Я белый в дорогом костюме, поясняет Перивинкл, рассматривая чистильщика. Он меньшинство в ретро-наряде.
И при чем тут это? недоумевает Сэмюэл.
Не нравится мне эта картинка. Противен сам образ.
Сегодня днем Перивинкл в Чикаго, но проездом в Лос-Анджелес. Его секретарь позвонил Сэмюэлу и сказал, что Перивинкл хочет с ним встретиться, но свободное время у него будет только в аэропорту. Поэтому секретарь купил Сэмюэлу билет в один конец до Милуоки, пояснив, что при желании Сэмюэл, конечно, может туда полететь, но вообще это нужно лишь для того, чтобы охрана пропустила в аэропорт.
Перивинкл не сводит глаз с чистильщика обуви.
Знаете, что самое противное? Камеры в мобильных телефонах.
Мне никогда не чистили обувь.
Нечего носить кроссовки, не глядя на ноги Сэмюэла, бросает Перивинкл.
То есть за считаные минуты, которые они провели вместе в аэропорту, Перивинкл подметил и запомнил, что на Сэмюэле дешевые кроссовки. И наверняка обратил внимание на что-нибудь еще.
В присутствии Перивинкла Сэмюэл всегда чувствует себя примерно так: по сравнению с издателем он кажется себе невзрачным и убогим. Перивинкл выглядит на сорок, на деле же он ровесник отца Сэмюэла: ему лет шестьдесят пять. Время над ним не властно: с возрастом он становится только круче. Осанка у него царственная, держится Перивинкл прямо и чопорно несет себя, точно дорогой подарок в красивой тугой обертке. Носы его строгих, похожих на итальянские туфель из тонкой кожи чуть загибаются кверху. Талия сантиметров на двадцать тоньше, чем у любого взрослого мужчины в аэропорту. Галстучный узел тугой и ладный, как желудь. Седеющие волосы острижены под машинку с идеальной точностью ровно один сантиметр. Рядом с Перивинклом Сэмюэл всегда кажется себе огромным и неуклюжим. Готовая одежда велика примерно на размер и сидит мешком. Безупречный костюм Перивинкла облегает тело, подчеркивая чистые углы и прямые линии. Сэмюэл на его фоне еще больше похож на бесформенный пузырь.
Перивинкл точно прожектор высвечивает все чужие недостатки. Заставляет всерьез задуматься о том, какое ты производишь впечатление. Например, Сэмюэл всегда в кафе берет капучино. При Перивинкле же заказал зеленый чай. Потому что капучино показался ему слишком пошлым, и он решил, что зеленый чай поднимет его в глазах издателя.
А Перивинкл взял капучино.
Лечу в Эл-Эй, сообщил он. На съемки нового клипа Молли.
Молли Миллер? уточнил Сэмюэл. Певицы?
Именно. Мы с ней работаем. Скажем так. Сейчас она снимает новый клип. Новый альбом. Камео в ситкоме. На подходе реалити-шоу. И мемуары, из-за которых я туда и лечу. Рабочее название Ошибки, которые я успела натворить.
Ей же что-то лет шестнадцать?
Официально семнадцать. На самом деле двадцать пять.
Да ладно!
Да-да. Только никому не говорите.
И о чем книжка?
Трудно сказать. Книга должна быть оригинальной, но в меру, чтобы не навредить имиджу, и при этом нескучной, потому что Молли у нас вроде как девушка гламурная. Книга должна быть достаточно умной, чтобы ее не назвали попсой и жвачкой для подростков, но не слишком, потому что подростки, разумеется, главная целевая аудитория. Ну и, конечно же, как в любых мемуарах знаменитостей, в ней непременно должно быть одно громкое признание.
Непременно?
А как же! Обязательно должно быть что-то, о чем мы расскажем газетам и журналам перед самым выходом книги, чтобы организовать шумиху. Что-нибудь пикантное, чтобы все заговорили. Я поэтому и еду в Эл-Эй. У нас мозговой штурм. Она как раз снимается в клипе. Выйдет через несколько дней. Песня совершенно идиотская. Припев такой: Нужно из себя что-то представлять!
Легко запоминается. А с признанием вы уже определились?
Я склоняюсь к невинной истории о лесбийской любви. Школьные эксперименты. Поцелуйчики с близкой подругой. В общем, чтобы и родителей не оттолкнуть, и заслужить одобрение радужного сообщества. Она уже завоевала любовь подростков, может, удастся покорить и геев? Тут Перивинкл делает жест, как будто случился взрыв. Ба-бах! говорит он.
Именно Перивинкл помог Сэмюэлу добиться успеха. Перивинкл вывел его в люди, заключил с ним щедрый контракт на книгу. Сэмюэл тогда учился в колледже, а Перивинкл объезжал университеты по всей стране в поисках новых авторов юных дарований, чьи имена можно было бы раскрутить. Он ухватился за Сэмюэла, прочитав один-единственный его рассказ. Перивинкл опубликовал этот рассказ в одном из самых популярных журналов. Потом заключил с Сэмюэлом договор на книгу, который принес ему заоблачный гонорар. Сэмюэлу лишь надо было эту книгу написать.
Чего он, разумеется, так и не сделал. Это было десять лет назад. Они с издателем встретились впервые за многие годы.
Как дела в книжном бизнесе? поинтересовался Сэмюэл.
Книжный бизнес. Ха. Забавно. Дело в том, что я больше не занимаюсь собственно книгами. По крайней мере, в традиционном понимании. Он достает из портфеля визитку. Гай Перивинкл. Автор сенсаций. Ни логотипа, ни контактной информации.
Так что я теперь производством занимаюсь, поясняет Перивинкл. Выстраиваю проекты.
Но не книги.
И книги тоже, конечно. Но главным образом я отвечаю за сенсации. Интерес. Внимание публики. Соблазн. Книга лишь упаковка, контейнер. Вот что я понял. Те, кто занимается книжным бизнесом, полагают, будто их работа делать хорошую упаковку. Это ошибка. Издатель, который говорит, что занимается книгами, все равно что винодел, который занимается бутылками. На самом деле мы рождаем интерес. А книга всего лишь форма, которую принимает сенсация, когда мы рассчитали, как лучше ее использовать.
В телевизоре наверху ролик про щебень для Шелдона как раз дошел до того момента, когда телохранители губернатора бросаются на мать Сэмюэла и вот-вот повалят ее на землю. Сэмюэл отворачивается.
То, чем я занимаюсь, скорее можно назвать мультимодальной межплатформенной синергией, вещает Перивинкл. Мою компанию давным-давно поглотило другое издательство, которое, в свою очередь, поглотило еще более крупное издательство, и так далее, как на тех автомобильных наклейках с рыбами. Теперь нами владеет международная группа компаний, которая издает массовую литературу, занимается кабельным телевидением, радиовещанием, звукозаписью, кинопроизводством, политическими технологиями, имиджмейкерством, рекламой и пиаром, журналами, полиграфией и авторскими правами. И вроде бы еще перевозкой грузов. Помимо прочего.
Как много всего.
Ну а я что-то вроде центра циклона, вокруг которого крутятся все наши медийные дела.
Перивинкл поднимает глаза и смотрит ролик о нападении на Пэкера, который крутят в десятый раз. В окошечке с левой стороны экрана ведущий передачи, консерватор, что-то неслышно комментирует.
Эй! окликает Перивинкл бармена. Сделайте погромче.
Миг и появляется звук. Они слышат, как ведущий спрашивает, можно ли считать нападение на Пэкера единичным случаем или же это начало перемен.
Ну разумеется, начало перемен, откликается один из гостей. Вот так и ведут себя либералы, когда их загонишь в угол. Они нападают.
Все это очень напоминает Германию конца тридцатых годов, произносит другой. Сначала пришли за патриотами, но я молчал.
Именно так! вторит ему ведущий. Если мы будем молчать, никто не вступится за нас, когда придут за нами. Пока не поздно, мы должны положить этому конец.
Все согласно кивают. Перерыв на рекламу.
Ничего себе, Перивинкл улыбается и качает головой. Хотел бы я познакомиться поближе с той, что напала на Пэкера. Отличная вышла бы история, и рассказать нескучно.
Сэмюэл отпивает из чашки и ничего не отвечает. Чай перестоял и чуть горчит.
Перивинкл смотрит на часы, переводит взгляд на выход, возле которого уже топчутся пассажиры еще не в очереди, но готовы, чуть что, броситься и занять в ней место.
Как ваша работа? спрашивает Перивинкл. Все еще преподаете?
Пока да.
В том же месте?
Да, в том же университете.
И сколько вы там получаете, тысяч тридцать в год? Так вот вам мой совет. Не возражаете?
Нет, что вы.
Сваливайте отсюда.
Что?
Поезжайте за границу. Выберите какую-нибудь уютненькую страну третьего мира и рубите бабки.
Разве так можно?
Еще бы, конечно. У меня так брат устроился. Работает в Джакарте учителем математики в школе и тренером по футболу. До этого жил в Гонконге. А еще раньше в Абу-Даби. Частные школы. В основном дети членов правительства и бизнес-элиты. Он там получает двести тысяч в год плюс оплата проживания плюс машина и личный шофер. Ваш университет оплачивает вам машину с личным водителем?
Нет.
Клянусь богом, любой недоучка, который решает остаться в Америке и преподавать, просто не в своем уме. В Китае, Индонезии, на Филиппинах, на Ближнем Востоке такого специалиста, как вы, с руками оторвут. Выбирай не хочу. В Америке учителя получают мало, работают за двоих, политики регулярно прохаживаются на их счет, а ученики не уважают. Там же вы будете настоящим героем. Вот вам мой совет.
Спасибо.
И лучше бы вам его принять, потому что у меня для вас плохие новости.
Что случилось?
Перивинкл глубоко вздыхает, кивает и, точно клоун, делает кислую мину.
Мы, к сожалению, вынуждены разорвать с вами договор. Вот это я и хотел вам сообщить. Вы обещали нам книгу.
И я над ней работаю.
Мы выплатили вам солидный аванс, а книгу вы нам так и не отдали.
Вышла заминка. Маленький творческий кризис. Я скоро все допишу.
По договору издательство имеет право потребовать возместить расходы, если книга не будет написана. В общем, вам придется вернуть нам деньги. Я хотел сообщить вам об этом лично.
Лично. В кафе. В аэропорту.
Разумеется, если вы не сможете отдать деньги, нам придется подать на вас в суд. На следующей неделе наша компания обратится в верховный суд штата Нью-Йорк.
Но книга вот-вот будет готова. Я снова пишу.
Рад за вас! Потому что мы отказываемся от всех прав на любые материалы, которые имеют отношение к вышеупомянутой книге, так что вы вольны делать с ней что угодно. Мы желаем вам удачи.
И на какую сумму вы собираетесь предъявить мне иск?
Аванс плюс проценты и судебные издержки. Хорошая новость в том, что на вас мы ничего не потеряем, чего не скажешь о многих других наших вложениях. Так что не мучьте себя чувством вины. У вас ведь остались те деньги?
Нет, конечно, откуда? Я дом купил.
И сколько вы за него должны заплатить?
Триста тысяч.
А сейчас он сколько стоит?
Тысяч восемьдесят.
Ха! Такое могло быть только в Америке!
Послушайте, мне ужасно стыдно, что я так затянул с книгой, но я вот-вот ее допишу, обещаю.
Как бы помягче это сказать? В общем, нам уже не нужна эта книга. Мы заключали с вами договор в другом мире.
Почему в другом?
Ну, во-первых, о вас уже все забыли. Железо надо было ковать, пока горячо. А ваше железо, мой друг, давным-давно остыло. И дело не только в вас сама страна изменилась. Ваша причудливая история о детской любви была уместна до событий 11 сентября, а сейчас Сейчас она малость скучна и нелепа. Да и сами вы ничем не примечательны, уж не обижайтесь.
Спасибо.
Не поймите меня неправильно. Тот интерес, о котором я говорю и которым занимаюсь, представляет один человек из миллиона.
Боюсь, у меня не получится вернуть вам деньги.
Вообще не проблема. Отдайте дом банку, скройте активы, объявите себя банкротом и езжайте жить в Джакарту.
Громкая связь, потрескивая, сообщает: Пассажиры первого класса на рейс в Лос-Анджелес могут пройти на посадку. Перивинкл разглаживает костюм.
Это мне, говорит он, залпом допивает кофе и встает. Мне жаль, что так получилось. Правда. Лучше бы нам не пришлось доводить до такого. Может, у вас есть что предложить, что-нибудь интересное?
Сэмюэл знает: ему есть что им предложить. Кое-что ценное. Ничего другого у него для Перивинкла нет. Сейчас это вообще единственное, чем он может заинтересовать.
А если я скажу вам, что у меня есть новая книга, произносит Сэмюэл, другая книга?
Тогда я отвечу, что мы подадим против вас еще один иск. Потому что, когда по договору вы должны были писать книгу для нас, вы тайно работали над книгой для кого-то другого.
Я еще над ней не работал. Пока что не написал ни слова.
И каким боком это книга?
А это и не книга. Скорее, проект. Хотите, расскажу?
Хочу. Валяйте.
Это нечто вроде откровенных мемуаров знаменитости.
Так. И кто же эта знаменитость?
Женщина, которая напала на Пэкера.
Ага, как же. Мы прощупывали почву. Глухо. Она не хочет общаться ни в какую.
А если я вам скажу, что это моя мать?
7
Значит, план таков. Они договариваются обо всем в аэропорту. Сэмюэл выполнит условия договора с издательством, написав книгу о матери ее биографию, разоблачение, откровенные мемуары.
Гнусная история о сексе и жестокости, рассуждает Перивинкл, написанная сыном, которого она бросила? Вот это я точно продам!
Книга расскажет о темном прошлом Фэй Андресен, участии в демонстрациях протеста, занятиях проституцией, о том, как она бросила семью, скрывалась и вышла из подполья лишь для того, чтобы напасть на губернатора Пэкера.
Книгу выпустим перед выборами: так она будет лучше продаваться, поясняет Перивинкл. Пэкера надо будет представить американским героем. Таким народным мессией. Не возражаете?
Нет.
Кстати, эта часть у нас уже есть.
В смысле есть? удивляется Сэмюэл.
Про Пэкера. Ее уже написали. Все готово. Примерно сотня страниц.
Разве так можно?
Ну а почему нет, пишут же некрологи задолго до смерти знаменитостей. Вот и здесь то же самое. Мы работали над его биографией, и нам нужно было лишь определиться с тем, под каким соусом все это подать. Поэтому мы на время отложили ее в загашник. Иными словами, половина вашей книги уже готова. Другая половина будет о вашей матери. Она, разумеется, выступает в роли злодея. Вы же это понимаете, так?
Понимаю.
И вы сможете об этом написать? У вас получится представить ее в черном цвете? Не возникнет проблем ни с моральной, ни с этической точки зрения?
Я разделаю ее под орех у всех на виду. Уговор есть уговор. Я согласен.
И глазом не моргну, думает Сэмюэл: зачем щадить женщину, которая ушла, не сказав ни слова, никого не предупредив, оставила ребенка без матери. Боль и обида, копившиеся два десятка лет, наконец-то найдут выход.
Сэмюэл звонит адвокату матери и сообщает, что передумал. Говорит, что с радостью напишет письмо судье в ее поддержку и хотел бы пообщаться с ней, чтобы узнать главное. Адвокат диктует ему чикагский адрес матери и договаривается с ней о встрече на следующий день. Сэмюэл всю ночь не спит, не находит себе места от волнения, все воображает, как увидит мать впервые с тех пор, как она ушла. Он не видел ее двадцать лет, а теперь должен за день подготовиться к встрече как-то это нечестно.
Сколько раз он себе это представлял? Сколько сцен встречи после разлуки разыграл у себя в голове? И в каждой из тысяч, миллионов таких фантазий он неизменно доказывает матери, как умен и успешен. Он взрослый, солидный, зрелый человек. Умудренный опытом и счастливый. Он демонстрирует ей, что живет насыщенной жизнью, а о матери и думать забыл. Он показывает ей, что она ему даром не нужна.
В его мечтах мать всегда умоляет ее простить, а он не плачет. И так каждый раз.
Но как оно будет на самом деле? Сэмюэл понятия не имеет. Лезет в Гугл. До глубокой ночи сидит на сайтах для детей, которых бросили родители. Сайты пестрят жирным шрифтом, заглавными буквами, гифками с улыбающимися и хмурыми рожицами, медведями и ангелочками. Сэмюэл просматривает сайты, удивляясь больше всего тому, что у всех одни и те же проблемы: брошенные дети испытывают острое чувство стыда, вины и смятения, оставившего их родителя обожают и ненавидят одновременно, страдают от одиночества и саморазрушительного желания изолироваться от мира. Ну и так далее. Все равно что смотреть в зеркало. Ему показали все его тайные слабости, и Сэмюэл смутился. Из-за того, что другие испытывают те же чувства, что и он, Сэмюэл кажется себе неоригинальным, заурядным, вовсе не той выдающейся личностью, которой должен быть, чтобы доказать матери ее ошибку.