Жизнь крестьянина зависит от неба, от погоды. Будет дождь будет и работа, будет и жизнь. А нет, так не миновать горя и нужды. Конечно, живут все по-разному. У некоторых богарные ячменные поля, вдоволь напившиеся живительной влаги, с такими тяжелыми полновесными колосьями, что сгибаются крепкие стебли. На зеленых пастбищах благоденствуют многочисленные стада. Но много ведь и таких, как этот бедняк Джаббаркул-аист. Трудятся в поте лица ради мешка муки. Но и все же, как бы ни был беден Джаббаркул-аист, все же у него есть земля и есть дело на этой земле. А Хатам? Что же делать ему? Идти пастухом к богатому скотоводу? Даже и это вряд ли возможно, потому что немало в селе бедняков, желающих стать наемными пастухами. А если и найдется такая возможность? Покажите мне человека, который, будучи наемным пастухом, выбился бы в люди и увидел бы настоящую, хорошую жизнь. И разве мало в этих краях молодых людей, которые из-за недостатка не в состоянии жениться, обзавестись семьей и так и дожили до сорока лет, так и продолжают стареть в холостом одиночестве?»
Эти размышления цирюльника прервал приход посетителя. Старик произнес все полагающиеся слова приветствия и попросил:
Понадобилось привести в порядок и бороду и волосы на голове, усто.
С удовольствием все сделаем для вас, присаживайтесь.
Ходжа показал посетителю на стул, на который полагалось сесть, вымыл руки водой из кувшина, тщательно вытер их, взял аккуратно сложенную накидку, растряхнул ее и обвязал вокруг шеи посетителя. Налив из кувшина в горсть воды, он смочил волосы старика и начал пальцами растирать и размягчать их.
Волосы у вас, оказывается, мягкие, как шелк, не надо и размягчать. Лучше я наточу как следует свою бритву.
Вот ведь что происходит, дорогой мой усто, раньше брадобреи постоянно жаловались на мои жесткие волосы. Де, трудно их размягчить, де, быстро о них затупляется бритва. А теперь Вместе с человеком стареют, оказывается, и волосы. Они становятся слабыми, ненадежными, как сама жизнь.
Что делать? На свете нет ни одного живого существа, которое не старело бы. Да ладно бы живые существа, со временем распадаются даже скалы и камни. Этот мир одновременно, и старый и новый. Человеку с началом сознательной жизни все кажется новым, он ведь все видит и познает в первый раз. Но очень скоро он состарится и будет вынужден оставить этот мир. Новое зарождается, а старое отмирает. И мы с вами уйдем, а наше место заполнят новые люди
Но люди на свете, как и цирюльники, бывают разные. Дай вам бог здоровья, таких цирюльников, как вы, я еще не встречал.
Спасибо на добром слове. Заходите еще. Посидим за пиалой чая, поговорим по душам.
Смотрите, дикого коня прикормишь, а он и кормушку перевернет. Как бы я, привыкнув к вашему чаю, не обернулся назойливой мухой.
Ну, что вы такое говорите Сейчас закипит чай, и мы посидим, поговорим по душам, и Ходжа стал было наливать воду в чугунный кувшин.
Тут новый клиент взял цирюльника за руку и заговорил извиняющимся тоном.
Мы, конечно, посидим еще и поговорим по душам, усто. Но только я должен вам объяснить, что давно уж собирался познакомиться с вами и сегодня зашел не случайно, а именно с этой целью. Скажу вам, что и я тоже цирюльник.
Превосходно. Значит, у нас одно ремесло. Жалею, что до сих пор не был знаком с вами.
Я-то что! А вот с кем вам следовало бы познакомиться, так это с человеком по имени Додхудай
И старый цирюльник рассказал, что вот уже десять лет он ходит домой к этому достопочтенному человеку и бреет ему бороду и голову. А домой приходится ходить потому, что человек этот калека и самостоятельно передвигаться не может. Так оно все и шло, но, с сожалением приходится отмечать, что зрение у старого цирюльника слабеет, руки дрожат и бритва уже не слушается так, как прежде. Старый цирюльник понял, что пора сворачивать свое дело. Впрочем, еще раньше это поняли его клиенты, их становилось все меньше и меньше.
Вот я и хочу, закончил старик, попросить вас, чтобы вы взяли Додхудая под свою опеку и ходили бы к нему по пятницам вместо меня. Вот с какой надеждой я пришел к вам.
Ходжа хоть и отдаленно, но слышал о Додхудае. Надо сказать, что все прихожане мечети имама Хасана, имама Хусана говорили о нем с большим почтением. Будто бы он очень благочестивый человек и собирается на свои деньги воздвигнуть в мечети колонны из газганского мрамора. Ходжа, не задумываясь, дал старику определенный и положительный ответ.
Я вижу, вы призываете меня на доброе дело. Если вы останетесь довольны мной и тем, как я продолжаю вашу работу, одно это будет для меня большой наградой.
Так Ходжа-цирюльник приобрел еще одного постоянного клиента в Дехибаланде. Если все остальные клиенты ходили бриться к нему, то к новому клиенту он стал ходить сам. Каждую пятницу утром он посещал дом Додхудая и брил его. С каждым разом он узнавал его все лучше и лучше. Постоянно они вели душеспасительные беседы. Ходжа говорил:
Если брать для сравнения разум и желание, то первое вода, а второе огонь. Когда разум ведет в одну сторону, а желание в другую и все время одерживает верх, то получается худой конец.
Не думайте, что Додхудай не следует тому, о чем вы толкуете, мой Ходжа-ишан. Покойный мой отец ради благодеяния построил на свои средства мечеть. Идя по названному вами пути разума и я ради благодеяния, хотя и являюсь калекой, совершаю пятничный намаз вместе с молельщиками, соблюдаю пост, не забываю о жертвоприношениях, раздаю и зякет
Ходжа-цирюльник, усмехаясь, принимался разъяснять, как смотрит на это шариат.
Совершать намаз не такое уж, как вы думаете, большое благодеяние. Пятиразовый намаз обязанность каждого мусульманина. А вот то, что отцом вашим была построена мечеть, можно назвать благодеянием. Если вы на свои средства выкопаете арык или построите мост над рекой, то и это будет благодеянием, ибо из арыка будут люди пить воду, поливать земли, а по мосту будут ходить пешеходы. Если же вы выроете хауз и заполните его водой, то и это будет благодеянием, вы принесете пользу народу.
Мне понравилось, как вы работаете, повернул разговор в другую сторону Додхудай в тот день. Вот вы сами видите мое положение, без посторонней помощи ни встать, ни сесть не могу. И днем и ночью нуждаюсь в помощнике. У меня был слуга, который водил меня каждую неделю на пятничный намаз и приводил обратно, но жизнь его оказалась коротка, царство ему небесное.
Ходжи тоже произнес «Царство ему небесное» и провел ладонями по лицу.
Без чьей-либо помощи, как видите, не могу ходить в мечеть и совершать намаз вместе с молельщиками. Это, оказывается, такой проклятый недуг, что не могу сесть ни на коня, ни на арбу. Теперь, мой Ходжа, сделайте мне одну услугу век не забуду: если бы нашелся какой-либо смиренный мусульманин, который водил бы меня каждую пятницу в мечеть С одной стороны, как вы сами сказали, это было бы благодеянием, с другой и я бы отблагодарил его.
Слегка задумавшись, Ходжа ответил:
Наверное, найдется такой человек, ведь так много людей без дела.
Но, мой Ходжа, мне не надо всякого человека без дела, с легким раздражением произнес Додхудай, но тотчас, взяв себя в руки, продолжил: Сами понимаете, мне нужен человек такой же честный и совестливый, как вы, верный раб божий, мне нужен истинный мусульманин
Понимаю, понимаю Не поговорить ли мне с ним самим?
С ним самим? Кто же он сам? спросил, оживившись, Додхудай. Да скажите же откровенно, кто он? Неужели правда есть такой человек!
Однажды появился в нашем кишлаке юноша, его характер понравился мне. Мы живем с ним в одной худжре. Он только и думает о том, как бы помочь кому-нибудь. Прожил я целую жизнь, но такого великодушного человека не видел. И имя его под стать ему зовут его Хатам, что значит доблестный, щедрый. По-говорю-ка с этим юношей, авось согласится.
Сколько ему лет? поинтересовался Калека.
Совсем еще молодой. Но сила у него богатырская. Скажу-ка ему. Если согласится, то приведу с собой или же пошлю его к вам, а вы поговорите с ним.
Поговорить-то поговорю, но это уже неважно. Важно, что он понравился вам. Было бы хорошо, если бы к следующей пятнице решилось дело, я мог бы пойти в мечеть на молитву.
Я поговорю с ним и сообщу вам его ответ. А теперь с вашего позволенья пойду. Счастливо вам оставаться
Дорогой мой Ходжа-ишан, приподымите-ка вон ту курпачу, сложенную вчетверо.
А что такое?
Делайте, делайте, что я говорю.
Приподняв один угол курпачи, Ходжа увидел там одну бухарскую таньгу.
Берите же ее, ободрил цирюльника Додхудай, нехорошо, если вы уйдете с пустыми руками.
Я оказываю вам услуги бескорыстно. Слава богу, я не голоден, нет у меня детей, которые ждали бы меня с куском хлеба. Так зачем же мне деньги? Что с ними делать?
Долго еще после ухода цирюльника ворчал про себя Додхудай.
Бывают же странные люди. Не знает, что делать с деньгами. Зачем, говорит, мне деньги? Не голоден, говорит Ну и чудак! Бывают же чудаки.
Тут Додхудая разобрал смех и он долго смеялся, никак не мог остановиться. Уже и слезы от смеха потекли по его щекам и он вытирал их платком, вытащив его из-за пазухи, а смех все разбирал и разбирал калеку: «Вот так-так! Видите ли, он не знает, зачем ему деньги! Видите ли, он не знает, что с ними делать. Не голоден, говорит Что ж, по-твоему, голодны покровители шариата и защитники ислама, столпы общества, шейхи и верховные судьи? А ну-ка покажи-ка им деньги оживляются и молодеют прямо-таки на глазах. Мой покойный отец, оказывается, говорил: «Деньги разъединяют даже отца с сыном». И в самом деле так. Деньги самое главное и для живого, и для мертвого. Они обеспечивают человеку высокое положение. Видимо, Ходжа-цирюльник думает, что будет жить вечно. Есть у него черный хлеб на пропитание и достаточно, на что же еще и деньги. Недальновидный, близорукий человек! Ведь жизнь поворачивается то так, то этак. Вот, к примеру, я, если б не было у меня богатства, давно я сгинул бы в нищете. Тем, кто сейчас ухаживает, за мной, нужны мои деньги, а не я сам. Им нужны мои угодья, имущество и скотина. Покойный мой отец построил мечеть на свои деньги. Кончились дни его, нет теперь этого мудрого человека. Однако идущие молиться мусульмане говорят: «Идем в мечеть Маматбая». Называя его имя, они прославляют бога. Вот на что способны деньги. Вот вам сила и могущество денег. Когда наступит смерть и Ходжа-цирюльник умрет, кто же вспомнит о нем? Его имя будет зарыто в землю вместе с его телом. Ну, ладно, каждый думает по-своему и каждому свое».
Разговаривая с самим собой и размышляя, Додхудай утомился и не заметил, как задремал
РОЖДЕНИЕ ДОДХУДАЯ
Восточная граница Бухарского эмирата охватывала Нурату и прилегала к землям Джизакского музафата, то есть Туркестанского губернаторства. Там-то, в этих отдаленных от Бухары местах, вблизи отдаленнейшего кишлака Дехибаланд жил богатейший на всю Нурату скотовладелец Маматбай. Были в Нурате и другие богачи и другие влиятельные люди, но никто не мог сравниться с Маматбаем. Его неисчислимые стада и табуны паслись на обширных пространствах от пастбища Англамас и до пастбища Кошкудук. Богатые луга переходили там в зеленые горные склоны. На приволье с каждым годом умножались стада и табуны Маматбая, увеличивалось его богатство.
И все же Маматбай не считал себя счастливым человеком. У него было две жены, молодых и красивых, но не давал им аллах детей. Очень сильно мучила Маматбая его бездетность. Особенно переживал он, когда в мечеть имама Хасана, имама Хусана, построенную им самим, повадился ходить один юродивый дервиш, прозванный прихожанами Камаль-джинни, то есть Камалем-умалишенным. Этот Камаль, как только около мечети появлялся Маматбай, завывал всегда одну и ту же песенку, которую с его легкой руки вскоре знала уж вся округа. Может быть, в других местах юродивый пел и другие песенки, но здесь твердил все время одно и то же:
У кого есть дети, у того есть имя.
Имя у бездетных умирает с ними.
Дорогие детки как цветы на ветке.
Только там, где есть цветы,
Соловья услышишь ты.
Эта вздорная песенка полусумасшедшего нищего, как ни странно, трогала Маматбая до слез. Приближенные, в окружении которых он постоянно шествовал, как могли утешали его:
Ведь это же убогий человек, и слова у него все убогие, стоит ли обращать на них внимание.
Другие относились к делу серьезнее и настоятельно советовали Маматбаю взять себе третью жену, полагая, что бездетность столь достопочтенного человека зависит не от него, а от его жен.
Недаром говорят, что девушка это камень в праще аллаха. Аллах же может попасть в цель в кого угодно и на любом расстоянии. Волею ли судьбы, усердием ли свата-приятеля, с помощью ли всесильных денег, но только очень скоро дочь казия из священной Бухары (правда, с окраины этого города) отправилась в Нурату и сделалась третьей женой Маматбая.
Больше всех новоприбывшей интересовались две первые жены. Они что-то все высчитывали на пальцах, постоянно шушукались между собой и ежедневно тщательно изучали каждое изменение на лице молодой соперницы. Вскоре на ее округлившихся щеках и на лбу появились коричневатые пятна. Через три месяца после совершения брака она потребовала самых кислых гранат. Маматбай, не помня себя от радости, незамедлительно послал человека в Шахрисабз за самыми кислыми гранатами. Но чем радостнее было Маматбаю, тем горестнее его двум первым женам. Молодая беременная соперница очень скоро почувствовала их ненависть и рассказала об этом мужу.
Предусмотрительный Маматбай быстро принял необходимые решительные меры. В тот же день он отправил будущую мать к ее отцу в Бухару, подальше от всех козней и опасностей. За нее теперь можно было быть спокойным, но мучения начались для самого Маматбая. Он, как челнок в ткацком станке, метался теперь туда и сюда между Бухарой и Нуратой. Кроме того, как говорится в народе, покоя не знают ноги путника и уши человека, имеющего несколько жен. Вместе с радостью юная жена принесла Маматбаю бесчисленные тревоги и хлопоты. Особенно неистовствовала старшая жена. Каких только она не перепробовала средств, чтобы с одной стороны приворожить мужа опять к себе, а с другой стороны, чтобы отвратить его от молодухи. В этих действиях она находила поддержку своей подруги по несчастью. Как говорится, одинаково усердно молят бога и убегающий и догоняющий. Отложив семь бухарских таньга, они обводили ими вокруг головы, а потом шли с этими деньгами к заклинателям, колдунам, знахарям, добывали у них разные приворотные и отворотные талисманы. Тем не менее, чтобы еще больше раззадорить и разозлить свою союзницу, каждая из них норовила в разговоре уколоть и уязвить другую.
Шесть месяцев и девять дней исполняется сегодня с брачной ночи, говорила подпрыгивая вторая жена Халпашша первой жене Кимматпашше. Через три месяца надо ждать гонца из Бухары. Уже сейчас пора нам готовить суюнчи.
Каждую неделю вы обнимаете нашего муженька и выходит он от вас довольный и ублаготворенный. Почему же радоваться мне, а не вам. Уж тогда бы я порадовалась, если бы не разродилась эта приехавшая из-за гор, из-за дол.
Лучше просите себе долгой жизни, чем смерти другому.
Чем такая жизнь, лучше гнить в земле.
Не говорите, и не гневите бога. Авось, он смилостивится и у нас тоже появятся дети и мы будем счастливыми женами счастливого человека.
Если бы аллах мог сделать, почему же он не сделал этого до сих пор? Нет, счастье, на которое ты надеешься, разве что приснится. Воистину, дом с детьми базар, а без детей могила. Несчастные мы, несчастные. В расцвете лет и сил, а уже устарели. Свет наш гаснет, а погасший свет снова не загорится
Но надо же надеяться. Пока мы живы, будем надеяться
Ха! Нет уж, не питайте тщетных надежд. Луна взойдет для нее, и солнце взойдет для нее же, все блага жизни достанутся ей, выскочке из Бухары. Что оно богатство, если нет от него счастья, да пусть он подавится своим богатством.
С этими словами и с рыданиями Кимматпашша бросилась наружу.
Это еще что за плач? тотчас послышался с террасы гневный голос Маматбая. Можно подумать, что умерли ваши дети и рыдаете вы по ним.
Халпашша, хотя и не кричала и не рыдала во весь голос, но у нее глаза были полны слез, а сердце было полно тоски.
«Видишь, как сказал, думала она, умерли ваши дети Да если бы у меня было дите и оно бы умерло и я тосковала бы по нему, мне было бы легче, чем теперь. Бог дал, бог и взял. Я покорилась бы его воле. Зато не стыдно было бы перед мужем и перед людьми. Разве мало тех, у кого умирают дети Всевышний создатель, почему же, предназначив женщину к рожанью детей, ты лишил меня этой возможности? Упреки отравляют мне жизнь. Муж через каждое второе слово попрекает меня, называет бесплодной. Но почему же тогда бесплодна и его другая жена? А если этот недуг и неизлечимый, то виновата ли я? Кто поможет, у кого искать исцеления?.. Попросить, чтобы он отпустил меня? Ну, даст он развод, а кому я нужна с этой славой бесплодной женщины? Неплодоносящее дерево годится лишь на дрова. Но ведь и мужа нашего Маматбая тоже можно причислить к неплодоносящим деревьям. Правда, с женой из Бухары ему, кажется, повезло, улыбнулось ему счастье Правда цветок в бутоне еще не цветок. Ему надо раскрыться. А ей надо родить. Всякое бывает при родах. Рожать для женщины это значит умереть и воскреснуть. Нет, я не желаю смерти этой бухарке, как Кимматпашша. Она-то ни в чем не виновата. Пусть рожает благополучно, я порадуюсь, право, порадуюсь»