Мотивы убийства остались не выяснены.
Полиции убийство главы правительства было ни к чему (да и расследование это доказало). Положим, что имелась бы такая надобностьтогда убийство не было бы выполнено в театре. Для этого были свои профессионалы и тысячи других возможностей.
Как оказалось, партия социалистов-революционеров к убийству председателя Совета Министров тоже не имела отношения.
Петр Аркадьевич умер на четвертые сутки. Государь император даже не заглянул к умирающему, ограничившись краткой беседой с его женой, урожденной Нейдгарт.
Прожил Петр Аркадьевич 49 «годов»это, конечно, ничтожно мало не только для политика, который в такие лета обычно только начинает, что называется, разворачиваться.
Его величество государь император показал себя в той истории не с лучшей стороны. Гибнет слуга престола, гибнет страстный борец за незыблемость монархических начал в России, а у Николая Александровича Романова все человеческое, монаршье застили обида, зависть, досада
Поведение Николая Второго по отношению к Столыпину вообще и в истории его гибели в частностиодна из самых неприглядных страниц в летописи жизни последнего русского самодержца.
Мелочность, граничащая с подлостью, бездушием, злая ревность к воле и уму Петра Аркадьевича, безразличие (за которым если не радость, то облегчение от ухода Столыпина в вечностьтак Бог велел, наверное, рассуждали августейшие супруги) это выше разумения. Ведь императору России было сорок триэто возраст мужа, а не себялюбивого юнца.
Престол, а с ним и вся царская Россия погружались в бездну. Похоже, манила их всех эта стихия из мглы и черных вихрей
9 сентября (в день предания земле праха Петра Аркадьевича) в четыре утра дело Д. Г. Богрова разбирал Киевский окружной военный суд. Убийца от защиты отказался.
Чтение обвинительного акта30 минут.
Судебное разбирательство3 часа. Оно выяснило: заговорщиков не было. Убийство задумал и осуществил сам Богровсекретный сотрудник киевского охранного отделения.
Совещание суда20 минут.
Приговорсмертная казнь через повешение.
Командующий Киевским военным округом генерал Иванов приговор утвердил.
12 сентября рано утром шею Богрова захлестнула петля.
Николай Второй назначил председателем Совета Министров В. Н. Коковцева.
Заслуживает внимания напутствие августейшего монарха новому главе правительства.
«Пожалуйста, не следуйте примеру Петра Аркадьевича, который как-то старался все меня заслонять. Все он и он, а меня из-за него и не видно было».
Не заслоняйте самодержца!!
Создатель, кого же ты наделяешь высшей властью?! Неужто не видно Тебе, что из этого проистекаетпотоки крови и смертная судорога всей России!
Спустя месяц, 5 октября 1911 г., Коковцев прибыл в Ливадию с докладом к государю императору. И вот тогда императрица Александра Федоровна изволила опять помянуть Петра Аркадьевича, заметив, что он, Владимир Николаевич, придает слишком большое значение личности и деятельности Столыпина; не надо так жалеть тех, кого не стало, тех, роль которых окончилась.
«Жизнь всегда получает новые формы, с несвойственной ей философичностью взялась рассуждать государыня императрица, и вы не должны стараться слепо продолжать то, что делал ваш предшественник Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить вам место и что этодля блага России».
«Для блага России».
«Все он и он, а меня из-за него и не видно было»
Мертвому завидовать, на мертвого наступатьэх, Николай Александрович!..
Перестал заслонять трон Петр Аркадьевич. А попробуй-ка с пулевым смертным ранениемне шибко заслонишь! Хотя заслонял все же, реформы худо-бедно, а работали на монархию и Россию и после гибели. Вот и распрямился государь император без своего верного слуги, далече стал видетьуглядел из всех дорог единственнуюпрямо вела в Екатеринбург, под залп чекистов.
Был выборнастоящий, широкий исторический выбор, и не только на путях столыпинских реформ. Ан нет, предпочел последний русский самодержец вот ту дорогу, что углядел без Столыпина и прочих черных слуг.
В чем Твой замысел, Творец и Создатель?..
На троне обыкновенный человек, полковникэто точно. Ревность и пренебрежение к слугам образуют даже не пустоту, а бездну подле трона. И в роковой час для династии и России вокруг одни Ивановы, Хабаловы Даже Алексеев перекрестился и отступил. Даже Григория Ефимовича не оказалосьуже тлели его косточки
Одиночество. Ненависть. Пустота.
В германском вагоне по германской земле грохочет колесами вагон. Там большевики с Лениным. Металл рвет на куски тела русских мужиков и рабочих, а эти едут свою Россию сочинять, есть о ней в их ученых книгах: надо только наднатужиться, подпереть штыкамии пойдет, родимая, куда денется.
Гучков, Керенский, Терещенко Господи, сколько же их! Перегрызают, мочалят императорскую власть.
Уже юлит, кренится трон
И нестерпимый пал войны, крови, слез, стона от Балтики до Черного моря!
И Его величество государь император, который до последнего мига все боится, чтобы его кто-нибудь не заслонил.
А Россия?! За что ты приговорена?! За что твои кровь и муки?! В чем провинилась, какой грех приняла?! За что тебя казнят, полосуют, морят голодом, травят твоих сынов и дочерей, кладут в гроб целые поколения народа?! За что бесчестят, позорят гордое имя?!
Почему молчишь? Почему только терпишь? Почему лишь истекаешь слезами, кровью и корчишься в судорогах?!
Ведь ты все можешь, Россия!
Государь император однажды спросил Петра Аркадьевича, отчего бы ему не вступить в «Союз Русского Народа». Это организация «истинно русских людей, которые должны объединиться», сказал Николай Второй, вконец измученный террористическими эксцессами и революционным брожением в обществе.
Петр Аркадьевич, однако, отказался; полагаю, справедливо: государственный деятель должен служить объединению, быть центром стяжения всех здоровых сил общества.
Монарх и его сын носили значки этого патриотического объединения, которое возглавил доктор Дубровин; средства на организацию выделила одна из богатейших женщин Петербурга, Полу-бояринова.
Еврейские погромы (особенно в Белостоке) не были просто битьем посуды и окон. Евреев десятками забивали насмерть, рубили топорами, насиловали женщин, а дома сжигали, разграбив до последней нитки. Обширные еврейские кварталы в черте оседлости оказывались выжженными.
Это был ответ государства и националистических элементов общества на террористические акты Гершуни, Азефа, а главноена террор революционных партий, возглавляемых в основном евреями.
Однажды государь император не выдержал и сказал в беседе с видным чиновником: «Взять бы всех этих революционеров да утопить в заливе». Обмен мнениями происходил у окон дворца, которые глядели на Финский залив.
«По священным заветам Венценосных Предков Наших, непрестанно помышляя о благе вверенной Нам Богом Державы»
«Союз Русского Народа» был учрежден в начале 1905 г., тотчас же после октябрьской волны беспорядков, стычек и боев, вырвавшей у царя Манифест 17 октября. Его зачинателями явились виднейшие представители самодержавия: великие князья Владимир Александрович и Николай Николаевич, граф Доррер, Марков 2-й, П. Н. Дурново (в ту пору министр внутренних дел), граф Коновни-цын, сенатор Стишинский, просто дворянин Соколов и, наконец, доктор Дубровин
В уставе Союза одним из самых первых пунктов значилась незыблемость православия, как одной из трех главнейших основ и опор империи. Знаменем Союза являлась церковная хоругвь с изображением Георгия Победоносца, а нагрудный значок имел форму креста с прикрепленной к поперечине императорской короной. К его концу понизу крепилось круглое изображение того же Георгия Победоносца.
Каждый местный отдел Союза имел свою хоругвь и свои иконы, хранившиеся в местных соборах или монастырях.
Георгий Победоносец считался покровителем «Союза Русского Народа», входил в герб Москвы и был составной частью родового герба Романовых.
В деле подавления революции Петр Аркадьевич проявил завидную решительность. Завиднуюего ненавидели террористы, и заплатил он за это тяжелым ранением старшей дочери и более легкимсына. И однако, не дрогнул. Лишь сказал после этого покушения на себя и свою семью: «Да здравствует мужественная жизнь, господа! И да посрамятся трусы».
В этом взрыве на его даче погибли 27 человек, 32 оказались ранены. Анархисты не поскупились на динамит. Уж очень им хотелось сровнять с землей храброго врага.
Витте был трусом. Дурново, что называется, не трясся за шкуру, однако не рисковал встречать опасность вот так, в рост, как Столыпин. И обратите внимание на фотографии Петра Аркадьевича. Он никогда не уклоняет взора, всегда смотрит прямо. И посмотрите на снимки его с семьей. Какие славные, открытые лица у девочек.
Ох как ненавидят таких люди-крысы! Водится такая порода людей, и размножаются, размножаются
Столыпин не щадил революцию. Он наносил четкие и безошибочные удары. Он не страшился общественного осуждения.
31 августа 1909 г. Лев Николаевич Толстой заносит в дневник: «Вчера продиктовал Саше письмо к Столыпину, едва ли кончу и пошлю»
Лев Николаевич действительно не отослал письма. В этом письме от 30 августа Лев Николаевич упрекал П. А. Столыпина в «дурной, преступной» деятельности и советовал ему прекратить «насилия и жестокости», и «в особенности смертные казни», иначе имя его «будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи».
Надо полагать, письмо это Лев Николаевич решил написать на правах близкого товарища отца Столыпина, с которым они, что называется, сошлись в осажденном Севастополе. Они даже предпринимали шаги по изданию образовательной газеты для солдат. В то время это оказалось совершенно невозможным. И они (это не только А. Д. Столыпин и Толстой, но и еще несколько офицеров) получили отказ.
По рекомендации Льва Николаевича в «Современнике» ( 7 за 1855 г.) был напечатан очерк Столыпина «Ночная вылазка в Севастополе».
Вот так пересеклись пути премьера-реформатора и великого писателя.
Столыпин пал бы много раньше, если бы не заступничество вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Она благоволила к Петру Аркадьевичу и способствовала продвижению на высшие посты в империи. Но в конце концов мать уступила невестке. Александра Федоровна так восстановила мужа против своего самого преданного слугион, хозяин огромной империи, позволит себе ревновать своего министра к власти.
Эх, Николай Александрович
Граф Коковцев даст следующую характеристику Николаю Второму в беседе с французским послом Палеологом 29 августа 1916 г.:
«Человек со здравым смыслом умеренный, трудолюбивый. У него нередко бывают умные мысли. У него есть высокое понимание своей роли и возложенного на него долга. Но он недостаточно образован, и сложность проблем слишком часто превышает его силы Его недоверие к себе самому и к другим настраивает его враждебно ко всем, кто выше его по уму. Поэтому он окружает себя одними ничтожествами». Кроме того, он узко и суеверно религиозен, а это заставляет его очень ревниво оберегать свой царский авторитет, этот дар Божества
Сам факт, что Николаю Второму давали противоречивые характеристики, все же свидетельствует о его незаурядности. А каким он былэто так и осталось скрытым от современников. Каждый из них видел его одну или несколько сторон, но не всего. Не разглядели
Оскорбляет пренебрежение русских к себе же. Это к ним обращается Петр Аркадьевич:
«Презрение чувствуется и со стороны непрошеных советчиков, презрение чувствуется, к сожалению, и со стороны части нашего общества, которая не верит ни в право, ни в силу русского народа. Стряхните с себя, господа, этот злой сон и, олицетворяя собою Россию, спрошенную царем в деле, равного которому вы еще не вершили, докажите, что в России выше всего право, опирающееся на всенародную силу».
Будущий белый вождь генерал барон Врангель пишет в воспоминаниях: «В Киеве между поездами я поехал навестить семью губернского предводителя Безака. По дороге видел сброшенный толпой с пьедестала в первые дни переворота (Февральского 1917 г. Ю. В.) памятник Столыпина»
Так этот памятник и лежит во прахе.
Журнал «Вопросы истории» ( 1,2 за 1966 г.) открывает немало новых сведений по делу Богрова, отсутствующих в расхожих ныне материалах. И эти провалы в исторической памяти тоже не случайны. С самого дня убийства и доныне личность Богрова очерчивается у разных авторов по-разному. И узловое значение в этом своего рода разночтении фактов кроется в еврействе Богрова. Пристрастие еврейской стороны рисует Богрова едва ли не сверхчеловеком, всячески затушевывая не только сам факт провокации Богрова («провокатор без провокации»), но и даже факт капитуляции перед следствием и выдачу ряда сведений.
Так называемая русская сторона, наоборот, склоняется к упрощенному толкованию трагедии
Итак, в один из июньских дней 1925 г. в Киеве, на Бессарабском рынке, был задержан пьяный человек. Он предлагал «на счастье» (за деньги, разумеется) куски от веревки повешенного. Задержанным оказался бывший главный палач Лукьяновской тюрьмы Юшков. Следствие уже подходило к концу, когда от Юшкова была получена записка с просьбой о новом допросе.
Задержанный сообщил, что кроме 4 казней, в которых его обвиняли, он привел в исполнение еще одну, но вот фамилию повешенного запамятовал ну это был тот самый, что застрелил царского министра Столыпина, вот как его?..
Богров? не без удивления произнес следователь.
Точно, Богров, обрадованно подтвердил Юшков. Вы напомнили его фамилию. Но его правильно повесили. Он был предатель рабочих и крестьян, провокатель Я сам из-за него здорово пострадалох, и была же история!..
Следователь сказал, что, очевидно, Юшков рассчитывает таким образом смягчить участь себе.
А как же! отозвался Юшков. Кто-то должен был этого предателя повесить. А вы рази против?
И вот рассказ Юшкова о тех днях.
В то время, сообщил он, я был страшно непутевый. Много пил
Водку «штатному» палачу безотказно отпускали в Плосском полицейском участке Киева, где он мог жить «на всем готовом, сколько ему захочется». Но он мог жить и дома у матери, ее палач частенько поколачивал.
«Когда убили Столыпина, рассказывал Юшков, я был на воле и жил с матерью (из этих слов следует, что Юшков часто сидел в тюрьме за различные преступления, в некотором роде она тоже была его домом. Ю. В.). Как-то позвал меня пристав и сказал, что через 34 дня надо будет «поработать». В такие дни я мог все время жить при околотке, там было специальное помещение, вроде камеры. И там, по моему желанию, меня безотказно кормили и поили. Как-то утром приходит ко мне мать. «Что случилось?»спрашиваю. А она падает мне в ноги, плачет, умоляет. «Не надо, говорит, сынок, больше этим заниматься Стыдно на людях показаться. Уезжай из Киева, и чем скорее, тем лучше, деньги на дорогу и жизнь добрые люди дадут». Я хотел было сразу ее побить и выбросить, уж больно мне надоела этими разговорами, но подумал: что это за добрые люди, которые так жалеют мою мать и суют ей деньги? Я велел тут же рассказать, кто ее подослал ко мне.
И вот что она рассказала.
Утром к ней пришли молодые люди, сказалистуденты, которые знают, что я живу при участке, и стали ее стыдить, что ее сынпалач, вешатель, и велели ей посоветовать мне бросить это дело, и тогда, если я желаю, общество мне даст деньги, чтобы уехать из Киева куда-нибудь. Но уехать надо немедленнотак они передавали, чтобы я не смел исполнять приговор над убийцей Столыпина Вдруг меня такая досада взяла, я сильно ударил мать, стоявшую передо мной на коленях, кулаком по голове. Она опрокинулась перестала дышать. Я забежал в канцелярию участка и сообщил, что убил свою мать Скоро появилась карета «скорой помощи», в которой ее, так и не пришедшую в себя, отвезли в больницу
Я здорово напился и завалился спать. Выспавшись к концу дня, я вспомнил о матери и тотчас направился в больницу проведать ее. Но служители не пустили меня. Я стал, понятно, скандалить, шуметь. Ко мне подошли незнакомые молодые люди Я их послал ко всем чертям, отказался с ними разговаривать и снова направился к дверям больницы. Но молодые люди набросились на меня, скрутили руки и усадили в ждавшую их пролетку, чтобы отвезти в полицию. Когда я стал кричать от боли и возмущения, они сунули мне в рот кляп. Помню, что по дороге я просил дать напиться. Они ухитрились влить мне в глотку из бутылки водку. Больше я ничего не запомнил».
Очнулся Юшков через два дня в одном из кабаков на окраине Петербурга. От кабатчика он узнал, что сюда пришел накануне с шумной студенческой компанией: почти сутки праздновали его, Юшкова, именины. Юшков потребовал вызвать полицию. Пока явился ее представитель, кто-то опять напоил его.