Календарь капельмейстера Коциня - Маргер Оттович Заринь 18 стр.

Даугавиетис сидел с окаменевшим лицом и молчал. Да и что он мог сказать? Чертов старик пойдет в Управление по делам искусств, попытается поговорить с начальством и Карлисом Сармоном. Попросит гарантировать права перебежчиков Ведь то же самое грозило и остальным музыкантам, в том числе и капельмейстеру Коциню, а его Даугавиетис не хотел терять.

Три дня Каспар не решался пойти к себе домой. Кто знает, вдруг его там уже ждет засада? В конце концов он все-таки собрался с духом и пошел. Дом стоял нежилой и темный Поднявшись на третий этаж до дверей своей квартиры, Каспар обнаружил, что медная табличка с фамилией дяди Фрица снята. Вместо нее прикреплен листок белой бумаги. На листке корявыми печатными буквами написано по-русски:

Такой номер мог выкинуть только дворник Фигис.

 Надо спуститься вниз поговорить,  решил Каспар.

Фигис стоял посреди двора с совком в руке и уже издали закричал:

 Здравствуй, артист-виртуоз! Я ждал бы до завтра. После чего твои манатки вытряхнули бы и  печать на дверь! Где ты валандаешься? Остальные квартиры уже давно опечатаны. Все господа, проживавшие в этом доме: доктора, адвокаты, судьи и пасторы, находятся в безвестном отсутствии  так в протоколе сказано. Здесь больше ни одна живая душа не обитает. А раз не обитает, стало быть, вся мебель должна быть сдана в домоуправление,  говорит Фигис.  Но я ловкий ход придумал. Прикрепил к твоей двери визитную карточку. На жилкомиссию она произвела глубокое впечатление. Они хором воскликнули: «Раз это деятель искусств, то здесь мы ничего считать и переписывать не будем, искусство принадлежит народу. Да здравствует артист-виртуоз!..» Правда, одна из них ужасно хотела узнать, что это значит: трубач Аполлона? Так я ей все объяснил. Аполлон это древний бог, названный так в честь театра Аполло, а трубач это артист, который дудит на корнете. Не так ли?.. Малость потруднее пришлось мне с одним музыкальным специалистом. Он показал бумажку с треугольной печатью и назвался начальником треста вторичного распределения всех брошенных в Риге роялей, товарищем Сарухановым. Начальник этот в остальных квартирах оценил и записал в свой маленький блокнотик буквально каждый рояль. Потом уговорил меня показать и твой, любопытства ради. Как только увидел он этот ящик, так аж присвистнул: «Вот это улов! Двести тысяч рублей! Абсолютно безупречный «Стейнвей»  и стал уже твой рояль к дверям подталкивать. Но тут я рассердился и сказал, что адвокат никуда не уехал, а его племянник Коцинь у помощника прокурора музыку преподает и сейчас вернется. Только после этого начальник вторичного распределения отступился и ушел.

 Кто-нибудь чужой меня на этих днях не искал?  спросил Каспар.

 Нет,  ответил Фигис.  Никто не искал. За исключением меня. Когда началась большая бомбежка и пожары, я зашел в твою квартиру наполнить водой тазы и ванну. Таков уж был порядок. Помни, что в Риге нет ни электричества, ни газа, ни воды  экономь. И дверь запирай как следует. Вчера сюда хулиганы забрались, сущие мародеры. Оставленные вещи искали. Милиция одного поймала, другой удрал.

Отперев дверь с тройным патентованным замком, Каспар вошел в квартиру дяди Фрица, а затем и в свою заставленную вещами комнату. Ощущение было такое, будто его нога не ступала здесь целую вечность. Все предметы и вещи находились на своих прежних местах, словно ничего не происходило, словно Ригу не разрушали и не жгли. Быть может, они просто притворяются, заметив, что в комнату зашел человек?

Каспар подозрительно осмотрел все по очереди и даже ощупал. Толстый слой пыли покрывал каминную полку. Значит, что-то здесь сновало и подняло пыль. Уж не тахта ли, сейчас притворяющаяся спящей в нише углового окна? Ножками кверху, ха, ха, ха! Может быть, пара туфель, невинно стоящая на полу, словно туфли эти ничего не понимают, ничегошеньки не понимают. Но почему правая туфля стоит справа, а левая  слева? Хм Новый костюм переброшен через раму велосипеда. Как же так? Ведь Каспар отлично помнит, что, отправляясь на призывной пункт, он аккуратно повесил костюм в двухдверный шкаф дяди Фрица. А Мария со своим Бимбо? Почему они перелетели с рояля на каминную полку? И почему на пышной груди Марии играет сейчас солнечный луч, проникший сквозь верхние стекла углового окна? Почему?

Каспар берет картину, некоторое время изучает ее, потом, повернув обратной стороной, снова ставит на камин.

 Мало, мало ты помогала мне, дорогая!  с упреком говорит музыкант.  Придется поискать другой талисман.

На курительном столике Каспар замечает алый носовой платочек, коричневую заколку для волос и сигаретный окурок. И тут он вспоминает о Лиане. О своем горе А ведь почти забыл. Только подсознание  бредовый сон, увиденный в лагере, свидетельствует, что воспоминания еще отнюдь не вытравлены. Не вырублены топориком тлеющие стропила в коре головного мозга. Сейчас, когда Каспар сидит в мрачной нише углового окна, угольки памяти ярко вспыхивают на сквозняке. Платочек нарочно навевает знакомые запахи. На мундштуке сигареты ясно различима розоватая губная помада. А в заколке, как лунный луч, светится золотистый волос. К черту! (Каспар сдается.) Он долго роется в ящике стола. Наконец находит карточку в картонной рамке (рамку Каспар бесстыдно позаимствовал из альбома, где в нее был вставлен поясной портрет тети Эллы) и начинает ее изучать Лиана. Улыбающаяся, со слегка надутыми губками. Волосы зачесаны за уши (королева Елизавета!). На фотографии она выглядит более полной, чем в действительности. Только после ее отъезда Каспар узнал, что мать Лианы  еврейка. При самом большом желании он не может заметить в чертах Лианы ничего еврейского. Наверное, она вся в отца. Да и вообще на такой маленькой карточке трудно что-нибудь разглядеть. Эту фотографию она вырвала из своего служебного удостоверения. Удостоверение все равно больше не понадобится, карточку она дарит Каспару. На память,  если что-нибудь случится, сказала Лиана.

 Да что еще может случиться?  смеялся Каспар и душил Лиану поцелуями.

В ту ночь они были счастливы сверх меры.

 Любимый, единственный!  в объятиях Каспара шептала Лиана.  Ничто нас уже не может разлучить! Ни огонь, ни

Каспар в сердцах вскакивает: им овладевает припадок ярости.

 Кто же я такой на самом деле: глупый простачок или просчитавшийся умник? Почему я никак не могу отделаться от воспоминаний, если совершенно точно знаю, что любовь Лианы ломаного гроша не стоила? К черту!

Ничто не помогает. Не помогает, не помогает, не помогает! Нет спасения.

Каспар пытается убедить себя. Он улегся на диван, накрыл платочком глаза. Ощупью ищет в пепельнице недокуренную сигарету, подносит ее ко рту Мундштук засох, во рту вкус пыли; пыль и пепел, пыль и пепел. «Бреду по песку поперечных улиц. Бреду, бреду По опавшим осенним листьям и засохшим веткам. Чиекуркалн, что значит Шишковая гора. Ни там горы, ни шишек. Улица, вымощенная черепами, хорошо знакомый угол, а дальше? Она лежит смертельно больная. Ей уже не встать. Последняя надежда: надежд никаких! Спрашивала в бреду, почему Каспар больше не приходит к ней. Они же в тот раз не успели проститься. Иду по черепам, угол как будто знакомый, но дом уже не могу найти Одни бараки, одни бараки Бараки, бараки Из барака выходит старая еврейка и говорит: уходи убирайся немедленно! Лиана умирает, а господин Зингер привел двух могильщиков»

Опять эта проклятая история, не имеющая конца! Уже в который раз Каспара прогоняют! Но что же дальше? Почему господин Зингер привел именно двух могильщиков? И почему именно господин Зингер? Чтобы успокоиться, Каспар долго умывался и брился в ванной комнате, израсходовав три ведра припасенной Фигисом воды. А ванная сверкала в свете трех свечей. Каспару там же на полочке удалось найти зеленые и красные елочные свечки, умываясь, он отфыркивался и твердил себе:

 Веселого вам солнцестояния, капельмейстер Коцинь! Мы еще поживем!

После этого Каспар уселся в кухне за обеденный стол. В кладовой тети Эллы он нашел две засохшие сдобные булочки, а дядя Фриц, как оказалось, оставил под столом откупоренную бутылку самодельного вина. Каспар съел булочки и выпил толику бодрящего напитка, заготовленного адвокатом. И почувствовал себя немного лучше. Прозит! Потом он сел за «Стейнвей» и стал импровизировать. Lento grave Дом словно вымер, пустой и темный Ни одной живой души. Звуки гулко отдаются в стенах Lento grave

 Я единственный человек, оставшийся в живых среди этих развалин после чудовищной катастрофы,  прервав импровизацию, говорит Каспар.  Нет, не то Надо начать сначала Начать с самых основ. Совсем иначе.

Около полуночи Каспар Коцинь нашел тему для своих «Метаморфоз». Вступление: неотвратимое приближение пятисот самолетов, унисон в бесконечном мировом пространстве Переживание, которое до сих пор Каспар не в силах забыть, которое имело место здесь же  в нише углового окна, во время первого налета.

Начало  гул Glissando тимпанов  вверх, вниз Потом орган. Crescendo (ножная педаль  Rollschwelder). Немыслимый взлет. Quando tremendi sunt terra et coeli! ffff!

Ясности ради надо наметить себе цель. Кредо своего творчества. Во имя кого? Только во имя самого себя! Только вперед! Даже тогда, когда в переулке безостановочно палят. Даже тогда, когда у минометов находятся критики и рецензенты.

 Nam nekogda!

РАДОСТИ И ТРУДНОСТИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ БЕЛЛАМИ

Вилиса Витола утвердили руководителем театра. А еще неделю спустя в Ригу вернулся бывший актер Аполло Новуса Освальд Барлотти и начал заниматься вопросами кадров. Временно и Каспару Коциню и виолончелисту разрешили работать (пока отдел кадров будет выяснять неприятный факт их биографии: «служил в немецкой армии»), но кларнетист по-прежнему находился в фильтрационном лагере. С начальником лагеря Вилис Витол уже говорил, а характеристику музыканта отправил еще за неделю до этого, но скоро только сказка сказывается.

В Риге осталось довольно много пожилых музыкантов. Они стали подавать заявления в театральный оркестр, и капельмейстер Коцинь, отобрав лучших из них, возобновил репетиции. Премьеру «Марии Стюарт» Даугавиетис перенес на декабрь, а пока что Каспару Коциню надо было срочно написать музыку к «Золоченым воротам». Этой постановкой театр Аполло Новус в день двадцать седьмой годовщины Октябрьской революции (менее чем через две недели) откроет свой сезон. Все готовились к большому празднику. Капельмейстер аранжировал гимны и марш красных стрелков  латышских гвардейцев. Вот только текста песен, исполняемых в этой постановке, Каспар не мог дождаться: поэта никак не могло осенить вдохновение, из-за чего капельмейстер уже дважды получал нагоняй от дона Аристида  за лодырничанье. Но разве нагоняи могли помочь: Карлис Сармон все еще ждал озарения свыше. В конце концов он выразил желание создавать текст одновременно с музыкой. Пока Каспар будет за роялем искать темы и мелодии, Сармон (сидя с ним рядом) станет сочинять текст. Так он делал на фронте  песни получались отличные.

Стала работать в театре и жена мастера сцены Бирона Наталья. Коллектив уже успел познакомиться с этой зело каверзной и энергичной химерой. Но Вилис Витол не возражал против назначения Натальи старшей билетершей. Должность эта была ответственная, и теперь дирекция могла быть спокойна, что после третьего звонка никто не войдет и не выйдет из зала. К тому же Наталья оказалась человеком весьма общественным: занималась профсоюзными делами, собирала членские взносы, взялась раздобыть для работников картофель. С актерами и музыкантами кое-как ладила. «Не контактировала», по ее собственному выражению, только с Урловской. Прежняя дружба пошла прахом. Спорили они почем зря: если одна была за, то другая против, лишь при голосовании у обеих одновременно взлетали руки и наступало молчание. Соревновались они и в другом: аплодируя в конце собрания, смотрели, за которой из них останется последний хлопок. Безотрывно следя за движением рук своего руководителя  Освальда Барлотти, они ждали момента, когда начальник перестанет хлопать. Перестать раньше него  невежливо, позже  покажется демонстративным. Так что надо найти некоторый нюанс: в самом конце  изловчиться и хлопнуть последней  пусть все видят, что одна из них одобряет сказанное больше, чем та, другая Не обходилось в этом деле и без неприятностей. Так, однажды Наталья, в непростительной рассеянности, хлопнув раза два, вдруг обеспокоилась: куда это мой кошелек подевался? И стала шарить окрест себя. Урловская, толкнув мужа локтем, громко сказала: «Фашистка воздерживается!»  и тут же начала аплодировать за двоих.

Были приняты новые актеры. Каспару поручили проверить их слух. Хор распался, поэтому Даугавиетис теперь отдает предпочтение певцам. Наряду с участниками провинциальной самодеятельности, заявления поступили и от участников бывших студий. Материал хороший, выбирай  не хочу: остальные рижские театры еще не пришли в себя.

Из новичков Каспару особенно понравился стройный и смуглый подручный кузнеца со взморья, с чудно́й фамилией  Уксус. Был он большой любитель пения и шутник. Когда проверяли голоса, он спел песню собственного сочинения и признался, это его сценическое имя, сиречь  псевдоним. В действительности же его зовут Витольд Янович Лейзальмежчекстер из Лапмежциема.

 Отлично, дружок, отлично!  испуганно сказал Даугавиетис.  Оставайся уж лучше Уксусом.

Режиссер чувствовал себя как рыба в воде, как заново рожденный. Целыми днями торчал он у директора, совещался, показывал собственноручно нарисованные планы, равно как и эскизы декораций, поскольку давно ожидаемый декоратор Сукубур (до войны он работал в театре Аполло) еще не успел вернуться из эвакуации.

Уксус оказался для Даугавиетиса настоящей находкой! Режиссер использовал его и как актера, и как сценариуса, и как рабочего сцены. Вместе с Даугавиетисом Уксус до позднего вечера трудился над макетом, а ровно в полночь должен был соображать, где бы еще можно было купить для дона Аристида бутылку «Саперави»: старик теперь пил только кавказские вина. Глотнув вина, Даугавиетис уже в шестой раз обещал назначить Уксуса мастером сцены. Бирон только и знает, что шататься вокруг да около, он устал, сделался флегматичным. Постарел от страха перед Натальей и из-за благоговения перед профсоюзным кассиром, которые, между нами говоря, одно и то же лицо! Химера!

На следующий день Даугавиетис приводит Каспара к директору и строгим голосом спрашивает:

 Почему не начали репетировать песни?

 Потому что нет текста песен. У меня есть только мелодии.

 Ну, так сочини их сам!

 Нет, нет!  не соглашается Вилис Витол и звонит в управление. На его счастье туда как раз заглянул Карлис Сармон.

 Послушай-ка, чего ты возишься с текстами? Мелодии есть, слов нет. Даугавиетис хочет репетировать, а ты ему «срываешь план». Не ссылайся на объективные обстоятельства. У всех нас объективные обстоятельства. Организационная работа теперь у каждого на первом месте, не болтай! Главное назначение у каждого поэта  творчество. Понял? Ах вот как Сегодня вечером будут? Ладно!  Тут Витол обращается к Каспару Коциню:  Сармон спрашивает ваш адрес. Улицу он знает, скажите только номер дома и квартиры. Двадцать восемь, квартира пять. Ага Ты слушаешь? Двадцать восемь, квартира пять. В девять вечера? Думаешь успеть? Всю ночь? Вряд ли композитор согласится всю ночь слушать твои вирши! Ну ладно! Это было последнее предупреждение!

Так он устроил творческую встречу Карлиса Сармона с Каспаром.

Витол  великолепный организатор. Человек стремительный и деловитый, принципиальный и высококультурный. Ценит своих работников, любит искусство.

«Идеальный коммунист,  думает Даугавиетис.  До чего же нам на этот раз повезло!»

С театром Аполло Новус Вилис Витол познакомился еще в годы оккупации. Работая «наборщиком», он почти каждую неделю ходил на спектакли. Как-то в гардеробе они со связным поменялись своими пальто, и таким образом было передано спрятанное в кармане секретное донесение. Витол уважал Даугавиетиса и восхищался его поведением в то тяжелое время, наблюдая за отчаянной дипломатией режиссера: только бы спасти от гибели старый добрый Аполло Новус! Витол преклонялся перед ярким талантом Терезы Талеи. Актриса казалась ему кристально чистым воплощением самой красоты. Еще во время оккупации Витол оценил способности комика Юхансона, а теперь думал только о том, как уберечь этого чудесного актера от алкоголя. Словно магнитом Юхансона тянуло к «Широну» и в «Мурмуйжу», а «У прокурора» старый ворон бывал по три раза в день. Беда, да и только!