ЖЕНЯ. У меня и в мыслях такого не было. Стараниями вашего моралиста-супруга девушка, которая на что-то согласилась до свадьбы, для него просто шлюха, а уж та, у которой и до него были мужчинывообще дрянь, ничто.
ОЛЬГА. Вас никто не заставлял соглашаться, вы уж извините.
ЖЕНЯ. Клянусь, я этого очень не хотела. На мой взгляд, быть проституткой меньший грех, чем стать пусть даже верной любовницей такого вот Димки. Но это было бы нечестно. Я ведь не была уже девицей к моменту нашего знакомства, и потом Я выросла не в вашей семье и успела здорово устать, а с ним разве отдохнешь
НИКОЛАЙ. Почему?
ЖЕНЯ. Потому что вы, Николай, не умерли в тот день, когда он достиг совершеннолетия.
НИКОЛАЙ. Что вы хотите этим сказать?
ЖЕНЯ. До самой вашей смерти он оставался бы всего лишь вашим ребенком, если б сам не умер.
ОЛЬГА. Вы серьезно считаете, что мы перед ним виноваты?
ЖЕНЯ. Я говорю, что он был еще не человек, а только наследник, то есть сын человека.
ОЛЬГА. Выходит, мы слишком хороши?
ЖЕНЯ. Вы ли хороши, я ли дурна, а только, Николай, пока вы живыон дерьмо, это неизбежное следствие здешней очищенной от примесей патриархальности.
ОЛЬГА (хватаясь за спинку кресла, на котором сидит Николай). Что вы, Женя
ЖЕНЯ. Кто я ему была? Судите сами. Так, любовница, чья роль в его судьбе весьма благородна, ноувы! эпизодична, и тем не менее я не знаю, его я любила или эту вот бархатную гостиную.
НИКОЛАЙ. Женя, подойдите ко мне.
ЖЕНЯ (подходит к нему). Ну?
НИКОЛАЙ. Вы любили Дмитрия?
ЖЕНЯ. Я? А как вы считаете, можно ли любить совокупность прекрасных качеств? Вы ж писательи сами прекрасно понимаете, что, сколько ни складывай друг с другом определения, предмет из этой суммы никак не возникнет.
НИКОЛАЙ. Таким образом, для вас не имеет значения, он или не он?
ЖЕНЯ. Почти так.
НИКОЛАЙ. Тогда вы почти шлюха.
ЖЕНЯ. А это уж на вашей совести. И не надо, пожалуйста, играть словами. Я наигралась. Да, возможно, для меня это был именно разврат, хотя на самом делелишь момент воспитания наследника. С его стороны все было в порядке. А чтобы как-то оправдаться, я для виду приняла заданные вами условияно мне пришлось сделаться полным ничем в надежде, что он почувствует себя хоть чем-то. Увывсе тщетно. Отец-сказочникэто на всю жизнь. Ваша власть оказалась сильнее моего вымученного ничтожества.
Ольга подает Николаю пепельницу, он выбивает трубку, потом берет в руки табакерку, открывает ее и снова закрывает.
ЖЕНЯ. Вот этого-то котенка вы и вышвырнули в Москву, в общежитие, чтоб он изучал германскую филологию. Господизачем? Да его из дома за хлебушком-то на соседнюю улицу отпускать было страшно, а вы заставили его самого за себя отвечать.
НИКОЛАЙ. Вот странно. Вы говорите о нем, как о ребенке, но ведь вы ровесники.
ОЛЬГА. А как вы думаете, он вас любил?
ЖЕНЯ. О да, как гимназист прачку, которая учит его всяким нежным премудростям.
ОЛЬГА. Господи
ЖЕНЯ. Ольга, вы лучшая женщина на свете, я бы очень хотела, чтоб вы были моей матерью, но вы не боитесь, что я соблазню вашего мужа?
НИКОЛАЙ. Женя, остановитесь, вы и так наговорили много лишнего.
ЖЕНЯ. А что? (Ольге.) Поймите, ведь он для меня гораздо больше, чем ваш сын, он же хозяин этого дома, а мне трудно и представить себе, как можно жить за его стенамитам, вокруг, ничего нет, есть только внутреннее пространство, созданное многолетними усилиями гениального строителя или устроителя
ОЛЬГА. Вы считаете, что он умер, потому что оказался физически оторванным от нашего дома? Потому что мы его, как вы выразились, вышвырнули?
НИКОЛАЙ. Нет, здесь обвинение посерьезнее.
ЖЕНЯ. Но ведь жизненная энергия с годами убывает. Потому что расходуется. А у него она расходовалась зря. Будучи по годам уже взрослым, он оставался недочеловеком, так как жив, здоров и молод еще его отец, единственный полноценный человек в этой семье, оккупировавший своей сверхполнотой сознание бедного дитяти.
НИКОЛАЙ. Мне кажется, вы не правы. И я, и моя жена всегда соблюдали дистанцию в отношениях с детьми и друг с другом.
ЖЕНЯ. Безусловно. На внешне-буржуазном уровне. Никакой такой излишней интимности вы не допускали, в том смысле, что у вас не разбрасывали где попало грязное белье, не переговаривались с тем, кто сидит в туалете, выходили к обеду, лишь приняв душ и переодевшись Да боже мой, сколько раз вам повторять, мне бы тоже хотелось здесь родиться и воспитываться, но вот как же случилось, что он не выжил не подождал
НИКОЛАЙ. Это очень печально, что вы выросли в доме, где грязное белье валялось на обеденном столе.
ЖЕНЯ. Не говорите глупостей.
ОЛЬГА. Женя, а почему все упреки вы адресуете нам? Может быть, Дмитрий тоже в чем-то виноват?
ЖЕНЯ. Виноват. Получив на время крошечную комнатку в общежитии, он вообразил себя маленьким мужчинкой, хоть никаких оснований для этого не было, и принялся ухлестывать за живыми женщинами.
ОЛЬГА. Вы себя имеете в виду?
ЖЕНЯ. Да, себя. Ваш Дима был, конечно, развратник, но
НИКОЛАЙ. Вы запутались и противоречите себе. Вы говорили, что для него это было естественным моментом становления личности.
ЖЕНЯ. Какой личности? Димкаличность? Да он еще сопляк, его даже нельзя считать по-настоящему виноватым
ОЛЬГА. Женя, он умер.
ЖЕНЯ. Знаю.
НИКОЛАЙ. Довольно, я понял. Но к чему тогда весь этот маскарад? Вы явились на похороны в траурном платье, а кто умер? сопливый Димка, которого вы ни во что не ставите, а семья, в которую вы, как мне кажется, влюблены, жива.
ЖЕНЯ. Семья? У вас теперь нет сына, какая семья жива? Вы как надкусанный пирожок, истекающий остывшим повидлом. Но дело даже не в этом. Просто мне очень хотелось принять участие в вашей домашней церемонии. Помните? Вы, Ольга, были в узком длинном платье и в шляпке с черной вуалью, Машенька стояла, гордая своим горем, как трагическая актриса. Лица у всех были строгие, но вовсе не мрачные и не заплаканные, и всеми вами владел какой-то хорошо мне понятный, но грешный восторг Это напоминало дикарский ритуальный танец, и я так удачно исполнила свою партию, что вы совсем не удивились моему внезапному появлению, несмотря на то, что Димка, насколько я знаю, ничего не писал вам обо мне И я же не всегда была такая умная, как сейчас. Слава богу, что он умер, слава богу, потому что нет больше этой мутной страсти, все чисто Надо же было это отпраздновать
НИКОЛАЙ. Так вы все-таки его любили?
ЖЕНЯ. Отстаньте от меня с вашей любовью Вот так вот мы сидели, вцепившись друг в друга. Такая судорожная любовьхорошо ли это?
Женя при этом обнимает сама себя, стоя ко мне спиной, это очень забавно выглядит. Николай уже снова набил трубку и теперь курит. Мне тоже хочется курить. Ольга медленно отходит от него и садится в то кресло, где раньше сидела Женя.
ОЛЬГА. Но вы понимаете, Женя, что я оченьслышите ли? очень люблю своего мужа?
ЖЕНЯ. Да. Вы почитаете его, вы жить без него не можете, а вот Эх, окажись я на вашем месте, не пришлось бы мне столько раз вляпываться во всякую гадость, прежде чем вернуться к своей шестнадцатилетней сущности
ОЛЬГА. Женя, а ваши родители?
ЖЕНЯ. Их нет. Перед вами незаконная дочь вечно пьяного дон-жуана и мрачной старой девы, склонной к ипохондрии. Сидя у окна в моей родной московской квартире, я имела уникальную возможность видеть свой жизненный крест в натуральную величину. Мой крестперекресток: направо пойдешьв булочную попадешь, налево пойдешьв ЖЭК попадешь, прямо пойдешь, слава богу, в книжный магазин, где работает подруга моей матери, попадешь. И, Оля, моя мать не так образованна, как вы, она не умеет рассказывать саги, не знает древней истории и у нее нет мужадетского писателя. Она живет теперь в интернате для престарелых сумасшедших, а отеця вообще не знаю, где живет.
ОЛЬГА. Вы упрятали ее в сумасшедший дом?
ЖЕНЯ. Она попала туда без моей помощи, а забирать ее оттуда у меня нет никакого желания. Вам дико это слышать? Ничего. Ведь это ваш сын сорок дней назад сиганул головой вниз черт знает с какого этажа, потому что духовная стерильность вашей семьи действует на иммунную систему хуже модной болезни. А я пришла к вам с улицы, и, когда что-нибудь непоправимое случится еще и с вашей дочерью, вы поймете, что моя несвежесть, что ли лучшая защита от непредусмотренных сюжетом воздействий окружающей Красную гостиную среды. Так что, видите ли, моя невинностьне от наивности.
ОЛЬГА. Невинность?
ЖЕНЯ. И мы с вами нашли друг другавот что интересно.
Женя подходит к окну и чуть приоткрывает его. Не знаю, как ей, а мне холодно.
ОЛЬГА. Какой ужасный туман! Сорок дней туман.
ЖЕНЯ. Вот я приоткрываю окно и впускаю в комнату немножко этого тумана. Он бледнеет, бледнеет, растворяется и становится воздухом Красной гостиной, ха-ха! (Закрывает окно.) А что, нет ли у вас какого-нибудь родового бога, вроде Яхве? Честное слово, вы, как древние евреи, не доросшие еще до монотеизма и воображающие, что каждому роду или народу соответствует свой бог, причем ваш самый сильный
Появляется в дверях Маша в длинной ночной сорочке. У нее совершенно красные глаза.
МАША. Папа!
НИКОЛАЙ. Что?
МАША. Ты ведь богатый? Очень?
ОЛЬГА. О чем ты, Маша? И почему в таком виде?
МАША. Женя говорит, что за Красную гостиную тебе государство платит деньги.
Маша уходит.
НИКОЛАЙ. Женя, что это значит?
ЖЕНЯ. Только то, что я уже сказала о ваших книгах и о внешней идилличности вашего внутреннего мираэто как раз то, чем вы торгуете, чтобы накормить семью. Господи, да что ж я все болтаю Я беременна. Вот.
НИКОЛАЙ. То есть? От Димы?
ЖЕНЯ. А что ж, я к чужим людям приехала с таким большим чемоданом?
У Жени изменилось настроение, это видно по ее лицу и движениям. Она бросается к Николаю.
ЖЕНЯ. У вас будет внук. Я, когда в прошлый раз приезжала, не знала еще этого.
ОЛЬГА. Женя, но
ЖЕНЯ (Николаю). Вы меня не прогоните, правда? Я хочу Мой сын должен воспитываться здесь, чтобы Ольга ему рассказывала старинные предания, а вам чтоб было опять, для кого писать сказки, да?
НИКОЛАЙ. Конечно, Женя, раз такое дело, вы можете жить у нас.
ЖЕНЯ. Вот Вот я в первый раз в жизни счастлива! Я буду жить невесткой в вашем доме, если уж не могу вдруг сделаться вашей родной дочерью.
НИКОЛАЙ (смеясь). Все же это нечто странноедочерняя любовь к чужому мужчине.
ЖЕНЯ. Да я и Дмитрия иногда любила какой-то именно дочерней любовьючерез вас Не знаю, как это объяснить, конечно, если б он был жив, я никогда не решилась бы родить от него ребенка, но теперь, когда его нет, я и без него могу стать вашей вашей невесткой. Ой, как все хорошо.
ОЛЬГА (Жене). Ну вот, а вы тут так шумели, напугали меня до смерти
ЖЕНЯ (Николаю). Вы сами-то понимаете, что за чудо вы тут создали? Понимаете, конечно, но мне лучше виднопоэтому я даже больше вас отвечаю за чистоту воздуха, а равно и за чистоту знака.
НИКОЛАЙ. По-вашему выходит, мы здесь и не живем вовсе, а такчто-то означаем?
ЖЕНЯ. В конечном счете ничего, кроме самих себя, но все равноздорово!
ОЛЬГА. Женя, будете еще умничатьродить вам учебник по философии.
Я сразу слышу звонок, а онитолько когда он повторяется.
ОЛЬГА. Пойди, открой, Коля.
Николай уходит и возвращается вместе с Андреем, у которого в руках большой портфель.
АНДРЕЙ. Здравствуйте.
НИКОЛАЙ и ОЛЬГА. Здравствуйте.
ЖЕНЯ. Привет, Андрюша.
АНДРЕЙ. Вот. Мне передали, что сегодня сороковой день, и что Женя здесь. Я тогда не успел приехать на похороны.
ЖЕНЯ. Это наш однокашник. Он был Диминым соседом по общежитию.
ОЛЬГА. Проходите, пожалуйста. Вы жили с ним в одной комнате?
АНДРЕЙ. Нет. Там каждому дают отдельную клетку, очень маленькую, с такими тонкими стенками, что слышно даже дыхание соседа.
ОЛЬГА. Вы, может быть, что-то знаете?
АНДРЕЙ. Не больше, чем вы или Женя.
ОЛЬГА. Это так ужасно, его привезли в закрытом гробу, он так страшно изувечен, что нам даже не позволили взглянуть на него.
ЖЕНЯ. Я его видела.
ОЛЬГА. Каквидели?
ЖЕНЯ. Он лежал ничком и руки вот так под себя Он даже не раскинул руки, когда падал.
ОЛЬГА. Простите. Я пойду приготовлю что-нибудь. (Уходит.)
АНДРЕЙ. Ой, Женя, ты покрасила волосы?
ЖЕНЯ. Давно.
АНДРЕЙ. А я ведь так и не видел тебя с тех пор. ЖЕНЯ. Ну и что?
АНДРЕЙ. У меня еще поручение к тебе от нашего научного руководителя. (Николаю.) Простите, я говорю о таких вещах
НИКОЛАЙ. Ничего. Дело житейское, я понимаю.
АНДРЕЙ (Жене). Ты совсем забросила занятия. Он очень недоволен. Ты вернешься к пятнице?
ЖЕНЯ. Я не вернусь в Москву.
АНДРЕЙ. Что ты! Это невозможно. Сейчас стало известно, что готовится собрание сочинений Жан-Поля. Нам что-то хотят поручить. Я говорил с редактором, он очень интересовался твоим переводом и статьями.
ЖЕНЯ. Я очень рада. За Жан-Поля.
АНДРЕЙ. И все?
ЖЕНЯ. Я остаюсь здесь.
АНДРЕЙ. Что ты, там же серьезная работа.
ЖЕНЯ. Но мне всегда казалось, что германистов в Москве даже больше, чем достаточно, и нет необходимости прибегать к помощи пятикурсников.
АНДРЕЙ (Николаю). Представляете, она ведь не первый год этим занимается, ее имя уже известно, на ее статьи ссыпаются самые серьезные ученые, а тут вдруг
НИКОЛАЙ. Жан-Поль Это Жан-Поль Сартр?
Андрей и Женя, не удержавшись, хохочут.
ЖЕНЯ. Извините нас, не обижайтесь Просто все на этом попадаются На одном и том же Это другой Жан-Поль, немецкий
НИКОЛАЙ. Я не знаю
АНДРЕЙ. Ну вот, видишь А ты У меня остались твои заметки, я прочелэто готовая диссертация, а из того, что останется можно сделать по крайней мере два диплома
ЖЕНЯ. Ну ты шутник Наш друг Жан-Поль говорит, что в царстве морали нет малого, и поэтому для смешного остается лишь царство рассудка Я дарю тебе эти заметки, можешь сочинить из них хоть дипломную работу, хоть диссертацию. По-моему, очень смешно. Эти Жан-Полевские штудииразвлечение весьма изысканное, но с некоторых пор не для меня.
АНДРЕЙ. С каких это пор? (Николаю.) Она на втором курсе сделала блестящий перевод «Геспера» Это такая вот толстенная книга
НИКОЛАЙ. Постойте, так будет издан и ее перевод тоже?
ЖЕНЯ. Перевод не закончен. Но ты, Андрюша, вполне можешь доделать эту работу сам. Обещаю, что претензий иметь не буду.
АНДРЕЙ. Ну знаешь, в конце концов, у меня своя работа, и я еще никогда не жил на иждивении женщин.
ЖЕНЯ. Я все сказала. Можешь взять мои бумаги себе, можешь подарить какому-нибудь лентяю, только поумнее. Можешь их вовсе выбросить. Я собираюсь самым банальным образом родить ребенка и сидеть с ним тут, сидеть, сидеть
Я с удивлением наблюдаю, как Женя для убедительности садится на пол, а не менее моего удивленный Андрей усаживается рядом с нею.
АНДРЕЙ. Тогда объясни мне, дураку, почему при этом нельзя продолжать работу?
ЖЕНЯ. Можно. Но я не хочу.
НИКОЛАЙ. По-моему, вы не правы, Женя. Ольга вам поможет, в крайнем случае пригласим няню. Будет вам и диплом, и диссертация.
ЖЕНЯ. А потом? Читать ребенку по вечерам отрывки из своих переводов и комментарии к «Зибенкезу» вместо ваших сказок?
НИКОЛАЙ. Но дети вырастают, и когда-нибудь он сам потребует вместо моих сказок ваши научные труды. Это нужно, чтобы не вышло, как с Димой, вы же сами говорили
ЖЕНЯ. Я совсем не то говорила. И вообще, когда он подрастетха-ха! вы наконец состаритесь.
НИКОЛАЙ. И что?
ЖЕНЯ. И уйдете на покой.
При этом она прикладывает ладони к щеке, закрывает глаза и, наклонив голову, показывает, как Николай уйдет на покой.
НИКОЛАЙ. Вы хотите вырастить убийцу?
ЖЕНЯ. Ага!
НИКОЛАЙ. И все-таки я считаю, что вам следует продолжить занятия.
ЖЕНЯ. Андрей, у тебя что в портфеле? Не моя ли рукопись?
АНДРЕЙ. Она.
ЖЕНЯ. Дай-ка сюда. (Она роется в портфеле.) И зачем ты все это тащил? Вот Нет, вот эта тетрадка
Да, они, разумеется, уже не сидят на полу.
ЖЕНЯ. Вот. Она называет это ученым остроумием Скажите, почти как Николай Кузанский Коля, вам надо взять псевдоним: Николай Кузанский Вот. «следует поразмыслить над тем, не будет ли приятным и полезным такое собрание статей, в котором совершенно без всякой прямой и определенной цели смешаются и перетасуются, как карты, подобно Лессингову духовному бросанию костей, идеи всевозможных наук, идеи, которые сослужили бы службу человеку, умеющему извлекать пользу из игр; что же касается такого собрания, то у меня оно есть, и я умножаю его каждодневно для того, чтобы приучить голову к той свободе, которая должна быть присуща сердцу» Вот что тебе надо, Андрюша, для твоей будущей диссертации. Узнай поточнее, по-моему, в Германии опубликовано частично это собраниезамечательная гимнастика для германиста. А у меня в голове этих Ideenwurfeln и без того хватаетдамского образования, которое нынче можно получить на филфаке, вполне достаточно для того, чтобы было о чем поговорить с собственным подросшим ребенком, разве не так? А, Николай?