А вечером следующего дня к отшельнику наведался ещё один гость. Сильно похолодало, нанесло туч, задул северный ветер, что случается перед снегопадом. Волхв понял, кто явился, когда под грузным телом чужака скрипнули и прогнулись толстые доски крыльца. Леший осторожно потрогал дверь, пытаясь её открыть, что-то недовольно проворчал. Старик лежал на топчане, укрывшись хлопчатным бумажником, который когда-то подарил ему заезжий купец, заблудившийся в лесу. Кости ломило, волхв чувствовал слабость, тело его, за многие годы натруженное вдоволь, просило покоя и отдыха. Сегодня волхв потратил много силы, чтобы предвосхитить грядущую жизнь старшего из воинов, потому и ослабел более обычного. Через шесть лет судьба начертала ему передать многотрудную ношу юному волхву.
Ужасное лицо лешего заслонило оконце, сквозь мутную оконную пластину были видны горевшие, подобно светильнику, глаза нелюдимого великана. Отшельник попытался встать, не смог. В молодости мир был огромен, сейчас он стремительно суживался: шесть шагов до дверии не добрести. Понесла бы его земля, но ноги не держали. Чтобы дожить до встречи на поляне духов, придётся воспользоваться мёртвой и живой водой.
В двери послышалось лёгкое царапанье. Леший миролюбиво напоминал о себе. Что бродяге нужно? Скорей всего, наступившие холода погнали его к теплу. Лосёнок, спавший возле очага, насторожился, навострил уши. Выскочил из-за топчана хромой зайчонок, подобранный стариком на днях, поднялся на задние ноги, забарабанил лапами по лавке. Эй, хозяин, поднимайся, гость пожаловал! Забегал по шестку приручённый ворон, вопросительно заглядывая вниз. Живность боялась нежданных гостей. Когда здесь были воины, лосёнок и заяц смирно пролежали под топчаном, а ворон забился в тёмный угол так, что служивые ничего не заметили. Снаружи донеслось негромкое ворчание. Леший сердился. Может, голоден?
Выкопай на огороде репу!крикнул старик.Найди яму под ботвой!
Тяжёлые шаги великана удалились на огород. Ишь как понял быстро. Голод не тётка. Весной надо будет заставить лешего вскопать огород побольше. А сам старик наделает туесков под ягоды и под желудёвую муку. Земля родит обильно, прокормиться ему с лешим нетрудно. Тот добрый помощник.
Утром, выйдя из жилья, отшельник нашёл лешего под дровяным навесом. Великан устроил себе лёжку в хворосте, натаскав сухих листьев. За поленницей дров ему было тепло и сухо, спал он спокойно, свернувшись лохматым калачиком, в его огромной руке была вымытая репа. Волхв почувствовал к бесприютному бродяге жалость. Именем лешего пугают детей, его вид наводит неописуемый ужас, а нелюдимый великан нуждается в защите и заботе, как любое живое существо.
РУСЬ МОСКОВСКАЯ
ыло это тогда, когда человек верил Богу больше, чем себе, а мечу больше, чем Богу. Случалось, люди ложились спать свободными, а вставали рабами, землю пахали по обычаю, а урожай собирали по закону.
Сущность любой эпохи определяют свершения. Пятнадцатый век от Рождества Христова заканчивался заурядно, но уже изобретены пушки, книгопечатание и инквизиция, а Ренессанс породил гуманизмновое мировоззрение, которому предстоит стать жалким пасынком надежд. Европа стоит на пороге грандиозных географических открытий, они принесут человечеству ровно столько добра, сколько и зла, будет уничтожена одна из культур человечества; но в Европе появится картофель, который спасёт миллионы человеческих жизней. Неистовый фанатик Торквемада уже готов стать великим инквизитором, а величайшему сыну человечества Леонардо да Винчи исполнилось пятнадцать лет, он пока ваяет прекрасные женские и детские головки, но скоро сделает множество изобретений и заявит об одном из них: «Я не пишу о своём способе оставаться под водой столько времени, сколько можно оставаться без пищи. Этого я не обнародую и не оглашаю из-за злой природы людей...»
Можно менять веру, обычаи, законы, но не природу людей. Разница между фанатиком Торквемадой и гуманистом Леонардо да Винчи, кроме всего прочего, и в том, что первый был оптимистом, а второй, увы, пессимистом.
Историю делают люди, но время равнодушно к правителям, которые самозабвенно пытаются соорудить себе пьедестал из песка, оно, посмеиваясь, превращает царственные потуги в фарс. Во Франции правит Людовик XI, в ИспанииИоанн II, в НеаполеФердинанд I, Кристофер Моровенецианский дож, Павел IIпапа римский. Здесь цифры означают лишь очерёдность. Какой след в истории оставили после себя все эти павлы, людовики, иоанны, моро,скажет не каждый француз, испанец или итальянец. Но каждый русский знает, что Иван IIIсобиратель земли русской.
Даровитые люди нужны Руси, ох как нужны! Первым это понял пращур нынешнего государя князь московский Иван Данилович, прозванный Калитой, любивший носить при себе суму с деньгами и раздавать их нищим «сколь долонь зачерпнёт». Делал он это не совсем бескорыстно, а зная, что слава о нём, милосердном, далеко разнесётся, потянутся к Москве люди. Сам же был бережлив и, скупая земли у соседей-князей, заботился о водворении на них домовитого хозяйского порядка, переманивая к себе из чужих украин мастеровитый люд, строя на пустошах деревни, наполняя свои закрома хлебом, а казнуденьгами и на эти деньги выкупая у ордынцев пленных русичей, населяя ими свои сёла и слободы. И тогда же учил сыновей: «Допрежь всегоработной люд, кто землю пашет, избы строит, печи ложит, на них наша сила держится, их берегчи надо со всем тщанием, избавлять от татей, непосильным налогом не ломать им хребтину... Но вдвое сверх той заботы яви заботу о человецах даровитых, коих Всевышний наделил необычным таланом, зажёг в них искру божью. Оне есть украшательство земли русской, буде их большео Руси слух далеко пойдёт. Таланные, творя разные диковины, избавляя смертных от болестей, облегчая приспособлениями труд работным, выгод князю приносят немало...»
Сыновья Калиты Симеон Гордый и Иван наказ отца крепко запомнили, бережливостью и заботой о людях укрепили княжество так, что сын Ивана Дмитрий одолел татар в кровопролитной Куликовской битве. Жаль, не до конца им хребтину переломил. И вновь сын его Василий и сын Василия, тож Василий, ослеплённый соперниками и за то прозванный Тёмным, настойчиво и терпеливо продолжали начатое Калитой. А теперь тяжкий груз забот с плеч отца своего Василия Тёмного перенял Иван Васильевич.
Государь Иван богат, домовит, силёнэто не только на Руси известно. Смердов он не неволит, бояр жалует, торговля в его городах бойка, пошлины невелики. Он хоть и данник Большой Орды, но татары к нему пока ласковы, хан Ахмад самолично передал Ивану ярлык на великое княжение. Может, сейчас бы и не дал. Проведчики Ахмада уже кое о чём дознались, и хан Большой Орды грозится пойти на Москву, его к этому подстрекает и король литовский Казимир Ягеллончик, но Ахмад понимает, что прошло время, когда можно было напугать московского князя, татары Куликовскую битву ещё не забыли. Государь Иван в прошлом году сам направил рать на Казань, правда не совсем удачно, пришлось отступить, но лиха беда начало.
Кому на Руси Москва плохатак это соперникамкнязьям, она им поперёк горла. Ныне народ к Ивану валом валит, бояре иных удельных князей порой вместе со своими дворами и холопами переселяются в Москву. Великий князь всем им прокорм даёт и службой наделяем. А мелкотные удельные князьяСтародубские, Новосильевские, Бельские, Воротынские, Холмскиедобровольно признали над собой власть московского великого князя, вошли со своими уделами под его руку и стали у него «лутчими» служилыми боярами, он им отчинные земли как бы в обрат вернул, и ныне бывшие князья стали в своих отчинах управителями. А тем, кто Ивану показался слишком «поворотным», то есть могли и вспять оборотиться, он отчины не вернул, наделил землёй подале.
Великий князь поднимался на свою башню, где он любил думы думать. Один, сопровождающие в таком деле помеха. Легко нёс по ступенькам своё тело, ещё не заматерел и грузности не набрал, двадцать осьмой годок всего. Высокая бревенчатая башня называлась Обзорной, вёл к ней из жилых покоев крытый мосток. Поднималась она над кремлёвской стеной саженей на двадцать, завершаясь площадкой под тесовой крышей, откуда открывался превосходный вид на стольный город, на синеющие за ним леса и реки. Когда очам просторно, мысли текут вольно. Здесь, вдали от советчиков, у Ивана созревали великие решения.
Вот она, Русь Московская, с высоты птичьего полёта!
Давно уже нет того соснового бора, что шумел когда-то на кремлёвской горе, крутым мысом обрывающейся к устью Неглинной, а память о нём осталасьглавные ворота Кремля названы Боровицкими. Иван до сих пор помнит рассказ своего бывшего наставника Степана Квашнина о том, как зарождалась Москва. «Были на этом месте красные и хорошие сёла суздальского тысяцкого боярина Стефана Ивановича Кучки. Но прибыл сюда Юрий Долгорукий, взошёл на гору, обозрел по обе стороны Москвы-реки и Неглинной, возлюбил сёла оные и повелел сделать град мал, древян». Осталась о тысяцком Стефане память, часть города вправо от Москвы-реки и поныне кличут Кучково поле.
А какую память о себе оставит он, великий князь Иван Васильевич, третий по счёту Иван среди московских князей? Эта мысль не смущает его, ибо появилась она не от гордыни, от забот, они ему от прадеда Дмитрия Донского в наследство переданы. Как вечная тревога о земле русской.
Тяжёлым немигающим взглядом смотрит князь на север, где за лесами Тверское великое княжество. Там сейчас правит брат жены Ивана Марьи Борисовны, Михаил. Тверской князьдавний соперник московского. А за спиной ТвериНовгород и Псков, города многолюдные, богатые, ремёслами справные, торгующие с Ганзой, откуда поступает серебро, нужное для чеканки монет. И не только серебро. Воспротивится Тверь пропускать московских купцов в Новгородказна Ивана доброй трети пошлин лишится. В год восшествия Ивана на княжение заключил он с шурином договор, по которому оба согласились признать равенство Москвы и Твери. Так ведь вынужденно, ибо равенство мнимое. Москва сильнее, ей Богом дано больше, именно она, а не Тверь оказалась на развилке трёх великих дорог: перваяпо Москве-реке, которая притоком своим Истрой через Ламский волок соединяет Верхнюю Волгу со средней Окой, вторая«дорога Володимерьская», третьяот Киева к Переяславлю-Залесскому и на Ростов Великий. Именно по этим дорогам издревле течёт людской поток на север, ища безопасное проживание, едут купцы с товарами. А пошлины оседают в кошеле у князя московского. Рубль всем правит, рублём Москва крепнет, скупая земли у соседей.
У славного пращура Калиты было семь городов и пятьдесят одна волость с сорока дворцовыми сёлами, когда он «умздил» хана Едигея «многим златом-серебром», взял ярлык на великое княжение и сразу же купил три удельных городаБелозерск, Галич и Углич. Его внук Дмитрий Донской «вытягал» у смольнян Медынь, захватил Стародуб, Дмитров. Сын Дмитрия Василий купил у хана ярлык на Муром, Тарусу и Нижегородское княжество. При отце Ивана Василии Тёмном владения Москвы распространились вверх по Оке и Дне, по вятской земле дошли до Устюга. А ныне великий князь ярославский со всеми своими удельными присягнул Ивану на верность. Со времён Калиты Московская Русь вдесятеро увеличилась землёй и людом, а Тверь как была нищей, так нищей и осталась. Не хитры, не домовиты тамошние князья, больше надеются на храбрость и на то, что их призыв «друг за друга, брат за брата стоять, а татарам не выдавать...» найдёт поддержку. Иван понимает, что сие есть пустословие, никчёмное мечтательство. Из прямодушия меча не изготовить, из призывов монет не начеканить, а без денег войска не собрать. Потому быть Твери под Москвой.
Но допрежь тоговольный Новгород. Его бы следовало назвать буйным, потому как высылает он разбойничьи ватаги удальцов-ушкуйников, те на судах плавают по верхней Волге, разоряют московские владения на северо-востоке, отчего население там худо приживается. Пришлось послать в Новгород Хоробрита-проведчика, чтобы... Но это большая тайна, её даже в мыслях держать опасно, вдруг нечаянно проговоришься. Иван невольно оглянулся, не стоит ли кто позади, среди его бояр есть тайные волхвы, умеют угадывать мысли. Но площадка была пуста.
Самая большая бедаврагов у Москвы много. Ох много! Недавно Степан Квашнин подсчитал: Москва со времён Ивана Калиты половину прошедших лет воевала, а вся Русь и того более. Редко выпадал мирный год. Тяжкая доляждать со всех сторон грозы.
На западе Литва воинствует. Смоленское княжество себе прибрала, унию с поляками сотворила, католичество приняла. Правитель тамошний Казимир и сын его Александр воители славные. У Ягеллы-отца Казимира-мать была тверской княжной, стало быть, сродственник Михаилу. Сойдётся ли православный с католиком? Если да, жди беды. А пущий опас в том, что Ягеллончик подговаривает большеордынского хана Ахмада выступить совместно против Ивана. А ежли к этому союзу добавится ещё и Казань, тогда замкнётся вокруг Московской Руси враждебное кольцо. Узел сей разорвать можно союзом с Менгли-Гиреем, ханом крымским, но тот давний союзник Казимира, хотя склоняется и к союзу с Москвой, потому что Османская империя грозится захватить Крым и свергнуть Менгли-Гирея.
Но пущий опас с востока и югаКазанское ханство, Большая Орда, Ногайская Орда, Астраханское ханство. Они закрывают Руси путь на юг по Волге,купцам большое стеснение. Правда, торговать никто из ханов не запрещает и даже поощряет, но если каждый год ждёшь войны, то купцам от торговли радости мало. Ногаи в южных степях кочевьями густо ходят. Там их сила несметная. Ни проходу, ни проезду по сухопутью. Разорять русские земли для татардело привычное. В прошлом году Ахмад конницей на низовые города ходил, напал было на Калугу, но воевода Данила Холмской отбился, Ахмад поопасился, ушёл. В отместку Иван на Казань рать посылал, да неудачно. Облегчение Москве единственное в том, что ханы между собой не ладят. Астраханский султан Касим считает себя прямым потомком сына Чингиза Дясучи, а это значит, у него больше прав на золотоордынский престол, чем у Ахмада. От того он ярится и при случае всадит нож в спину Ахмаду. То же и в Казани. Там соперничают между собой местные беки. Одни хотят на казанский престол царевича Касима, тёзку астраханского султана, а другие поспешили возвести Ибрагима. Тогда обиженный казанский царевич ушёл со своими людьми на службу к Ивану.
Не за себя сердце болит, за Русь. Велика она, обильна, да недужна удельной враждой, а оттого слаба. Собрать её надо как можно быстрее, но время требуется и сила. А чтобы Руси мощь поиметь, торговлю нужно наладить, особенно со странами, что на юге и на западе. Недавно приезжал в Москву венецианский посол Джан Батиста Тревизан, якобы хотел, чтобы Московия помогла Венеции в войне с турками-османами, захватившими оплот православия Константинополь. Иван бы и рад помочь, да через татар не пробиться, Литву не перейти. А тут Тверь под боком, буйный Новгород. Тот венецианец красно баял про полуночные страны, мол, и государи в тех странах самодержцы, и бояре у них покладистые, и народ послушный и трудолюбивый. Города, мол, там сплошь каменные, мостовые мощены, чисты. Дороги вельми удобны. Много учёных-книгописцев и изобретателей, выдумавших огнемётные машины, мушкеты, пушки. Про новое оружие Иван давно знает. Уже послал Андрея Холмского, брата воеводы Даниила, к свеям, чтобы мастеров по литью пушек в Москву пригласил. Наказал, чтобы сулил любые деньги, лишь бы приехали, научили оружие изготовлять, чего-чего, а железа у нас хватает. Пушки уже имеются у Твери, у Казимира. Недавно проведчики прознали, что и у турок много пушек было, когда они Константинополь приступом брали, стену крепостную железными шарами проломили. Теперь вот надо стены толще делать. Сейчас бы то огнемётное оружие да под Казань. Враз бы управились. Пораньше следовало новшества у себя ввести. Отстала Русь от полуночных стран, надобно искать людей даровитых. Думы, думы... Не оставляют они в покое даже на короткое время. Взять того же Батисту Тревизан. Каков хитрец оказался, новых тревог прибавил. Он из Москвы к Ахмаду наладился. Зачем? Проведчики вызнали, что венецианский дож Кристофер Моро дал ему секретное поручение уговорить золотоордынцев напасть на турок-османов, с которыми Венеция ведёт войну. Для Москвы сие полезно. Ну, а если этот новый союз позже оборотится против Руси?
А тут ещё напасть. Иван невольно поморщился, до того неприятна даже мысль о ней. Как-то так получилось, что московский государь наособицу от других государей стоит, он им как бы чужой, не порфироносный. Недавно король Казимир доказывал московскому послу Никите Беклемишеву, что у великого тверского князя Михаила на Русь больше прав, чем у Ивана, ибо Михаил из того же гнезда Всеволожского, а московские князья ещё с тех далёких времён, когда Всеволод Большое Гнездо отчину свою делил между сыновьями, всегда были младшими, а потому им и достался «заброшенный угол». Это уж потом Москва возвысилась, но суть от этого не меняется. И первый сиделец в «заброшенном углу», Владимир, был младшим среди братьев, и второй, Михаил, прозванный за своё забиячество Хоробритом, остался младшим. Право на властительство всегда у старших, недаром говорят, поперёд батьки не суйся. Стало быть, если Иван и объявит себя государем, то в глазах других царей альбо королей он будет самозванцем. Эта мысль для Ивана мучительней остальных.