В штабе дивизии обеспокоились, что на месте боя осталось много раненых и убитых. Орловцеву поручили срочно обыскать поле боя, перелески и прилегающую территорию. В его распоряжение дали полроты солдат с двумя унтер-офицерами. За два часа они внимательно осмотрели окрестности. К счастью, опасения оказались преувеличенными. Уже на обратном пути к полковым колоннам Орловцев заметил на пологом склоне холма стаю аистов. Никогда раньше ему не приходилось видеть аистов, сбившихся в стаю. В сопровождении унтер-офицера он поскакал к холму. Несколько десятков восхитительно изящных птиц расхаживали по склону, методично опуская и поднимая головы, в стороне опасливо сидели три крупных ворона. Оторопь взяла Орловцева, когда, приблизившись, он увидел, что аисты расклёвывают тела немецких солдат, которые несколькими взрывами были разбросаны по склону. Когда они подъехали еще ближе, стая огромных птиц с недовольным клёкотом снялась с места. Они взмыли над полем, наполняя пространство хлопаньем крыльев, и начали кружить над местом своего страшного пиршества. Унтер, сопровождавший Орловцева, трижды перекрестившись, раздумчиво произнес:
Господи, что же это будет со всеми нами, если аисты, как вороны, мертвечину клюют
Безмолвно, в глубокой задумчивости всадники нагоняли штаб дивизии.
Сразу же за Гёрритеном охранение указало на кресло, укрепленное на высоком ветвистом дереве. Скорей всего вчера здесь с комфортом устроился во время боя корректировщик артиллерийской стрельбы. Это подтвердил и взятый в плен унтер-офицер, которого тем же вечером в штабе дивизии допрашивал Орловцев. Жителей в местечках и усадьбах не было, но чувствовалось, что бежали они из своих домов совсем недавно.
До вечера полки дивизии двигались вперёд, не вступая в столкновения с отступившим противником.
Солнце начало заходить за холм, поросший лесом, таких холмов здесь было множество. Орловцев свернул в ближайшую светлую рощицу, где берёзы перемешивались с редкими сосенками. Этот августовский вечер был необыкновенным, тёпло-золотистым и удивительно покойным. Дыхание войны и близость огромного количества войск совершенно не ощущались в этой рощице, насквозь пронизанной мягким солнечным светом. Уже во всём чувствовались лёгкие шаги близкой осени. Орловцев спешился и долго стоял, прислонившись к стволу берёзы, слушая такой привычный русскому уху, умиротворяющий шелест листвы и невольно погружаясь в раздумья о войне. Перед его глазами подрагивала прозрачная паутинка, искусно сплетённая между двумя сучками берёзы пауком, спрятавшимся до времени среди неровностей древесной коры. Большая, блестящая, будто перламутровая, муха ползала по стволу берёзы рядом с паутиной, что-то слизывала своим хоботком, взлетала и снова садилась, почти касаясь крыльями ажурной сети. Неожиданно мерное трепетание её крыльев прервалось и сменилось резким, паническим жужжанием. Зазевавшаяся муха одной из своих лапок коснулась паутинки. Муха рванулась, отлетела чуть в сторону, и на мгновение показалось, что ей удалось вырваться. Но растянувшаяся паутинка, прилипшая к лапке, спружинила, затянув насекомое в сеть. Муха забилась в вибрирующей сети, всё сильнее опутывавшей её перламутровое тело. Вскоре серебряная паутина целиком окутывала жертву. Хотя то, что она уже стала жертвой, муха ещё не понимала и продолжала отчаянно дёргаться, окончательно губя себя. Орловцев высматривал победителя, но паук довольно долго не появлялся. И только тогда, когда паутина перестала трепетать, из трещинки выскользнул небольшой паучок и бочком, бочком, как будто хромая и припадая всем телом к стволу, деловито засеменил к паутине. На секунду Орловцеву показалось, что он видит, как хитрец удовлетворённо ухмыляется, перед тем как воспользоваться своей добычей.
Избави нас, Господи, от самодовольства и самоуспокоенности, не дай нам попасть в такую ловушку, невольно прошептал Орловцев. С тяжёлым сердцем он сел в седло и медленно поехал вслед полковым колоннам.
На ночлег части дивизии устроились в Допенене и его окрестностях. Ужинали вкусно и сытно, казённых харчей никто не ел, питались курами, гусями и свининой из обезлюдевших прусских усадеб. Вскоре в Допенен прибыл Донской казачий полк, получивший приказ состоять при дивизии. Это сильно ободрило командиров. Было ясно, что причина неудачного вчерашнего боя явно заключалась в плохой связи и отсутствии конной разведки. Но, к несчастью, уже на следующий день казакам дали другое назначение, и донцы отправились к новому месту. Теперь дивизия и вовсе осталась без кавалерии, пограничную сотню забрали ещё раньше.
Ночь прошла спокойно, да и утро 19 августа выдалось неспешным и погожим. Части дивизии продолжили движение на юго-запад, планируя за дневной переход выйти к западному берегу реки Роминта. По карте выходило километров тридцать, не такой уж и большой переход. Но когда его совершают вместе пятнадцать тысяч человек с артиллерией и обозами, всё становится значительно сложнее. В авангарде шёл Саратовский полк. Шли беспрепятственно, по-прежнему не ощущая близости противника. Ещё до полудня нарочный из штаба корпуса привёз новую директиву: выйти к Эндцунену и там остановиться. Соседний корпус, наступавший севернее, отставал, и теперь ему дали время подтянуться.
После обеда части вошли в селение Эндцунен. Пустые улицы, в некоторых домах на столах брошенный недоеденный обед, даже теплящийся в очагах огоньвсе указывало на то, что население панически бежало только что. Как и предписывалось, основные силы дивизии остановились здесь на ночлег, авангард же достиг Варшлегена, выдвинув сторожевое охранение к реке Роминта. Там оно заняло линию от Ангступенена до Вальтеркемена. Охранение, дошедшее до Роминты, также не встретило сопротивления, но перейти за реку разведчики не смогли из-за немецких патрулей, постоянно курсирующих по западному берегу.
Уже все офицеры знали, что в штабе дивизии получен приказ по армии о назначении днёвки на 20 августа с целью, как в нем говорилось, «подтянуть отставшие части и тыловые учреждения», и радостно ожидали столь желанный отдых. Этим вечером Орловцев встретил штабс-капитана Цехоцкого, прибывшего в дивизию с суточными донесениями от Уфимского полка. Он и рассказал о несчастье, случившемся после боя 17 августа со всеми уважаемым полковым священником отцом Василием Васильевичем Нименским. Батюшка со служкой возвращались в полк на бричке, в темноте сбились с дороги, попали в Сталлупенен, а утром после ночёвки их захватил немецкий разъезд. В общем, попали они в плен, как кур в ощип.
Ночевал Орловцев в расположении штаба дивизии, и ночь эта ожидалась спокойной.
520 августа 1914 года
Как дивизия ни предвкушала уже обещанный на 20 августа отдых, но не случилось отдохнуть служивым. Ночью по телефону из штаба корпуса пришло распоряжение:
«Ввиду имеющихся сведений о сосредоточении немцев против района 3-го корпуса поднять 27-ю дивизию и занять позиции для боя по линии «МаттишкеменВаршлегенСоденен».
К пяти утра Орловцев уже доставил из штаба дивизии пакет с соответствующим приказом Уфимскому полку на выступление. Успел заскочить в роту к поручику Саше Лебедеву, у которого в малом обозе хранил свой скудный скарб. Переоделся в чистое.
Сонный ещё Лебедев удивился:
Что это ты с утра переодевание устроил? Или ожидаешь чего-то из ряда вон выходящего?
Ожидаю, Саша, ожидаю. Дело сегодня развернётся нешуточное, так что готовься и ты.
Роты к этому времени уже поднялись с ночлега и заканчивали сборы. Противник, сконцентрировавший крупные силы на западном берегу реки Роминта, явно готовился к атаке. Для отражения грозящего наступления штаб дивизии выстроил сложную систему обороны. После того как генерал Адариди с офицерами штаба завершил обсуждение возможных планов боя, Орловцев внимательно рассмотрел штабную карту. По равнине, на самом юге которой начинались холмы, раскинулись поля, рощицы, с десяток ручейков и две маленькие речки. Несколько деревенек соединялись просёлочными дорогами. Штаб дивизии отрядил в передовую линию Уфимский и Саратовский полки, а также батальон Оренбургского полка со всей артиллерией. Троицкий полк выставили в резерв у имения Рудбарчен. В приказе определили и соседей дивизии: с юго-востока, по левую руку40-я, справа25-я дивизии. Саратовский полк с 1-м артиллерийским дивизионом уже находился в Варшлегене, Оренбургский выдвинули к Маттишкемену. Оренбургский и Уфимский полки с артиллерийским дивизионом подчинили генералу Беймельбургу. Этим частям приказали занять позиции западнее селения. Троицкий полк быстрым маршем двигался к имению Рудбарчен, там же планировалось разместить штаб дивизии. На три этих полка общей численностью в 6400 солдат с 15 пулеметами и 48 орудиями приходился фронт обороны длиной в пять с лишним километров. Вдобавок для отражения неожиданных атак в резерв выставили Троицкий полк численностью в полторы тысячи солдат с пятью пулемётами. Полки шли быстрым маршем, иногда переходили на бег, важно было достичь намеченных позиций раньше, чем к ним подойдут немцы. Надо было не только занять позиции, но и успеть окопаться. Это сегодняшним утром стало вопросом жизни и смерти.
Части дивизии вышли из Эндцунена рано, вслед за ними отправился в Рудбарчен и штаб дивизии. Шли форсированным маршем. Начальник штаба Радус-Зенкович поручил Орловцеву находиться на постоянной связи между штабом дивизии и полками, подчинёнными генералу Беймельбургу.
Орловцев отправился в Маттишкемен вместе с первыми ротами Уфимского полка. Но ещё на подходе их заметили немецкие наблюдатели, и артиллерия тут же открыла по русским беглый огонь, хорошо, что неточный. Обстрел заставил солдат поспешить с занятием позиций, лихорадочно рыть траншеи и щели. Шрапнель рвалась над полком, но с первых минут Орловцев видел, что у солдат и офицеров нынче гораздо больше хладнокровия и выдержки, чем в бою при Сталлупенене. Оренбургский полк успел вовремя занять линию обороны перед перелеском на километр севернее Маттишкемена. До разгара боя Орловцев с одним из своих нарочных успел доскакать до их позиций, и теперь в быстрой связи с полком был уверен. Уфимский полк расположился западнее дороги, ведущей из Маттишкемена в Варшлеген. Батареи 2-го дивизиона заняли позиции по сторонам дороги в Тракенен. Саратовский полк стал одним батальоном в Варшлегене и его окрестностях, другой расположил южнее, вдоль дороги на Соденен. Третий батальон оставался в резерве чуть восточнее Варшлегена. Артиллерийские батареи 1-го дивизиона разместились по околицам этого селения. В результате установилась очень сложная конфигурация обороняющихся частей, зато они надежно прикрывали друг друга. Сразу, как только роты заняли свои места и солдаты приступили к оборудованию позиций, начались атаки немцев. Так что толком завершить работы солдаты не смогли. Успели лишь отрыть окопы для стрельбы лежа да щели для одиночных стрелков. Роты Саратовского полка приспособили к обороне дома на западной окраине Варшлегена.
Под наблюдательные пункты командиров дивизионов и батарей использовали чердаки окраинных зданий Маттишкемена и Варшлегена. Чердаки в двух домах Орловцев облазил лично. Дома находились вблизи пехотных цепей и попадали в зону ружейного огня противника, зато отсюда открывался отличный обзор поля сражения. Из чердачного окна Орловцев и заметил в бинокль первые немецкие пехотные колонны, приближающиеся с юго-западного направления. Тем временем назначенный в общий резерв Троицкий полк разместился у помещичьего дома в Рудбарчене. Однако стоял он там недолго. Как только наблюдатели обнаружили угрозу атаки противника на части генерала Беймельбурга, резерву приказали двигаться к Маттишкемену и там стать в овраге чуть южнее дороги из этого селения в Рудбарчен. Следом и штаб дивизии перешёл ближе к Маттишкемену.
Штаб разместился у дороги, соединяющей эти два поселка, на лесистом взгорке. Отсюда открывался отличный обзор не только на центр обороны, но и на фланги дивизии. Восточный склон этого взгорка в прежние годы изрыли ямами, добывая песок. Их и приспособили под укрытия, разместив там телефонные станции. По горькому опыту боя 17 августа особо занялись налаживанием телефонной связи между частями. На случай отказа телефонов сформировали подчинённую Орловцеву конную и пешую летучую связь между штабом дивизии, полками и артиллерийскими батареями. В результате во время боя связь работала чётко и надёжно. В такой исходной расстановке дивизия встретила утро 20 августа. Утро, когда ещё никто не мог представить значимость и напряжённость этого поначалу местного боя, через пару часов переросшего в большое сражение.
Ещё до подхода полка уфимцев к Маттишкемену немцы начали теснить сторожевое охранение Саратовского полка и вынудили его медленно отходить на Варшлеген. Немецкая артиллерия вела огонь не только по передовому краю дивизии, но и накрывала пространство в тылу, далеко за Рудбарченом и Вирбелном. Пытаясь подавить активность врага, в артиллерийскую дуэль вступили русские батареи. Сначала те, что стояли за Варшлегеном, а затем открыли огонь и батареи с позиций от Маттишкемена. Но вскоре им пришлось перенести огонь на немецкие пехотные колонны, двинувшиеся вслед отходившим саратовцам.
Вслушиваясь в ожесточенную и незатихающую канонаду, Орловцев понимал, что соседние 25-я и 40-я дивизии тоже ведут тяжёлый бой.
Сражение разгоралось. Орловцев хоть и метался между штабом дивизии и полками, но представить всю картину боевых действий, в которые уже втянулся весь 3-й корпус генерала Епанчина, не мог. Трудно уследить за быстро меняющейся обстановкой даже по фронту трёх полков. В штабе дивизии понимали, что этот встречный бой развивается иначе и имеет совершенно другие законы, чем предыдущий, и, значит, требует специальной организации боевых действий. В этот раз немецкая артиллерия не могла так метко стрелять по русским ротам и батареям, как под Сталлупененом, где они вели точный огонь по заранее рассчитанным и нанесённым на планшеты корректировщиков стрельбы площадям.
Поначалу немецкие части накатывались цепь за цепью, но плотный огонь русских сбивал их, едва пехотинцы поднимались для перебежек. Орловцев наблюдал, как отменно стреляла пулемётная команда штабс-капитана Страшевича, не дававшая немцам продвигаться и вести ответный интенсивный огонь.
К девяти часам утра в штабе дивизии заметили, что острие атак немецких частей направлено на Варшлеген. Генерал Адариди приказал немедленно перенести на это направление огонь первого артдивизиона. С наблюдательного пункта Орловцев видел, как снаряды русских батарей рвутся в центре войск противника, но, тем не менее, немцы упорно продвигались вперед, пытаясь использовать все возможные укрытия. Они накапливались в ложбине, по дну которой тек через селение Швигсельн ручей, укрывались в канавах вдоль дороги на Соденен, скрывались за деревьями старого кладбища и за каменной кладбищенской оградой. И короткими перебежками продвигались вперед. Кладбище было расположено между посёлками Швигсельн и Варшлеген. Вскоре там собралось более двух батальонов немецкой пехоты. Именно туда и был перенесён огонь русских батарей. Деревья и ограда не могли надёжно укрыть солдат от плотного огня, и это место быстро превратилось в западню, в которой гибли подходившие немецкие роты. Вскоре все могилы и дорожки оказались заваленными ранеными и трупами солдат 5-го гренадерского полка.
Орловцев совершенно утратил ощущение времени. В бою оно то бешено неслось, то вдруг на полном скаку останавливалось и тягуче, мучительно медленно ползло. Он в напряженном темпе работал при штабе дивизии, рассылал своих нарочных по полкам и дивизионам с распоряжениями начальника штаба, да и сам неустанно мотался между штабом и полками.
Бой для русской армии складывался тяжело. В штаб поступали сведения о потерях, о гибели и ранениях многих офицеров. Среди них были и близкие знакомцы Орловцева. При очередном посещении Орловцевым Уфимского полка поручик Лебедев, болезненно морщась от царапиныпуля обожгла предплечье, рассказал ему, что в начале боя тяжело ранили в колено командира батальона Уфимского полка подполковника Симоненко. И едва он отдал письменное приказание принять командование своему заместителюкапитану Трипецкому, как снаряд попал ему прямо в грудь. А следом в атаке убили командира роты капитана Епикацеро, большой осколок вонзился ему между глаз. Мгновенная смерть! На своем наблюдательном пункте погиб командир батареи подполковник Шилов. Много молодых офицеров полегло в передовых ротах. Да и из команды рассыльных Орловцева двух солдат ранило и одного убило.
Гибель своего рассыльного, ловкого, решительного казака, потрясла Орловцева. Ситуация не предвещала трагического исхода: сперва зазевавшийся немецкий конник выскочил из-за холма на открытое место под прямой ружейный огонь русской роты. Стрелки тщательно выцеливали немца, стреляли не залпами, а по очереди на спор, со смешками, кто первый сшибёт немца с лошади. Конник не продержался и двух минут, казацкая пуля ударила немца в грудь, выбив его из седла на землю. Лошадь, освободившись от наездника, заметалась по полю, кидаясь то в сторону русских, то немецких позиций. С обеих сторон разгорячённые стрелки открыли огонь по лихорадочно мечущемуся животному.
Орловцев не мог оторвать глаз от лошади, втянутой людьми в их безумные распри и обезумевшей от дикой игры. Она казалась ему грозным символом бессмысленной бойни, разворачивающейся на этих совсем недавно мирных полях.