И вот они перед длинным одноэтажным строением густо-красного цвета, стоящим на засушливом пустыре у дороги. Оно все облеплено вывесками.
В просторном помещении работает кондиционер, и их проводят к столику. Звучит музыка последние международные хиты, а на экранах, висящих на стенах, американцы играют в гольф. Время еще раннее, так что посетителей пока немного. Официантка приносит им большие ламинированные меню, и они молча их изучают. В меню есть фотографии всех блюд неприятно реалистичные, словно из полицейского досье.
После нескольких глотков вина с легким привкусом сосновой хвои, заказанного Сандрой, атмосфера за столом становится непринужденной.
Нравится мне здесь, говорит Сандра.
Затем подают долму на тарелке из нержавейки, с оливковым маслом, блюдо с тарамасалатой и хумусом, а также тарелку с теплой питой.
Бернар подливает себе этого странного вина и «освежает» бокалы остальным. Он рассказывает им, как его обсчитали в баре в первый вечер, как ему пришлось заплатить втридорога за напитки для двух размалеванных дамочек важного вида. Сандра вспомнила, как их попробовал обсчитать таксист, когда они ехали тем вечером от отеля «Вангелис», а Бернар в ответ рассказал им свою историю неприкрытого грабежа. Подчищая остатки тарамы последним кусочком питы, Сандра говорит:
Вы не должны мириться с этим, Бернар.
Да ладно, отвечает добродушно Бернар. Такая хрень случается.
И отпивает еще вина.
Вы не должны мириться, говорит она. Сотня евро?
Да.
Я вам скажу, что нам нужно сделать, говорит она и озирается в поисках официанта. Когда мы здесь закончим, то пойдем туда и вернем ваши деньги.
Бернар тихо смеется.
Я не шучу, настаивает Сандра. Мы пойдем туда и вернем ваши деньги. Нельзя спускать им это.
Бернар вздыхает:
Они не вернут нам деньги.
Вернут, говорит Сандра. Когда мы скажем, что идем в полицию, вернут. Помнишь, как было в тот раз в Турции? Вопрос обращен к Чармиан, и та кивает.
За весь вечер Чармиан не произнесла и двух слов и съела без аппетита четыре или пять порций долмы. Она как будто витала в мыслях где-то далеко. А Сандра поворачивается к Бернару и рассказывает ему про турецкое происшествие:
Этот тип попытался обчистить нас на улице, когда мы меняли деньги. Но не на тех нарвался
И тут приносят основное блюдо.
Бернар думает, что этого было бы достаточно человек на восемь-десять.
Блюда с жареным барашком, курицей, рыбой. Большая тарелка риса, жареная картошка на отдельных тарелках для каждого и гора греческого салата, которым можно накормить целую семью. И еще кувшин вина, хотя и первый опустел только наполовину.
Леди принимаются за еду и при участии Бернара сметают всю эту гору меньше чем за полчаса.
Сандра разливает остатки вина.
Бернар напился. Насколько сильно, он понял только в туалете его сияющая физиономия в зеркале уставилась на него с жуткой невозмутимостью, а затем показала язык.
Остальные сохраняют спокойствие, только Сандра раскраснелась больше обычного.
Постепенно заведение заполняется, и музыканты начинают играть.
Когда принесли счет, Сандра стала препираться с официантом позвали управляющего и, когда спор был улажен, Сандра расплатилась, и они ушли.
Бернар попробовал предложить денег, и на улице, когда они идут по тротуару, предлагает снова. Он достает бумажник и говорит:
Так, это
Наверное, я воспользуюсь туалетом, говорит Сандра, не слыша его, и оставляет их вдвоем с Чармиан.
Он убирает бумажник. Чармиан на него не смотрит. Она отворачивается в другую сторону, как будто ей не хочется, чтобы кто-то подумал, что они вместе. Он пытается понять, не обидел ли он ее чем-то.
Он стоит пьяный и смотрит на нее на ее руки, словно подушки, пришитые к платью, на ее нереально огромные ноги в джинсах.
Когда возвращается Сандра, он все так же стоит и смотрит на Чармиан, отвернувшуюся от него.
В итоге он так и не может найти этот бар. Они потратили не меньше получаса, обходя ночной Протарас, заглядывая на такие улочки, где нет даже неонового света. В какой-то закусочной они съедают пиццу, устроившись в пластиковой кабинке. Потом заглядывают в одно место с живой музыкой там играет «традиционный» ансамбль с цитрой и медленно танцуют пожилые пары под зеркальным шаром. Бернар, уже совершенно пьяный, приглашает на танец Сандру, и чувствует под своей ладонью необъятную массу ее горячего и влажного тела, и наступает ей на ноги. Потом он приглашает Чармиан, но та только качает головой.
Ну, потанцуй, говорит Сандра, обильно потея, ее декольте, красное от загара, так и лоснится.
Чармиан опять отрицательно качает головой.
Уверена? спрашивает Бернар, тяжело дыша.
Но Чармиан не обращает на него внимания, и Сандра говорит ей:
Не будь такой грубой!
И смотрит на Бернара, словно извиняясь и испытывая раздражение.
Они опять садятся за столик и допивают красное вино.
Последнее заведение, куда они заглядывают тем вечером, это «Поркиз», чтобы поесть кебабов. Бернар уже не может есть, он только смотрит. В его до предела затуманенном сознании Чармиан обретает странное очарование. Он сидит и смотрит, как она поедает кебаб, и в нем разгорается огонек влечения к ней. Это его удивляет. Хотя лицо ее довольно миловидно, и нет никакого изъяна в ее голубых глазах под длинными ресницами
Он отводит взгляд, пытаясь понять, что это значит. И что теперь ему с этим делать, если вообще нужно что-либо делать?
Он продолжает думать об этом в такси, которое везет их обратно в «Посейдон». Он сидит впереди, рядом с водителем. Его одолевает нелепый вопрос: должен ли он что-то предпринять сейчас?
Ведь рядом сидит ее мать.
Такси останавливается у выщербленных ступеней отеля «Посейдон».
С трудом, при помощи Бернара, обе леди выгружают свою исполинскую плоть из салона.
И вот они в холле.
И он едва не говорит Чармиан что-то на предмет того, не желает ли она осмотреть его комнату.
Но момент упущен.
Сандра уже поцеловала его на прощание.
Он снова один в своей комнате, которая начинает крениться, стоит ему закрыть глаза.
Он пытается подрочить, но он так пьян, что у него не получается.
Глава 6
На следующее утро он лежит в кровати, одолеваемый похмельем, пытается сложить в единую картину фрагменты прошлого вечера и смутно чувствует, что едва не совершил какую-то несусветную глупость.
Он открывает глаза.
Солнечный жар давит сквозь задернутые занавески, и уличный шум вторгается в болезненную тишину темной маленькой комнаты. Так он лежит большую часть утра, ощущая дурноту при малейшем движении.
Потом он снова засыпает, а когда просыпается, ему уже лучше.
Он может двигаться.
Сидеть.
Стоять.
Отодвинуть край занавески и прищуриться от света яркого, ослепительно-белого дня, от пустой раскаленной земли внизу.
И от безжалостного вопля голубого неба.
Сейчас без десяти двенадцать, почти время обеда, а он как раз голоден.
Спускаясь по прохладным ступеням, он испытывает странное ощущение, словно все еще спит.
Он чувствует себя так, словно по-прежнему в постели и ему просто снится, что он спускается по прохладным ступеням.
Столовая.
Неясные голоса русских, болгар.
Шведский стол с залежалой, побуревшей едой.
Очередь у микроволновки.
А вот и они Сандра и Чармиан за своим постоянным столиком, и он теперь садится к ним.
Когда он подходит, чувствуя себя невесомым, как будто парит над грязноватой ковровой дорожкой, Сандра говорит:
Мы не видели вас за завтраком, Бернард.
На ней почти не сказались вчерашние возлияния, разве только ее красная кожа слегка поблекла, а голос стал чуть резче.
Чармиан, сидящая рядом, заметно бледнее.
Я э мямлит Бернар, спал.
Прошлая ночь была для вас слишком?
Бернар издает слабый смешок. Повисает короткая пауза. Мысль о еде уже не кажется ему привлекательной. Но он произносит:
Хорошо посидели.
О да, не то слово, говорит Сандра.
Она уже поела перед ней на столе пустая тарелка. Чармиан тоже доедает.
Бернар открывает банку фанты и выливает почти всю в немытый стакан.
Вы ничего не будете? спрашивает Сандра, поводя своими светлыми бровями в сторону шведского стола.
Может, потом, говорит Бернар.
Ему начинает казаться, что он зря спустился сюда. Его самочувствие не настолько в норме, как он думал. Вкус фанты, маленький глоток первое, что попало ему в рот после вчерашнего разубеждает его в этом.
Чармиан резко встает.
Сейчас ему сложно представить, что прошлым вечером он собирался что-то предпринять в ее отношении.
Он вполне уверен, что ничего такого не сказал и не сделал. Но даже сама мысль об этом вызывает у него смущение.
Она ненадолго подходит к шведскому столу. Он мельком отмечает ее медвежью походку, пока она пробирается между столиками. И видит, что другие тоже смотрят на нее.
А затем слышит голос Сандры:
Не знаю, поняли вы или нет, но вы на самом деле нравитесь Чармиан.
У Бернара снова возникает чувство, что он все еще в постели наверху и ему это просто снится.
Не знаю, поняли вы или нет, повторяет Сандра, когда он поворачивает к ней свое бледное лицо с выражением полного непонимания. Поняли?
Бернар качает головой.
Сандра отводит взгляд на несколько секунд. Слышно, как русские смеются над чем-то.
И тогда Сандра говорит:
Вы любите секс, Бернард?
Бернар, пытаясь овладеть собой, отпивает фанты.
Секс? произносит он. Да.
Разумеется. Сандра смеется. Слова истинного француза.
Он не вполне понимает, что она хочет этим сказать, и не уверен, что правильно расслышал.
Простите, говорит он.
Почему бы вам не пригласить Чармиан в свою комнату после обеда? говорит она. Думаю, ей бы это понравилось.
Бернар, озадаченный таким поворотом, переспрашивает:
В мою комнату?
Да. Думаю, ей бы это понравилось.
Больше он не успевает ничего спросить возвращается Чармиан. Садится на свое место, не говоря ни слова и не глядя в сторону Бернара, и с жадностью ест очередную тарелку разогретого в микроволновке блюда.
Они уже в холле, когда он говорит ей:
Хочешь посмотреть мою комнату?
Эти слова, такие простые и конкретные, как будто сами выскочили у него изо рта. Он не собирался произносить их или вообще что-либо.
Она смотрит на мать.
Я думаю ненадолго прилечь, говорит Сандра.
Она начинает подниматься по лестнице.
Через несколько секунд, ничего не говоря, они следуют за ней.
Они идут за ней до площадки второго этажа. Она останавливается перевести дыхание и кивает им на прощание, и они оставляют ее в тусклом свете из замызганного окошка и поворачивают в темный коридор сначала Чармиан, а за ней Бернар.
Они останавливаются в полутьме перед его комнатой. Он открывает дверь и пропускает Чармиан вперед.
Входя за ней, он понимает, что запашище в комнате нехилый. Занавески задернуты, и повсюду разбросана его грязная одежда.
Извини за беспорядок, говорит он, закрывая дверь.
У нас то же самое, сообщает она.
Да?
Они стоят рядом в затхлом воздухе. У него опять возникает чувство, что это ему только снится. Она необъятна. И эта необъятность только усиливает ощущение нереальности.
Так чего тебе хочется? спрашивает она, продолжая осматривать комнату, окидывая взглядом открытый чемодан с одеждой на застеленной кровати, на которой Бернар не спит, ближе к двери.
Он пожимает плечами, как будто не представляя, чего ему хочется, как будто он даже не думал об этом.
Не хочешь принять душ? спрашивает она, взглянув на него без заметного энтузиазма.
Душ не работает.
А, ну да, ты говорил.
Да.
Они стоят молча какое-то время, потом она выдает:
Хочешь увидеть мои сиськи?
Поколебавшись секунду, он отвечает:
Да.
В тусклом свете она освобождается от верхней одежды блузки с рюшами, почти такая же была на ней вчера и снимает огромный лифчик. Сиськи стекают вниз. Рыхлые, в голубых прожилках, каждая размером почти с голову Бернара, они покоятся на валиках жира. Соски бледно-розовые, очень светлые, размером с блюдце.
Странный миг он просто стоит и смотрит, а она ждет.
И вдруг он отмечает у себя эрекцию.
Она тоже видит это и, плавно опустившись перед ним на колени, расстегивает его ширинку.
Во рту у нее мягко и тепло.
А ты это умеешь, говорит он через какое-то время.
Она молча пожимает плечами. Потом вытирает рот и немного отстраняется. Подергав и покрутившись как следует, она стягивает с себя джинсы.
Ноги у нее в отличие от ног других людей, когда прежде всего замечаешь их длину, поражают размерами по горизонтали. Колени угадываются с трудом. Когда ее кружевные панталоны сползают вниз, он видит в самой глубине наползающих друг на друга белесых масс плоти рыжий кустик волос.
Она берет его за руку и подводит к кровати, на которой он спит, к этой затхлой куче простыней.
Он садится на самый край и неловко снимает джинсы и рубашку поло в поперечную полоску.
Теперь они оба голые, и у него такой стояк, что ему самому неудобно. Почти физически. Она пробует улечься на спину и расставить ноги. Ей нужно расставить ноги так широко, как только возможно, иначе наползающие со всех сторон массы просто не дадут ему попасть в нее. Однако на односпальной кровати, стоящей у стены, это не представляется возможным. Она едва умещается на ней даже со сдвинутыми ногами. После нескольких безуспешных попыток Бернар говорит:
Знаю. Мы положим матрас на пол, хорошо?
Они встают и начинают стаскивать матрас, который прижимает член Бернара к животу.
И вот матрас на коричневой плитке пола.
Она стоит голая в неясном свете, проходящем сквозь занавески, напоминая огромную оплывшую свечу. И она вся в его власти эта округлая, текучая груда плоти. Эти бледно-розовые соски размером с его лицо. Ее так много, так нереально много, думает он, глядя на нее, и неожиданно понимает, как сильно хочет ее, эта женщина так же необъятна, как сама его потребность в обладании, если такое вообще возможно, во всех мыслимых проявлениях. Хотя в данный конкретный миг эта потребность кажется ему бесконечной. Его член покачивается, его легкие втягивают воздух и выпускают, и как будто ничего другого в мире просто нет и ничего больше не нужно.
Она укладывается на матрас.
И они начинают.
Они продолжают до самого вечера, пока рассеянный занавесками свет все больше слабеет. Потом они засыпают на какое-то время, а когда он открывает глаза, то видит, как она одевается. Она уже натянула блузку, но с матраса на полу все равно кажется почти голой.
Сколько сейчас времени? спрашивает он.
Семь, отвечает она. Ужинать идешь?
Она отодвигает занавеску, впуская в комнату вечерний свет, и, осмотревшись, находит свои необъятные панталоны. Тяжело усевшись на вторую кровать, она натягивает их.
Не думаю, говорит он.
Он лежит голый на матрасе на спине, совершенно выдохшись после, кажется, пяти он уже сбился со счета оргазмов, и чувствует, что хочет спать и не способен шевельнуться. Сама мысль о том, чтобы одеться сейчас и пойти в столовую, невыносима.
Понимаю, говорит она, возясь теперь со своими джинсами.
Одевшись, она подходит к двери и спрашивает:
Тогда увидимся позже?
Да, увидимся, отвечает Бернар.
Оставшись один, он продолжает лежать на матрасе, чувствуя кожей тепло воздуха и разглядывая узор из трещин на потолке, пока темнота не скрывает его.
Сквозь окно долетают звуки с улицы
шумное жужжание мопеда
обрывок музыки
далекие, очень далекие крики
Глава 7
За обедом на следующий день он сидит в смущении. А женщины держатся как обычно. Чармиан занята едой, она почти не говорит и почти не смотрит на него. Разговор ведет Сандра.
Вы не были в бассейне утром, Бернард, замечает она.
Он говорит, что был на пляже.
И как понравилось?
Он говорит, что да.
Мы не очень любим море, верно? спрашивает она.