывести своих людей из форта и подождать снаружи, если вид крови тебя смущает.
- Мы уйдем, как только вы отдадите пленных.
Иберийский царевич сделал шаг ближе, так что стал возвышаться над Макроном.
- Ты будешь обращаться ко мне по моему титулу. Я упустил это из виду ради нашего союза. Больше я этого делать не буду. Ты понял?
- Да, - Макрон горько сглотнул. - Ваше Величество.
- Так-то лучше. Теперь выведи своих людей наружу.
Макрон покачал головой.
- Не сейчас, пока эти пленники живы, Ваше Величество. Они пойдут с нами. Я настаиваю на этом.
- Понятно. - Радамист кивнул и отступил на несколько шагов. - Хорошо, в любом случае я уже устал убивать этих собак. Мне больше не нужны головы.
Макрон облегченно вздохнул и тут же почувствовал, как напряжение в его мышцах ослабло.
Он склонил голову перед иберийским царевичем, пока тот не повернулся и не направился к своим людям, стоявшим наготове с оружием. Макрон увидел, как он махнул рукой в сторону парфян и спокойным, непринужденным тоном отдал несколько распоряжений. Иберийские лучники тут же повернулись к пленникам и выпустили стрелы в плотную толпу.
Они стреляли быстро, пуская стрелу за стрелой, и расстояние было слишком близким, чтобы промахнуться. Парфяне жалобно закричали и сжались от шквала смертоносных стрел, но укрыться было негде, и крики быстро стихли, когда тела падали друг на друга, пока не появились свежие кучи трупов и судорожные движения раненых, сопровождаемые их мучительными стонами.
Все это происходило на глазах Макрона и его людей, прежде чем он успел подумать, чтобы что-то предпринять. Потом было уже слишком поздно. Как только последний из пленников упал, лучники приблизились и выхватили свои кинжалы, чтобы перерезать горло тем, кто еще оставался в живых, и Макрон не успел спасти ни одного.
Радамист сделал глоток из своего бурдюка, осматривая место казни, а затем обратился к Макрону.
- Как я уже сказал, центурион, я больше не взял ни одной головы. - Он рассмеялся. - Видишь, я тоже человек слова.
*************
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
- Говорю тебе, Катон, он, похоже, получал удовольствие от убийств. Просто стоял там и убивал пленных. У этого иберийского парня не все в порядке с головой. О, конечно, он храбрец. Идет впереди и все такое, но он опасен. Он жаждет крови, и горе тому, кто перейдет ему дорогу. - Макрон покачал головой. - На мгновение, там, в форте, я был уверен, что он может даже выступить против меня и моих парней.
- Тогда хорошо, что ты не стал провоцировать его, - резко ответил Катон, прикрывая глаза и вглядываясь вдаль. Примерно в полутора километрах от них он мог различить небольшие группы всадников, прикрывавших продвижение его колонны. Справа от него возвышалась гряда холмов, с которых открывался вид на узкую полосу ровной земли по обе стороны от притока Евфрата, который местные жители, по словам Нарсеса, называли Мурад-Су. По обоим берегам пахотные земли, фермы и поселения усеивали весь близлежащий ландшафт. Радамист и его всадники позаботились о том, чтобы взбираться на все доминирующие над местностью возвышения на пути следования, чтобы исключить любую возможность преждевременного обнаружения своего продвижения.
Прошло два дня с тех пор, как они взяли форт, охранявший переправу, и тревожное настроение поселилось в колонне, когда они вступили на территорию Армении. Преторианцы и ауксилларии держались отдельно от иберов. До расправы над пленными между союзниками были достаточно дружеские отношения, они обменивались пайками и безделушками, с юмором пытались выучить языки друг друга. Теперь они маршировали порознь, ели порознь, а по ночам в лагере не пытались смешаться.
Радамист не казался обеспокоенным напряжением, когда Катон каждый вечер обсуждал с ним продвижение на следующий день. Каждый вечер иберийский царевич проводил в своем удобном шатре, пил и пировал в кругу знати. Когда выпивка заканчивалась, Радамист удалялся в свой спальный шатер вместе с одной из женщин из его свиты. «Нет так,- размышлял Катон, - поступал бы он сам, будучи царем, вернувшимся, чтобы занять свой трон. Гораздо лучше было бы завоевать сердца людей, а не вести себя как обычный бандит, грабя их скудные запасы еды и вина и издеваясь над их женами и дочерьми».
- Спровоцировать его?- повторил Макрон. - Я ничего такого не делал. Этот ублюдок набросился на моих людей и разоружил их, а потом начал отрубать головы пленным. Пленникам, добавлю, за которых можно было бы выручить неплохую цену на невольничьих рынках. Я бы сказал, что он сделал больше для того, чтобы спровоцировать меня.
- И ты поступил правильно, сохраняя холодную голову.
- Я должен был положить этому конец, - продолжал Макрон кислым тоном.
Катон оперся на луку седла, наполовину повернувшись к своему другу.
- И что бы тогда произошло? Что бы ты мог сделать по-другому, что не закончилось бы дракой между тобой и его людьми?
- Мы бы справились с ними.
- Возможно. Но какой ценой? Ты бы потерял большую часть своей центурии, а Рим потерял бы шанс посадить нашего человека на армянский трон. Нам пришлось бы оставить Армению парфянам. Положи все это на весы против небольшой потери лица, и я думаю, ты можешь догадаться, как император и его советники могли бы посмотреть на вещи. Даже если бы ты выжил в бою в форте, я сомневаюсь, что Нерон позволил бы тебе прожить еще один день, узнав о случившемся.
Макрон задумался и почесал голову. - Наверное, ты прав.
- Кроме того, - сказал Катон, - я бы потерял хорошего друга.
Они коротко рассмеялись, и Катон был рад, что разбавил мрачное настроение своего собеседника. Он чувствовал, как бремя командования все сильнее давит на него, чем дальше они продвигались за границу Империи. Хотя Армения номинально была союзником Рима, ее жители имели гораздо более тесные кровные связи с парфянами. Враждебный настрой местных жителей и властное поведение Радамиста и его последователей подтачивали уверенность Катона в том, что он сможет успешно завершить эту миссию. В любом случае, это был просчитанный риск. Корбулон поставил на то, что сможет перехватить инициативу у врага быстрым ударом в Армении. И он послал Катона с достаточным количеством людей, чтобы оправдать риск, но не настолько много, чтобы командующий не мог позволить себе потерять их. Теперь уже не имело значения, был ли это просчитанный риск или простая авантюра, заключил Катон. Они были обязаны выполнить задачу. Это означало, что их судьба была связана с судьбой Радамиста. Что бы Катон или Макрон ни говорили о ненадежности или жестокости своего союзника, они должны были сделать так, чтобы он добрался до Артаксаты живым и одержал победу над своим парфянским соперником. Армения была призом, напомнил он себе. Его начальство считало это царство стратегически важным для влияния Рима на востоке. И это было все, что имело значение.
***
Колонна продолжала продвигаться вперед, и с каждым днем холмы становились все больше, пока горизонт не уперся в горы во всех направлениях, а река, протекая через предгорья, вынуждена была приспосабливаться ко все более пересеченной местности. Скорость продвижения диктовалась тяжелыми повозками осадного обоза, которые ползли и буксовали на каменистом пути. Малейший уклон замедлял продвижение, и колонна была вынуждена останавливаться, чтобы дать возможность повозкам нагнать ее. Несмотря на то, что было начало лета, деревья зеленели свежей листвой, а травянистые холмы пестрели яркими цветами, ночи были холодными, и Катон был вынужден посылать фуражиров за дровами и едой. Но нападений на фуражиров не было, и с наступлением темноты лагерь освещался румяными лучами костров, которые купали греющихся людей в ярком сиянии.
С каждым пройденным километром Катон чувствовал, что он и его люди подвергаются все большей опасности, ведь они брели по совершенно незнакомому ему ландшафту, о котором он читал лишь самые скудные сведения до отъезда из Рима. Он испытывал острый дискомфорт от необходимости полагаться на проводников Радамиста, который уводил колонну все дальше и дальше в гористую местность. Трудно было сдержать свои подозрения, тем более что он знал, что ложные проводники стали причиной гибели предыдущих римских экспедиций против Парфии.
Вечером десятого дня они разбили лагерь на опушке густого соснового леса, который давал обильный запас дров для костров. Рядом с валом протекала река, и мужчины могли воспользоваться возможностью постирать одежду и искупаться, когда сумерки опустились на армянскую сельскую местность и воздух наполнился ароматом хвои. Это была достаточно мирная сцена, и как только Катон убедился, что лагерь надежно защищен на ночь, он спустился к реке, чтобы искупаться. Сняв кожаную кирасу, которую он носил на марше, пояс с гладием, тунику и калиги и, наконец, набедренную повязку, он ступил на мелководье и задохнулся от холода воды. На небольшом расстоянии вверх по течению группа преторианцев перестала веселиться и с любопытством наблюдала за ним, забавляясь видом старшего офицера, лишенного всех атрибутов звания и такого же голого, как они.
Чувствуя себя незащищенным и слегка нелепым, Катон прошел вброд еще несколько шагов и погрузился в воду. Ощущение холодной воды по коже на мгновение показался ему огнем, и он с вожделением отплыл на пятьдесят шагов, пытаясь привыкнуть к температуре. Затем он повернулся, проплыл еще немного и увидел, что мужчины вернулись к своим развлечениям, и он больше не представляет для них никакого интереса. Река в этом месте текла медленно, и Катон смог рассмотреть лагерь опытным глазом и порадовался аккуратности валов, частоколу и сторожевым башням на каждом углу и линиям лошадей за внешним рвом. Дым лениво поднимался в вечернем воздухе и вычерчивал на фоне фиолетового неба ряд слабых линий. Тусклый блеск дозорных, вышагивающих вдоль стены и наблюдающих за происходящим на башнях, служил надежным доказательством того, что его люди бдительны и готовы к любой чрезвычайной ситуации.
Течение отнесло его на небольшое расстояние за пределы форта, и Катон начал плыть прямо к берегу, вместо того чтобы бороться с течением по прямой линии к своему снаряжению, лежащему на берегу. Как только его ноги коснулись дна, он вынырнул на мелководье и, капая водой и чувствуя себя свежим и голодным, поплыл вверх по течению. После речной прохлады воздух был комфортным, и он натянул тунику, завязал калиги и взял под мышку все остальное снаряжение, а затем направился вниз к людям, плескавшимся на мелководье.
- Пора уходить, ребята. Скоро стемнеет, и я хочу, чтобы до этого времени все были в безопасности за валами.
Мужчины вернулись на берег, когда он направился к ближайшим воротам и обменялся приветствием с дозорными, стоявшими на страже у входа в лагерь. Внутри большинство солдат были заняты приготовлением вечерней еды на кострах, а справа от Катона, за аккуратными линиями палаток преторианцев и пращников, он увидел палатки иберов, расположенные без видимого порядка, кроме того, что они были установлены вокруг гораздо большей палатки Радамиста. Между двумя войсками был участок открытой местности, что подчеркивало остатки недоверия, которое все еще сохранялось.