От этой внезапно проявленной милости Ходжа пришел в замешательство Он предался думам, чувствуя себя на седьмом небе. «Не напрасно говорят, что этот мир не лишен хороших людей, если кто-то один нечестивый, так кто-то другой обязательно истинный мусульманин. Ведь не сравнить жизнь в чайхане и здесь! Халат мой ночью служит мне покрывалом, а днем он нужен мне как одежда. Но как укрываюсь? Если укрываю им голову, то ноги остаются голыми. Поневоле приходилось лежать съежившись. А в этой комнатке я могу спать по-царски» Сытый, под теплым, уютным покрывалом, он разговаривал сам с собой: «От кого же эта милость? От этого человека или от аллаха? Из-за грабителей мне довелось сделать добро этому человеку. Отвечать добром на добро дело каждого, но добром на недоброе дело мужественного. Этот человек ответил добром на добро. Спасибо ему. Впредь и я не буду жалеть доброго дела, на какое я только способен». Он и не заметил сам, как заснул.
Ранним утром Ходжа проснулся от покашливания хозяина и, вскочив с постели, поздоровался.
Сначала умойся, потом только здоровайся, сказал хозяин.
Если это с одной стороны было наставлением, то с другой замечанием для Ходжи.
Если будешь вставать до восхода солнца, то и на душе у тебя будет чисто, и дела будут идти хорошо Когда аллах, оказывается, созвал все живые существа и стал распределять каждому долю его пропитания, то не явилась птица, называемая совой. Аллах направил своего посланника Джабраила, чтобы он доставил к нему эту птицу. «Почему не явилась вовремя?» строго спросил аллах. Сова ответила: «Всемогущий создатель! Я была занята пересчетом всего сущего на этом свете». «Это какой такой счет-пересчет пришлось тебе вести?» «Прости меня, грешницу, мой аллах, хотелось узнать, кого больше на свете мертвых или живых». «Так скажи же, кого оказалось больше?» «По моему счету больше мертвых. Потому что я считаю мертвыми и тех, кто спит на рассвете. Они сами лишают себя блага. Ведь ты в это время раздаешь пропитание», вот как ответила, оказывается, сова. Вот почему, сын мой, если будешь вставать рано, то всегда будешь сыт.
Много еще наставлений дал хозяин молодому Ходже. Затем рассказал о работе, которую надо было выполнить, и ушел в медресе. Был он, оказывается, мударрисом одного большого медресе Ходжа к вечеру сделал всю порученную ему работу. Вспахал землю, повалил виноградники и обрезал бесплодные ветки. Из этих обрезков он сделал крепкие вязанки. Затем он вскрыл корни гранатов и обрезал ненужные мелко разветвленные корешки, подложил под корни сухие куски глины
Возвратившись из медресе, мударрис сразу же принялся наблюдать за работой Ходжи. Он остался очень доволен и благословил молодого работника: «Чтоб всегда жил ты в достатке и питался пловом, сын мой!»
Ходжа сильно устал. Ведь в этот первый день он особенно старался, чтоб показать хозяину, на что он способен. У хозяина через край переливались добрые чувства к нему, допоздна мударрис сидел с ним в комнатке, беседуя, забавляя рассказами из Суфия Аллаяра, Ахмада Яссави, Машраба, из «Тысячи и одной ночи».
Проходили дни и месяцы, Ходжа стал своим человеком в этой семье. У муддариса была засидевшаяся в девушках дочь Махи, миловидная, но с маленьким бельмом в левом глазу. Девушка поначалу закрывала свое лицо, когда приносила Ходже завтрак, чай и обед. Но потом привыкла, начала улыбаться, задевать парня словцом и даже заигрывать. И сама девушка и все ее выходки постепенно сделали свое дело. Ходжа дождаться не мог, когда Махи появится снова в его каморке, а при виде ее вся душа Ходжи расцветала и трепетала. Он понимал, что с ним приключилось, и знал, что никакого лекарства от этого недуга нет. Конечно, он только вздыхал и стенал про себя и никогда не допустил бы не только недостойного поступка, но и жеста по отношению к дочке хозяина, но ему-то от этого было не легче.
Между тем Махи стала все чаще показываться на глаза молодому работнику, тем более, что отец ее часто и надолго отлучался из дома.
В народе говорят: «Завидев телку, бычок веревку рвет». А Ходжа ведь тоже был на привязи покрепче любой веревки.
Так прошла зима и снова повеяло весенним теплом. В хаузах и арыках растаял лед, потекли по земле мутные потоки воды. Снова пришла пора вскрывать виноградники, работы у Ходжи было от темна до темна. Деревца, рассаженные им, начали дружно цвести, ласточки на террасе спешно лепили под крышей свои гнезда, на выступах глиняных крыш прорастала травка и завязывал бутончики мак-самосейка.
Однажды Ходжа, намахавшись с утра кетменем, зашел в полуденный час в свою прохладную комнату, прилег отдохнуть и задремал. Сквозь дремоту он услышал, будто скрипнула и открылась дверь. Он взглянул и увидел, что перед ним стоит Махинисо.
Ну, йигит наш устал? заговорила она.
Да еще как устал!
Разве йигиты устают? Вставайте, расскажите мне сказку, которую вы услышали от моею отца.
Ходжа приподнялся на постели.
Что пользы повторять сказку, слышанную от вашего отца?
Нет! с твердостью и капризно настаивала девушка. Вы расскажете ту сказку, которую я не слышала от отца, а вы слышали.
Какая же это сказка, которую вы не слышали, а я слышал!
Какой хитрец, будто ему непонятно. Ну давайте начинайте рассказывать, я уже слушаю!
Не понимаю! Если вру, то умереть мне моментально у ваших ног!
Вай, не пугайте меня Какой вы, оказывается, мастер запутывать разговор
Вот не сойти мне с места, никак не могу догадаться, какую сказку хотите вы.
Сказать? произнесла девушка, строя глазки и играя косичкой.
Сказать
А вы хотите, чтобы я разжевала да в рот вам положила?
О если б было так, проглотил бы с удовольствием, расхохотался Ходжа.
Смотрите, чтобы не встало поперек горла! Да не лишились бы того, что вам суждено, сказала девушка обиженным тоном.
О том, что мне суждено, аллаха буду молить, воскликнул юноша и простер руки кверху.
Умоляли лучше бы не аллаха, а меня
Умоляю вас, Махинисо, скажите же мне, какую сказку должен я рассказать. Вы только чуточку намекните, напомните мне, а дальше я и сам догадаюсь.
Сказку о любви, о влюбленных, неужели так трудно было сообразить Девушка смущенно улыбнулась, и на ее длинных, изогнутых, словно сабля, ресницах задрожала слеза, похожая на росинку, что хрустально-чистая и прозрачная появляется рано утром на лепестке цветка.
Девушка была любимицей и баловницей матери. Мать хотя и проведала о тайной любви дочки к юноше, но свернуть ее с этого пути уже не могла. Увещевания, вроде тех, что тебе не ровня, что отец ведь не кто-нибудь, а мударрис в большом медресе, на влюбленную девушку не действовали. Рано или поздно, но матери пришлось все рассказать мужу, И вот однажды в поздний час, почти уж в полночь хозяин вошел в комнату крепко спящего юноши и бесцеремонно разбудил его.
Разговор у нас будет короткий, начал мударрис. Как работником я тобой очень доволен. Не даром ты ел мой хлеб. Кроме того, я тебе сейчас за твой труд хорошо заплачу. Вот и деньги. Будет лучше, если ты их сразу же сосчитаешь. Ведь говорится в народе, что даже деньги, найденные на земле, полагается сосчитать. А зашел я к тебе попрощаться с тобой. Если хочешь сделать мне приятное, то еще до рассвета покинь Бухару. Уходи, куда хочешь, на все четыре стороны. Пусть аллах даст тебе счастье в пути.
А в чем дело, таксыр? Какой проступок я совершил, могу ли узнать?
Пусть все это останется между нами. Как говорится, сломанную руку рукав укрывает, а разбитую голову тюбетейка. Знаем про все ты да я, да еще аллах. Понял?
А ваша дочь Махинисо тоже знает?
Не называй имени моей дочери! До свиданья, пусть счастье даст тебе бог! мударрис поднялся и указал рукой на открытую дверь.
Задумавшись на мгновение, Ходжа сказал:
Неужели вы меня гоните? Я не ожидал от вас этого. Не мне, а дочери своей причиняете вы зло. Любовь не выбирает человека, перед ней равны и царь, и нищий. Не забывайте, что горечь любви бывает невыносимой!
Затем Ходжа надел свой халат, снова обвязался той самой веревкой в две сажени, сложил вещи в мешочек, взял его под мышку и вдруг, подкинув вверх кошелек, рассыпал его содержимое по комнатке. Пустой кошелек он протянул мударрису и решительно шагнул в настежь открытую дверь
ХИТРОСТЬ
В эту пятницу Хатаму захотелось взобраться на башню мечети имама Хасана, имама Хусана и полюбоваться оттуда на природу, на горы и пастбища Нураты, о которых так увлеченно говорил Ходжа-бобо. С этой мыслью он поднялся на минарет. Оглядывая оазис, охваченный с севера обширными пастбищами и лугами, а с юга горами, он был поражен многоцветием нуратинской весны, бескрайностью просторов, на которых паслись отары овец, стада коров, табуны лошадей.
Которая же это гора Джуба? Вон та Кухи Вон наверняка гора Джуди. Говорят, там осталась лодка пророка Нуха. Интересно, там ли эта лодка и поныне? Увидеть бы своими глазами все это Если верить словам поднимавшихся на гору Джуди, то деревья там похожи, оказывается, на лодку. Но разве бывают деревья, похожие на лодку? И еще говорят, что стволы деревьев там неохватные и имеют лодкообразные дупла Даже четыре человека и то будто бы не могут обхватить одно дерево А какая же из этих гор гора Скупая?
Хатам всегда с интересом прислушивался к разговорам Карима-каменотеса с Ходжой-цирюльником. Увлеченно слушал он и рассказы людей, приходящих побрить бороду, о разных событиях в кишлаках Нуратинского вилайета, в дальних и близких местах. Говорят, в Нурате есть большой кишлак, называемый Джуш. Большой базар вилайета, оказывается, еженедельно происходит там. Для покупок и продажи товаров сюда прибывают люди с Кермине и других вилайетов. С тех пор, как Хатам услышал об этом, он часто бывал мыслями на джушском базаре.
Теперь, находясь на башне, Хатам думал обо всем этом и искал взглядом джушский базар. Вдруг ему вспомнились слова о газганском мраморе. «Газганская гора близка к нуратинскому руднику», говорил Карим-каменотес. Он выбирал стихи из газелей шейха Саади, Физули, Джами, Навои и высекал их на камне, наносил на надгробные мраморные плиты вместе с молитвами, радуя тем самым дух покойников. Еще недавно, в день пятничного намаза, показал он народу мраморную колонну, сделанную им для мечети по заказу Додхудая. Люди были изумлены работой каменотеса, его искусством. С дехибаландской башни отчетливо была видна Газганская гора. Одним краем она соприкасалась с Дехибаландской возвышенностью. Хатам задумался. Сделать из цельного камня такую большую колонну! Это ведь не легенда, а правда. Как же ему удалось отделить от горы такой большой камень? А Додхудай немилосердно притесняет таких как Джаббаркул-ата, использует в своих целях редкостный талант Карима-каменотеса, а на мне ездит как на осле Какое из этих дел благодеяние? Если я вместо того, чтобы быть ослом, буду помогать каменотесу, то разве останусь я голодным? Что же делать? Что хорошего можно ждать От этого калеки, чтоб он подавился своим благодеянием! Если бы не был замешан тут Ходжа-бобо, ни в коем случае я не вернулся бы в этот дом. Да еще если бы не Но об этом лучше не думать.
Спустившись с башни, Хатам пошел к роднику, чтобы и в этот раз, как обычно, омыть родниковой водой лицо и руки. Теперь его путь лежал в сторону кишлака Зайнулабар к дому Додхудая. По дороге встречались ему редкие прохожие. Наверное, у каждого из них свои заботы и свои печали, может быть, и потяжелее, чем у этого идущего им навстречу юноши с едва пробивающимися усиками. Но самому юноше кажется, что ни у кого нет горшей, нежели у него, судьбы. Он шел к дому Додхудая. Весенний теплый ветерок с легкой прохладинкой веял в лицо, а на сердце было тяжело, и неизбывная тоска снедала его. Он чувствовал, что все его сердце занимает теперь девушка в доме Додхудая. Он и на службу-то к Додхудаю ходил теперь только ради того, чтобы увидеть ее. Если бы не она, давно бы он перестал ступать через этот порог.
Если бы нашелся хоть один близкий Хатаму человек, который мог бы понять его, если бы он сказал этому юноше:
Откуда твоя печаль? Зачем стенанья и жалобы на судьбу? Иди сюда, о, юноша с плачущим сердцем. Видишь весна, все обновляется, зеленеет и расцветает. Мы молоды, а жизнь преходяща. Давай поговорим по душам, забудем о мелочных горестях жизни, развеемся и возвеселимся. Давай, идя по жизни, помогать друг другу
С этими мыслями и грезами Хатам не заметил и сам, как дошел до дома Додхудая.
В доме Додхудая, как только пройдешь в широкие двустворчатые ворота, попадаешь в просторный двор, где стоит сдвоенная супа. Но сегодня Хатам увидел здесь еще и человека, сидящего на земле и обхватившего руками голову, как бы в отчаяньи, и глядящего неподвижно перед собой. Рядом с ним стоит и дремлет одноухий осел. Хатам сначала узнал осла, а потом уж разглядел и его хозяина.
Э, да это ты, животинушка! Узнаешь старого знакомого? обратился Хатам к ослу и хлопнул его по крупу.
От этих слов хозяин осла встрепенулся, поднял голову и как бы спросонья посмотрел на Хатама. Узнав юношу, своего спасителя в ту ужасную морозную ночь возле Чертова моста, Джаббаркул-аист вскочил на ноги, но тотчас пошатнулся и едва не упал.
Хатам бережно усадил старика на прежнее место.
Проклятые ноги Немеют и затекают, если посидишь неподвижно. Счастья тебе, сынок Благополучен ли и здоров ли?
Спасибо, а как вы сами?
Я жив-здоров, кое-как существую на этом свете.
И то хорошо. Не умирайте, живите на счастье ближним. Как они живы-здеровы?
Спасибо, спасибо. Да вот Саттаркул часто вспоминает и спрашивает о вас.
Саттаркул?.. Это который же из них?
Который родился вслед за моей дочкой. Дети не перестают вспоминать, как вы тогда спасли меня от смерти, доставили в худжру Ходжи-цирюльника, обогрели, сохранили мне жизнь. Вот и довелось нам свидеться. И несчастный ослик тоже со мной. Это ведь и спутник мой, и друг-утешитель, даром, что бессловесный. Хорошо, что он у меня есть, вот кое-как и существую. А Саттаркул тот самый, помните, когда вы заладили: не останусь да не останусь, хотя мать моих детей уже готовила катырму
Да, вы лежали обессиленный у Ходжи-цирюльника, вот почему я собирался быстро вернуться в худжру, а жена ваша тем временем, оказывается, принялась готовить катырму. У меня не хватило терпения, я возвратился к вам.
Так вот, когда у вас не хватило терпения, мальчонка ухватился за край вашей одежды: «Без вас катырма будет невкусная, никуда мы вас не отпустим, акаджан!» Это и был Саттаркул.
А-а, теперь знаю, худощавый Теперь я вспомнил, гостеприимным оказался ваш Саттаркул Молодец!
Хатам похлопал старика по плечу. Два дорогих друг другу человека немного посмеялись от души. Слово за слово и разговор зашел о «долгах-платежах».
В здешних кишлаках живут бедняки-дехкане, у которых работают зубы, лишь когда работают руки, начал говорить Джаббаркул-аист. Все они находятся в долгу у богача Додхудая. У того-то есть кусок земли, но не на чем пахать, а имеющий лошадь, не имеет земли или семян. Всегда у бедняка руки коротки. До неба далеко, а земля тверда, сынок, и куда же они могут подеваться?.. И опять в конце концов идут к этому скупому калеке. С этой же целью и я пришел А он, оказывается, и лица моего видеть не хочет.
Почему? спросил Хатам с волнением.
Потому что прошлогодний долг все еще на моей шее. Я-то пришел со склоненной головой, а он, оказывается, сказал: «Умеющий просить зерно для сева пусть расплатится сначала за прошлый год». Да и обругал еще нечистым отродьем! Пришлось обменять на муку пшеницу, которую я хранил на семена. Из-за нужды пришлось. И вот теперь в доме нет ни пригоршни муки, ни горстки семян. Не умерли мы, рабы божьи, с охами-вздохами дожили до весны. А время идет Додхудая знает только тот, кто обращался к нему с просьбой. Сердце у него черствое, смягчить его легче помереть.
Джаббаркул-аист говорил, а сам чертил землю палкой для понукания осла. Хатам углубился в свои мысли. Тяжелую тишину нарушил юноша:
Так что же теперь делать будете? Если в доме у вас нет ни пригоршни муки, а дети голодны И посеять нет ни горстки зерна! Куда вы пойдете, кому поведаете о своем горе?! Вдруг он посветлел лицом, как если бы в голову ему пришла какая-то хорошая мысль.
Атаджан! Вы побудьте здесь, не уходите никуда, я сейчас вернусь. Посмотрим, может быть, что-нибудь придумаем, ладно?
Долгих лет жизни тебе, сынок, сказал старик, глубоко вздохнув.
Хатам как обычно прошел через ворота в сторону дома и крикнул еще издалека: