Не так уж ты ошибался. Мать Винифрида на смертном одре взяла с меня обещание не оставить его. Я его выходила, выпестовала и окрестила. Так что ты прав. Ребенок этотмой.
Она почувствовала, как пальцы Эда до боли стиснули ее ладонь. Азарика повернулась и встретилась с его взглядом.
Хорошо, пусть это будет твой сын. И я буду во всем ему покровительствовать. Но только ради тебя. Потому что он мне не нужен. Мне нужен другой ребенок. Наш.
Наступавшие морозы неумолимо приближали приутихшие было с осенними дождями военные действия. С внутренней стены укреплений Компендия Азарика смотрела, как строятся войска, уходившие в Лаон к месту общего сбора. Ничего не поделаешь, Эд и без того слишком много времени потерял, обустраивая собственную жизнь. Она заикнулась было, чтобы он взял ее с собой в поход, но он и слышать об этом не хотел: «Ты свое отвоевала». Она возразила, что не привыкла сидеть без дела. «У тебя есть дело, сказал он, сидеть дома и ждать меня. Такова судьба всех жен, а тыне просто жена, а королева. К этому придется привыкнуть. С врагами я управлюсь собственным мечом, она смутно отметила, что в последнее время он перестал поминать столь любимый им раньше «меч моего отца» или «меч Робертинов», а ты будь спокойна и думай о нашем будущем ребенке». О ребенке думать было еще рано, в этом она была пока уверена, однако Эд твердил о нем постоянно, как будто ему уже предстояло появиться на свет. Он хотеледва ли не требовал, чтобы она родила как можно скорее. И тут она понималаэто говорит не столько мужчина, сколько король. Нужен наследник, продолжатель династии
Азарика вздохнула и двинулась по лестнице вниз. Она направлялась в дворцовую церковьслушать мессу. Теперь она не пренебрегала и этой обязанностью. Из дам ее сопровождала одна лишь Нантосвельта. Гисла уехала к себе в Веррин, к детям, сделав по дороге крюк до святого Эриберта, чтобы прихватить крестника королевы. Зато позади следовал усиленный вооруженный эскорт. Приказ Эда по-прежнему выполнялся, и Азарику охраняли, как сокровища короны, хот никто, кажется, уже не ожидал покушения. Отношение к ней начало заметно меняться. Говорили, будто молодая королева одна умеет смягчить гнев господина своего и повелителя, что онаистинная заступница сирых и убогих Азарика не знала, кому она обязана подобной славойФортунату или Гисле. О том, что слава эта может быть следствием и собственных поступков, она не думала. Когда она ступила на мощеные камни двора, придерживая рукой длинные складки тяжелого платья и отороченного мехом плаща, раздался истошный вопль:
Ваше величество! Ваше венадрывался голос. Он вопил, как сатана в аду. Вопил как сатана в аду нехорошее воспоминание не успело еще всплыть со дна памяти. Стража вокруг нее ощетинилась мечами и копьями, а к ногам ее толкнули двух человек, и они так и остались лежатькарлик с бочкообразным пузом и крохотной головкой, и длинный, тощий, словно лишенный костей малый.
Этих двоих Азарика предпочла бы сейчас видеть меньше всего в жизни. Крокодавл и Нанус. Бродячие комедианты, уроды, клевреты и шпионы Заячьей Губы, а одно времяее, Азарики, тюремщики.
Ваше величество! Эти двое пробрались сюда в обход внешней охраны. («Это они умеют»подумала Азарика.) Прикажете убить их?
Светлая королева! Только в ножки пасть Милости попроситьбасил Крокодавл.
Отойдите, сказала Азарика охране. Я переговорю с этими людьми.
Охранники расступились, шепчась о невероятном милосердии молодой королевы. Крокодавл пополз брюхом по камням, пытаясь поцеловать подол ее платья. Азарика брезгливо отстранилась. Он поднял голову.
О, королева! Мы верой и правдой служили госпоже нашей Лалиевре, а теперь, когда покровительница наша покинула нас, желали бы столь же преданно служить тебе
Покровительства, значит, ищете? спросила Азарика со в точности скопированной у супруга усмешкой.
Как бы по наследству Мы могли бы сослужить хорошую службу
«Повесить их, что ли?»меланхолически размышляла Азарика. Правда, подорвется ее свежая репутация доброй и милосердной правительницы, так ведь польза По шпионской должности своей слишком много знали они, в том числе и про нее, Азарику. Наверняка знали и про клетку, коль скоро в эту подлую историю была замешана Заячья Губа. Или плюнуть, как посоветовала бы Гисла, и просто выгнать в три шеи из Компендия?
Мы твои, королева! надрывался Крокодавл.
Нанус тоже поднял голову и, прочитав по лицу Азарики, что милости она, скорее всего, не дождутся, тихо сказал:
Мы не за себя ведь просим, королева. За одного друга нашего и вашего
Что-то не припомню у нас общих друзей!
Голос Азарики был холоднее, чем иней на стенах Компендия.
Есть такой Авель
Авель? Он-то к вам какое имеет отношение? Он же в Париже, в аббатстве святого Германа!
Он сбежал оттуда и стал бродить с нами по дорогам
Азарика искренне рассмеялась.
И что же случилось с этой грудой жира и глупости? Грабил придорожную харчевню и застрял в дверях кладовки?
Он в тюрьме, королева. В башне сеньера Бодинского, что под городом Тулем, в лотарингской земле.
Под городом Тулемэто значит, на вражеской территории. Хотя для бродяг не существует границ
Что он такого натворил? Действительно ограбил кого-нибудь?
Когда Авель хотел жратьзаконов для него не существовало, это Азарике было известно.
О, нет, королева. Иначе мы бы не осмелились просить за него просто в Туле он пошел на рынок без нас пошел а там набирали армию для короля то есть для принца Карла. И ему сказали, что такой могучий детина обязан послужить королю то есть принцу Карлу. А он вроде бы ответил, что такого придурка, как Карл, свет не видел, и лучше уже служить королю Эду. Тут люди сеньера Бодинскогоон ведь канцлеру Фульку союзникна него бросились, а он, сами понимаете
Понимаю. Проломил пяток голов и поломал десяток ног. Дальше.
Дальше его все-таки связали и уволокли в башню Бодин. Сказалибудешь сидеть, пока не сгниешь. Мы ничего не смогли поделать
Азарика задумалась. С Авелем у нее не было связано приятных воспоминаний, скорее напротив в конце концов именно из-за его глупости она оказалась в каменном мешке. Ответить быпусть и он хлебнет того же хотя уже хлебнул, пусть и не полной мерой. Но нельзя. Ибо Авель был единственным человеком, кроме нее, который не предал Эда по время отлучения. Пусть по тупости, по недомыслию, по приказу Гоцеллина, если угодно, но не предал. И уж вовсе единственным оставался с ним, когда ее, сильно умную, черт унес в библиотеку и один дрался за него. Проклятье, он и при осаде Парижа прекрасно себя показал! «Вседаже те, кого я считал дураками и подонками», сказал Эд. Дуракэто, стало быть, Авель. Азарика подозвала нчальника стражи.
Пусть этих людей проводят на поварню и накормят. И пусть ждут. Возможно, с ними будет говорить король.
Эд выслушал Азарику с неожиданным для нее вниманием.
Еще бы я забыл этого парня! Выпал, значит, из-под церковного крыла и куда его занесло! Что ж, у меня перед ним долг.
У меня тоже, отозвалась Азарика.
Он угадал ее мысли.
Не терзай себя этим. Если бы ты в тот день не ушла, тебя бы точно убили, и теперь и я, и Авель, возможно, были бы уже мертвецами. Я постараюсь выручить его И уроды Заячьей Губы, говоришь? Их я тоже помню.
Таких захочешьне забудешь. Азарике весьма не хотелось разговаривать об этих двоих, однако Эд продолжал:
Они ведь давно служили ей?
Надо полагать. Я впервые увидела их в Самуре
Азарика внезапно вомрачнела. Нанус в тот день явился к ней связником от Заячьей Губы, а ведь Азарикаеще не Оборотень! тогда была никому не известна это значит, что за ней следили давно, еще до того, как она вошла в окружение Эда еще в монастыре, может быть, еще в Туронском лесуведь Лалиевра же призналась, что хорошо знала отца? Но с какой целью? И насколько широко раскидывала сети старая интриганка?
Знаешь что? неожиданно сказал Эд. Они заявляют, будто онитвое наследство, но тебя, по-моему, такое наследство не слишком радует. Отдай их лучше мне. Они шпионыи пусть ими и остаются. На войне они мне пригодятся. И довольно о них. Я не собираюсь последние часы с женой проводить за разговорами о делах.
Последние?
Да. У нас совсем мало времени, чтобы побыть вдвоем. И попрощаемся мы с тобой тоже наедине. Я не хочу, чтобы на нас глазели, как на зверей в клетках.
Она побледнела и отступила на шаг. И он тут же пожалел о сказанномона и без того глубоко переживает предстоящую разлуку, а он еще обидел ее грубым словом.
Но он ошибался. Это была не обида, а воспоминание. Которое не раз, казалось, умирало, но неминуемо оживало и причиняло невыносимую боль. Так что жеразве жизнь не приучила ее к невыносимой боли?
«Это ад, померещилось ему. Я в аду». К чудовищной боли, разъедавшей тело, добавился еще и дым Он точно был мертв, потому что человек не может так страдать. С тех пор, как он заболел, ему, кажется, ни разу не приносили поесть, и он умер от болезни или голода. Но как больно, Господи! Вот ведь как плохо показалось ему в монастыре, голодноа теперь угодил в преисподнююсамый глухой ее закут. Лихорадочный жар, мучавший его все эти дни, спал, и теперь его трясло от холода и слабости.
Дым повалил явственнее. Он закашлялся. И тут подумалось емусоображал он всегда туго, но все жемертвецы ведь не кашляют? И холодно им не бывает. Значит, он все еще жив? Он попытался приподняться с гнилой соломы, на которой валялся. Припомнилось, что раньше его держали связанным, но теперь веревки с него сняливидно, решили, что сдохнет и так. Ему послышался треск за дверями. Знакомый треск Он знал, что это такое.
Людипросипел он. Помогите! Пожар!
Никто не отозвался. И с пронзительной ясностью, какой не переживал он за всю свою не такую уж долгую жизнь, осозналникто и не откликнется. Его бросили.
Людиеще раз каркнул он сорванным голосом в полнейшем отчаянии, зная, что ответа не получит. Но он не хотел умирать, как он не хотел умирать, Господи
Господиповторил он и страшным усилием заставил свое огромное тело, все в коросте от грязи и гноя, подняться на ноги. Его мотало из стороны в сторону, но чудовищная жажда жизни, самое сильное и самое неосознанное из чувств, вело его вперед.
Господи, помоги! воззвал он. Господня ли сила, либо чудовищная сила отчаяния помогла ему оторвать косяк от двери, а потом ударить по ней. Мечом он владел плохо, стрелять не умел, зато бить, ломать, крушитьэто было ему привычно. Дверь выпала наружу, и он, увлеченный силой инерции, выпал в коридор вслед за ней. И в самом деле оказался в пекле.
В морозном воздухе ощутимо тянуло дымком.
Что-то поздно поля выжигать, сказал один из королевских ратников.
Может, лотаринги деревни жгут?
Испугался? хмыкнул предводитель отряда. Бодин где-то в той стороне. Король велел доставить в Компендий одного этого Авеля, значит, все остальное будет нам
Тут вернулся разведчик и доложил, что впереди на дороге обнаружена засека, но лотарингов нигде не видать.
Командир смачно выругался и веле двигать вперед в полной боевой готовности. Дорога за ближайшим поворотом и вправду оказалась перегорожена. У завала сидели два зверовидных мужика и увлеченно жевали мякинный хлеб. Никаких активных действий при виде подъезжающих франков они не предпринимали.
Мужичье! заорал предводитель отряда. А ну, разобрать завал!
Разобрать, конечно, можно, сказал старший из мужиков, отрываясь от краюхи. И поезжайте себе с Богом, ежели, конечно. жизнь не дорога
Лотарингами, быдло, пугаешь? Били мы их в любом бою и будем бить!
=А там нет лотарингов, сообщил младший. Там никого нет. Черная смерть
По королевскому отряду, не страшившемуся никакого живого врага, прошел ропот ужаса.
Чума?
А, почитай что чума. Черная оспа, охотно делились известиями мужики. Целые деревни вымирают. Да что деревни! Замки, монастыри И по приказу его милости маркграфа все места, где зараза, выжигают. А мы, значит, при дороге сидим, упреждаем
А что Бодин? спросил предводитель отряда. Для очистки совести спросил. Понимал, что если и захочет даже, никого из своих людей в этот Бодин не загонит.
Что Бодин? Люди его милости маркграфа и поджигали. Хорошо горел! оживленно заметил младший. Очевидно, зрелище горящего баронского замка оставило у него самые приятные воспоминания. Вымерли все в вашем Бодине. Никого не осталось.
Ладно, поворачивай! предводитель махнул рукой. Страшновато, конечно, будет сознаться перед королем в неудаче, но тут уж он не виноват. Король предполагает, а Бог располагает.
На обратном пути они услышали приближающийся из-за деревьев хруст валежника. Ни один враг не стал бы ходить столь неосторожно, а друзей в этих краях у них не было.
«Лось или оголодавший кабан», подумал предводитель отряда и кивнул ближайшему стрелку. Тот уже накладывал стрелу на тетиву, когда на дорогу выползло они вначале даже не могли определить, что это такое.
Поесть, жалобно простонало существо, протягивая к ним трясущиеся руки. Поесть дайте
Дружинники во все глаза таращились на скорченные на дороге человеческие обломки.
Не бойтесь, произнесли эти обломки, я не заразный Я переболел уже
И в самом деле, сказал один из воинов, свежиеэто не язвы на нем, это ожоги
Предводитель сглотнул и спросил:
Ты кто такой?
Авель, выдохнул тот и ткнулся лицом в дорожную грязь.
«Влеки меня, мы побежим за тобою; царь ввел меня в чертоги свои, будем мы восхищаться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя! читала Азарика. Дщери Иерусалимские! черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня»
Она отодвинула книгу. Интересно, фортунат нарочно оставил сегодня Библию открытой именно на этой странице? Она оглянулась. Рядом Нантосвельта сидела за пяльцами. Склонив голову к плечу, Азарика посмотрела, как та увлеченно орудует иголкой. Сама Азарика прекрасно умела шить, но в чисто прикладных целях, поскольку во времена ее отшельничества и последующих скитаний ей приходилось починять и латать одежду троих мужчин, с которыми была связана ее жизньотца, Фортуната и Эда. Премудрости же рукоделия оставались ей чужды.
Вошла служанка и прощебетала («Когда они выучатся говорить человеческим голосом?»подумала Азарика) и сообщила о визите начальника ее личной королевской охраны. А тот, в свою очередь, доложил, что в распоряжение ее королевского величества доставлен человек по имени Авель.
Та-ак, сказала королева. Давайте его сюда.
Опустила голову, чтобы скрыть усмешку. Все школьные счета между ними давно уже были сведены, но сейчас ей непременно хотелось сказать Авелю какую-нибудь колкость. Правда, вряд ли до него дойдет так и надо выразиться подоходчивее!
В дверях послышались шагитяжелые, шаркающие. Азарика подняла голову. И замерла. В первое мгновение ей показалось, что произошло какое-то недоразумениеона не ззнала этого человека. И только потом
Нантосвельта сдавленно взвизгнула. И правдаоблик вошедшего был ужасен. Рябое лицо было сплошь покрыто свежими багровыми рубцами и шрамами. Ни волос, ни бровей, ни ресниц у него не былоначисто сгорели. А главноеон был худой. Отощавший Авель, это и в самом диком кошмаре не приснится! Азарика вцепилась в подлокотники кресла. Высокий человек в грубой хламиде опустился на колени и пополз к ей. Ей пришло в головуона не узнала его, а он-то ее узнает? Кого он видит в нейбывшего собрата по школе и дворцовой гвардии или королеву Нейстрии? Может быть, от того, что с ним случилось, он вообще помешался?
Он подполз ближе. Она увидела его глаза, и это было хуже всего. У Авеля не могло быть таких глаз! У Авеля были тупые, сонные гляделки, загоравшиеся только при виде жратвы, а эти
Озриктихо произнес изуродованный человек на коленях.
Королева протянула руку и коснулась облысевшей головыосторожно, чтобы не причинить боли.
И тогда Горнульф из Стампаниссы, прозываемый Авель, заплакал.
Милосердный Фортунату взял Авеля под свое попечение. Впрочем, он и бездомного пса пожалел бы, не только ученика, пусть и самого нерадивого из всех, что у него бывали. Под его руководством Авель готовился к пострижению. Он твердо уверился, что раз Господь избавил его от язвы смертной и пещи огненной, то оставшуюся жизнь он обязан посвятить Ему. Господня ли помощь была тому причастна или несокрушимое здоровье бывшего палатина, однако чин ангельский, от которого Авель дважды давал деру, готов было осенить его. Три раза судьбу не искушают. На глаза Азарике он показывался редкобыл занят. О своих злоключениях после побега из Парижа он ей поведал, но у него хватило ума не рассказывать о своей дурацкой связи с Рикардой (хотя Азарика, скорее всего, пожалела бы еговедь в этой истории он был пострадавшей стороной), Фортунат же тайны исповеди не раскрывал.