Почему всё же Або, а не Хельсингфорс? спросил император. Всё же столица Великого Княжества выглядит куда предпочтительнее для заговорщиков, чем провинциальный городишко.
Позвольте мне, Ваше величество, ответил адмиралВо-первых, они, по моему мнению здраво оценивают наши силы и понимают, что взять под контроль Хельсингфорс, где размещены почти все наши войска и где в Свеаборге, находится крупная военно-морская база с без малого тремя тысячами матросов и офицеров им вряд ли удастся. Во-вторых, именно Або долгое время являлся столицей Финляндии, до того, как шведы после окончания строительства крепости Свеаборг перенесли столицу в Хельсингфорс. Нынешний бунт готовится с опорой на финских националистов, которым равно ненавистны и русские и шведы, и столица в древнем Або для них куда предпочтительнее. Ну и в-третьих, в непосредственной близости от Або располагаются Аландызнаменитое шхерное море. Точного числа и расположения островов не знает никто, но уж во всяком случае, их несколько тысяч. Контролировать архипелаг в полном объёме мы не в силах, хотя и знаем, что он активно используется контрабандистами вех мастей, ведущих незаконную торговлю как раз через Або. Снабдить мятежников оружием, заранее завезённым через Аланды, в Або гораздо проще, чем пытаться сделать это в наводнённой русскими войсками столице.
Вы очень точно обрисовал положение, Логгин Петрович, вмешался в разговор дотоле молчавший министр иностранных дел, а по совместительству начальник политической разведки Карл Васильевич НессельродеЯ хотел бы только добавить, что мы предполагали всё это достаточно давно, сразу после присоединения Финляндии к России. И именно поэтому в Або действует густая сеть нашей агентуры, от которой мы и узнали и о подготовке к мятежу и о том, что через Аланды идёт контрабанда оружия. И взяли на себя смелость, по настоянию уважаемого адмирала, послать для проверки этих сведений господ Купреянова и фон Шанцдорфа, которые и вскрыли всю глубину готовящегося злодеяния.
И что же вы, господа, предлагаете делать сейчас, когда мы подписали с англичанами, по вашему, кстати, Карл Васильевич, совету протокол по грекам? Мы теперь союзники, обязавшиеся вести совместные действия по примирению сторон, но одновременно точно знаем и цену этим союзникам.
Государь, если позволите, то делать открыто сейчас не нужно ничего. В архипелаг в этом году для вида можно послать один-два корабля со строгим приказанием придерживаться нейтралитета. Этим мы покажем нашу готовность выполнять Петербургский протокол. А вот с Финнами надо решать. Но ни в коем случае не открыто! Насколько я понял из слов уважаемого адмирала, бунт не имеет никаких шансов без мощной поддержки извне. Вот эту поддержку мы и должны предотвратить. У вас есть соображения по этому поводу, Логгин Петрович?
Уже ясно, что вся поддержка бунтовщиков идёт через Аланды, а значит, перекрыв архипелаг, мы пресекли бы саму мысль о мятеже. Но сделать этого без участия основных сил флота невозможно, а на такой шаг можно идти только в крайнем случае. Я предлагаю возвратить туда Купреянова, обеспечив его поддержкой гребной флотилии Свеаборга. Десяток иолов с тяжёлыми тридцатидвухфунтовыми пушками в условиях шхерного моря гарантированно отправят на дно любой вражеский корабль до фрегата включительно. Посылать же туда даже и фрегат крайне опрометчиво со стороны наших оппонентов. Считаю наиболее вероятным противником несколько бригов, в крайности корвет.
Теперь о предлоге посылки туда судов. Адмирал Нагаев в своё время проделал колоссальную работу, составив карты Балтийского моря. Благодаря им мы не испытывали навигационных проблем при войнах против Швеции. Но прошло уже 70 лет, а карт шхерного моря нет и в помине. С другой стороны есть прекрасный опытный навигатор, побывавший в двух кругосветных плаваниях и зарекомендовавший себя с наилучшей стороны. Вполне закономерно дать ему в распоряжение небольшую флотилию лёгких сил флота и поставить задачей картографирование недавно вошедших в состав империи островов. Такой предлог позволит им болтаться в Аландах даже и несколько лет, да, к тому же, мы наконец-то получим и впрямь нужные нам карты.
Браво, Логгин Петрович! Считаем этот вопрос закрытым. Конкретные силы гребной флотилии оставляем на Ваше усмотрение. Да, надо бы наградить лейтенанта Григоровича. Он сделал крайне важное дело. Сегодня же распоряжусь об ордене святой Анны для него.
Так закончилась аудиенция адмирала Гейдена с императором и теперь он возвращался в Свеаборг в самом прекрасном настроении. Сиял и новопроизведённый кавалер ордена святой Анны командир «Эола», время от времени бросая взгляды на новенький малиновый темляк наградной шпаги, вручённой ему сегодня утром. Император остался очень доволен его действиями, особенно, о чём молодой офицер конечно и не подозревал, в связи с назревающими в Великом княжестве событиями. Ведь армии хочешь не хочешь, а нужно питаться и местные крестьяне были бы более чем недовольны не получая денег за свою продукцию те несколько месяцев, которые потребовались бы правительству, чтобы поправить ситуацию.
Глава 4
Глядя на до боли знакомый порт с борта английского военного корабля, пожилой, но ещё очень крепкий матрос первой статьи, а ныне ординарец мичмана балтийского флота барона фон Шанцдорфа Иван Матвеевич Никитин вспоминал.
В своё время Иван плавал с Адмиралом Сенявиным в средиземное море, три года провёл сражениях и блокадных операциях против Турок, участвовал во многих десантах а потом был Тильзитский мир. Сразу после блестящих побед из Петербурга пришли требования сдать Франции все их плоды, более того, англичане из союзников мигом превратились во врагов, эскадра же более не имела ни одной базы на Средиземном море и должна была, несмотря на скверное состояние потрёпанных в сражениях, много лет не имевших возможности зайти в док для починки кораблей, прорываться на Балтику. Целый месяц английская эскадра Коллингвуда сопровождала русскую, пушки могли заговорить в каждый следующий миг, но адмиралы всё же договорились не проливать кровь недавних союзников. Эскадра отправилась домой вот только до дома она не добралась. Жестокий шторм заставил укрыться в Лиссабоне именно в тот момент, когда к городу уже подходили французские войска, а королевская семья готовилась бежать в Бразилию. Город вместе со стоящей на рейде русской эскадрой был блокирован англичанами. В Лиссабоне они простояли тогда почти год, а после взятия города англичанами отправились в Портсмут на положении не пленных, но и не союзников.
Но, пожалуй, больше всего ему запомнился последний год той затянувшейся кампании год сидения на текущих как решето кораблях, без топлива, с урезанными донельзя рационами, совершенно без мяса, почти без сухарей и лишь с небольшим количеством риса, а что самое неприятноепочти без воды И это прямо в гавани, ломившейся от припасов! Им обещали свободу и проезд в Россию, но подло обманули. Говорят, что заключившего с Сенявиным мир английского адмирала отправили под суд. Этого Иван точно не знал, но знал другоеусловия мира, о которых им сообщил адмирал, не выполнялись. Они тогда не померли только благодаря помощи простых англичан, частенько контрабандой провозивших на эскадру еду, воду, уголь и всё необходимое. Этого, конечно, не хватало, но без этой помощи было бы совсем невмоготу. Иван был одним из немногих счастливцев, изучивших английский ещё в Средиземном море, поскольку состоял под началом лейтенанта Свифтшураприродного англичанина на русской службе. В Портсмуте Свифтшур сошёл на берег, но не забыл своих матросов и те частенько тайком отправлялись в город за едой и углём, которого так не хватало на сырых кораблях суровой зимой. К тому моменту, когда они всё же отправились домой, отличить его по произношению от других английских матросов было невозможно, ведь многие из них были насильно завербованными иностранцами.
На этот раз ни малейших проблем с доступом на берег не возникло. Как только капитан вернулся на борт, они с его нынешним барином уединились в каюте и потребовали лучшего кларета. Прощальная вечеринка, однако, не затянулась и вскоре любезно предоставленная капитаном гичка везла весёлого мичмана и его ставшего вдруг задумчивым ординарца к пристани.
Полтора месяца промелькнули как один день. За это время Иван Матвеевич насмотрелся на множество чудес, до которых был охоч его барин, но которые не произвели на старого матроса особого впечатления. Куда удивительнее всех новомодных изобретений лично он считал возраст многих встреченных ими военных и купеческих кораблей, порой доходивший до ста и более лет. И это в то время, как в родном флоте считалось отличным достижением, когда корабль списывался по ветхости и гнили лет через двадцать умеренно напряжённой службы. Данный факт был тем более поразителен, что английский флот строился почти исключительно из русского леса, транспорты с которым шли в Лондон и Портсмут нескончаемой чередой. Когда моряк спросил об этом примечательном обстоятельстве своего мичмана, он не ожидал развёрнутого ответа. Каково же было его удивление, когда ничего не ответив вечером, наутро они отправились в лондонский пригород, где Юган показал ему огромные пруды со стоящими на их берегу навесами, доверху заполненными лесом. Оказывается, что перед тем, как древесина поступает на верфи, она целых двадцать лет попеременно вымачивается и сушится, пока не обретает должной прочности и сопротивляемости гниению. Потом они отправились к сухим докам, где старые корабли удобно вставали при тимберовке на стапели, не испытывая чрезмерных нагрузок от применявшегося обычно в Кронштадте по причине постоянной занятости дока кренгования. В заключение, уже под вечер, они побывали на стоянке кораблей резерва, где Иван Матвеич своими глазами увидел линкоры с полуразобранными для лучей вентиляции палубами, на которых, при этом постоянно жили и топили в трюме печи, предотвращающие от сырости. Узнал он и о том, что родной флот, который почти постоянно воевал и испытывал острую нужду в кораблях, был вынужден строить их из сырого, только что спиленного леса и только в последние годы было принято решение сушить доски хотя бы пять лет. О том, что кронштадский док никак не мог обеспечить тимберовку судов он понимал и сам. А вот то, что служители топили стоящие на приколе корабли, часть палуб на которых была разобрана, было делом нужным и важным, особенно вспоминая брошенные на зиму в Кронштадте без всякого присмотра корабли, часто набиравшие за зиму в трюме до двух метров вонючей гнилой воды. Так вот просто объяснилось «чудо» долголетия кораблей, только легче от этого не становилось ведь дома когда ещё станут так вот строить и ремонтировать корабли.
Конец размеренной жизни как всегда настал внезапно. Утром, вернувшись из клуба, барин заперся в кабинете, а спустя два часа позвал к себе венного ординарца.
Вот что, Иван Матвеич, обратился Юган к старому матросу, вот тебе сотня фунтов, одевайся поприличней и иди погуляй по городу. Когда убедишься, что за тобой не следят, то немедленно отправляйся в порт, садись на ближайший паровой пакетбот до Кале, там, не задерживаясь ни на минуту, пересаживайся на скорый пакетбот до Риги, а там отправишь вот это письмо по почте Александру Христофоровичу Бенкендорфу, сам же, вот с этим посланием отправляйся немедля в Свеаборг к адмиралу Гейдену.
Будет сделано, ваше сиятельство!
Да смотри, на каждое судно садись под разными, лучше ИХ именами, кроме, разве пакетбота от Риги до Хельсингфорса, но и на нём представься купцом.
Уже вечером Юган жаловался новому приятелю, что от него сбежал слуга, прихватив все средства, и просил посодействовать через полицию поимке «этой неблагодарной русской свиньи». Мистер Изи посмеялся, посоветовал забыть о слуге и о невеликих средствах и пригласил бедного молодого человека недельку погостить у него в Танбридж хаусе.
Глава 5
Сегодня лейтенант Куприянов получил почту. Толстая пачка писем нашла его в Свеаборге, где «Лизетта» стояла уже третью неделю, дожидаясь возвращения командующего флотилией адмирала Гейдена. Среди писем от матери и петербургских приятелей его внимание привлекли два письма из Архангельска. Писали его командир по обоим кругосветным плаваниям капитан первого ранга Михаил Петрович Лазарев и ставший после последнего кругосветного плавания верным другом Паша Нахимов. Михаил Петрович писал, что оснащает в Архангельске достраивающийся линейный корабль «Азов», и долго, подробно, с истинной увлечённостью целиком поглощённого любимым делом человека перечислял все нововведения, внесённые им в конструкцию и оснащение. Благодаря всем этим, порой незначительным, изменениям «Азов» должен стать не только одним из сильнейших в мире линейных кораблей своего ранга, но и одним из комфортабельнейших. Чего стоили одни только водоводные трубы из цельных древесных стволов, вместо постоянно текущих досчатых коробов, являвшихся истинным проклятьем команды, мечтавшей согреться и просушиться в шторм, а получавшей вечную капель прямо на голову. Многое, как например рулевые тяги из сыромятных ремней, или упрощённой конструкции гребные суда, было испытано ими на «Крейсере», некоторые предложения, вроде новой конструкции камбузной трубы, или требования непременно круглого потолочного окна капитанской каюты вызвали у лейтенанта улыбку. А вот то, что Лазарев добился существенного усиления артиллерийского вооружения, заменив смешные на линкоре шестифунтовки на шканцах и баке тридцатидвухфунтовыми карронадами, а в районе русленей даже и двадцатичетырёхфунтовыми длинными пушками, было по-настоящему здорово. Они не раз говорили с Михаилом Петровичем о недостаточности штатной артиллерии на судах флота и несоответствии её задачам нового времени.
Ваня Куприянов со времён училища был горячим сторонником тяжёлых орудий, не боялся повышенной отдачи и увеличения верхнего веса, и полагал, что усиление набора железными кницами совместно с использованием чугунного балласта вместо каменного, полностью нейтрализуют все мыслимые недостатки больших пушек. Зато какое увеличение дальнобойности и поражающей силы! Пять лет назад он смог убедить Лазарева в своей правоте, и вместе они добились разрешения в виде исключения установить на фрегат нештатное вооружение. Трёхлетнее плавание фрегата, перенесшего жесточайшие шторма, подтвердило правоту молодого лейтенанта и поверившего ему капитана. И вот теперь, ссылаясь на опыт «Крейсера», Лазарев делает то, о чём они многократно мечтали. Теперь русские линкоры будут по вооружению не хуже, а в чём то и гораздо лучше всех иных прочих!
В конце письма Михаил Петрович предлагал ему занять должность старшего офицера на «Азове», когда тот по осени придёт в Кронштадт. Два месяца назад Иван Антонович ухватился бы за такую возможность не раздумывая, но сейчас, вкусив самостоятельного командования и почувствовав персональную ответственность за то нехорошее, что может произойти в стране, а может с его помощью быть предотвращено, он уже не хотел возвращения к беззаботной жизни старшего офицера линейного корабля, исполняющего приказы «какие поступят» и отвечающего только за свой корабль и его команду. Нет, если им удастся до осени разделаться с заговором и предотвратить восстание, то он примет предложение старого командира, вот только верилось в такой исход событий с трудом. Помимо прочего, тревожила его и судьба подчинённого, уже почти ставшего другом Югана фон Шанцдорфа, играющего сейчас с огнём в далёкой Англии. Сумеет ли он обхитрить почти всесильную и крайне жестокую имперскую тайную службу, или уже рассказывает всё что знает под пытками в застенках одной из тайных тюрем адмиралтейства.
В письме как всегда беззаботного Пашки нового почти ничего не было. Пашка сообщал, что Михаил Петрович собирает в команду старых офицеров и матросов, восхищался «Азовом», уделив особое внимание вентилям для впуска забортной воды в льяло. Тема была для него дважды больной, поскольку он отвечал за покраску вечно ободранных вёдрами бортов, а также после того, как он спас упавшего за борт «Крейсера» матроса, как раз и черпавшего означенную воду в шторм, перегнувшись через фальшборт. С новыми вентилями число падений за борт должно многократно сократиться, точно так же как и краска бортов должна остаться целееведь больше не станет нужды черпать забортную воду вёдрами, напротив, её можно будет быстро и удобно подать помпой куда угодно. А ещё, чему Пашка по молодой горячности был особо рад, теперь корабль можно в случае чего легко потопить, чтобы не отдавать врагу. У многих матросов появится шанс спастись, ведь тонущий корабль совсем не то, что взлетающий на воздух от подрыва крюйт-камеры. Вторая половина Пашкиного послания сообщала все подробности о злачных местах Архангельска и окрестностей, которые он, конечно, не мог оставить без неусыпного внимания. В итоге делался вывод, что Архангельск дыра дырой, и если б не общество их общего знакомого, а пашкиного лучшего друга Миши Рейнеке, как раз сейчас описывающего Белое море, то делать тут нечего и скорей бы в море. А главное в приличные порты с приличными кабаками и борделями, где юному джентльмену не зазорно оставить честно заработанное двойное жалованье. Пашка всегда был разгильдяем и распутником, доставившим немало головной боли сперва воспитателям кадетского корпуса, а потом и командирам. При этом никто не мог отрицать очевидные таланты молодого человека, окончившего корпус шестым по результатам в своём выпуске.