«Николай II в глубокой скорби оставался непоколебим. Он видел так же ясно, как и другие, возраставшую опасность. Он не знал способа ее избежать. По Его убеждению, только самодержавие, создание веков, дало России силу продержаться так долго наперекор всем бедствиям. Ни одно государство, ни одна нация не выдерживали доселе подобных испытаний в таком масштабе, сохраняя при этом свое строение Изменить строй, отворить ворота нападающим, отказаться хотя бы от доли своей самодержавной властив глазах Царя это значило вызвать немедленный развал. Досужим критикам, никогда не стоявшим перед такими вопросами, нетрудно пересчитывать упущенные возможности. Они говорят как о чем-то легком и простом о перемене основ русской государственности в разгар войны, о йереходе от самодержавной монархии к английскому или французскому парламентскому строю Самое негибкость строя придавала ему мощь (выделено мною. Ю. В.) Самодержавный Царь, какие бы ни бывали прискорбные упущения, повелевал Россией»пишет английский парламентский деятель Черчилль в своей книге о войне на Восточном фронте
Государь не верил, что его противники совладают с положением: Он поэтому до последней минуты старался удержать руль в Своих руках. Когда такая возможность отпалапо обстановке было ясно, что Он находился уже в плену (под Псковом, на станции Дно, в часы отречения. Ю. В.), Государь пожелал по крайней мере сделать все, чтобы со своей стороны облегчить задачу своих преемников (то было одно из высших проявлений благородства и долга, известных истории. Ю. В.). Он назначил намеченного Думским Комитетом ген. Л. Г. Корнилова командующим войсками Петроградского округа. Он подписал указ о назначении князя Львова председателем Совета Министров. Он назначил Великого Князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим. Он, наконец, составил обращение к войскам, призывая их бороться с внешним врагом и верно служить новому правительству
Государь дал своим противникам все, что мог: они все равно оказались бессильными перед событиями. Руль был вырван из рук державного шофераавтомобиль рухнул в пропасть
Самым трудным и самым забытым подвигом Императора Николая II было то, что Он, при невероятно тяжелых условиях, довел Россию до порога победы: Его противники не дали ей переступить через этот порог (выделено мною. Ю. В.)
Но всего ярче о том же свидетельствует Черчилль (бывший в момент революции английским военным министром) в своей книге о мировой войне):
Ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она (Россия. Ю. В.) уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армиейи Колчакфлотом. Кроме того, никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словамидержаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы
В марте (1917 г. Ю. В.) Царь был на престоле, Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.
Согласно поверхностной моде нашего времени, Царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было Его (царя. Ю. В.) доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в Нем воплощался, которым Он руководил, которому Своими личными свойствами Он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России.
Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех Его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; Его действия осуждают; Его память порочат Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых, людях честолюбивых и гордых духом, отважных и властныхнедостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, как древле Ирод, пожираемая червями"».
Загнали в землю Отца земли Российской, да не одного, а с женой и детьми, и нет у нас для них даже просто скорбного слова. Все на весах взвешиваем, что чего перевешивает: добро иль зло. Ни души, ни доброй памяти В укор нам, русским, слова Черчилля. Есть, оказывается, такие слова
Ну что еще добавить? Те черви и доныне пожирают Россию.
Сомнений быть не может: за революционной Россией хищно таились иностранные капиталы, черно густилась ненависть к великой славянской державе, ставшей матерью для десятков народов. Свое сокрушение России эти тайные силы повели задолго до мировой войны. Война дала им прекрасную возможность взять власть. Народ стонал от горя и бедтакова любая война.
И наконец, большевизм, опять-таки используемый темными силами, превратил Россию в застенок и юдоль печали, надрыва, истеричного самоистребления людей. А теперь именем демократии и прогресса происходит расчленение и дележ России.
Народ же безмолвствует.
Как доказывает и неоспоримо свидетельствует история, без вождя этот народ не выявляет свои великие качества. Нет вождя, которому народ поверил бы и за которым пошел, и народ недвижим.
Злые, черные вихри задувают на просторах Руси.
«Кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, ибо тьма ослепила ему глаза» (1 Ин. 2, И).
Зло при разрушении государства и подавлении народа грабежом, обманом и оружием не может быть изгнано, стерто без отпора силойэто высший долг государственной власти, стоящей на страже покоя своего народа.
Добро должно оберегать свои пределы святым словом и увещеванием, но в руке у него должен быть обнаженный меч. Меч защитника чад своихвсего народа.
Так и смыкаются два миратьмы и света. И тьма все время стремится поглотить свет. И у света, добра всегда на страже свои воины. Одежды их белые, ибо обрекают они себя на муку ради света и добра.
«И вот конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей» (Откр. 6, 5).
Так всегда было: кто дает свет и ласкутого убивают. Поэтому на нем одежды белые
Глава IIСТОЛЫПИН
2 августа 1917 г. Чрезвычайная Следственная Комиссия Временного правительства допросила Александра Ивановича Гучкова. Показания проницательного и решительного политика, каким являлся Гучков, рисуют верхи правящей России и дают оценку реформам и самому Столыпину несколько иначе, чем общепринятая их характеристика.
«Не может быть сомнения в том, что правительство, даже в лице Столыпина, хотя оно и расходилось с требованиями радикальных кругов русского общества, все-таки ставило себе задачи, и, если бы эти задачи были разрешены в том смысле, как оно их себе ставило, они привели бы к значительным улучшениям в нашем государственном и хозяйственном строе. Но здесь точно так же мы замечаем ту же борьбу закулисных влияний с видимыми носителями власти, и по мере того, как страх перед переворотом отходит в область истории (подавление революции 19051907 гг. Ю. В.), крепнут и растут эти элементы реакции. Здесь определяются как бы три гнезда этих реакционных сил: во-первых, то, о чем я уже упомянул, придворные сферыкамарилья; во-вторых, группа бюрократов, которые устроились в виде правого крыла в Государственном совете, и, в-третьих, находящееся уже вне законодательных учреждений и пребывающее в общественных кругах так называемое объединенное дворянство Таким образом, видимой власти Столыпина приходилось вести тяжкую борьбу и сдавать одну позицию за другой. Это была ошибочная политика компромисса, политика, стремящаяся-путем взаимных уступок добиться чего-нибудь существенного В сущности, Столыпин умер политически задолго до своей физической смерти. Как это было ни странно, но человек, которого в общественных кругах привыкли считать врагом общественности и реакционером, представлялся, в глазах тогдашних реакционных кругов, самым опасным революционером. Считалось, Что со всеми другими, так называемыми революционными силами легко справиться (и даже, чем они левее, тем лучше) в силу неосуществимости тех мечтаний и лозунгов, которые они преследовали, но когда человек стоит на почве реальной политикиэто считалось наиболее опасным. Потому и борьба в этих кругах велась не с радикальными течениями, а главным образом с целью свергнуть Столыпина, с ним вместе и тот минимум либеральных реформ, который он олицетворял собою. Как вы знаете, убить его политически удалось, так как влияния на ход государственных дел его лишили совершенно; через некоторое время устранили его и физически Вскоре после смерти Столыпина мне удалось ближе подойти к так называемым темным силам; их присутствие было мне раньше известно, но не так они были для меня ясны и не так конкретно они мне являлись.
Только уже после его смерти всплыли передо мной все те имена, которые потом стали известны всей России и, вероятно, точно так же составляют предмет вашего (т. е. комиссии. Ю. В.) обследования: «старец» Григорий Распутин, Вырубова, Танеев, князь Андронников и вся эта компания. Я еще до физической смерти Столыпина изверился в возможности мирной эволюции для России. По мере того как он политически мало-помалу умирал, для меня становилось все яснее, что Россия ходом вещей будет вытолкнута на второй путь, путь насильственного переворота, разрыва с прошлым и, как бы сказать, скитания без руля, без компаса, по безбрежному морю политических и социальных исканий Переговоры мои с представителями правительства, и в частности с В. Н. Коковцевым, убедили меня в том, что если еще покойный Столыпин пытался бороться с этими силами, то новые представители власти либо капитулировали перед ними и пошли по их указкам, либо вовсе не рисковали бороться с ними. Тогда-то, если припоминаете, я внес в Думе запрос о Распутине и о деятельности темных сил, после чего мне один из министров передал, как высочайше заявлено ему было, что «Гучкова мало повесить» («высочайше»значит, императором или императрицей. Ю. В.). Я тогда на это ответил, что моя жизнь принадлежит моему государю, но моя совесть ему не принадлежит и что я буду продолжать бороться. Я помню, что за несколько недель и даже месяцев перед переворотом (Февральская революция. Ю. В.) мне пришлось, в Особом совещании по государственной обороне, говорить на эту тему, и, указывая на некоторые конкретные промахи власти, я закончил свою речь в заседании, которое было под председательством генерала Беляева, приблизительно такими словами: я сказал, что если бы жизнью нашей армии, нашей внутренней жизнью руководил германский генеральный штаб, то, вероятно, он не создал бы ничего, кроме того, что создала наша русская правительственная власть, что все те элементы, которые какой-нибудь немецкий химик мог бы намешать в нашу жизнь, чтобы вызвать взрыв, все они внесены самой правительственной властью я считал его настолько назревшим и исторически необходимым, что при первых признаках вполне поверил в его неотвратимость и, как вы знаете, присоединился к тем деятелям, которые стали около событий в дни переворота»
Тут честнейший Александр Иванович лукавит, и не только лукавит, но и рулит против истины, пользуясь совершеннейшей тайной, которая окутывала его собственную работу по подрыву доверия, расшатыванию устоев власти с последующим сокрушением ее. Все это в значительной мере так и осталось тайной, но кое-что «повылезло из мешка» на свет Божий. И деятельный Александр Иванович (внук крепостного мужика) не предстает столь наивно прекраснодушным обличителем пороков власти, пламенным патриотом, изнывающим в бессильных потугах нейтрализовать эти самые пороки. Нет, все это в нем есть, то есть было. Но Александр Иванович свыше десятилетия отдал себя сколачиванию тщательно законспирированной, совершенно секретной всероссийской организации, проросшей, согласно традициям фронды и якобинства, из масонских лож.
Александр Иванович лукавит: он клеймил пороки, намеренно преувеличивая их пагубность для России. Он всячески будоражил, растравлял общество, сводил к презрению отношение к престолу и власти. По сути, вел загон на последнего русского самодержца.
Он сие организовывал и осуществлял, как и десятки, сотни его влиятельных единомышленников, не обиженных ни капиталом, ни должностями, а нередко и древностью рода.
Он и тысячи членов организации по всем заметным городам любовно «мастерили» крушение монархии. Идею монархии, самого царя и царицу и все, что им служило, в том числе и армию, валяли в мрази сплетен, топили в стыдных, грязных газетных намеках, публикациях на манер «Господ Обмановых» Амфитеатрова.
Этот внук крепостного раба (Гучков) предстает отнюдь не таким витязем возвышенных гражданских добродетелей, а скорее хищным орлом, даже не о двух головах, а о множестве мощноклювых, безжалостных голов, каждая из которых имела касательство к важнейшим отраслям жизни государства.
Нет, государь не токмо сам подвигался к пропастиего к ней еще и вели, а порой и грубо подталкивали. И делали это хитро, жестко, сладкоречиво и в то же время гневно-крикливо, оплетая каждый такой шажок к пропасти роем слов о любви к народу и Отечеству. Это был загони этим все молвлено.
Два пути стояло перед каждым русским.
Можно было устранять несовершенства государства, укрепляя его, а можноувеличивать слабость, дабы в конце концов сломить его. Здесь стерегли свой час гучковы, керенские, Ленины, Троцкие Россия же истекала кровью
Было два пути.
Гучков и весь «февральский» блок еще за много лет до революции вступили на путь сокрушения России. Им светило, что таким образом она станет мощнее и крепче. Но государь, и монархия, и дворянская держава, а за ними и вся тысячелетняя Русь рухнули в пропасть.
Отцы февральского переворота и вся их говорливая братия отправились доживать свои дни в Европу и Америку. Свое дело они совершилидвуглавый орел втоптан в грязь
Лев Николаевич Толстой писал Столыпину не раз. Одно из писем весьма примечательно и свидетельствует не столько об определенных взглядах писателя, сколько о подоснове определенных настроений в России. Это те самые взгляды писателя, которые дали основание Ленину назвать его зеркалом русской революции. Письмо дает понимание не только трагедии семнадцатого года, но и многих последующих.
Беловик письма Лев Николаевич написал 26 июля 1907 г. в Ясной Поляне.
«Петр Аркадьевич!
Пишу Вам не как министру, не как сыну моего друга, пишу Вам как брату
Причины тех революционных ужасов, которые происходят теперь в России, имеют очень глубокие основы, но одна, ближайшая из них, это недовольство народа неправильным распределением земли
Нужно теперь для успокоения народа не такие меры, которые увеличили бы количество земли таких или других русских людей, называющихся крестьянами (как смотрят обыкновенно на это дело), а нужно уничтожить вековую, древнюю несправедливость
Несправедливость состоит в том, что как не может существовать права одного человека владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею как собственностью.
Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею. Признается это или нет теперь, будет ли или не будет это установлено в близком будущем, всякий человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть собственностью отдельных людей точно так же, как когда было рабство, несмотря на всю древность этого установления, на законы, ограждающие рабство, все знали, что этого не должно быть
В том, что все революционное раздражение держится, опирается на недовольство крестьян земельным устройством, кажется, не может быть сомнения. А если это так, то не сделать того, что может уничтожить это раздражение, вынув почву из-под ног революционеров, значит, имея в руках воду, которая может потушить зачинающийся пожар, не вылить ее на огонь, а пролить мимо и заняться другим делом
Пишу Вам, Петр Аркадьевич, под влиянием самого доброго, любовного чувства к стоящему на ложной дороге сыну моего друга
Да, любезный Петр Аркадьевич, хотите Вы этого или нет, Вы стоите на страшном распутье: одна дорога, по которой Вы, к сожалению, идетедорога злых дел, дурной славы и, главное, греха, другая дорогадорога благородного усилия, напряженного осмысленного труда, великого доброго дела для всего человечества, доброй славы и любви людей. Неужели возможно колебание? Дай Бог, чтобы Вы выбрали последнее
Пожалуйста, простите меня, если Вам покажутся резкими выражения этого письма. Я писал его от души, руководимый самым хорошим любовным чувством к Вам.
Лев Толстой».
В одном из черновых набросков письма Лев Николаевич выражает свои взгляды еще более определенно:
«Передовые либеральные социалисты и анархисты должны понять, что, как бы ни сложилось в будущем общественное устройство, уничтожение земельной собственности есть первая настоятельнейшая мера, без исполнения которой невозможно никакое изменение к лучшему общественной жизни».