Не стоит благодарности, отмахнулся хаджи Абдель Убаиди. Салам, мой дорогой Моктар. Он повернулся, чтобы направиться к постоялому двору, но был вынужден остановиться. На его губах появилась улыбка: сиди Моктар не мог не бросить ему вдогонку последнюю фразу:
Хотя оно и стоило мне целое состояние!
Твоя горячая мята мне, честно говоря, в стократ приятнее, чем ледяная апельсиновая вода сиди Моктара, моя орхидея, заметил хаджи Абдель Убаиди, дуя в чашку, чтобы остудить напиток. Завершив рассказ о визите к своему другу, он осторожно отпил из чашки. С жарой лучше всего бороться жаром, хотя должен признать, что в твоей каморке она переносится не так уж плохо.
В действительности дневной зной спал, к тому же идеальный порядок, который навела Рабия, разложив в стенной нише, заменявшей шкафчик, свои нехитрые пожитки, действовал на хаджи благотворно.
Рабия тоже сделала глоточек. Она сняла чадру, хотя прекрасно знала, что это не положено. Но ведь хабир вскорости станет ей законным мужем, и она надеялась, что Аллах простит ей этот небольшой грех.
Хаджи Абдель Убаиди давно уже сделал это. Он впервые видел ее лицо неприкрытым, и то, что ему удалось рассмотреть в тусклом свете керосиновой лампы, настолько поразило хабира, что он поначалу не находил слов. Потом в памяти вдруг всплыло старое арабское стихотворение о любви:
Если я не могу быть солнцем,
Я хочу быть луной;
Если я не могу быть горой,
Я хочу быть долиной;
Если я не могу быть львом,
Я хочу быть ягненком
Кем я только не хочу быть,
Но если не могу быть твоим
Не хочу быть вовсе.
О моя орхидея! воскликнул он. Аллах мне свидетельты красивее, чем Шахразада из «Тысячи и одной ночи»!
И он ее поцеловал
Рабия отпила еще глоток. В голове роились самые разные мысли: от волшебных ощущений первого поцелуя до печальной судьбы надсмотрщика их господина Шакира Эфсанеха. Этот человек лежал сейчас мертвый под грудами земли и осыпавшейся породы, и вряд ли его труп когда-нибудь будет похоронен. В ее смышленой головке созрела идея. Девушка высказала ее, и хабир взвесил все за и против. Потом важно кивнул и заметил:
Я не сомневался, что ты предложишь это.
И что ты об этом думаешь, Абдель, мой будущий супруг?
Посмотрим, посмотрим.
Через десять дней хаджи Абдель Убаиди предстал пред светлыми очами своего хозяина Шакира Эфсанеха. Ради особого случая он попросил, чтобы и госпожа Амина почтила его своим присутствием. Хабир облачился в лучшие одежды: искусно намотанный тюрбан, в центре которого сверкал небольшой изумруд, длинную рубаху из белого шелка, на которую был надет застегнутый на множество пуговиц жилет из кожи верблюжонка, поверх него суконный халат в пеструю полоску, широкие шаровары и туфли без задников с загнутыми золотыми носами. Довершал картину заткнутый за пояс кинжал с рукоятью, отделанной драгоценными камнями.
Салам алейкум, ас-салама, ас-саламу алейкум, неторопливо поздоровался он и низко поклонился.
Салам алейкум, удивленно ответил сиди Шакир. Для человека, только что слезшего с верблюда, ты роскошно одет.
На то у меня есть веские основания, господин. Дозволишь подробно изложить их тебе?
Излагай, наконец! нетерпеливо вмешалась повелительница. Она уже неоднократно спрашивала Рабию, как прошло путешествиеособенно ее, конечно, интересовала судьба рабов, но к своей досаде не смогла выжать из служанки ни словечка. Я хотела бы
Ты хотела бы отведать засахаренных фруктов, перебил жену сиди Шакир. На его переносице залегла глубокая складканедвусмысленное предупреждение для каждого, кто его знал. В этом случае следовало быть осторожным, крайне осторожным, и это было хорошо известно повелительнице Амине. Она покорно потянулась к чаше со сладостями, стоявшей на приставном столике.
Хабир с удовлетворением отметил, что хозяин не выпустил из рук инициативу. Будучи весьма великодушным супругом, он оставался единоличным хозяином в доме Эфсанехов.
Я принес хорошие и не очень хорошие новости. Хотел бы предоставить тебе как самому мудрому решить, какие ты хочешь услышать вначале.
Ты меня заинтриговал, хаджи Абдель Убаиди. Пожалуй, начни с менее хороших.
Хабир откашлялся. Наступил самый важный момент. Он столько раз мысленно проговаривал слова, которые хотел сказать, а теперь они вдруг улетучились, словно перекати-поле в песках пустыни.
Ну, хаджи?
Господин, мне весьма прискорбно сообщить тебе, что есть людские потери.
Людские потери? Кто же умер?
Хабир напрягся, но продолжал:
Шестеро рабов, господин, которых твоя супруга распорядилась отправить с караваном в Фес.
Нет! вскочила Амина. Это неправда!
Ешь засахаренные фрукты, сиди Шакир усадил на диван свою разъяренную жену. Складка на его переносице появилась снова и на этот раз уже не исчезала, поскольку госпожа, разумеется, призналась ему, какую дикую сумму ему придется заплатить за приобретенных ею рабов. Напрасно потраченные, выброшенные на ветер деньги! А теперь еще эти затраты нисколько не будут компенсированы трудом купленных людей. Однако если чему и научился многоопытный купец Шакир Эфсанех за долгие годы, так это одному золотому правилу: никогда не оплакивать неудачную сделку, этим делу не поможешь!
Вот и сегодня он решил придерживаться этой истины:
Продолжай, друг мой!
Хабир вздохнул с облегчением. Сиди Шакир назвал его «друг мой», как обычно, когда благоволил к нему.
Рабов, о мой господин, твой старший надсмотрщик пальмовых рощ Азиз эль-Мамуд повел в фоггара, желая удостовериться, что их будут использовать там, где нужно. Потом случилось несчастье.
Какое несчастье?
К сожалению, довольно обыденное. Опоры подземного хода не выдержали, и обрушившиеся массы земли погребли его и рабов. В этот день погиб и он.
Складка на переносье опять разгладилась.
Так-так, значит, Азиз эль-Мамуд тоже погиб Потеря старшего надсмотрщика была далеко не такой трагичной: он был свободным человеком и не стоил денег. К тому же его желание работать в последнее время поубавилось.
Так-так Значит, Азиз эль-Мамуд тоже погиб, повторил хозяин дома. Он назначит нового надсмотрщика, помоложе и поприлежнее. И, разумеется, подешевле. Был ли Азиз эль-Мамуд, по крайней мере, погребен, как полагается благочестивому мусульманину?
К сожалению, это невозможно. Тела погибших оказались так глубоко засыпаны землей, что понадобились бы месяцы, чтобы раскопать их.
Ну да. Сиди Шакир на миг опять вспомнил о рабах, но не стал задумываться о спасении их душ. В конце концов, это были неверные. Ему пришло на ум, что у хабира были в запасе и хорошие новости. У тебя, кажется, есть и приятное сообщение?
Да, господин. Я рад сообщить тебе, что продажа твоих товаров в Фесе прошла под счастливой звездой. Многие вещи мне удалось продать с выручкой, превышающей их стоимость в два, три, а некоторые, например чугун и шелк, даже в четыре раза. Подробный отчет я представлю завтра.
О Аллах, вот это я называю хорошей новостью! С нее надо было начинать. Как опытный купец, Шакир Эфсанех сразу прикинул, что прибыль, принесенная караваном, в какой-то мере перекрыла потерю рабов. Точный расчет, вероятно, покажет, что доход даже превысил расходы, понесенные им по милости жены. Я отблагодарю тебя, друг мой!
Хабир собрал все свое мужество и воспользовался подходящим моментом.
Если ты собираешься отблагодарить меня, о господин, у меня есть одна маленькая просьба.
Говори. Она уже почти выполнена.
Путешествие было долгим, и у меня была возможность поближе присмотреться к служанке Рабии. Это удивительно скромная и умная девушка, которая, как и я, уже осиротела. Я прошу твоего разрешения взять ее в жены.
Нет! опять взвилась повелительница, и вновь супруг увлек ее обратно на диван.
Шакир Эфсанех улыбнулся:
Я разрешаю тебе. И мы непременно постараемся, чтобы торжество было отнюдь не скромным. Не так ли, любимая?
Амина кивнула с каменным лицом.
Ей не оставалось ничего другого, кроме как съесть еще один засахаренный фрукт.
ТОРГОВЕЦ ХАДЖИ МОКТАР БОНАЛИ
Кальян мне что-то разонравился. Может, дело в опиуме, а может, в розовой воде. Вероятно, в розовой воде. В следующий раз попробую на цветах тамариска, это и дешевле. О чем ты меня спросил? Не выдам ли я вас? Нет, не выдам.
Вот уже три дня связанные рабы сидели в углу постоялого двора, под неусыпной охраной вооруженного погонщика верблюдов и более-менее сносно накормленные. Воду, которой они запивали свою скромную еду, им приходилось брать из бочки, деля ее с целым табуном животных. Если не брать в расчет, что с ними обращались, как со скотом, чувствовали они себя неплохо.
Правда, прошлой ночью произошел один чреватый последствиями несчастный случай: работавшее всего в нескольких переулках от них водяное колесо, обеспечивавшее бесперебойное снабжение водой всего квартала, не выдержало многолетней нагрузки и сломалось. Доставка прохладной воды прекратилась. И людей, и животных мучила жажда, и уровень воды в бочке резко снизился. Ничего не подозревавших друзей охватило беспокойство, а потом и паника, но никто не мог объяснить им причину создавшейся ситуации.
Ранним утром следующего дня солнце, как обычно, взошло из-за окрестных крыш, и жара обрушилась на рабов со всей силой. Казалось, она иссушала любую мысль, любое слово умирало, еще не будучи произнесено. На всей площади двора не было ни единого затененного участка.
Чего бы я только не отдал за смоченный водой навес, как там, на площади в Танжере, прохрипел Магистр.
Уй-уй, вяло подтвердил Энано с красным, как рак, маленьким лунообразным лицом.
Альб издал невразумительный клекот. Нгонго, никогда не отличавшийся особым красноречием, молча склонил свой мощный торс над карликом, подарив ему немного тени. Он проделывал это по несколько раз на дню, поскольку, будучи чернокожим, меньше всех страдал от жары, в то время как рыжеволосому малышу с его белой кожей приходилось хуже всех. Вессель бормотал что-то о вечнозеленых благодатных лесах Богемии.
Скоро солнце достигнет зенита и начнет мучительно медленно ползти на запад, пока наконец не скроется за крышами и не уступит место прохладе.
Витус тоже страдал. Люди и животные были больше не в состоянии подобраться к оставшейся в бочке воде. Их решили уморить от жажды? Молодой человек с трудом поднял голову и заметил, что число животных во дворе караван-сарая резко сократилось. Оставшаяся скотина ревела от жажды. Куда делись другие? Уж не сдохли ли от недостатка воды? Тогда где же их околевшие туши? Их что, уже успели убрать?
Ленивое течение его мыслей прервало неожиданное появление незнакомого мальчика. Он вежливо поклонился и сказал:
Я ищу человека, который часто щурится.
Человека, который часто щурится? недоуменно повторил Витус. А, тебе, наверное, нужен Магистр. Он показал на друга.
Мальчик снова поклонился и поздоровался.
Магистр пробормотал в ответ слова приветствия, разглядывая пришельца красными воспаленными глазами. Словно в подтверждение того, что он и есть тот, кого ищут, маленький ученый сощурился.
После этого произошло нечто удивительное: мальчик вытащил острый кинжал и несколькими ударами рассек веревки на руках Магистра.
Тот совсем оторопел.
Премного благодарен, сын мой, хрипло произнес он. Чему обязан?
Запинаясь, мальчик ответил по-испански:
Это для тебя. Он вытащил из складок своей одежды завернутый в папирус сверток и протянул его Магистру. Открой. Мне велели дождаться, когда ты откроешь.
Велели? Кто велел?
Я не имею права этого говорить.
Магистр начал потихоньку оживать.
А кто разрешил тебе разрезать мои веревки? попробовал узнать он.
Этого я тоже не имею права сказать.
Магистр, смотри, наша охрана исчезла! вдруг подал голос Витус.
Человек с мушкетом? маленький ученый растерянно заморгал. Может, мочится где-нибудь, по обыкновению на корточках, как все погонщики?
Нет-нет, он исчез! Впервые за весь день Витус поднялся в полный рост и протянул мальчику свои связанные руки. Освободи и меня.
Тот нерешительно помялся.
Вообще-то у меня задание разрезать веревки только тому, кто часто щурится, пробормотал он, но все же выполнил просьбу.
Освободив по очереди всех рабов, он опять попросил Магистра открыть сверток.
Тот, тоже успевший подняться, повозился немного с ленточкой, потом стянул ее и развернул упаковку. На свет показались книга и письмо.
Ну надо же! воскликнул Магистр. Какой милый сюрприз. Только, к сожалению, я не смогу прочесть ни то ни другое. Все по-арабски. Сын мой, а ты как посланец не можешь помочь мне?
Боюсь, что нет, господин. Я тоже не умею читать. Знаю только, что книгаэто наш священный Коран.
Коран?! Кто, ради всех святых, посылает мне Коран? Заинтригованные друзья окружили Магистра, который несколько раз перелистал всю книгу, но так и не обнаружил ни одной знакомой буквы.
Мы в Фесе открываем книгу с другой стороны, господин.
Как? Ах да, я слыхал об этом. Только что толку? Откуда бы я ни начинал, повсюду непонятные для меня письмена. То же самое и с запиской.
Все склонились над красивой, непонятной вязью. Витус заметил:
Нам нужно найти кого-нибудь, кто бы смог прочесть письмо. Стало быть, мы должны покинуть двор. Он поднял глаза и, к своему изумлению, обнаружил, что мальчик бесследно исчез. Его наконец осенило: то, что кто-то развязал их, исчезла охрана ион только сейчас это осозналсо двора ушли все верблюды, свидетельствовало лишь об одномкараван хабира хаджи Абделя Убаиди тронулся в обратный путь. Они отправились назад, в Танжер.
А рабы отныне свободны!
Мы свободны! крикнул он. Свободны, свободны!
Прошло еще какое-то время, прежде чем остальные смогли проследить за ходом его мыслей, и двор караван-сарая огласили восторженные крики.
Ну и что дальше? спросил всегда практически мыслящий Магистр, когда первое волнение немного улеглось. Что с нами будет? Наши головы посыпаны пеплом, и у нас нет ни одного захудалого мараведи, или как там называются местные гроши. Кроме того, мы вообще не ориентируемся в Фесе. Лучше уж нам остаться здесь.
Нет, мы уходим, решительно возразил Витус. И немедленно. Не хочу, чтобы кто-нибудь сейчас нагрянул и вообразил, что имеет право задержать нас по какой-нибудь причине.
Не успел он произнести эти слова, как с улицы во двор и в самом деле вбежали несколько парней с ведрами. К счастью, это были всего лишь водоносы, которые устремились к бочке и вылили в нее воду. При этом они не обращали на друзей ни малейшего внимания, поскольку заполнять бочку таким способом было утомительным и трудоемким делом. Но другого выхода не было, иначе лошади и мулы могли умереть от жажды.
Витус уже перебросил через плечи лямки своего короба и взял в руки посох.
За мной, друзья! Кому бы мы ни были обязаны своей свободой, вряд ли он хочет, чтобы мы оставались здесь дольше, чем надо.
И бывшие невольники стремительным шагом покинули постоялый двор.
Прошло уже несколько часов с того момента, как друзья покинули постоялый двор. Сначала они утолили жажду, поскольку «воду праведного пути» и в городе можно было в избытке найти в кувшинах или амфорах. Но потом заявил о себе голод. Соблазнительные запахи, доносившиеся из харчевен, щекотали носы, и бывшие невольники многое бы отдали за горстку овощей или пшена, но у них не было денег, а просить подаяние было ниже их достоинства.
Попытка Магистра здесь выступить с занимательными историями, чтобы заработать хоть пару монет, окончилась провалом. В Фесе, удаленном от Танжера на сто тридцать миль в глубь страны, никто не понимал ни португальского, ни испанского, ни тем более английского.
В поисках хоть чего-нибудь съестного путники уходили все дальше и дальше, погружаясь в затейливые хитросплетения домов и улочек. Время от времени их выбрасывало на большие площади, где вовсю кипела жизнь. В центре, как правило, стояла мечеть, к примеру Джемма эль-Мулей Идрис или Джемма Карубин. Проходили они и мимо исламских школ, таких как медресе Эль-Сеффарине или медресе Эль-Аттарине. Продвижение чаще всего было крайне затруднено, и очень часто они не могли сделать ни шага вперед или назад, потому что путь преграждали навьюченные ослы. Нередко друзья не столько сами выбирали дорогу, сколько буквально плыли по течению, увлекаемые общим потоком. Кто только не попадался на их пути: ремесленники, торговцы специями, фокусники, канатоходцы, заклинатели змей, флейтисты, трубачи и барабанщики; в конце концов бывшие невольники оказались в квартале дубильщиков и красильщиков.