Если крысу завялить на ветерке, она будет съедобна или нет?
Матросы с голодухи не только крысами лакомятсяедят даже деревянную обшивку палуб, пропитанную солью. Сам видел.
Из досок причала, в сырую широкую щель вновь высунулась крысиная морда с влажным смышленым взором и знакомыми желтыми светящимися усами. На причале продолжал сидеть небольшой печальный кот и поедать глазами плавающую в воде треску.
Пхих, привычно фыркнул Арсюха и поманил крысу: Утю-тю-тю! Топай быстрее сюда! Чем больше мы оприходуем ларисоктем лучше будем спать ночью.
Всех ларисок мы не перебьем никогда! прокричал с кормы Андрюха, последовал смачный шлепок, и в воздух с писком взвилась очередная крысаих в Архангельске в шестьдесят четыре раза больше, чем людей. Специалисты подсчитали.
Описав в воздухе широкую дугу, лариска спланировала было на набережную, но не дотянула и шлепнулась в воду.
Стояло жаркое лето тысяча девятьсот двадцатого года.
Утю-тю-тю, дуй сюда! пригласил Арсюха очередную крысу на корабль. Здесь тебя ждет сладкое угощение. Он покрепче сжал руками палку. Слаще не бывает. Гы-гы-гы! В следующую минуту на его лбу возникли недоуменные морщины. И кто вам имя такое красивое придумал: лариска? А? Зовут, как расфуфыристых господских кухарок и дворничих.
Словно ободренная приглашением, крыса вскарабкалась на канат и поползла на миноноску, задумчиво пофыркивающую водоотливкойтрюх-трюх, трюх-трюх
Через минуту крыса получила сильный удар по жирному телуАрсюха не рассчитал силу, вложил в удар больше, чем положено, крыса шмякнулась не в воду, а на набережную, перемахнув через весь причал, приземлилась на камни, обрызгала их кровью.
Ты чего! предостерегающе закричал Андрюха. За это нам старшой может в одно место фитиль вставить и запалить его. Рванет так, что мужское достоинство превратится в обычную яичницу.
Собаки подберут, лениво отозвался Арсюха, через двадцать минут набережная будет чиста, как стол в кубрике после обеда.
Держи карман шире. Собаки ныне даже английскими консервами стали брезговать, не то что сомнительной свежениной. Собака крысу есть не станет.
Печальный кот проводил взглядом крысу, совершавшую последний полет, и вновь перевел взор на треску, плавающую в воде.
Жарко было в Архангельске. Так жарко, что днем на камнях можно было печь картошку.
* * *
В доме Миллера звучала музыкаНаталья Николаевна сидела за роялем. Евгений Карлович, светлоглазый, с хорошей выправкой и поджарой фигурой, с тщательно остриженными усами, благоухающий лондонским парфюмом, приехал домой на обед.
Щелкнув кнопками белых парадных перчаток, положил их на столик в прихожей, глянул на себя в зеркало. Остался доволенне стыдно показываться Тате. Можно было, конечно, пообедать и в штабе, в гостевом зале, куда генерал-губернатор Северной области иногда наведывался с гостямив основном иностранными, но хотя бы немного времени Евгению Карловичу хотелось провести с женой.
Уже двадцать три года они вместе, у них уже подросли дети, сын стал ростом выше отца, большая часть жизни осталась позади, а Евгений Карлович до сих пор при виде жены ощущает молодое воодушевление и иногда, обронив неловкое слово, краснеет перед ней, как мальчишка. Он прислушался, стараясь угадать, что же играет Наталья Николаевна. Нет, не угадал Да и играла жена на этот раз не по памяти, а по нотам, скованно. Когда она играет по памяти, звук у рояля бывает совсем другойкакой-то игривый, убыстренный, усиленный, что ли.
Более полугода уже Миллер живет в этом доме, а привыкнуть к нему не может, как не может привыкнуть и к природе здешней, к снегам выше крыши, розовому воздуху и морозам, легко разваливающим вековые гранитные валуны на несколько частей.
В Витебской губернии, где Миллер родился, таких морозов неттам о зверствах стужи даже не слышали. В родном городе Миллера Динабурге зимы всегда бывали мягкими, каждый год на главной площади города заливали водой снежную гору, на которой с утра до вечера густо лепилась малышня.
Собственно, зима в Архангельскетоже не самая суровая, на севере есть места, где из жилья вообще нельзя носа высунуть, вода, вылитая из кружки на снег, до земли не долетаетвместо нее шлепаются звонкие ледышки. Лето в Архангельске стоит жаркое. Короткое и жаркое, с несметью света, в котором плавают тонкие серебряные паутины.
В Архангельск семья Миллеров прибыла из Парижа, где Евгений Карлович безуспешно пытался сформировать из остатков Русского экспедиционного корпуса армию, но дело это было заранее обречено на провал: уставшие солдаты не хотели умирать на чужбине, рвались в Россию, домой, и генеральские уговоры на них не действовали.
В конце концов Миллера пригласил к себе русский посол Маклаков, вальяжный, с длинной душистой сигаретой, засунутой в изящный, с точеными колечками, свободно висящими на узорчатом теле, четвертьметровый мундштукмундштук был восточный, выточен в Индии из слоновой кости и привезен в Европу
За окном уютного тихого кабинета кружились крупные невесомые снежинки.
Что-то рано ныне полетели белые мухи, озабоченно глянув в окно, проговорил Маклаков, для Парижа это явление совсем нетипичное. Маклаков не сдержал вздохаон скучал по России. И Миллер тоже скучал, очень скучал. Поздравляю вас, Евгений Карлович, сказал посол.
С чем?
Сегодня утром мировая бойня, которую мы в нашей печати именовали Великой войной, закончилась.
Господи Миллеру показалось, что он услышал собственный стон; он глянул на роскошный календарь, висевший на стене кабинета. Было одиннадцатое ноября. Перекрестился.
Вчера подписаны последние документы с Германией о перемирии. На фронтах перестали стрелять пушки. Больше они стрелять не будут. Маклаков помял пальцами седеющие виски, потом сделал гостеприимный жест, указывая на стул, прислоненный к игральному столику. Садитесь, Евгений Карлович! В ногах правды нет.
Миллер сел на стул, оглядел столик, стоящий рядом, Маклаков любил все восточное, и это был не стол, а произведение искусства, изящный, резной, сделанный на Востоке, и не увидел его броской красоты. Лицо у Миллера было ошеломленным.
Господи, наконец-то, проговорил он тихо, наконец-то! Снова перекрестился.
Я тоже считаюнаконец-то! грубовато проговорил посол. Эта война искалечила землю, вместо сердца у планетыдырка. В таких войнах не бывает победителейбывают только побежденные, да и те в основном калеки.
Сейчас мы еще не можем подсчитать потери, прежним тихим голосом произнес Миллер, он все еще не мог прийти в себя, подсчитаем лет через пять и ужаснемся! Он посмотрел выжидательно на посла, словно искал у него поддержки.
Посол промолчал. Он перебирал бумаги, лежавшие на игральном столике. Отложил в сторону вначале одну бумагу, потом другую.
Из России пришли две телеграммы, Евгений Карлович, сказал он. Вас просят срочно выехать в Архангельск. По всей стране развернулась нешуточная борьба с большевиками. Вам предлагают возглавить эту борьбу на Севере.
Миллер согласно наклонил голову:
Я готов.
Точных сведений о том, что там происходит, у меня нет, сказал Маклаков, да и те новости, которые мы получаем из России, доходят сюда с двухнедельным опозданием. Ясно одно: Россия в огне. Сигарета, венчавшая длинный мундштук Маклакова, погасла, посол выдернул ее коротким, очень ловким движением, опустил в пепельницу. Ленин пытается создать государство, которое бы работало, как некая бездушная железная машина: все граждане должны трудиться и сдавать свою продукцию на приемные пункты. Взамен получать еду и одежду Этакая всеобщая трудовая повинность на государственных предприятиях. Полное исключение частной собственности. Свободной торговли, конкуренции товаров нет и не будет. Любой бунт подавить в таких условияхвсе равно что муху пришлепнуть газетой. Во главе этой пирамиды стоят вооруженные рабочие вместе с Лениным, они дергают рычаги и управляют всем движением. В основе всегототалитаризм, жестокая подчиненность, стальная диктатура, рассчитанная на чугунные умы. Вот так, Евгений Карлович.
Маклаков знал не больше, чем Миллер. То, о чем сейчас рассказывал посол, Миллер тоже знал. Не позже, чем вчера, за ужином, он объяснял Тате, что большевики разложили, превратили в гниль фронты и превратили вчерашних умелых солдат в разбойников. Сколотившись в банды, они меняли власть в городах, будто сбрасывали соломенные шляпыодним взмахом штыка. Так в России пришли к власти большевикина разбойных штыках. Этих людей надо было осадить, а остальнымдать еду, работу, одежду, зарплату, жилье, но ничего этого большевики дать не могли. Ни сил, ни возможностей у них для этого не было. Но они нашли выходдали людям войну. Гражданскую.
Наталья Николаевна, выслушав мужа, долго молчала. Молчание ее было подавленным.
Я никогда не думала, что это может быть так примитивно, Эжен, сказала она.
Увы!
Господи! Наталья Николаевна прижала пальцы к вискам. Бедная Россия!
Я и сам не думал, пока в этом не разобрался. Пришлось прочитать речи революционных вождейТроцкого и Ленина.
И вотповторение разговора у посла. Одни и те же слова, одни и те же мысли. Даже интонации те жевсе повторилось. Миллер поднялся со стула, сжал одной рукой другую. Услышал хруст костей.
Я готов! повторил он.
Добираться придется морем до Мурманска, сказал Маклаков, а там будет уже просто: в Мурманск из Архангельска за вами придет судно.
В Архангельске уже зима, заметил Миллер.
Значит, придет ледокол, блеснул своими познаниями северной жизни посол. Но советую вначале заглянуть в Лондон, к военным. Англичане, насколько я знаю, готовы информировать вас о своих планах. В Архангельске и в Мурманске у них стоит несколько батальонов.
Это что, оккупация? не выдержав, спросил Миллер.
Нет, бескорыстная помощь добрых союзников. Ну, Маклаков протянул ему руку, счастливого пути вам. Главноена море сейчас нет этих ужасных немецких субмарин. От подписанного перемирия до мира с Германией осталось сделать всего четверть шага.
Миллер послушался совета русского посла и завернул в Лондон, где встретился с начальником Генерального штаба британских вооруженных сил генералом Вильсоном. Разговор шел на английском, который Миллер знал очень хорошо, поэтому мог в лающей речи Вильсона засекать не только тона, но и полутона, и полутона для него значили гораздо больше, чем общий, слишком бодрый настрой речи красноглазого британского вояки: глаза у Вильсона были красными, словно бы он пытался промыть их керосином.
Гораздо чаще Архангельска в речи Вильсона звучал Мурманскбывший Романов-на-Мурмане. В Мурманске стояли два английских крейсера «Глори» и «Конкрен», а также французский крейсер «Адмирал Об», сухопутных же сил было немногонесколько батальонов. Капля в моретолько на зайцев охотиться.
А если усилить ваше воинское присутствие в Северной области, генерал? аккуратно предложил Миллер. Перед отъездом он получил телеграмму из Архангельска за подписью некоего Чайковского, о котором раньше ничего не слышал, с предложением занять кресло генерал-губернатора, и теперь, таким образом, говорил от имени огромной территориивсей Северной области.
Не можем, отрицательно качнул тщательно причесанной головой Вильсон, уголки губ у него раздраженно дернулись.
Это почему же? поняв, в чем дело, насмешливо поинтересовался Миллер.
Миллер знал, что у англичан существовал планперебросить несколько корпусов на Волгу, Дон и создать таким образом новый фронт против Германии, вторгшейся на украинские земли. При такой постановке вопроса Север англичанам был совершенно не нужен, он только отвлекал внимание. Но план сгорел, а отрыжка от него осталась.
Кстати, по причине открытия нового фронта «самостийную Украину» спешно признала Францияпроизошло это пятого декабря семнадцатого года, а зимой, в начале восемнадцатого года «самостийную» признала и Англия.
Впрочем, планам союзников не суждено было сбыться. Из-за Японии. Англичане имели непростительную наивность предполагать, что на Волге окажутся интересы у Япониибогатый ведь кусок земли И совершенно бесхозный. Но Волга оказалась интересна японцам не больше, чем река Миссисипи или мутный Заир, протекающий в Африке, в Токио на планы англичан даже головы не повернули.
Гораздо больше Японию интересовала, например, Камчатка. Страна восходящего солнца была готова работать своими железными челюстями сколько угодно, лишь бы получить приглянувшийся кусок России.
Но Камчатка приглянулась и Америке. Вообще, Штаты начали с раздражением ощущать, что Япония набрала слишком большую силу и может теперь вздыбить в Тихом океане, где Америка считается единовластной хозяйкой, слишком крупную волну.
Словом, обстановка была неспокойная. Отовсюду валил вонючий черный дым и выплескивался огонь.
Ситуация изменилась, немцы подписали мир, сухо заметил Вильсон.
Не мир, а перемирие.
Это одно и то же. Вильсон повысил голос, который сделался скрипучим, каким-то режущим: говорилбудто бумагу кромсал. Да и наши крейсеры, стоящие в Мурманске, заняты будут в основном охраной английских грузов, находящихся на полуострове. Силдостаточно.
Мурманск был забит английскими товарами, это Миллер знал. Как знал и другое: местная власть во главе с Юрьевым, бывшим кочегаром, лихим человеком, балагуром и разбойником, сочинявшим, кстати, неплохие стихи, живет с «мурманскими англичанами» довольно сносно, в ладу и согласии, они не трогают друг друга, стараются помогать; если кто-то в пьяном виде норовит улечься в грязную канаву, не дают этого сделать.
Миллеру, однако, стало понятно и то, что англичане, несмотря на малые свои силы, постараются задержаться на Русском Севере как можно дольшеи совсем не для того, чтобы воевать с большевиками (самого Вильсона и его патронов устраивает любая тамошняя власть, независимо от цвета, красная она или белая или же еще какая-тополосатая либо клетчатая), цель у англичан другаяустановить над Северной областью свой контроль. Причем контроль не только экономический, но и политический.
А так они готовы ужиться с кем угодно, даже с тресочьими душами и оческами-лешими, пригнанными из печорских чащоб, лишь бы им покорно смотрели в рот и с зачарованным видом слушали английскую речь.
Это было грустное открытие. Такая политика могла в конце концов привести к окончательному захвату Северной области.
Десятого января 1919 года Миллер прибыл в Мурманск, где не мешкая пересел на ледокол «Канада». Ледокол взял курс на Архангельск.
Тринадцатого числачертову дюжину Евгений Карлович обычно старался избегать, только не всегда это удавалось, он прибыл в Архангельск, где его встречали высшие чины Северной области. Несмотря на мороз и то, что мундштуки медных труб прилипали к губам музыкантов, оркестр исполнял бравурные мелодии. Музыканты сплевывали на снег лохмотья кожи с окровавленных губ. Председателя Временного правительства Северной области Чайковского в Архангельске не былоон отбыл в Париж.
В голове Евгения Карловича мелькнула усталая мысль о том, что Чайковский попросту сбежал из Архангельска Вот только почему он это сделал? Кто ответит на этот вопрос? Миллер выбросил сомнения из головыи без них разламывало череп.
В комнату заглянула Наталья Николаевна, всплеснула руками:
Боже! Ты здесь? Я и не слышала, как ты пришел. Что же ты не сказал, что появился?
Ты так хорошо, так вдохновенно играла, что я просто не решился тебе помешать. Миллер взял ладони жены в свои руки, поочередно поцеловал. Проговорил виновато: Прости меня.
Со времени их женитьбы прошло много лет, а он продолжал любить эту женщину как в юности, с тем же жаром. Она нежно коснулась пальцами его щеки, улыбнулась понимающе.
Сегодня повар собирается угостить нас северной семгой свежего посола.
Семга таяла во рту. На столе красовался графин водки с плавающими внутри лимонными корочками. Миллер хоть и не одобрял разные стопочки, рюмочки и вообще крепкие напитки, если их было много, но пару рюмок водки, настоянной на лимонных корках, за обедом мог выпить. Здоровью две стопки повредить никак не могли, а вот настроение поднимали на весь день.