Однако вернемся к тем трагическим событиям конца мая, начала июня 1944 года. Наша часть, вооруженная средними танками Т-34М и легкими Т-50, находилась в районе города Калинин, и уже 8 июня мы получили приказ на передислоцирование ближе к линии фронта. Куда именно, нам естественно не сказали.
За эти семь днейс 28 мая по 4 июнябыли улажены все формальности, насколько я понял между правительствами Франции и Советского Союза были подписаны какие-то договора на этот счет, и был сформирован добровольческий корпус «Нормандия», [официально днем рождения корпуса «Нормандия» считается 7 июня, однако все принципиальные вопросы были улажены на несколько дней раньше. Прим. Ред.] в который впихнули всех перевезенных на «большую землю» французских солдат и офицеров. На полноценный корпус личного состава не хватило, поэтому нас достаточно щедро разбавили простыми советскими парнями, благо за два года мы успели выучить русский язык на достаточном уровне, чтобы не возникало проблем с коммуникацией в быту.
Перемещение танкового полка на добрые полтысячи километров, даже в военное время дело не быстрое. Тем более в военное. Московский железнодорожный узел мы преодолевали ночью, и я просто поразился этому громадному муравейнику из людей и поездов, пересекающихся в одном месте. При этом, судя по всему, светомаскировкой в столице советского государства пока не заморачивались, [обязательная светомаскировка в Москве была введена в конце июня 1944 года после первой удачной бомбежки города прорвавшимися через все эшелоны ПВО столицы немецкими бомбардировщиками. Прим. Ред.] потому что железная дорога была ярко освещена и было видно, как туда-сюда снуют сотни работников, обеспечивая своевременную доставку войск и грузов на фронт.
Что касается вестей с фронта в эти дни, то они были весьма тревожными. Мы, французы, знали как никто другой как меняется тон пропаганды в зависимости от успехов армии на фронте. Если ты слышишь название взятых или хотя бы обороняемых городов и селвсе хорошо, если же дикторы начинают вещать о беспримерном мужестве, отваге и героизме, без упоминания конкретных населенных пунктов, значит дела плохи и фронт начал откатываться, сдавая километр за километром. Так было во Франции, так было в России и так, наверное, будет на любой войне.
13 июня нас выгрузили в районе города Орша. Настроение находящихся тут войск было несколько подавленнымникто не ожидал таких неудач вначале войны, которую собирались вести на чужой территорииоднако далёким от панического. Все были полны решимости остановить стремительное продвижении вермахта и выбросить оккупантов со своей земли.
17 июня пришла весть о захвате вермахтом Минска, первого действительно крупного города СССР, что вызвало с одной стороны растерянность, а с другой какое-то ожесточение. Все вокруг буквально рвались в бой.
В ночь с 18 на 19 июня наш город бомбили, на все небо было видно зарево пожаров. У меня от этого случилось сильнейшее дежавю. Сколько горящих французских городов я видел за время войны? Уж, наверное, не один десяток.
После короткой паузы связанной с подтягиванием тылов, 20 июня немцы вновь перешли в наступление на центральном участке фронта и наш корпус приданный сверх штата 2-ой танковой армии генерал-лейтенанта Романенко, был одной из тех частей, которые должны были парировать возникающие то тут то там разрывы фронта, постепенно отказывающегося под ударами немев.
Непосредственно моему полку вступить в бой пришлось уже 22 июня в районе городка Берзино [Березино, автор, видимо, неправильно запомнил название населенного пункта. Прим. Ред.] на подступах к Могилеву.
Как это часто бывает, сам бой сохранился в памяти урывками. Наш полк должен был контратаковать прорвавшиеся танки фон Тома, чтобы заткнуть дыру и дать время пехоте на флангах отойти и сформировать новый рубеж обороны, однако пока мы добрались своим ходом до места назначения, стало очевидно, что контратаковать уже поздно. Вместо этого мы получили приказ удерживать мост через реку до последней возможности, а в случае отступления взорвать эту переправу, дабы она не попала в руки врага целой.
Второй батальон, командиром которого я непосредственно являлся получил приказ обойти город слева и занять позицию за рекой для возможного удара во фланг наступающим. Под моей командой тогда находилось три танковые роты: две линейные роты по десять танков Т-34М и легкая рота на танках Т-50, что с одной стороны позволяло прекрасно маневрировать на поле боя, а с другой вынуждало выдумывать что-то более хитрое чем простая лобовая атака, поскольку 76-мм пушки моих машин в лоб немецкие «Пантеры» не брали совершенно. Некоторые части к тому времени уже получили танки с новой 85-мм пушкой, позволяющей воевать с «кошками» если не на равных, то близко к тому, однако до нас они тогда еще не дошли.
Если же характеризовать машину, на которой мне пришлось принять первый бой на советской земле, то эпитеты мои будут исключительно превосходного характера. Будь у меня под командой полк таких танков в 1940 году, я бы к тому времени уже довел свет до трехзначного. Отличная броня, особенно лобовая, превосходная подвижность, вполне сносная пушка, невиданная доселе надежность и ремонтопригодность. При этом очевидно, что идеальный танк как для 1941, спустя три года уже несколько устарел, превратившись из лидера по всем параметрам в крепкого середняка.
Мой батальон обойдя вышеназванный город с юга занял позицию по берегу одноименной реки, в то время как два других батальона заняли предмостное укрепление и укрепились в жилой застройке. Наша задача былане пропустить немцев на восточный берег реки, как минимум до конца дня, что означало, что на нас движется по меньшей мере танковая дивизия противника. Положение еще осложнялось практически полным отсутствием под рукой пехоты, способной прикрыть танки, однако по приказу все того же Романенко, полковник Ожье мог задерживать и принимать под команду любые отступающие части и отдельных бойцов, следующих на восток. А таких, к слову, было не мало.
Мы заняли позиции ночью, все утро занимались окапыванием и маскировкойспасибо немцам, они нас еще во Франции научили не торчать посреди поля мозоля глаза вражеским артнаводчикама с запада тем временем тянулись иногда по-отдельности, иногда небольшими группами отступающие солдаты. Помню, как у меня больно кольнуло сердце от узнавания практически идентичной ситуации, пережитой два года назад.
Так или иначе, к обеду намвернее стоящим перед городом батальонамудалось собрать почти две роты солдат, из которых и сформировали часть прикрытия. Представляю, как удивлялись простые русские парни, попадая под командование французов в советской военной форме. Впрочем, именно для того, чтобы ни у кого не возникало дурных мыслей, к нашему полку был прикреплен взвод бойцов из особого отдела армии, разъясняющий непонятливым, как говорят в России, политику партии. Хотя, думается мне, что они и за нами приглядывали одним глазом, не доверяя иностранцам на сто процентов. С другой стороны, винить за это тоже было нельзя, уверен, у нас бы поступили точно так же.
Передовые немецкие отрядысначала мотоциклисты, потом разведка на бронетранспортерахпоявились перед нашей обороной в район трех часов пополудни. Первых отогнали несколькими пулеметными очередями, вторые же остановились на расстоянии около километра от крайних строений городской черты и принялись неторопливо постреливать в сторону защитников, пытаясь спровоцировать нас на реакцию. Естественно, вскрывать оборонительные порядки до подхода немецких танков никто не собирался.
Главные действующие лица появились на арене еще через час. Сначала на дороге показалась рота «Леопардов» и попыталась сходу проскочить в сторону центра города с целью занять мост через реку. Судя по вопиющей наглости, такой маневр делали они уже не впервой. Тут, однако нам уже пришлось показать бошам, что легкой прогулки у них сегодня не будет. Подпустив немецкие машины на расстояние в две сотни метров, замаскированные до того танки без особых затей, буквально как в тире, расстреляли пять машин противника, позволив откатиться обратно к лесу лишь двум.
Описывать тут весь бой я не буду, это займет слишком уж много места, да и было еще этих боев столько, что страшно даже вспоминать. Скажу только, что Берзино мы удерживали целых три дня, отбивая постоянные атаки бошей, подвергаясь регулярным налетам авиации и артиллерийским обстрелам. Справедливости ради, нужно тут сказать, что обороняли город мы не сами, и я сейчас имею ввиду не только подобранных нами окруженцев. 23 июня к нам подошел 168 стрелковый полк, занявший опустевшиекто мог уже ушел на восток, а кто не могпогиб под немецкими обстреламик тому времени руины городка.
24 и 25 июня наш потихоньку уменьшающийся в численности полк выдержал 12 атак немецких танков. За тот бой я довел свой личный счет до пятидесяти пяти машин и лишь исчерпав окончательно все возможности к обороненемцы наладили переправу выше по течению и грозили поймать нас в окружениев ночь с 25 на 26 июня оставшиеся боеспособными ошметки двух полков получили приказ на отход.
Лично для меня тот бой у Берзино стал еще примечательным тем, что за него я получил первую свою советскую наградуОрден Боевого Красного Знамени. Никогда не причислял себя к коммунистам [по возвращении во Францию Пьер Бийот стал видным деятелем социал-демократической партии, так что и полностью левым идеям он тоже не был безразличен. Прим. Ред.], однако эта награда тем более ценна для меня, что в те тяжелые летние дни 1944 года советское правительство крайне скупо раздавлю награды даже своим собственным солдатам, не говоря уже про буржуев и иностранных «наемников», как нас порой за глаза называли местные. Армия отступала и гордиться тут было, в общем-то нечем.
Глава 8
Западные и юго-западные границы СССР, июнь-август 1944 года
21 июня под давлением Третьего Рейха в войну вступила Финляндия, что мгновенно сделало положение Ленинграда и всего северо-востока страны советов угрожающим. Расквартированные в Финляндии немецкие войска воспользовались возможностью и одновременно с наступлением в сторону Мурманска, предприняли попытку оккупировать и север Норвегии вместе с городом Тромсе. Если же посмотреть стратегически, то выход к Северному Ледовитому Океану Германии был необходим просто позарез. Было очевидно, что в условиях начавшейся войны между Британией и Советским Союзом будет резко увеличен товаропотокв обе стороныи контроль побережья хотя бы с помощью авиации позволил бы этот поток если не остановить, то хотя бы затруднить.
Сами же финны не смотря на грозные заявления о возмездии за недавнее поражение в войне и отторгнутые в его следствие территории, особо в наступление не рвались, ограничившись неспешным продвижением в на Карельском перешейке и Западной Карелии, захватом, опять же не слишком активным, военно-морской базы Ханко и поддержкой немецких войск на севере. Особого желания воевать у финского главнокомандующего Маннергейма, здраво смотревшего на вещи, и понимавшего всю шаткость ситуации его страны, попавшей между двумя гигантами, как между молотом и наковальней, не было. Как профессиональный военный он отлично осознавал, насколько усилился за последние годы Советский Союз и то, что растянувшей свои войска по трем континентам Германии, справиться с ним будет весьма не просто. Однако ему пришлось считаться с националистически настроенной общественностью, желавшей поквитаться с соседом за прошлую войну, а также с объективной реальностью в виде немецких войск на своей земле, и в такой ситуации хороших решений не было, приходилось выбирать те, которые казались менее плохими.
В целом, возможности не вступить в войну у финнов, учитывая развернутые в 1942 году на ее территории немецкие войска, не было. Тогда, глядя на пример Турецкой, а потом и Сирийской республик, финны обоснованно боялись наступления «второго акта» пьесы под названием «Зимняя война» и последующей полной советизацией страны. Итогом этих политических метаний стал документ об оборонительном союзе с Третьим Рейхом, по которому финны допускали на свою территорию отдельные части вермахта и самолеты люфтваффе. Именно последние и втянули финнов в войну, без согласования с правительством в Хельсинки, с началом войны принявшись совершать налеты на Ленинград и другие города на северо-западе Союза.
Понятное дело, сто это был стопроцентный casus belli, а последовавшая затем нота от Советского Союза с ультиматумом о выдворении немецких частей с территории Финляндии, лишь хорошей миной при плохой игре. Ничего другого президенту Финляндии Ристо Рюти не оставалось делать как объявить России войну, впрочем, именно этот политик, опиравшийся на шовинистически-настроенные круги националистов и антикоммунистов, возможно, сделал это с определенным удовольствием.
На советско-германском фронте война, меж тем, развивалась своим чередом. В Прибалтике, подтянув тылы и накопив силы 24 июня немцы одним мощным ударом проломили стабилизировавшийся, казалось, фронт по Западной Двине. После короткой, но мощной артподготовки и нескольких массированных налетов бомбардировщиковсоветская разведка откровенно проморгала переброску на север 3-ей и 11-ой истребительных эскадр, которые позволили буквально на два дня завоевать над этим участком фронта полное превосходство в воздухенемцы переправились через реку сразу в трех местах: возле Риги, в районе Плавиняса и чуть западнее Даугавплса.
Попытки сразу же сбросить немцев обратно в реку, предпринятые по приказу командующего фронтом генерал-полковника Конева привели только к большим потерям советских войск. Фрицы буквально зубами вцепились в откушенные на правом берегу реки куски земли и стойко отбивали все атаки. Несмотря на все усилия захватить плацдармы не удалось и уже 26 июня вермахт продолжил наступление, заставив обороняющиеся войска отступать, и отдав таким образом в руки врагу уже третью столицу советской республикиРигу.
В итоге, спустя четыре дня ожесточенных боев, 8-ая советская армия оказалась практически полностью разгромлена, потеряв большую часть тяжелой техники и до сорока процентов личного состава, а 11 армия успела отступить в относительном порядке на заранее подготовленные позиции по реке Великой, опираясь на укрепления Себежского, Островского и Псковского укрепрайонов лини Сталина. Северное, же Эстонское направление прикрывали 27 и 31 армии, у которых таких мощных оборонительных позиций не было.
2 июля немцы взяли Валгу, 5-ого Тарту, 6-ого Пярну войдя, таким образом, на территорию Эстонской ССР. На этом, однако их атакующий запал временно иссяк и вермахту пришлось взять на этом направлении оперативную паузу.
На юге, в полосе ответственности группы армий «С», так же в эти дни происходили заметные события. Получив подкрепления в виде венгерских и словацких дивизий, справившихся за две недели с захватом Карпатской Украины, Паулюс принялся штурмовать выстроенную по линии Ровно-Тернополь линию советской обороны. Заткнув второстепенные направления дивизиями союзников, генерал танковых войск нанес несколько одновременных ударов в стыки 5 и 12 армий, и 6 и 26 армий плюс несколько вспомогательных ударов по фронту для отвлечения внимания.
В этой ситуации, командование фронтом во главе с генерал-полковником Кирпоносом проявило себя отнюдь не с самой лучшей стороны, выпустив на некоторое время из своих рук управление войсками и откровенно растерявшись от свалившегося на них вала донесений, запросов подкреплений, авиационной и артиллерийской поддержки и прочего.
Все это привело к тому, что достаточно сильная позиция была прорвана сразу в двух местах, а контратаки оставшимися еще в распоряжения танковыми частями были разрознены и не дали ожидаемого результата. В итоге 22 июня немецкие подвижные части вырвались на оперативный простор и не встречая организованного сопротивления рванули на восток, а оказавшиеся под угрозой окружения советские дивизии начали беспорядочное отступление, приведшее к огромным потерям в технике и личном составе. Только за период с 22 июня по 1 июля Юго-Западный фронт потерял 119 тысяч человек убитыми, пленными и пропавшими без вести. Окруженные в Тернополе почти в полном составе в плен сдались две стрелковые дивизии.
Спасло южное направление от полного развала только наличие достаточно мощных укреплений на старой границе, а также ввод ставкой ВГК свежих частей, сумевших вовремя купировать прорыв и остановить немцев на линии Новоград-Волынский-Шепетовка-Хмельницкий-Каменец-Подольский.
Впрочем, нельзя сказать, что и немцам прорыв дался очень легко. В своем дневнике Паулюс отмечал, что даже попавшие в окружение советские солдаты сражаются крайне ожесточенно и редко когда без боя сдаются в плен.
В результате неудовлетворительных результатов Кирпонос был снят с должности и на его место назначен маршал Тимошенко, который перестал исполнять обязанности наркома обороны вследствие передачи этой должности с началом войны лично Сталину. Кирпоноса же отправили формировать в районе Киева Резервный фронт, благо с местной обстановкой Михаил Петрович был знаком как нельзя лучше.