«Россия в настоящее время внесла свой вклади какой героический вклад, в дело борьбы за европейскую свободу, писал Ллойд Джордж,ив течение многих месяцев мы не можем рассчитывать, со стороны русской армии, на ту активную поддержку, которой мы до сего пользовались Кто займет место России, пока ее армии перевооружаются?»
«Как мы можем отплатить России за все, что она сделала для Европы?»спрашивала «Times».
Действительно, за 1915 г. Россия вынесла на себе главную тяжесть борьбы. К осени 1915 г. на Восточном фронте было сосредоточено 137 пехотных австро-германских дивизий и 24 кавалерийские; на Западном оставалось 85 пехотных и одна кавалерийская. За все лето никакие боевые действия на англо-французском фронте не доставили России того облегчения, которое русские армии принесли союзникам за первые месяцы войны
В стране (России. Ю. В.) развивалась в спешном порядке военная промышленность; строились огромные новые казенные заводы, переоборудовались старые. С союзниками было достигнуто финансовое соглашение относительно оплаты больших заказовпреимущественно в Америке и в Англии.
Государь жил в Ставке, примерно раз в месяц приезжая на несколько дней в Царское Село. С Ним вместе большей частью находился Наследник Цесаревич. Все ответственные решения принимались Государем, который в то же время поручал Императрице поддерживать постоянные сношения с министрами и держать Его в курсе происходящего в столице
Осенью 1915 г. в Царскую Ставку прибыл известный французский политический деятель Поль Думер, впоследствии президент республики; он настаивал на том, чтобы Россия присылала на Западный фронт по 40 000 человек в месяц; их доставку и вооружение союзники брали на себя («Помогите нам чем вы богаты, помогите нам людьми», говорил впоследствии А. И. Шингареву французский министр финансов Рибо).
Государь отклонил посылку крупных войсковых частей и согласился только отправить во Францию символические отрядыпервая партия была намечена в 8000 человек. Такой жест подчеркивал солидарность союзников, не ослабляя в то же время многострадальный Восточный фронт
«В 1917 г., говорил он (Шингарев. Ю. В.), мы достигнем апогея. Это год крушения Германии Архангельская дорога перешита, Мурманская кончается осенью. Приходят все паровозы и вагоны из Америки, снабженные ружьями, патронами, тяжелыми снарядами. Количество бомб измеряется десятками миллионов».
Возражая Шингареву, Н. И. Астров сказал: «Объективное изображение не наше дело».
Целью записки (о положении армии. Ю. В.) было показать, что при этом правительстве все должно пойти прахом. «Общественные организации» в политическом отношении вели упорную борьбу с властью, не особенно стесняясь в средствах
А. Н. Хвостов должен был уйти, так как проникся верой в значение «распутинской легенды» и увлекся мыслью ее уничтожитьпри помощи уничтожения самого Распутина.
Тщательно подготовленная враждебными Государю кругами еще в 19111912 гг., эта легенда, как известно, приписывала Распутину огромное закулисное влияние на государственные дела, «на смену направлений и даже смену лиц», выражаясь словами Гучкова, одного из главных творцов этой легенды (если не главного) Эта пропаганда, которая велась умело и упорно, находила немало легковерных слушателей (да почти вся Россия слушала жадно и гневно. Ю. В.)
Можно сказать, что в это трудное время свой долг до конца исполнили те министры, которые нашли в себе нравственную силу игнорировать не столько самого Распутинаэто было сравнительно легко, сколько распутинскую легенду; которые служили своему Государю так, как будто никакого Распутина на свете не было. К чести русского служилого сословия, таких министров оказалось большинство. Это, впрочем, не мешало кругам, враждебным власти, приклеивать кличку «распутинцев» чуть ли не ко всем неугодным для них государственным деятелям
Начальник штаба ген. М. В. Алексеев выработал смелый стратегический план, который был доложен ген. С. Г. Жилинским на совещании представителей союзных штабов в Шантильи в декабре 1915 г. По алексеевскому плану, союзники должны были в 1916 г. предпринять общее наступление на Венгриюрусские со стороны Карпат, англо-французская (и сербская) армияот Салоник, с тем чтобы «встретиться в Будапеште»; такой удар лишил бы Германию всех ее союзников и отрезал ее от источников снабжения. План этот был отвергнут союзниками, продолжавшими считать французский флот главным, а остальные вспомогательными. Вместо этого было решено, накопив силы, одновременно начать наступление на Западном и на Восточном фронтах в середине лета 1916 г.
Немцы, однако, предупредили это наступление, начав уже в феврале атаку против Вердена. В разгар первых боев на верденском фронте, русская армиявпервые после отступления 1915 г. проявила наступательный почин в районе озер Нароч и Вишневское к югу от Двинска (бои шли с 5 марта по 17 марта). Это пробуждение русской армии настолько обеспокоило немцев, что они примерно на неделю приостановили свои атаки против Вердена, пока не убедились, что это операция местного значения.
Пока под Верденом продолжалась изнурительная борьба, истощившая резервы обеих сторонфранцузы несли не меньшие потери, чем немцы, австрийский главнокомандующий Конрад фон Гетцендорф предпринял смело задуманный поход на Италию. Австрийские войска, наступая из Южного Тироля, продвигались к равнине реки По и грозили отрезать от базы все главные итальянские силы, боровшиеся в горах Карсо, на путях к Триесту.
Как и в 1914 г., союзники обратились к Россиии русская армия, пополнившая свои потери, значительно усилившаяся количественно, если не качественно, снова, ранее намеченного срока, перешла в наступление.
22 мая армии Юго-Западного фронта под начальством ген. А. А. Брусилова (который незадолго перед тем сменил ген. Иванова) прорвали в нескольких местах неприятельский фронт на Волыни и в Галиции и начали быстро продвигаться вперед, занимая города Луцк, Дубно, захватывая сотни тысяч пленных.
Блестящая русская победа над австрийцами сразу же ликвидировала итальянский поход ген. Конрада фон Гетцендорфа, который к тому же был обвинен в том, что не предусмотрел русского наступления; он вынужден был сложить командование. Италия была спасена от страшной угрозы. Но «брусиловское» наступление отразилось и на бое под Верденом: немцы вынуждены были спешно отправить подкрепления на Восточный фронт и у них больше не осталось резервов для продолжения верденской «борьбы на истощение».
Русская победа на Волыни была первым крупным успехом союзников после долгой полосы неудач
Наступление на Юго-Западном фронте успешно развивалось; из Волыни оно распространилось на Галицию и Буковину. Уже за первые три недели наступления число пленных (главным образом австрийцев) превысило 200 000.
Атака под Верденом прекратилась. Союзники в свою очередь перешли в наступление на Сомме; они продвигались вперед очень медленно, с огромными жертвами но все же продвигались. Если немцам удалось предотвратить одновременное общее наступление союзниковони уже не могли помешать тому, что к середине лета инициатива попала в руки их противников: на обоих фронтах Германия вынуждена была перейти к обороне
В двух вопросахпольском и еврейскомрусская политика, быть может, не удовлетворяла союзников, но такт и лояльность не позволяли им вмешиваться во внутренние вопросы русской жизни. Как русскому правительству не приходило в голову советовать Англии ввести гомруль для Ирландии или Францииотменить закон против монашеских орденов, так и союзные правительства не считали уместным требовать от России каких-либо внутренних реформ
Некоторые английские финансовые круги с лордом Ротшильдом во главе с самого начала войны пытались добиться через русского посла в Лондоне, графа Бенкендорфа, изменения законов относительно евреев; но Государь тогда жеосенью 1914 г. категорически запретил давать какие-либо обещания. Указания в этом смысле повторялись затем неоднократно.
Когда русская парламентская делегация была в Лондоне, ее председатель А. Д. Протопопов, несколько смело заверил лорда Ротшильда на одном банкете, что еврейское равноправие будет вскоре осуществлено в России. По возвращении в Петроград А. И. Шингарев сделал 19 июня доклад в военно-морской комиссии, в котором доказывал, что в целях облегчения выпуска союзных займов в Америке необходимо провести реформы в пользу евреев; известный банкир Яков Штифф, считавшийся германофилом, обещал в таком случае сам выпустить заем для русского правительства
Такая постановка вопроса вызвала возмущенный протест представителя правых Н. Е. Маркова (в Думе. Ю. В.). «Вопрос ясен: Его еврейское величество Яков Штифф приказывает союзникам заставить Россию провести внутри своего государства желательные Его величеству реформы Нам приказывают Вы ведь не говорите, что Яков Штифф прав, а вы говорите, что иначе вам не дадут денег. Значит, вам приказывают, иначе вас заставят»
А. И. Шингарев счел нужным подчеркнуть, что его докладтолько изложение фактов, а не его собственные аргументы. «Я такого аргумента не могу вынести, что под давлением требований Россия должна уступить»
Государь продолжал считать, что всякие внутренние реформы должны быть отложены до окончания войны (автор книги замечает, что, по существу, равноправиеи даже более тогобыло; например, в 1916 г. на 1-й курс медицинского факультета Одесского университета поступило 586 человек, из них390 евреев! Ю. В.). Он был уверен, что союзники сами слишком заинтересованы в безопасности России, чтобы из-за «еврейского вопроса» задерживать поставку военного снабжения
Русская Императорская власть, оглядываясь на год упорной работы, могла с гордостью убедиться в том, как много переменилось за 15 месяцев. Не только не было уступлено пяди русской земли, но, наоборот, у врага удалось отвоевать широкую полосу территории на Волыни, в Галиции и Буковине (площадью около 30 000 кв. верст). На Кавказе русская армия глубоко проникла в пределы Турции, на Анатолийское плоскогорье. Почти вся Армения была в русских руках. Было захвачено около миллиона пленных, преимущественно австрийцев (общее число пленных приблизилось к 2 млн. Ю. В.)
Уже во время кампании 1916 г. армия была снабжена удовлетворительно. К концу 1916 г. производство военного снабжения увеличилось в огромных, поразительных размерах. Производство ружей удвоилось против 1914 г производство пулеметов возросло в шесть раз, для легких орудий отмечалось увеличение в девять раз для 3-дюймовых снарядовв шестнадцать раз. В четыре раза возросло производство тяжелых орудий, утроилось число аэропланов (716 против 263)
«Мало эпизодов Великой Войны, писал У. Черчилль, более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие России в 1916 г. Это был последний славный вклад Царя и русского народа в дело победы К лету 1916 г. Россия, которая 18 месяцев перед тем была почти безоружной, которая в течение 1915 г. пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела собственными усилиями и путем использования средств союзников выставить в полеорганизовать, вооружить, снабдить60 армейских корпусов вместо тех 35, с которыми она начала войну»
Но русская власть никогда не отличалась умением саморекламы, и это в особенности давало себя чувствовать осенью 1916 г. Огромное большинство населения совершенно не отдавало себе отчета в гигантских достижениях этого года. Правда, многие цифры в это время составляли военную тайну. Население не отдавало себе ясного отчета в том, что плугов, как и гвоздей, не хватало, так как почти все железо шло на военное снабжение. Оно не знало, что армиявозросшая до восьми миллионов, включая тыловые части, поглощала от двух третей до трех четвертей всего русского производства тканей. Сочувственно внимая лозунгу «все для войны», население не в достаточной мере сознавало, что этот лозунг сулил суровые ограничения для тыла.
Осень третьего года войны была порой упадочных настроений. Как всегда, немалую роль в том играли события на фронте. Успехи первой половины лета забывались быстро; фронт опять застыл на месте, а в то же время шли бои более кровавые, чем в 1915 г. Кампания 1916 г. обошлась русской армии в два миллиона человекпритом пленные в этой цифре составляли уже не 40 проц., как при великом отступлении, а всего 10 проц. С Западного фронта доходили вести о таких же тяжелых потерях, о таком же «топтании на месте».
Казалось, что войне не будет конца; что Германия окончательно справилась с продовольственными затруднениями, на которые так надеялись весной 1915 г. В рабочей, в студенческой, в полуинтеллигентской среде все более распространялось циммервальдское воззрение: это империалистическая война, ее надо прекратить
Никакая пропаганда не могла преодолеть эту усталость от войны; побороть еена известный срокмогла только железная дисциплина, только строгая цензура. Только царская власть, только твердая власть могла сдержать, затормозить эти явления распада
Россия была больна войной. Все воюющие страны в разной степени переживали эту болезнь. «Везде, в парижском населении и в Палатах (парламента. Ю. В.), чувствуется смутное беспокойство. Пораженцы с каждым днем выигрывают почву. В воздухе носятся подозрительные миазмы», отмечал (6.XI24.Х.1916) президент Пуанкаре. Но русское общество вместо того, чтобы осознать причины неудачи, прониклось убеждением, будто все делов недостатках власти
А. И. Гучков (в августе 1916 г.) писал ген. Алексееву: «Власть гниет на корню» А. И. Гучков, конечно, не мог не знать фактических огромных достижений 1916 г., но в своей пропаганде против власти на самых верхах армии он, очевидно, настолько же мало стремился к объективности изображения, как и «общественные организации»
«Уверенность в измене родины ее официальных вождей крепла и становилась всеобщей»
«Темных сил» не было. В эту тяжелую годину русской жизни Россией правил сам Государь. Никто ему не «нашептывал»; никто на него не влиял; «темные силы» были плодом клеветы или больного воображения. О них твердили везде и всюду, но, когда нужно было указать, кто же именно эти «темные силы», либо повторяли: «Распутин», либо произносили случайные имена людей, не имевших на самом деле никакого влияния (Гучков впоследствии договорился до каких-то «темных биржевых акул»).
Но эти два призрака возникли не случайно; это были орудия борьбы определенных кругов. В «революционной ситуации» 1916 г., кроме стихийных факторов, проявилась также борьба двух сознательных воль.
На одной стороне был Государь Император Николай Александрович. Он твердо верил, что России нужна сильная Царская власть; Он был убежден, что только такая власть может вывести Россию на путь победы. Он был почти одинок в этом убеждении; верной подругой и помощницей Ему была Государыня, как и Он проникнутая верой в историческую миссию Царской власти, верой, которую Он сумел в Нее вселить. Государь не считал возможным идти в уступках дальше известного предела; Он не считал себя вправе в военную бурю отдать государственный руль в другие руки; Он не верил, что эти другие справятся.
На другой стороне была группа людей, знавших, что, пока у власти Император Николай II, Россия останется в основе самодержавной монархией, хотя бы с частичными ограничениями полномочий власти. И эти люди поставили себе задачейсменить Царя. Они использовали войну как удобную обстановку для борьбы, ведшейся уже ранее.
«К вопросу об отречении Государя я стал ближе не только в дни переворота, но задолго до этого, свидетельствует А. И. Гучков. Когда я и некоторые мои друзья в предшествовавшие перевороту месяцы искали выход из положения, мы полагали, что в каких-нибудь нормальных условиях, в смене состава правительства, в обновлении его общественными деятелями, обладающими доверием страны, в этих условиях выхода найти нельзя, что надо идти решительно и круто, идти в сторону смены носителя Верховной власти. На Государе и Государыне и тех, кто неразрывно с Ними был связан, на этих головах накопилось так много вины перед Россией, свойства их характеров не давали никакой надежды ввести их в здоровую политическую комбинацию; из всего этого для меня было ясно, что Государь должен покинуть престол».
Распутинская легенда, кампания против «немки», ураганный огонь клеветы по отдельным министрам: все это были только маски, за которыми скрывалась истинная цельсвержение Самого Монарха. Конечно, лишь немногие поставили себе эту цель так открыто и так заранее, как А. И. Гучков и «некоторые его друзья». Даже партия к.-д., с П. Н. Милюковым, не преследовала эту цель столь определенно (однако, например, князь Львов, судя по некоторым его заявлениям, был близок к позиции Гучкова).