Вслед за ним выскочил рассвирепевший старший патруля, лицо его было грозным. В руке он держал форменный френч, да еще какой! Татарин бросил френч на землю, начал топтать его ногами, а затем срывать с него награды.
Фашист! Фашист! кричал он, показывая то на разодранный в клочья френч, то на перепуганного до смерти, с вытаращенными глазами маслодела, который бросился к Бицо.
Господин Бицо! Спасите, конец мне пришел!
Господин Шмидт, что вы? удивился, подхватывая его, Бицо.
Ой-ой! прохрипел толстый, бесформенный маслодел. Ой, господи! Он был в таком состоянии, что вот-вот мог упасть в обморок, весь дрожал, а около его ботинка появилась лужица. Потом силы вернулись к нему, он вздрогнул и, подпрыгнув, затопал обратно к солдатам. Господин офицер! завопил он, хотя татарин был всего лишь ефрейтором. Я мастер, стари майстер, не солдат! Парад, музик, марш, фронт! кричал он по-русски, потом по-венгерски: Да, я старый фронтовик! Вот, он указал на Бицо, он тоже подтвердит! Он сосед, знает меня, отец его тоже меня хорошо знает! Спросите его!
Испуг, заикания, причитания, трагикомическая пляска с подпрыгиванием на месте, которой маслодел сопровождал свои жесты, не только удивили старшего патруля, но и сбили его с толку. Если он из этих слов что-то и понял, то лишь то, что человек, у которого в квартире он нашел френч, стар и труслив, а теперь вместо себя указывает настоящего преступника, то есть своего сына. «Ну что ж, это тоже кое-что!» как бы говорил своим видом ефрейтор, схватившийся за автомат.
Он подошел к Бицо, а тот стоял неподвижно, глядел на солдата и думал: «Что за чертовщина, парень? Что это с тобой, чего ради ты поднимаешь столько шума из-за какой-то тряпки, из-за несчастного форменного френча союза бывших фронтовиков!»
Оружие есть? спросил ефрейтор у Бицо.
Нет. Бицо показал ладони, вывернул карманы.
В бункер! со злостью, хлопнув по автомату рукой, приказал татарин и велел ему идти вперед, словно говоря: «Хватит паясничать, где есть френч, там и оружие найдется, показывай! Нас не проведешь! Ты, гад, пойман, хотя и переоделся!»
Бицо недоуменно пожал плечами и пошел, указывая дорогу: что же ему оставалось делать?
О покушении на советского солдата Бицо ничего не знал. Не знал он и того, что рассерженный ефрейтор считает его сыном хозяина и подозревает в подлом убийстве из-за угла. Андраш думал, что татарин просто кипятится, строит из себя важную персону или просто хочет показать местным жителям и своим пожилым подчиненным, на что способен.
«Так и быть, ублаготворим начальника, решил про себя Бицо. Нам ничего не стоит, перевернем все в убежище вверх дном».
Обыск! громко отдал он приказ, когда они спотыкаясь спустились в убежище. Ружья, пистолеты, пушки все выложить! пошутил он.
Женщины, сидевшие в убежище, от скуки перебирали четки. Мужчины спали или что-то жевали. Мерцал светильник. Через дверь и совиные глаза вентиляционных отверстий в подвал пробивались пылающие лучи весеннего солнца, и в этих лучах убежище с распятием Христа на стене, с перебирающими четки женщинами было похоже на декорации катакомб в плохом фильме, поставленном неумелым режиссером.
Только теперь Бицо заметил, что убежище чем-то напоминает часовню в старом-престаром доме призрения, куда он ходил в детстве прислуживать на мессах и помогать господину аббату мыть ноги старикам по страстным пятницам.
Напротив распятия, как самая усердная среди молящихся, сидела его мать. Отца он не видел, наверное, тот покинул убежище и занялся своими цветами в саду, устав от беспрерывных молитв.
С краю, поближе к свежему воздуху, сидели школьный инспектор Михай Рупанович с женой. Мужчина мучился астмой, дышал он с присвистом и часто задыхался. Сейчас он как раз собирался поесть сала. Своим острым как бритва ножом он отрезал большой кусок.
Дальше сидели вдовый учитель, ушедший на пенсию, две незнакомые, пришедшие откуда-то издалека странные старые девы, затем жена маслодела, инвалид, работавший инженером по регулированию уровня Рабы, и, наконец, мадам Тубой со своим неразлучным лакированным чемоданом.
Да, ее чемодан стоял тут же, у скамьи. Он всегда был у нее под рукой, чтобы его можно было в любую минуту схватить и нести, если вдруг земля задрожит, стены начнут обваливаться и придется бежать дальше.
Шутливый приказ, отданный скорее для того, чтобы хоть немного приободрить сидящих в убежище людей, а также вид четверых автоматчиков, еле уместившихся здесь, наталкивающихся друг на друга, не вызвал особого страха.
Тетушка Бицо, например, сначала перекрестилась, кротко, по-старушечьи поцеловала маленькое распятие на своих четках, потом не спеша встала, бочком приблизилась к сыну, чтобы принять на себя часть его работы переводить. Разговаривать по-русски она, конечно, не умела, но понимала все, о чем говорили русские солдаты.
Вот так почти через тридцать лет ей пригодилось то, что еще девушкой, будучи сестрой милосердия при русских военнопленных, да и позже, она не отворачивалась от своих пациентов и разговаривала с ними на всевозможные темы, когда их по просьбе хозяина направили работать на цементный завод. Завод назывался заводом только на бланках его хозяина, господина Грюнхута, в действительности же он состоял всего-навсего из трех-четырех прилепленных друг к другу сараев, где рабочие занимались изготовлением цементных колец для колодцев и канализации. Здесь и работали пленные, а жилье и питание предоставили им жители улицы. У сестры тетушки Бицо тоже жили несколько бородатых русских мужиков. У них она научилась говорить по-русски, но ей и во сне не снилось, что когда-нибудь эти знания пригодятся и она сделается переводчицей.
Ой, какой же ты, солдатик, маленький, ласково похлопала она рассерженного татарина по щеке. Ты сердишься? Почему ты сердишься? Ты, друг Затем добавила по-русски: Врат, немцев нет. Видишь, мы молимся. Погремев старыми тяжелыми четками, она перекрестилась и протяжно пропела, как научилась у пленных, начало православной молитвы: Помилуй меня, боже, по великой милости своей
У, старая ведьма! прохрипел сердитый татарин, почувствовав, что его авторитет и воинственность находятся под угрозой.
Это кто ведьма? обиделась тетушка Бицо. Посмотри-ка, усы еще не выросли, а злости целый мешок носишь
Жена адвоката Тубоя решила использовать этот момент для того, чтобы незаметно запихнуть свой лакированный чемодан под скамейку.
Бдительно следящий за каждым движением сидевших в подвале ефрейтор сразу же бросился к ней. Он затопал ногами, закричал, показывая жестами: вот, мол, то, что он ищет, открывайте сию минуту чемодан!
Мадам Тубой испуганно уставилась на него Лицо ее сразу же пожелтело и покрылось сеткой морщин. Руки, ноги, язык все словно онемело, жили лишь одни зрачки: они то расширялись, то сжимались, то снова расширялись, будто она дышала глазами.
Ну что же вы! обратилась к ней ничего не подозревавшая тетушка Бицо, трогая ее за плечо. Этот парень не кусается. Что это вы так перепугались, мадам?
Ключ, пролепетала Тубойне. Дома он, не найду никак.
А ключ в это время висел у нее на шее, и она прекрасно знала, что он при ней.
Тетушка Бицо, однако, не подозревала об этом.
Плохо дело, объяснила она ефрейтору. Ключа нету, он дома. До-мой, добавила она по-русски. Словом, нету.
Нету? язвительно спросил пыхтевший от злости, красный как рак татарин.
В тот же миг он метнулся вправо, выхватил нож из рук подкреплявшегося салом школьного инспектора. Тот так перепугался, что даже начал икать. Затем татарин метнулся влево, к Тубойне, и раз ножом по чемодану!
Блеснуло лезвие ножа, кожа на чемодане лопнула, скамья повалилась на пол.
Нету?! раздался яростный и торжествующий крик татарина.
Разозленный не на шутку, он все же изобразил на лице полное спокойствие, затем повернулся и ткнул пальцем в найденный им в чемодане наган, а потом не спеша, деловито, как бы проверяя чистоту оружия своего подчиненного, заглянул в ствол.
Все в убежище онемели.
Вместо людей «разговор» начали вещи.
Застонала скамья, звякнула подковка на чьем-то сапоге, фитиль коптилки упал в масло и зашипел.
Значит, вот из чего стреляли! Копоть и нагар в стволе красноречиво говорили о том, что стреляли не так давно. Вот преступник и найден. Этот молодой фашист и есть преступник! Френч, пистолет все против него. Око за око, зуб за зуб, с этим бандитом кончать надо А эта женщина, которая прятала пистолет, а теперь дрожит, как тряпка?
Сын? неожиданно набросился ефрейтор на мадам Тубой. Сын? спросил он еще раз, подойдя к Бицо и показывая на него рукой.
Тубойне сообразила, что попала в крупную переделку из-за нагана мужа, что ее, пожалуй, могут и расстрелять, если она будет отнекиваться или хоть жестом запротестует. Она кивнула головой, попыталась даже улыбнуться, не думая о том, что своим кивком, возможно, выносит смертный приговор Андрашу Бицо.
Кто это ваш сын? Врете! ужаснувшись, закричала на нее тетушка Бицо. Материнским инстинктом она почувствовала, что русский ефрейтор расследует какую-то подлость, смертный грех и что пистолет, принадлежащий этой глупой и нечестной мадам, и ее кивок, которым она признала Андраша своим сыном, все это ставит под подозрение и, более того, может поставить под дуло винтовки ее ни в чем не повинного сына. У нее муж офицер! закричала она. Это его пистолет! Муж ее офицер! повторила она, подыскивая русские слова. Не понимаешь? Пошли туда, далеко И снова закричала по-венгерски: Андраш мой, он мой сын! Не отдам его! Не пущу! Не пущу! Не пу-щу!
Она повисла на шее Андраша, прижав лицо к его груди, и запричитала, заплакала она была готова отдать свою жизнь ради спасения сына.
Не кричи ты! рявкнул на нее разозленный татарин.
Не кричать?! тетушка Бицо, словно львица, бросилась на ефрейтора, готовая на все. Она схватила его за грудки, потрясла немного, а затем постучала себя по лбу и заголосила: Ты с ума сошел, ты!.. Это мне-то не кричать? Я его мама мамка я его родила, это мой сын! Лицо, глаза, все у него мое, не видишь разве?!
Она тянула Андраша к себе, обнимала его за шею. Она прижалась лицом к его лицу, чтобы все, у кого есть глаза, увидели, что они как две капли воды похожи друг на друга этот вытянувшийся, бледный как полотно парень и она сама.
Тут выступил один из молчавших до сих пор и лишь пассивно наблюдавших эту сцену автоматчиков пожилой усатый солдат с обветренным лицом.
Погладив матушку Бицо по плечу, он что-то сказал потерявшему былую уверенность татарину. Тот ему ответил, и они заспорили. Затем в разговор вмешались и два других автоматчика, правда спор скоро окончился, его словно обрезали, после чего пожилой усатый солдат обратился к Тубойне:
Муж офицер?
Муж у нее офицер! резко вскрикнула тетушка Бицо.
Тубойне попыталась было покачать головой, но тетушка Бицо угрожающе зашипела на нее:
И не пытайтесь это отрицать! Задушу вас, если моего сына тронут!
Офицер, чуть слышно пробормотала Тубойне.
Ее всю трясло, она со страхом смотрела на солдат и ждала, что сейчас они направят свои автоматы на нее.
Но допрос на этом еще не кончился. Солдат показал на Бицо и спросил:
А он солдат?
Нет, ответила Тубойне уже посмелее. Не солдат он, а дезертир.
Добре, довольно проговорил пожилой солдат и жестом показал татарину: вот, мол, как надо вести расследование, дружок. А ты тут, такой горячий да вспыльчивый, чуть дров не наломал.
Потом он отошел назад, к тетушке Бицо. Как-то просто, по-родственному он поцеловал ее в лоб, словно говоря: «Успокойся, мамаша, ничего страшного нет, не тронем мы твоего сына-недотепу да ведь, господи, война идет, война, сейчас легче иголку отыскать в стоге сена, чем убийцу, вырядившегося в овечью шкуру».
Матушка Бицо заплакала, почувствовав вдруг слабость во всем теле.
Солдаты повернулись и затопали по лестнице наружу.
Ну, мадьяр! Ухмыляющийся и пристыженный татарин легонько толкнул Андраша Бицо в грудь.
Потом он подал Бицо правую руку серьезно, почти церемонно. Легко сжал на миг локоть тетушки Бицо. Затем похлопал по спине перепуганного, все еще икающего школьного инспектора, отдал ему нож и быстро ушел, перескакивая сразу через две ступеньки.
Ну вот, а теперь у меня нет ни пистолета, ни чемодана! раздался откуда-то из угла голос мадам Тубой. Вы за это еще ответите!
5
Джип притормозил: дамба упиралась в прямое как стрела, похожее на земляной вал шоссе. Основы его были заложены еще древними римлянами, строили его как дорогу для войск: оно пересекало зыбкую долину, заливаемую по весне водой. По шоссе непрерывным потоком двигались танки и самоходные орудия.
У Бицо неожиданно закружилась голова. Он забыл все: и случай с наганом, и страх, и строительство нового моста. У него было ощущение, будто он, не сводя глаз, наблюдает не за колонной машин, а за безбрежным, пенящимся, волнуемым ветром, водным простором. Казалось, что уже прошло несколько часов, дней, лет
Танковый поток раза два вытолкнул и даже развернул их нахальный, настырный джипик, но потом, открыв ему просвет, впустил в колонну, поглотил и понес, качая, вперед так река при наводнении несет деревья.
Из этого потока их выбросило в самом центре села, на середине крутого поворота, и Бицо, вырвавшись из непривычного шума, грохота и лязганья, увидел наконец, где расположена военная комендатура, о которой ему говорил переводчик.
Перед ними лежала крепость, бывшая резиденция Ференца Надашди, победителя турок: приземистый, вызывающий к себе уважение, высеченный как бы из одного камня и вытянувший шею огромный ящер. Ноги и хвост ящера массивные, заросшие кустами угловые башни. Шея и голова главная башня, которая сама по себе была мощным укреплением. Она находилась впереди, возвышаясь над главными воротами, в конце аллеи выстроившихся, как на парад, пик тополей.
Раньше во двор можно было свободно зайти, особенно на пасхальной неделе, когда часовня замка становилась местом общих богослужений, однако дальше двора нельзя было и шагу ступить. Герцог, какой-то по счету Ференц, потомок королей Баварии, хилый, неуклюжий и сгорбленный, запретил посещения и слышать о них ничего не хотел.
Ему принадлежали и замок, и красивейшие в области Ваш хвойные леса, и все черноземные поля вокруг села.
По какому праву, спрашивается?
Об этом могли бы рассказать только документы заговора Вешшелени да брачные контракты германских герцогов.
Точно известно одно: в 1671 году, то есть вскоре после казни Ференца Надашди, замок стал чужой добычей, лакомым, жирным куском, отданным на поживу. Он превратился в резиденцию высокомерных, слабонервных, трясущих головой «высочеств», которые ни слова не знали по-венгерски
Из главной башни широкая маршевая лестница из дуба вела наверх, в просторный раззолоченный зал в стиле барокко. Стены и потолок были покрыты богатой росписью: внизу на библейские сюжеты с убийствами, изображенными очень впечатляюще, а на потолке решающие моменты сражений при Дьере, Папе и Каниже.
Почти беспрерывно звонил телефон, сновали взад-вперед солдаты, откуда-то приплелась нервная пятнистая легавая. Неожиданно зажглась похожая на рождественскую елку хрустальная люстра, позвякивавшая подвесками.
Бицо, которого недружелюбный автоматчик со шрамом отвел к стене, приказав ждать, ошеломленно оглядывался и моргал: так вот каков этот замок изнутри! Целый мир должен был развалиться, чтобы Бицо попал сюда. Пусть приведенный по приказу, пусть под вооруженным конвоем, но наконец все-таки он увидел его!
«Когда-нибудь здесь будет музей, подумал Бицо, музей Яноша Сильвестера Эрдеши, Шебештьена Лантоша Тиноди, Иштвана Мадьяри, которые, пользуясь покровительством магнатов Надашди, вписали свои имена в историю венгерской литературы Год-другой, и народ может увидеть здесь под стеклом оригинал «Нового завета», изданного в 1541 году типографом, переводчиком и исследователем языка Эрдеши, прочитать написанные им строки, заставляющие и сейчас быстрее стучать сердце:
Кто по-еврейски, по-гречески, по-латыни
Говорил издревле, тот говорит теперь по-венгерски.
Может быть, тут по сохранившимся описаниям восстановят и его типографию, чтобы это было уроком для всех: пусть видят первую, примитивную еще печатную доску, с которой Эрдеши печатал свои первые венгерские книги. На стенах повесят доспехи, шлемы, мечи. В башенном зале выставят допотопные ружья и короткие приземистые пушки.