Я вот чего к вам пришел, начал он свою речь. Хозяин вывесил объявление, зовет на работу. Онхитер, а нам надо быть умными. У него свои условия, хозяйские, а значит, обманные. У нассвои условия, рабочие, честные. С голоду нам умереть не дадут! Когда рабочие, товарищи наши, в Москве, в Петербурге, в Иваново-Вознесенске, в Твери узнают про наше дело, что стоим на своем, не оставят они нас в несчастье. Соберут и пришлют нам деньги. Но потерпеть придется
Все терпи да терпи! взвился женский голос.
Вас-то я и прошу больше всего, милые! У вас на руках семья, детишки грудные. Иной раз и докормить не успеете, голодных приходится отрывать от груди, бежать по звонку на фабрику, чтоб за опоздание штрафа не схлопотать. Эх, чего там! Чего мне жизнь вашу рассказывать?!
Потерпим, Василий Сергеевич! Согласны! закричали женщины.
А согласны, так еще послушайте. Чтоб себе же не навредитьмужики, к вам обращаюсь! богом вас всех прошу, по улицам зазря толпами не шастайте! Не дразните начальство! Над казаками не смейтесь. И вообще без толку нечего галдеж поднимать. Когда нужно будет, скажу, что делать. Согласны?
Согласны! Согласны! кричала толпа.
Волков спрыгнул с кадки. Моисеенко незаметно пожал ему руку.
Молодец! Пошли в другую казарму!
Народ повалил следом за Волковым. Он остановился.
Товарищи! За мной не ходите! Я иду по казармам. Буду говорить то же, что говорил вам. И еще раз прошу: не собирайтесь толпами, губернатор тотчас казаков пошлет, а драться с войсками нам не с руки.
Молодец! улыбался щербато Моисеенко. Гляди, какой ты молодец! Лучше любого оратора.
Весь день 10 января ходили по казармам, читали свои требования, упрашивали ссор с казаками и начальством не заводить.
Власти рабочих не трогали.
Губернатор в тот день доложил в Петербург: «Наружных беспорядков нет, но убеждений рабочие не слушают. Подстрекательства извне пока не обнаружены».
Смех
I
Серпуховской мещанин Василий Сергеев Волков, вчера ткач, сегодня бунтовщик и заводила бунта, сидел в своей каморке и подшивал жене валенки. Жена его под лампою с картинки вышивала гладью на пяльцах Михаила Архангела. Уже был светлый, серебряный нимб, румяное лицо, рука, сжимающая древко копья, половина белого крыла и зеленые чешуйчатые кольца змея.
Супруги работали молча, но про себя они вели друг с другом длинный грустный разговор. Когда нужно было проверить, верно ли подумалось, они вскидывали вдруг, не сговариваясь, глаза, и Василий тогда тихо смеялся, а жена улыбалась И все это было как бы во сне.
В дверь стукнули. Пяльцы упали.
Войди! крикнул Волков, сразу охрипнув.
Вошел Моисеенко.
Боже мой! У меня сердце оборвалось. У женщины задрожали губы, но не заплакала.
Волков бледный, в серых глазах ледяные камешки.
Ждете гостей?
Да ведь говорят Валенки спешу залатать, зимы впереди много.
Моисеенко поискал, куда сесть, опустился на сапожный ящик.
Садись на кровать.
А-а! отмахнулся. Ты, это самое, дома не ночуй сегодня. Коли слух идет, что нас хотят заарестовать, значит, поберечься нужно. Нам до завтрашнего дня никак в их руки нельзя попадаться.
Покосился на лежащую на полу вышивку:
Архангела вышиваешь?
Защиту для меня придумала! тихо улыбнулся Волков.
Мы сами себя в обиду не дадим Завтра в восемь утра приходи в Зуево, в трактир. Оттуда, улучив удобный момент, пойдем с прошением нашим к губернатору Да веселей вы, ребята! Рано скисать! Высыпал на стол горсть каленых лесных орехов. Пощелкайте!
И сразу ушел.
Вспыхивает в лампе, тянется по стеклу длинный язычок пламени.
Никуда я не пойду из дома, говорит Волков. Пойду посижу с мужиками. Если за мной придут, удеру, а коли часов до двенадцати не придут, значит, сегодня не придут.
Волков переходил мост через Клязьму с опаской. На мосту теперь поставили охрану: зуевских в Орехово не пускали, чтобы не переняли бунт. Моисеенко встречу в Зуеве недаром назначил, вся полиция, тайная и явная, в Орехове. Волков торопливо обдумывал, что сказать казакам, если остановят, но тут услышал громкий спор. Бабуся напирала на дюжих казаков:
Ишь встали! Зачем иду? В церковь!
В Орехово ступай молись.
Не у вас мне спрашивать, где молиться. К Пантелеймону я иду, а Пантелеймонв Зуеве!.. Вот Васька идет, наш человек, грамотный, у него спросите! И поклонилась:Василию Сергеичу!
Идите, идите! махнул рукой казак. А то еще с вами толпу соберешь.
Волков пошел за старушкой, удивляясь, как ловко все вышло, но бабуся не унималась и по глухоте своей беседу вела таким шепотом, что слыхать было на обоих берегах Клязьмы.
Я ведь в церковь иду за твое здравие и за здравие Петра Анисимыча свечку поставить. За вас, наших заступничков.
Бабушка! До бога высоко. Не до нас ему. Сколько годков-то тебе? поспешил перевести разговор Волков.
Да я и свечку поставлю, и молитву закажу, и сама помолюсь. Может, и услышит! надрывалась старуха.
Казак, стоящий на зуевской стороне моста, покосился, но не задержал.
А что, бабушка, как перешли мост, спросил Волков, так уж плохи наши дела, что от бога нам помощи ждать?
Казарменские все пойдут вас отбивать, коли заарестуют А у меня драться силов нет. Старушка встала, задумалась. Нет, пойду поставлю свечку. Глядишь, моя молитва сильнее силы будет.
Волков распрощался с громкоголосой бабушкой и заскочил в трактир Кофеева. Моисеенко сидел в темном уголке, пил чай с баранками. Как только Волков сел, передал ему тетрадь.
Ну, Сергеич, теперь черед за нами. Здесь требования. Смотри не трусь. Губернаторшишка, за нимполк солдат, а за тобоюодиннадцать тысяч рабочих. Говори смелее. Все равно нам ареста не миновать.
Волков спрятал тетрадь под рубашку.
Петр Анисимыч налил ему чаю, подвинул баранки.
Волков покачал головой:
Не могу.
Ты попей чайку, попей. За большое дело, Василий, ответ держать легко Если меня сегодня не возьмут, буду пробираться в Москву. Нужно, чтоб о нашей стачке в газетах написали, нужно о морозовской каторге на весь белый свет раззвонить, чтоб господам фабрикантам неповадно было обижать рабочего человека. Только вот ума не приложу, как выйти на революционеров. Ждал я в эти дниникого. Такое шумное делои никого.
Волков взял стакан. Отхлебнул.
Пойду, Анисимыч! Губернатор с утра выйдет народ уговаривать.
Я за тобой следом Вместе нам нельзя. Если тебя возьмут раньше, сам буду с губернатором говорить.
Они посмотрели друг другу в глаза. «Чистая душа!»подумал Анисимыч о Волкове. «Неприметный мужичишка, а какая в нем сила! Кряж!»подумал о Моисеенко Волков.
Я старушку встретил, сказал он вслух. Пошла за наше здравие свечку ставить.
Вот и славно! И Моисеенко оглушительно расхохотался.
II
Толпа фабричного люда, собранная у железнодорожного переезда по приказу губернатора, ожидала высшего начальства.
Солдаты и казаки стояли в стороне, но солдаты под ружьем, казаки на конях, с нагайками. Прибыл прокурор окружного суда господин Товарков со следователем господином Баскарёвым, прибыли фабричные чины, директора фабрик господа Дианов и Назаров. Прискакал с двумя офицерами жандармский полковник Кобордо, и, наконец, в санках прикатил сам губернатор с на-чальником жандармского управления полковником Фоминцыным.
Губернатор вышел из санок, поздоровался с представителями власти и, мягко ступая красивыми сапогами на запорошенную утренним снежком землю, пошел к толпе рабочих. Он шел без улыбки, но и не напуская на лицо строгости. Встал довольно близко от первых рядов, так, чтоб видело его как можно больше.
Серьезный, стареющий человек, он с сочувствием оглядел лица рабочих и, не поднимая голоса до крика, а только напрягая, чтобы всем было слышно, объявил:
Вам, уважаемые, надобно немедленно отправляться на работу или же получите расчет в фабричной конторе.
Из задних рядов тотчас крикнули:
Не согласны! Расчет по пасху!
Я повторяю. Губернатор опять-таки голоса до крика не повысил. Вы или приступаете к работам с сегодняшнего дня или отправляетесь теперь же к конторе за полным расчетом.
Из толпы выдвинулся Шелухин.
Нас замучили штрафами. Придираются к каждой штуке товара: нитка оборвется, и то штраф, а без этого нельзя, работаем сразу на двух станках. Пища в харчевой лавке плохая. Делают вычет за баню, больницу, отопление, за свет берут, за все платить приходится. Начнешь говоритьштрафуют вдвое, а мы и так половину заработанного получаем. Шорин совсем озверел.
Ограбил! закричали в толпе. Мы все на него обиду имеем.
Расследование о штрафах произведено. Штрафы господин Морозов вам возвращает с первого октября включительно. Что же вам еще надо? Губернатор слегка нахмурился.
На ихние условия никто согласиться не желает! сердито выкрикнул Шелухин. Верно я говорю?
Верно! Не пойдем! закричали рабочие.
Не пойдем на работу! Совсем ограбили!
Чего же вы хотите?! пришлось и губернатору крикнуть.
А вот что нам надо! из толпы вышел Волков.
Василий Сергеев! Адвокат! обрадовались рабочие. Ты скажи ему! Заступись, Сергеич! Не робей!
Тихо! повернулся к толпе Волков. О деле спокойно нужно обговорить.
Крики тотчас прекратились. Люди тянулись, вставали на носкипоглядеть, как стоит перед начальством свой человек, послушать, что скажет.
Жандармские полковники тоже как бы замерли: вот онвожак. Молодой! Чуть ли не мальчишка. Не спугнуть бы только!
Работать на условиях конторы рабочие решительно отказываются, громко сказал Волков. У нас написаны условия, по которым все мы согласны продолжать работу.
Он стоял перед генералом, перед судебными шишками и не боялся их. Не боялся, что не то скажет, коряво. Правду говорить просто.
Он видел, как забегали офицерики, от полковниковк казакам и к солдатам. Но за правду пострадать не страшно.
Ребята, подайте мне условия! приказал Волков рабочим.
Пошло в толпе шевеление, и тетрадочка из рук в руки была ему тотчас подана.
Прошу принять требования рабочих! Волков подошел с тетрадкой к губернатору.
Это не мне! Губернатор убрал руки за спину и глазами дал знак полковнику Кобордо.
Волков и этого движения не упустил, но ему, гласу народному, не по чину было бежать и прятаться. Он подошел к прокурору окружного суда господину Товаркову.
Возьмите наши условия.
Прокурор тетрадочку принял.
Прошу прочитать публично. Я этого требую!
Зачинщиков арестовать! раздалась звонкая команда полковника Кобордо.
Солдаты бегом, цепочкой отделили Волкова и Шелухина от толпы.
Не трожь Ваську, нашего человека! заорали в толпе. Не трожь!
Товарищи! крикнул Волков, поднимая над головой сжатый кулак. Нам пред капиталистами и говорить не позволено. Пропадать, так пропадать вместе! Я за всех и все за меня?!
Все! Все! кричали фабричные. Васька, все за тебя!
Казаки врезались в толпу, отделили первые ряды, свистнули нагайки, щелкнули затворы винтовок.
Господин губернатор поспешно садился в санки: все это ему, старому либералу, было неприятно, нослужба.
* * *
Дядя Анисимыч, назад!
Моисеенко зорко и быстро глянул вдоль пустынной зияющей улицы и только потом чуть скосил глаза на голос: возле старого вяза стоял мальчишка и двумя руками, как бы подгребая, звал его к себе. Моисеенко отступил за дерево.
Ваня, ты?
Я, дядя Анисимыч! Не ходи дальше, губернатор дядю Волкова забрал, а с ним еще человек, может, сто!
Куда это забрал?
Во двор их всех впихнули, а у вороткараул. С пиками, ружьями.
Моисеенко сдернул шапчонку, быстрыми движениями пригладил рыжеватые вихры и опять надвинул треух по самые глаза.
Так Твои приютские-то где? Далеко?
Ваня сунул два пальца в рот и свистнул. Тотчас из-за углов, из подъездов, с деревьев посыпались мальчишки и девчонки.
Это мы тебя бережем, понял?
Меня? Кто же это вас надоумил меня беречь?
Дядя Волков Так и вейтесь, сказал, вокруг Анисимыча. Сам сказал. Ей-богу! Если, говорит, кто наскочит на него, орите и звените, чтоб на помощь люди бежали.
Моисеенко оглядел подскочивших мальчишек и девчонок, впередиприютские, Ванино воинство. Чуть не потерялся среди них, сам-то он повыше ребят на голову разве.
Летите, братцы, лётом во все казармы, и чтоб все люди тотчас на улицу шли. «Волкова губернатор схватил!»так и кричите.
Ребятаврассыпную, один Ваня не ушел.
Мне от тебя нельзя, голову опустил. Сам понимаешь, шпики тебя небось днем с огнем ищут.
Анисимыч подмигнул:
Не дрейфь, Ваня. Они, может, и теперь на нас через щелочку глядят, а взятькишка тонка. Смотри, как люди-то из казарм высыпают.
Моисеенко поднял правую руку, пошел к рабочим:
Братцы! Идем к губернатору. Если ему нужно, пусть всех забирает, а не нужнопусть наших товарищей всех до одного отпустит.
Бросились к воротам.
Товсь! раздалась воинская команда.
Казаки выставили пики.
Не дрейфь, братцы! Моисеенко рванулся на частокол пик, но казак, стоявший против него, не дрогнул, ткнул острием в грудь. От удара Петр Анисимыч отлетел в снег.
«Не испугались бы!»подумал о своих и тотчас вскочил на ноги.
Толпа уже подалась куда-то в сторону.
В банные ворота! кричали.
Банные ворота оказались открыты. Толпа ворвалась во двор. Кто-то кинулся к звонкам.
Тревога! Тревога!
Люди бежали из казарм на помощь. Анисимыч прислонился к стене, перевел дух. В глазах почему-то плыли зеленые и красные круги.
Дядя Анисимыч!
Как тяжело разжать веки.
Это ты, Ваня?
Нет! Я Ванин друг. Помнишь, ты в приют к нам приходил?
Петр Анисимыч, сбросив оцепенение, поглядел на мальчика:
А, чернявенький! Помню.
Я знаю, где сидят арестованные.
Тяжесть отлетела прочь.
Где? Караул есть? Много?
Никого.
Веди.
Чернявый вел в приют.
Три-четыре совсем маленьких мальчика ползали по полу в просторном зале.
Где же арестованные?
В другом отделении! Вот дверь.
Дверь была заперта, но вдоль стентяжелые, во всю длину, скамейки.
Помоги!
А мальчишки тут как тут уже. Подняли скамейки, крякнули, раскачали:
И-и-и-ах!
Дверь подалась.
И-и-иах!
Настежь.
Столовая приютская. На другом ее конце сгрудились арестованные.
Выходи!
Кинулись бежать.
Волков здесь?
Нет, с Шелухиным в контору его увели.
Пока разбегались, Петр Анисимыч стоял, пропуская. Осталось человек семь.
А вы что же? Не хотите? На милость надеетесь! Глядите, промахнетесь.
Побежал из приюта, четверо, поколебавшись, за ним, трое остались. Струсили.
Во дворе уже солдаты цепью. Теснят.
Что вы делаете? крикнул Моисеенко с крыльца. Прочь! На кого подняли ружья? На отцов своих, на братьев!
Выбежал к самой цепи. На него медленно шел солдат. Так же медленно, не сильно, уперся штыком в грудь.
«Второй раз за день», мелькнуло в голове. Схватился за ствол ружья, дернул на себя, и вдруг ружье оказалось у него в руках. Не по своей, видать, охоте солдат на рабочего ружье направил.
Моисеенко бросил ружье в снег, перебежал к своим.
Отходи, ребята!
Толпа качнулась, попятилась. Солдаты перестроились, ружья на руку. Замерли.
Моисеенко увидел, что среди рабочих есть раненые.
Что тут было?
Дрались с солдатами. Они кинулись вам наперерез, ну, а мы на них.
«Вон как осмелели», подумал о своих.
Во дворе появился владимирский губернатор, московский прокурор Муравьев, владимирский прокурор, полковник на лошади, с ним казаки, тоже на лошадях.
Рабочие! громко и властно крикнул губернатор. Зачем вы сделали это? Вы противитесь власти, которая поставлена над вами еще более высшей властью! Вы нарушаете порядок и своими поступками делаете для себя хуже.
«Вот и мой черед», сказал себе Моисеенко и выступил из толпы.
Неправда! Не мы нарушаем порядок! Мы не пошли бы на это, если бы вы не арестовали рабочих, которые подали вам требования мирным путем. Все это из-за вас. Поглядите, вон кровь рабочих, раненных вашими солдатами.
Этого нужно арестовать! наклонился с седла к губернатору полковник.