Старика понять надо,терпеливо сказал Афанасий.Ежли он зверьё лечит, то какой же он злой? А мы к нему во всей справе попёрлись. Я слыхал от старых людей, что раньше волхвы лес от всякой напасти берегли, людей учили, мудрость у них была особенная, ведовская. Надобно его послушать.
Тебе его ведовство зачем?
А вот зачем.Афанасий приподнялся на стременах, оглядывая раскинувшиеся вокруг просторы.Баская земля наша, друже, испокон веку стоит, терпелива, словно мать родная, кормит нас, красотой своей ублажает, пристанище всякой птахе даёт. Вроде как печаловаться нечему! А вот чую я тревогу, Дмитрий! Добром ли мы своей матери родимой платим на заботу её? Татарская конница идётземлю топчет! Князья между собой ссорятсяопять же земле пагуба. Доколе она терпеть станет? Может, тот кудесник знает?
Дмитрий ошеломлённо уставился на своего спутника. Подобных мыслей Афанасий никогда не высказывал. Вот так лучший проведчик Тайного приказа! Всегда молчаливый, сдержанный, скорей даже угрюмый, не знающий страха могучий боец, выполнявший самые опасные поручения государя, казалось, кремень, а не человек,и вдруг такое! Дмитрий привычно перекрестился.
Ты чего глаголешь? Откуда набрался?пробормотал он.Грех большой тако рассуждать!
Почему?
То божья заботаземлю хранить. Не нашего ума дело! Гордыня тебя обуяла!
Гордыня?усмехнулся Афанасий.А мне думается, наоборот.Он замолчал.
Они увидели знакомую тропку, заросшую подорожником. На этот раз подорожник был примят копытами лошадей. Афанасий весело сказал:
Ну-ка, Митрий, поведай смешное!
Смеш-ное?ещё более поразился его молодой спутник.К месту ли?
К месту, к месту, жги!
Ин, ладно.Дмитрий почесал щёку, зарастающую рыжеватым кудрявым пушком.А вот слышь, Васька Ховрин надысь смеховину баял. Жил-был человек, водил дружбу со скрягой. Как-то он молвит скряге: «Уезжаю, друже! Долго не вернусь. Подари-ка мне своё кольцо, буду носить, не снимая с перста. Станет скучно, погляжу на него и тебя вспомню!» «Эге ж,отозвался скряга.Ежли тебе в дороге станет скучно, ты лучше на свой пустой перст глянь! Как посмотришь, так сразу вспомнишь, что, дескать, просил я у такого-то кольцо, а он мне не дал!»
Оба рассмеялись молодым здоровым смехом. И сразу как бы повеселело вокруг, из-за туч выглянуло солнце, осветило лес. Вот и ручей. А возле него избушка на поляне. Медведя возле крыльца уже не было. По лужайке носился на высоких ногах лосёнок, взбрыкивая, бодая воздух неокрепшими рожками. На крыльце стоял босой отшельник и пристально смотрел на подъезжающих светлыми кроткими глазами. Мир и покой царили вокруг. Жеребцы шли без опаски, только ушами прядали и хвостами помахивали, отгоняя припозднившихся слепней.
Будь здрав, отче!приветствовал старика Афанасий.Нас не пасись, мы добрые христиане!
Вижу,без улыбки отозвался старик.Потому и позволил вам приблизиться.
Афанасий и Дмитрий переглянулись, услышав речь отшельника. Она была необычной для слуха, привыкшего к московскому певучему говору, как если бы фряжец излишне правильно произносил знакомые слова. А старик не отводил глаз от Афанасия, словно пытаясь проникнуть в его замыслы. И вдруг лицо его стало приветливым. Так вот какой гость пожаловал к нему! Росту среднего, широкоплечий, статный, толстая шея и крупные руки говорили о богатырской силе, а сдержанно-суровое лицоо постоянной готовности к схваткам. О, это грозный воин, дело которого рубить, а не размышлять. Но порой на хмурое лицо приезжего наползала задумчивость, и тогда взор его становился потаённым, украдчиво-зорким, что свидетельствовало о мятущейся душе.
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною...
Волхв обладает даром не только видеть глубинную сущность человека, но и прозреть его будущее.
Отшельник пристально смотрел на старшего воина, и упорный взгляд его проникал сквозь время, силой сосредоточенности раздвигая грядущее, подобно пластам зыбкого тумана, тающего под зраком солнца. Перед внутренним взором старика возникла огромная река, корабли, плывущие по ней; распахнулась степная даль, показались стремительно скачущие по равнине всадники, промелькнули в смутной зыби чужедальние города, улицы, полные смуглых людей в белых одеяниях и тюрбанах; опять синее море и корабли; проплыли высокие горы, дремучие леса, деревья, увитые лианами; и вдруг возникла знакомая поляна духов, странник, устало бредущий к дубу-великану. Видение исчезло.
Но волхв уже знал, зачем воин шёл к дубу.
Перед ним был человек, которого он так долго ждал.
Не знал об этом только сам Афанасий, он лишь ощутил, как от старца вдруг нанесло жутью. Дмитрий вздрогнул и привычно перекрестился. Афанасий под пристальным взглядом кудесника не решился повторить движение своего спутника. Почемуон и сам не понял.
Отшельник облегчённо вздохнул и пригласил гостей в избушку. Те не чинились, привязали лошадей к столбу крыльца, вошли в низкую дверь. Проведчик великого князя Ивана должен знать как можно больше. И везде быть своим, в толпе смердов не выделяться, татарским языком владеть, купцом прикинуться, с вельможей держаться на равных. А вот с кудесником он, недреманное око государя, ещё не встречался.
Жильё отшельника выстроено из крупных брёвен, рубленных «в лапу». Освещает его крохотное слюдяное оконце. Топится не по-чёрному, а очагом из камней, тягав каменную же трубу. Лежак с травником, лавка, ларь, кадь, корытце, ведро, чашка с ложкой. На стенах пучки трав, отчего запах в жилье приятный. На столе стопка берестяных «грамотничков» для письма, рядом острое писало. Афанасий как бы случайно скользнул взглядом по верхней берестянке. «А случится кому раненому быть... иди к дубу... увидишь валун великий и мшистый, под ним... два родникаодин с живою водой, другойс мёртвой... старик той водой лицо ополоснётстанет юношей...» Складно! Надо запомнить.
Гости уселись на лавку. Старик подал им дубовую братину с сытой. Воины отпили, вежливо поблагодарили, утёрлись долонями. Глаза старшого построжали. Волхв понял, что ему сейчас будет учинён допрос.
Знахарство ведаешь?спросил Афанасий.
Ведаю,улыбнулся старик.
Лекарствовать гож ли?
И к этому свычен.
Вижу, не местный ты, из каких украин будешь?
От ляхов перебрался. От воителей подале. Лес-то един.
Лес един, да межи разные. Пошто не в деревне живёшь?
Привык одиночествовать.
Вмешался Дмитрий, спросил:
Разве в защите не нуждаешься?
Лес меня бережёт. Он же и кормит,сухо ответил старик и добавил:А зверьё мне не помеха.
Родичей имеешь?
Нет. Стар я, сыне.
Афанасий повёл глазами на спутника, и тот умолк, хотя, видно, любопытство его жгло. Несвычно Дмитрию зреть таких отшельников. А видно, что человек особенный. Не смерд, но и не лепший. Кто же он? Афанасий понимал, что ему бы следовало задавать другие вопросы, те, которые и привели проведчика сюда, но привычка брала своё, и он как бы со стороны слышал свой голос, упрямо долдонивший:
Крещён ли, отче?
Земле поклоняюсь. Мудрости высшей.
Разве мудрость господа нашего не наибольшая?Глаза проведчика построжали.
Ответ старика прозвучал неожиданно, горечь прозвучала в нём.
Было время, сыне, земля-матушка всех объединяла, ей молились, ей верили, и она детей своих в обиду не давала, ибо мудрость её испокон веков в тысячелетиях устоялась, своя, не заёмная, и боялись люди творить зло, потому что земля вот она, под ногами, она жизнь всему сущему даёт и в неё всяк ложится. Но примет ли она того, кто ей обиду причинил? Ох, придёт время, накопятся в ней обиды, откажет она чадам своим в извечной милости!..
Дмитрий незаметно толкнул Афанасия локтем в бок, но тот не обратил внимания на тычок, слушал отшельника, опустив голову.
Ты вот спрашиваешь, сыне, мудрость господа нашего разве не наибольшая, а сам своим вопросом уже заранее утверждаешь, мол, другого и быть не может. А ведь до царя далеко, до бога высоко, а землю-матушку ты каждый день зришь! Те, кого ты богом своим считаешь...
И тут Дмитрий властно крикнул:
Замолчь, старик! Не смей так говорить!И строго обратился к Афанасию:Ты как знаешь, а я должон об этом разговоре доложить куда следует. Не можно нам слушать измышления еретические. Это ж чистый стригольник!
Стригольникиеретики, распространившиеся по Руси из Новгорода, смущающие христиан православных тем, что не признавали за церковными служителями права поучать людей, ибо, как говорили они, «сии учителя стяжатели, лихоимцы, блудники суть, ядять и пьют с пьяницами, развратничают с жонками мирскими...» Сия ересь страшна, велено её искоренять всячески. Недавно митрополиту Зосиме из Твери донесли: «Побиша стригольников, еретиков дьякона Никиту и Карпа простьца и третьего человека с ними свергоша с моста утопления для». Афанасий спохватился. Великий князь Иван Васильевич велел настрого выявлять смутьянов и пытать на дыбе, чтобы сие вольномыслие дерзостное не распространилось. Не следовало брать к отшельнику Дмитрия, надо было ехать одному. Досадуя на собственную непредусмотрительность, Афанасий нехотя приступил к обязанностям проведчика, хотя знал, что его спутник вряд ли решится доложить об этом разговоре начальствующему над Тайным приказом князю Семёну Ряполовскому. Воин ещё раз цепко оглядел избу, спросил старика:
Кто брёвна в стены клал, отче?
Сам,кратко ответил тот.
Брусишь, отче! Тут сила немалая потребна.
Сам,сухо повторил отшельник.
Добро. Поверю. Зачем на нас морок навёл?
С оружием вы в гости ехали, а у меня другой гость был.
Что медведя лечилто ладно, всякий зверьбожья тварь. Но чую, заклинания ты ведаешь, ладно ли это?
А разве христианские молитвыне заклинания?
При ответе старика Дмитрий вновь возмутился, хотел что-то сказать, но уже Афанасий толкнул его локтем, мол, молчи и слушай. Отшельник вдруг улыбнулся, произнёс:
Приедешь ты ко мне, Афанасий, ещё много раз. Но уже один.
В его словах прозвучал, как показалось проведчику, намёк. Он нахмурился.
Откуда тебе моё имя известно? Грядущее ведаешь?
Ведаю. И скажу заранее, много тебе предстоит узнать, сыне, многажды меня вспомнишь добром. Сведаешь ты и магометанство, и Буту, и веру индиянскую, с умными людьми познакомишься. Тогда и найдёшь свой путь!
Бутаэто кто?
Мудрец земной. Жил задолго до Иисуса. Много людей на Востоке в его вере пребывают...
Дмитрий, ерзавший на лавке, вновь перебил отшельника.
Всё то ложь и наваждение сатанинское! Одна вера истиннаправославная!
Магометане считают иначе,безразлично заметил хозяин избушки, поглядывая на Афанасия. А предки русичей пребывали в балховстве, по-нынешнемув язычестве, о христианстве и не помышляли...
Брусишь непотребное, старик!гневно воскликнул младший воин.Православие испокон веков на Руси! И деды наши Иисуса почитали, и прадеды! А вот у тебя ни одной иконы в жилье нету! Перекреститься не на что! Это как?
Чтобы оборвать опасный разговор, Афанасий поднялся с лавки. Тотчас вскочил и Дмитрий, им вдруг овладел страх. Теперь старик не отрывал от младшего путника своих сверкающих глаз из-под седых кустистых бровей и молчал. Ковыльные волосы его почти закрывали лицо, отчего огненный взгляд волхва, казалось, проглядывал сквозь заросли белой травы. Афанасий на всякий случай спросил:
Лекарь из тебя добрый, отче?
Не лечу я людей.
Пошто так?
Зарок на мне,мучительно трудно выдавил отшельник.Не велит он людей врачевать.
Грядущее далеко зришь?
Зоркости во мне нет прежней. Что вижукак в тумане. Слабею, сыне. Замены жду.
Добро!думая о своём, заключил Афанасий.Великий князь Иван Васильевич никому не препятствует селиться на его землях, лишь бы его воле покорялись и десятину в казну вносили.Он многозначительно помолчал, ибо отшельник вряд ли делал то и другое, добавил:Доложу я о тебе...
Мирославом меня звали. А в детстве Блаженным.
Доложу я о тебе, Мирослав, дьяку Ваське Мамырёву, аль боярину Квашнину. А там что решат. Очаг у тебя добёр. Тоже сам клал?
Сам. Свей из Новогорода научил. И насчёт брёвен не сомневайся. Жил в древнем городе Сиракузы геометр Архимед. Он много всяческих приспособлений выдумал для облегчения труда. Аз еcмь его рычагом пользовался.
Афанасий вспомнил, что дьяк Мамырёв несколько раз упоминал о греке Архимеде, веско произнёс:
Вижу, учен ты. Надо б тебя в Москву взять. Летопись по своему почину ведёшь?
Не летопись это...
Писаниями в монастырях занимаются, аль при князе великом,строго сказал Афанасий, видя, как внимательно слушает его Дмитрий.Твой труд втуне пропасть может. Это вред для Руси. Великий князь Иван Васильевич денно и нощно о нас хлопочет, жилы из себя тянет, чтоб державу укрепить, дух народа поднять, ума ему придать, от татаровей поганых Русь освободить. Тут каждое слово, не в глупе сказанное, дороже жемчугадиаманта. А ты, отче Мирослав, в лесу хоронишься, таем летописание ведёшь. Не праведно сие!
Отшельник промолчал. Чужая назидательность для простых смертных вполне уместна, возразитьзначило дать повод младшему воину обвинить его в нечистых помыслах.
Гости поблагодарили хозяина за угощение, степенно поклонились и вышли.
Возвращался Афанасий молча, обдумывая встречу с кудесником. Досадно было, что не удалось выпытать у старика то, чего хотелось, о чём он спрашивал себя много раз и не находил ответа, что приходилось скрывать от окружающих, ибо его вопросы могли показаться не чем иным, как ересью. Тайное желание познать будущее возникло у него давно, когда созрел ум и богословские книги перестали его удовлетворять. Например, по христианским заповедям русские князья должны жить между собой в дружбе. Но этого не происходило. Почему? Не значило ли это, что в мире есть силы более могущественные, чем родство и заветы отцов, и нынешнее состояние Руси зависимо от них, равно как и грядущее? Об этом и желал он поговорить с чародеем. Мучительно жить в неведении.
Жаль, Дмитрий помешал. На обратном пути следует ещё раз завернуть к волхву, но уже без напарника. Дмитрий храбрый воин, исполнительный, но слишком усерден в следовании вере.
О сём разговоре я сам князю Ряполовскому доложу,сказал Афанасий молодому спутнику.Ты же промолчи, тут опас великий, одно слово много значит, не то скажешь, быть старику на дыбе! Не злодей он и не стригольник, а человек безобидный. Видел, как он медоеда лечил?
Видел, Афонь,вздохнул Дмитрий.У меня тож душа есть. Тебе, конечно, лучше с Ряполовским поговорить,вот только невдомёк, чего волхв плёл, мол, ты и магометанство сведаешь, и Буту. Ещё чего-то про твой путь, ась?
Поглядим, коль поживём,неопределённо ответил старшой, добрея к своему верному товарищу, не раз бывавшему с ним в опасных переделках.Может, он и прав. Хочется мне на чужие народы посмотреть, как в дальних землях люди живут, что за государи ими управляют, какие силы те народы таят.
Ты про татар, что ли?
Татары нам хорошо ведомы, друже, чего от них ждать, мы всяко знаем. Кроме них, другим народам несть числа. Особливо в тех землях, где зим не бывает...
Неуж есть такие страны, Афонюшка, где весь год тепло?
Сказывают купцы, что есть.
Вот бы пожить где!невольно вырвалось у Дмитрия.Вот куда надобно было нас послать, мы б уж там всё сведали! А в Новогороде чего мы не видали?
Афанасий не ответил простодушному товарищу. Молод он ещё, неопытен. Князь Семён Ряполовский, посылая их, строго-настрого запретил разглашать что-либо, касающееся секретного поручения.
«С тебя спрос, Афанасий Микиты сын!сурово изрёк он.Молодшим знать о том не можно, им и сыты не надобно, дай поглаголить. Помни, что ты и Дмитрий купцы тверские и едете в Новогород посмотреть на тамошний товар. И боле ничего. Дмитрий у тебя для поручений попроще. Об остальном заботься самолично. Кроме тебя о секрете только государь знает, Квашнин да я».
Боярин Степан Квашнинприёмный отец Афанасия. Двадцать лет назад отбил Степан восьмилетнего отрока у бродячего отряда татар, напавших на усадьбу родителя Афанасия Никитина, и воспитал приёмыша как родного сына. С того времени проведчик дал себе зарок не обзаводиться семьёй, пока не отомстит татарину Муртаз-мирзе, что навёл разбойников на усадьбу отца. До сих пор та клятва не снята. Вспомнив об этой боли, Афанасий помрачнел.