И так трижды вставало над миром затуманенное солнце. На четвертый день, когда полуденное солнце стояло над соборной башней, Монте выехал из своего укрытия и помахал щитом:
Герман Сарацин! Герман Сарацин!
На стене показался молодой, крепкого телосложения крестоносец без шлема, с вымазанным сажей лицом.
Что тебе нужно от меня? Ах, так это ты, Монте, прусская собака!
Герман Сарацин, сдавайся, если хочешь остаться в живых. Две недели назад я сжег Христбург, а кости его коменданта собаки гложут еще и по сей день.
Меня ты не запугаешь! Может, ты уже позабыл, как я тебя в Магдебурге навозной палкой по бокам лупил?
Последний раз спрашиваю: ты и твои братья во Христе сдаетесь или нет?
Ладно, чертово отродье, мы подумаем Пускай только твои дикари не нападают.
И он исчез со стены. Колокола перестали гудеть, наступила необычная тишина, и сквозь треск пожарищ до напряженного слуха пруссов донесся нечеловеческий крик один, другой, еще и еще.
Со скрипом раскрылись ворота, из них вытолкнули пятерых детей, и ворота сразу же снова закрылись. На стене опять появился Герман Сарацин и, подняв руку в железной перчатке, крикнул:
Вот мой ответ За Христбург возьми своего сына!
Монте помчался на своем коне к воротам. Прусским детям-заложникам только что выкололи глаза. Они, спотыкаясь, шли через трупы, некоторые из них упали в ров и начали тонуть.
Где? Где мой сын? кричал Монте, бросаясь от одного ребенка к другому. Здесь его нет, крестовый паук Я знаю, он остался в Германии
Ха-ха, мы его придержим напоследок!
Сарацин поднял камень и запустил им в Монте:
Вот тебе за Катрину!
Монте соскользнул с коня, пруссы бросились к нему.
Грозя кулаком, Сарацин крикнул ему:
Я тебя еще проучу, прусская собака!
Монте пришел в себя только в палатке. Подле него стояла на коленях Катрина. Он хотел подняться, но она удержала его.
Тебе больно, Генрих?
Нет Он издевался надо мной.
Кто?
Герман Сарацин. Сегодня еще я собственной рукой отправлю его в рай.
Будь осторожен, Генрих. Он коварен, как змея. Ты ведь помнишь
Катрина положила голову Монте себе на колени; гладя ее, она обнаружила справа под волосами большой шрам. Монте закрыл глаза.
В усталой голове Монте беспорядочно проплывали до отвращения знакомые улицы Магдебурга. Рыцари в доспехах, оруженосцы и наблюдавшие за турниром дамы группами возвращались с упражнений на турнирной площадке. Лошади были мокры от пота. Рыцарь Герман, прозванный Сарацином за свои подвиги в Палестине и Иерусалиме, преградил Монте дорогу. Катрина тоже остановила своего коня.
Монте, угрюмо сказал Сарацин, вчера я снова видел тебя выходящим из дома Гирхалса. Что ты там ищешь?
Гирхалс мой учитель.
Берегись, Монте, процедил сквозь зубы Сарацин. Катрина моя невеста, и если ты хоть взглядом ее коснешься, я размозжу тебе череп.
О Сарацин, ты все еще такой храбрый, как на землях Иерусалима, когда освобождал гроб господень, насмешливо бросил ему Монте.
Оруженосец, сидевший возле входа в конюшню, захихикал.
А ты, сказал Сарацин, покраснев и бросив взгляд на Катрину, хоть и наслушался философских диспутов Гирхалса, а все-таки остался глупой овцой. И как только тебя, провонявшего прусским навозом, терпят в рыцарской среде!
Монте побледнел от такого унижения. Оруженосец у входа в конюшню снова было хихикнул, но тут же умолк.
Немецкий червь, сжимая рукоять меча, медленно, почти по слогам произнес Монте.
Вы слышали, что он сказал? обратился к рыцарям Сарацин, опуская забрало.
Монте увернулся от удара он толкнул Сарацина в грудь своим щитом и тут же подставил ему ногу.
Немецкий червь, повторил Монте, просунув острие меча через забрало Сарацина, и ногой наступил ему на горло.
Оруженосец Сарацина сразу же подскочил и, схватив пустую сетку, накинул ее на голову Монте и повалил его, спутав ему ноги.
Сарацин поднялся, схватился было за меч, но, подумав, отбросил его.
Свинья прусская, ты не стоишь рыцарского меча! И он принялся избивать палкой валяющегося на земле в навозе Монте.
Потом несколько оруженосцев схватили Монте и втащили его в конюшню. Катрина с окаменевшим лицом отвернулась от этой сцены и хлестнула коня.
Пруссы подтянули туры к самым стенам, из катапульт летели камни и клубы огня. Сверху крестоносцы лили смолу и кипяток, сметая пруссов, карабкающихся по лестницам и выступам стен. Только с восточной стороны было тихо. Воины выжидали, поглядывая на Самилиса.
Монте в сопровождении Ауктумы, сменив коня, подскакал к Самилису и крикнул:
Самилис, почему твои воины, точно бабы, трусливо топчутся на месте.
Я ранен, Монте, потерял много крови. Самилис повернулся спиной, показав окровавленную кольчугу. И мои люди тоже почти все ранены и выбились из сил.
Витинг Самилис, я приказываю тебе: нападай!
А я тебя не послушаюсь, Монте, пробормотал Самилис. Я отделюсь, будем воевать каждый сам по себе.
Монте молчал, крепко сжав губы, и вдруг выхватил меч и замахнулся. Самилис отскочил.
Ты больше не вождь. Ауктума тебя заменит, сказал Монте.
Самилис крепко сжал опущенные кулаки.
Так вот как, Монте?.. Ты поднял руку на витинга? Вместо меня ты назначаешь моего раба, который пас у меня свиней? Нет, Монте, племя само избирает вождя.
Воины недовольно роптали, окружив Монте и Ауктуму.
Из них выдвинулся вперед престарелый воин:
Монте, ты из другого племени, ты не вправе распоряжаться нашими делами Я тоже витинг и никогда не соглашусь, чтобы мною повелевал раб.
Витинг, здесь нет рабов, есть только воины!
Если так, то лучше тогда мы сдадимся Ордену, и ты сможешь сам воевать со своими рабами!
Воцарилась угрожающая тишина, витинг, тревожно озираясь, попятился назад. Самилис хотел что-то сказать, опередив Монте, но не успел. Свистнул меч Монте, старый витинг отбежал несколько шагов без головы и рухнул.
Кто еще хочет воевать отдельно? Кто еще хочет сдаться Ордену?
Воины разошлись и двинулись к стенам, таща с собой лестницы, дощатые укрытия, устанавливая катапульты.
Ауктума посмотрел на недвижимое тело витинга и тоскливо сказал:
Монте, они теперь меня убьют из-за угла.
И он начал наставлять катапульту.
Камень взлетел высоко и упал где-то за городской стеной. На губах Ауктумы появилась по-детски счастливая улыбка.
Вечером Монте вошел в город через главные ворота. Герман Сарацин с несколькими рыцарями успел еще укрыться в угловой башне замка. Город вымер, по площади ратуши ветер разносил пепел. Оставшиеся в живых горожане столпились в соборе, молились и в страхе ожидали появления пруссов, в то же время не теряя надежды, что случится какое-то чудо и пруссы уйдут, не тронув их. Перед большим алтарем, окруженный ксендзами и монахами, молился епископ, в отчаянии проклиная пруссов, которым, казалось, помогает сам бог, а заодно и Орден, который оставил его, епископа, на произвол судьбы.
Загрохотали двери собора, епископ начал бить себя в грудь, горожане завопили:
Господи, не дай погибнуть твоему народу!
И епископ, сняв усыпанное драгоценными камнями распятие, повесил его над алтарем. Двери грохотали, словно огромный барабан, горожане срывали с себя драгоценности, украшения, одежды и складывали все это у подножия распятия, взывая:
Господи, не отрекись от нас, грешных! Сжалься над нами!..
Господи, я закуплю целую сотню индульгенций!
Спаситель я твоя невеста!
Тощий, оборванный юноша протиснулся к алтарю, вывернул пустые карманы и, перекрывая голоса молящихся, воскликнул:
Пресвятая дева Мария, поверь, мои карманы пусты, но ты помилуй нас и прими мою жертву!
И он подпрыгнул высоко, перевернулся в воздухе и, подобно кошке, снова встал на ноги. Люди расступились, умолкли и с какой-то смутной, вновь появившейся надеждой уставились на него, как бы не слыша больше громыхания дверей. А юноша еще продолжал кувыркаться на французский, британский манер, вертеться волчком по полу и, когда он подпрыгнул до уровня рук спасителя, его пронзила стрела. Казалось, он на мгновение застыл в воздухе, а затем медленно, точно птица, упал на пол. Пруссы были уже в соборе, когда подскакал Монте и остановил коня.
Постойте! вскричал он.
Соскочив с коня, Монте перешагнул через труп акробата и, остановившись перед большим алтарем, закрыл святое писание. Потом он громко и четко произнес, глядя в глаза епископа и улыбаясь:
Erat autem fere hora sexta, et tenebrae factae sunt in universam terram usque ad horam nonam. Et obscuratus est sol, et velum templiscissum est medium. Et clamans voce magna Jesus ait: «Pater, in manus Tuas spiritum meum».
Епископ побледнел, как бумага, и Монте поднял с алтаря золотую монстрацию с телом господним. Епископ и горожане закрыли глаза, но Монте лишь сдул пыль с тела господня и поставил монстрацию в табарнакул.
Бог не может быть хлебом, сказал Монте, а вы почитаете хлеб Ваше преосвященство, вы целыми деревнями сгоняли пруссов в воду и крестили их и потом силой отнимаете у них десятину их хлеба, Орден тоже взимает десятину, а монастыри и костелы тоже десятину, и самим пруссам не остается ничего от этого бога Пойдемте же, ваше преосвященство!
Они вышли из собора. Замковую башню пруссы уже до половины обложили дровами. Из башни время от времени вылетала стрела, один прусс уже лежал на земле с пронзенным горлом.
Дрова подожгли, и огонь начал взвиваться по каменным стенам башни. Пятясь назад от жара, пруссы молча выжидали, когда огонь сделает свое дело. Наконец в одной из бойниц показался крестоносец. Огонь охватил уже его плащ, и огненный ком с воплем ринулся вниз, но угодил в то же пламя. Герман Сарацин до конца остался в горящей башне.
Епископ крестился дрожащими пальцами.
В лесу горело множество костров. Вокруг них в обнимку плясали пруссы. Монте вернулся из лагеря. В палатке горели свечи, расставленные вокруг небольшого железного распятия. Катрина стояла на коленях, склонив голову. Из лагеря доносились песни и крики. Небо затянуло низко плывущими облаками.
Монте вошел в палатку и молча остановился.
Как ты думаешь, скоро наступит конец света, Генрих? обратилась к нему Катрина.
Что ты делаешь? с беспокойством глядя на свечи и распятие, спросил Монте.
Я молюсь за души тех христиан, которых ты сегодня убил И за твою душу, Генрих, чтобы господь бог сжалился над тобой и очистил твое сердце и руки от пролитой крови.
Я не убийца, Катрина. Я прусс, и здесь прусская земля, усталым голосом произнес Монте и, подойдя, одну за другой погасил свечи.
Генрих, неужели ты и в самом деле не боишься бога? встав на ноги и подойдя к нему, спросила Катрина. И ты не хочешь, чтобы я за тебя молилась?
Бог давно уже оглох и ослеп, с горечью произнес Монте, обнимая Катрину.
Когда ты так говоришь, меня охватывает страх, потому что ты становишься чужим и жестоким, как тогда, когда ты лежал раненый и я пришла к тебе, а ты унизил меня А помнишь ли ты, Генрих, начало нашей любви? положив голову на его плечо, спросила Катрина. Если бы ты погиб, я бы не смогла дольше жить.
Не думай о смерти, Катрина. Мы никогда не расстанемся, сказал Монте и, ласково высвободившись из объятий Катрины, лег на шкуру у входа в палатку.
Катрина раздевалась в темноте. Монте лежал с открытыми глазами. Ветер приподнимал край палатки, открывая звездное небо над ними. Монте чувствовал себя усталым, в его ушах еще гремел гром сражения, и его тело было разбито.
Ему казалось, что он снова лежит в своей келье в Магдебурге на каменном полу. Его сжигает жар, и он тяжело откашливается отбитыми легкими.
В дверь кто-то несмело постучал. На пороге стояла испуганная Катрина, закутанная в белый плащ с длинными и широкими рукавами.
Зачем ты пришла сюда? ощущая во всем теле тупую боль, спросил Монте, удивленный и рассерженный.
Прости меня, Генрих, я пришла сюда тайком. Ты никому не проговорись, что я была тут Я пришла только сказать тебе, что совсем не люблю Сарацина. Задыхаясь, Катрина торопилась все объяснить и улыбалась, скрывая свое смущение.
Ты пришла посмеяться надо мной?! в сердцах бросил ей Монте. Если я позволил тебе переступить мой порог, то лишь потому, что ты сестра Гирхалса. И не думай только, что я бессильный, прибитый прусс.
Нет, я вовсе не смеюсь над тобой, Генрих. Я хочу тебе помочь.
Монте вскочил на ноги и процедил сквозь зубы:
Не терплю, когда меня жалеют, и особенно женщины. Чего тебе надо от меня? Монте схватился за дверную ручку.
Катрина осторожно дотронулась до его плеча, как бы желая еще что-то сказать. Монте вздрогнул от этого прикосновения, но Катрина не отняла руку.
Уходи, строго сказал Монте.
Катрина, часто дыша, охваченная внезапно вспыхнувшей злобой, окинула взглядом спину Монте, чувствуя, как ее щеки заливает краска.
Ты, видно, и на самом деле дикарь
Монте обернулся.
Дикий прусс, сказала она.
Дикарь, повторил Монте и вдруг, протянув руку, сдавил пальцами ее голую шею. Ладно, теперь я буду дикарем.
Монте грубо привлек ее к себе и внезапным рывком обхватил ее руками. Катрина забилась в его объятиях от боли, потом откинулась назад и плюнула ему в лицо. Монте угрюмо наблюдал за ней и внезапно рванул на ней одежды
Потом они лежали, не глядя друг на друга, и молчали.
Я говорил тебе: уходи. Но ты не ушла, сокрушенно промолвил Монте. Ты презираешь меня, Катрина? Я думал было отомстить, но
Монте было грустно. Ему хотелось плакать. Он подвинулся ближе к Катрине. Она неподвижно глядела на голую стену. Монте не отрывал от нее глаз в ожидании, что она взглянет на него Она посмотрела, и тогда он осторожно закрыл ладонью ее глаза.
Епископ сидел привязанный к повозке, в высокой сверкающей золотом митре. Монте разглядывал его, подсвечивая факелом. Потом молча развязал веревки и повел его к себе в палатку. Катрина поднялась и, увидев перед собой епископа, опустилась на колени. Монте зажег факелом несколько свечей и повернулся к епископу.
Отпусти ей все прошлые и будущие грехи и сделай так, чтобы она была счастлива, приказал Монте.
Епископ щурился от света и молчал.
Отпусти ей грехи и сделай ее счастливой, повторил Монте.
Епископ поднял два пальца.
Во имя отца и сына
Катрина сонливо и с удивлением смотрела, как Монте уводит епископа так же внезапно, как и привел.
Над городом висели тучи дыма и пыли. Монте с епископом стояли на холме.
Содом и Гоморра, пробормотал епископ.
Немцы до утра должны сровнять с землей свой город, тогда я отпущу их.
Тебе все равно не одолеть церковь и Орден, превозмогая страх, произнес епископ, ибо они оба стоят на скале, которой имя Иисус Христос. Монте, вся христианская Европа поднялась против тебя, и наместник бога на земле, папа Александр, объявляет один крестовый поход за другим Бог
Бог, бог, грубо оборвал его Монте. Богов сотни, и все они грызутся между собой что им до нас! Пойдемте, ваше преосвященство Возьмите вот этот камень!
Ты сейчас убьешь меня? дрожащим голосом спросил епископ, едва осилив поднять огромный камень.
Нет, вас должны были бы сжечь на костре.
Они спустились к реке и долго молча шли вдоль берега. Епископ, пыхтя, едва поспевал за Монте.
Я предоставляю вам выбор, ваше преосвященство, сказал, остановившись, Монте, если вы захотите, то станете святым, естественно, после того, как вас принесут в жертву богам Или я отпущу вас сейчас же. Итак, выбирайте, ваше преосвященство.
Ты дьявол, Монте, епископ, обороняясь, поднял руки, но тут же опустил их беспомощно, глухо пробормотав: Я еще не так стар
Вы свободны, ваше преосвященство. Вы переправитесь через реку, вас будет ожидать мой человек с двумя лошадьми, он поможет вам добраться до Айстмаре. Туда часто приплывают купцы с железом и оружием. И только одно небольшое условие, ваше преосвященство. Я не знаю, где мой сын, может быть, он в Германии, а может быть, уже здесь Разыщите его и вырвите из лап Ордена, покуда не окончится война Клянитесь вашим господом богом!
Епископ швырнул камень в реку и кивнул головой. Потом он быстро стал раздеваться, поглядывая на Монте.
А если ты проиграешь, Монте? спросил он, войдя по колени в воду.
Монте спихнул ногой в реку облачение епископа и его сверкающую золотом митру.
На другом берегу фыркнула лошадь, и навстречу епископу выехал всадник, держа за поводья свободную лошадь.