На самом деле я хотела, но не могла сказать, что скучаю по тому времени, когда мы жили вместе. Это при том, что из нас двоих именно я считалась человеком, хорошо владеющим словом.
6
Лори нашел меня пятнадцатого августа в семь часов утра. У меня как раз было раннее дежурство в приемной. Магазины еще не открылись, автобусы на Чаринг-Кросс попадались реже. Я направилась к Пэлл-Мэллтогда эта длинная улица, как правило оживленная, являла собой пустынную дорогу в зеленоватом освещении. Уже целую неделю шел дождь, и булыжники мостовой были мокрыми от рассветного ливня, а ветви деревьев колыхались на легком ветру, точно побеги водорослей под водой.
Видала я дожди и посильнее, чем тот, поэтому особого значения ему не придаларазве что засунула купленную для Памелы «Дейли экспресс» поглубже в сумку, чтобы уберечь ее от капель, и проследовала сначала по Карлтон-гарденз, а затем и через круглый центр Скелтон-сквер. Прошла мимо постамента, на котором, украшая центр площади, высился один давно умерший государственный деятель, человек с пустыми глазами, чей сюртук был совершенно изгваздан голубями. Раньше я бы непременно выяснила, кто он такой, однако пять лет, проведенных в Лондоне, напрочь отбили у меня желание интересоваться викторианскими стариками. Устремленные в бесконечность глаза статуи вызвали у меня чувство еще большего утомления.
Я взглянула на институт. У его дверей стоял молодой человек, высокий и худой, одетый в слегка потертую кожаную куртку. У него было узкое лицо и темно-каштановые волосы. Подойдя ближе, я поняла: это он. Горло у меня сжалось, в животе екнуло, а сердце отчаянно забилось о грудную клетку. Доставая из сумки ключ от дверей института, я подошла к крыльцу. На этот раз Лори был в очках, их стекла поблескивали в свете, казалось, шедшем из-под земли. Под мышкой он держал сверток, завернутый в коричневую бумагу, в такую обычно мясники заворачивают куски мяса.
Привет, с улыбкой сказал Лори.
Что значило для меня увидеть улыбку Лори? Попробую сформулировать: было такое чувство, словно целитель положил руки мне на грудь. Мои колени превратились в желе, челюсть задрожала, в горле встал ком. Хотелось обхватить его руками и крикнуть: «Это ты! Ты пришел!»
Привет, вместо этого выдавила я. Чем могу помочь?
Его улыбка померкла.
Разве ты не помнишь? Мы познакомились на свадьбе. Я пришел вместе с бандой Барбары. Ты читала стихи и отказалась пойти со мной танцевать.
Я помню, насупившись, сказала я. Как поживаешь?
Как я поживаю? И ты даже не спросишь, почему я здесь?
Сейчас семь часов утра, мистер
Скотт, проговорил он. Лицо его больше не сияло. Лори Скотт.
Я прошла мимо него и стала возиться с ключом, пытаясь вставить его в замок. Что со мной не так? Несмотря на все мои фантазии о развитии этого сюжета, теперь, когда мечты стали воплощаться в жизнь, я, как и раньше, старалась забаррикадироваться от Лори. Я прошмыгнула внутрь, и он последовал за мной.
Ты здесь, чтобы с кем-то увидеться? спросила я.
Лори пристально посмотрел на меня.
Оделль, я побывал во всех художественных галереях, во всех музеях этого гребаного города, чтобы тебя найти.
Найти меня?
Да.
И вы, ой, ты пять недель не мог меня найти? Тебе ведь ничего не стоило спросить Патрика Майнамора.
Лори рассмеялся.
Ага, значит, ты считала.
Залившись краской, я отвела глаза и постаралась сосредоточиться на корреспонденции. Он протянул мне сверток в коричневой бумаге и сказал:
Я принес девушек со львом.
Мне было трудно скрыть подозрение, звучавшее в голосе.
Что это?
Лори улыбнулся.
Картина моей матери. Я последовал твоему совету. Как думаешь, найдется ли кто-то, кто сделает для меня оценку картины?
Конечно найдется.
Я навел справки об инициалах, на которые ты мне указала, «И. Р.». Увы, не нашел ни одного художника с такими инициалами. Наверное, картина ничего не стоит.
Ты планируешь ее продать? спросила я.
Я обогнула деревянный стол, чувствуя, как голова у меня идет кругом, а сердце тревожно колотится. Никогда в жизни мне не приходилось так откровенно говорить с мужчиной.
Возможно. Поглядим, что из этого выйдет.
Но я думала, что твоя мама больше всего на свете любила эту картину, не так ли?
Моя мама больше всего любила меня, ответил Лори, с мрачной улыбкой положив сверток на стол. Я просто пошутил. Не хочу продавать ее, но если она чего-то стоит, это будет для меня хорошим стартом. Понимаешь, в любую минуту Джерри-ублюдокпрости за мой французскийможет вышвырнуть меня на улицу.
А разве ты не работаешь?
Работаю?
Ну, разве у тебя нет работы?
Я работал. Раньше.
В далеком и смутном прошлом?
Лори скорчил рожу.
Видно, ты не одобряешь такого поведения.
По правде говоря, я не одобряла людей, которые не работают. Все, кого я знала со времени приезда в ЛондонСинт, девочки в обувном магазине, Сэм, Патрик, Памела, все мы работали. Весь смысл пребывания в Лондоне сводился к тому, чтобы иметь работу. Там, откуда я приехала, только собственная работа помогала человеку пробудиться от долгого сна, сопровождавшего жизнь целых поколений, которым приходилось надрываться в поле. Только так можно было вырваться из замкнутого круга. Трудно изменить принципам, которые тебе внушают всю твою жизнь, в особенности если они возникли задолго до твоего рождения.
Лори вперил взгляд в коричневую оберточную бумагу.
Это долгая история, промолвил он, чувствуя неодобрение с моей стороны. Я не закончил университет. Дело было пару лет назад. Моя мать не впрочем, не имеет значения. Но я хотел бы начать с нуля.
Ясно.
Он стоял, сунув руки глубоко в карманы кожаной куртки, и выглядел смущенным.
Понимаешь, Оделль, я ведь не тунеядец. Я действительно хочу что-то делать. И ты должна об этом знать. Я
Могу я предложить тебе чашку чая? перебила я его.
Он замолк, не закончив фразу.
Чай. Да. Боже мой, еще так рано, правда? со смехом выпалил он.
А что, ты бы так и стоял, дожидаясь меня?
Да, ответил Лори.
Ты ненормальный.
Это кто еще ненормальный? спросил он, и мы улыбнулись друг другу.
Я посмотрела на его бледное лицо и сказала:
Знаешь, хоть у тебя и нет работы, моя мама все равно бы подумала, что ты совершенство.
С чего бы ей так думать? поинтересовался он.
Я вздохнула. Было слишком раннее утро, чтобы объяснять.
Мы провели вдвоем в приемной около часа. Я заперла входную дверь, разобрала почту, заварила чай и кофев течение всего рабочего дня мы с Памелой должны были заботиться о свежести этих напитков. Надо сказать, Лори пришел в такой неописуемый восторг от чашки горячего чая, словно пил его впервые в жизни.
Он рассказал мне о похоронах матери.
Это было просто ужасно. Джерри прочитал стихи об умирающей розе.
Я поспешила прикрыть ладонью рот, чтобы Лори не заметил моей улыбки.
Что ты, смейся на здоровье, подбодрил меня он. Моя мать смеялась бы. Ей бы жутко не понравилось, к тому же она розы терпеть не могла. Вдобавок Джерри отвратительно читает стихи. В жизни не слышал, чтобы кто-то так плохо читал. Как будто у него затычка в заднице. А священник вообще маразматик. И пришло всего человек пять, не больше. В общем, это был гребаный кошмар, и мне противно, что ей пришлось через это пройти.
Мне жаль, промолвила я.
Он вздохнул, вытянув ноги.
Ты не виновата, Оделль. Так или иначе, все кончено. Да покоится она с миром и все такое. Он потер лицо, словно пытаясь стереть воспоминание. А ты? Как тебе живется без подруги?
Меня тронуло, что он помнит.
Нормально, сказала я. Разве что слишком тихо.
Я думал, ты любишь тишину.
Как ты догадался?
Ты не отказалась идти во «Фламинго».
Речь о другой тишине, ответила я.
Мы и сами тогда сидели тихо: яза столом, оннапротив меня, ожидающий решения коричневый свертокна деревянной поверхности стола. Мне нравилась такая тишина, теплая и наполненная, мне нравилось, как он сидитненавязчиво и в то же время искрясь особым светом, который я заметила еще при первой нашей встрече.
Мне он казался очень красивым. Доставая из сумки «Дейли экспресс» для Памелы и делая вид, что привожу в порядок стол, я наделась, что Памела каким-то чудом задержится. На родине у меня была парочка «увлечений», как называла их моя мать: мы держались за руки в темноте «Рокси», ходили за хот-догами после лекций, неуклюже целовались на концерте в «Доме принца», устраивали поздние пикники на Питч-уок, где любовались мотыльками в голубоватом свете. Но я никогда не доходила до конца.
Я вообще старалась избегать мужского внимания, находя весь процесс ухаживания мучительным. «Свободная любовь» обошла нас, школьниц Порт-оф-Спейн, стороной. Наше католическое образование было пережитком Викторианской эпохи, в нем явственно звучала тема падших женщин, безвозвратно погубленных девушек, увязающих в болоте собственной глупости. Нам внушали мысль, что мы слишком возвышенны для такого рода плотских контактов.
К сексу я относилась с высокомерным страхом, сбитая с толку тем фактом, что некоторые девушки им все-таки занимались, например, Листра Уилсон или Доминик Мендес, причем с более взрослыми парнями. Судя по таинственности, сквозившей во взгляде этих девиц, они очень даже неплохо проводили время. Где они находили этих парней, всегда оставалось для меня загадкой, но, безусловно, этот процесс предполагал, что они нарушают запреты взрослых, вылезают из окна спальни и пробираются в ночные клубы возле Федерик-стрит и Марин-сквер. Насколько я помню, Листра и Доминикте самые рисковые девчонкипохоже, были женщинами с момента своего рождения; они напоминали русалок, женственных и властных, которые приплыли к берегу, чтобы жить среди людей. Неудивительно, что мы, трусишки, предпочитали зарыться в книгах. Мы считали секс ниже своего достоинства, потому что он был для нас недосягаем.
Входная дверь Скелтоновского института все еще была заперта. Мне так не хотелось, чтобы это кончилось: в задней комнате насвистывал чайник, предлагая еще чаю, Лори то вытягивал, то подбирал под себя ноги, спрашивая, какие фильмы я смотрела, как я могла не видеть такого-то фильма, что мне нравится большеблюз или фолк, сколько месяцев я здесь проработала и нравилось ли мне жить в Клэпхеме. Надо признать, Лори всегда умел показать человеку, что тот для него важен.
Хочешь, сходим в кино? предложил он. Мы могли бы посмотреть «Живешь только дважды» или «Шутников».
«Шутников»? Это специально для тебя фильм, наверное.
Там играет Оливер Ридон великолепен, сказал Лори, но, боюсь, всякие криминальные выкрутасы для тебя просто пшик.
Пшик? Почему ты так думаешь?
Потому что ты умная. Ты бы сочла оскорблением, если бы я повел тебя смотреть фильм про каких-то болванов, которые гоняются за королевскими драгоценностями.
Я засмеялась, довольная своим открытием насчет того, что и Лори испытывал нервное напряжение из-за всего происходящего с нами, и растроганная тем, что он не побоялся мне в этом признаться.
Или ты хочешь посмотреть один из тех французских фильмов, спросил он, где люди просто фланируют по комнатам, глядя друг на друга?
Давай сходим на Бонда.
Хорошо. Отлично. Отлично! Мне так понравился «Голдфингер»чего стоила одна только шляпа-ко- телок!
Я снова засмеялась, Лори подошел ближе к столу и взял мою руку в свою. Я замерла, глядя на руку.
Оделль, проговорил он, я думаю то есть я хочу сказать, ты
Что?
Ты просто
Он все еще держал меня за руку. И впервые в жизни я не хотела, чтобы мужчина меня отпускал.
За окном снова хлестал дождь. Я отвернуласьменя отвлек шум воды за дверью, потоки каскадом лились на серую мостовую. Лори наклонился и поцеловал меня в щеку. Я повернулась к нему, и он снова меня поцеловал. От этого стало совсем хорошо, и мы в течение нескольких минут целовались, не покидая приемной Скелтоновского института.
Наконец я вырвалась из объятий.
Меня из-за тебя уволят.
Ладно. Этого нельзя допустить.
Он вернулся на свой стул, по-идиотски улыбаясь. Дождь начал барабанить сильнее, но все же это был английский, а вовсе не тринидадский дождь. У меня на родине напоенные воздухом водопады обрушивались из разверзшихся небес, тропические ливни хлестали неделями, а зелень лесов увлажнялась настолько, что казалась почти черной. Погасшие неоновые вывески, склоны холмов, превращенные в грязное месиво, цветки этлингеры высокой, такие красные, как будто лепестки пропитаны кровью, и всем нам приходилось прятаться под навесом или укрываться в домах, пока не появлялась возможность пройтись по блестящему после дождя асфальту. С помощью фразы «дождь идет» мы объясняли свои опоздания, и все понимали, о чем идет речь.
Что? прервал мои размышления Лори. Почему ты улыбаешься?
Да так, ответила я. Ничего особенного.
И тут раздался стук. Это Квик смотрела в комнату сквозь дверное стекло, выглядывая из-под широкого черного зонтика.
Ох! воскликнула я. Она рано.
Я побежала к двери и открыла ее, благодаря Бога за то, что Квик не застала нас целующимися. Она вошла, и лицо ее показалось мне более худым, чем раньше. Квик отряхнула плащ и зонтик.
Август, пробормотала она.
Потом подняла голову и заметила Лори.
Вы кто? спросила она, насторожившись, точно кошка.
Это мистер Скотт, вмешалась я, удивленная ее прямотой. Он хотел бы с кем-то переговорить о своей картине. Мистер Скотт, это мисс Квик.
Мистер Скотт? переспросила она, не сводя с него глаз.
Приветствую! воскликнул Лори, вскакивая со стула. Да, я хотел узнать, что тут у меняфамильная ценность или никому не нужный хлам.
Он протянул руку для пожатия, а Квик, как будто сопротивляясь сильному притяжению, медленно протянула ему свою. От меня не ускользнуло, что она вздрогнула, но Лори этого не заметил.
Квик слабо улыбнулась.
Надеюсь, для вашего же блага, мистер Скотт, что это первое.
И я надеюсь.
Могу я взглянуть?
Лори подошел к столу и начал разворачивать сверток. Квик осталась там, где стояла, пальцы ее крепко вцепились в ручку зонтика. Она продолжала пристально смотреть на Лори. Плащ у нее был совершенно мокрый, но она его не снимала. Широким жестом Лори поднял картину как можно выше, чтобы мы с Квик могли ее получше разглядеть.
А вот и она.
Четыре или пять секунд Квик стояла, не в силах оторвать глаз от золотого льва, от девушек, от пейзажа, разворачивающегося у них за спиной. Зонтик выскользнул у нее из рук и шлепнулся на пол.
Квик? встревожилась я. С вами все в порядке?
Она посмотрела на меня, резко повернулась и выбежала на улицу.
Ну, картина не настолько плоха, промолвил Лори, глядя вслед Квик поверх картины.
Тем временем Квик спешила через площадь, наклонив голову и совершенно не обращая внимания на дождь, из-за которого промокла до нитки. Едва я потянулась за своим плащом, явился Эдмунд Рид.
Сняв фетровую шляпу, с которой капала вода, Рид посмотрел на меня сверху вниз.
Мисс Бастон, если не ошибаюсь?
Бастьен.
И куда это вы собрались бежать?
Я должна догнать мисс Квик. Она забыла свой зонтик.
У меня с ней назначена встреча.
Рид повернулся туда, где теперь снова сидел Лори; тот держал на коленях картину, поспешно завернутую в коричневую бумагу.
А это кто?
У мистера Скотта есть картина, пролепетала я.
Это я вижу. Не многовато ли здесь суматохи для восьми пятнадцати утра? И где мисс Радж?
Сегодня я дежурю в утреннюю смену, мистер Рид. Мистер Скотт пришел сюда в этот час в надежде, что кто-то посмотрит его полотно. Оно принадлежало его матери ее любимое
Я умолкла, отчаявшись догнать Квик и удостовериться, что с ней все в порядке.
Рид снял свое мокрое пальто с медленной осмотрительностью, как будто я водрузила на его плечи непосильное бремя. Он оказался высоким крупным человеком, сразу заполнившим пространство своей превосходно сшитой одеждой и копной светлых волос, а также древесным запахом лосьона после бритья.